Последний ветеран (или Раб шлюхи)

В подвальчике муторно и парко. Отсветы огня, пляшущего в буржуйке, сквозь приоткрытую для света дверку-заслонку озаряют на полосатых матрасах гомоэротическое видение. Двое обнаженных, бритоголовых мужчин, сами крепкие, как баклажаны, упитанно-основательные целуются и ласкают друг дружку, словно в начальной сцене из «Эдуарда ІІ» Дерека Джармена. Мужчины – законнорожденные дети эпохи. В прифронтовом городе они заняты на фортификационных работах. Все женщины и дети в эвакуации.  

Оцинкованная дымовая труба выходит в зарешеченное окно подвальчика. По ней стекают звуки: отшлифовано-истерические они падают с белых беспилотников, барражирующих в неясном, штормовом небе. Звуки по-зверски белые. Незримый снег, им забиты носы и глотки. Умиротворение пустотой, хлынувшей сквозь руины.  

«Сатанинские орды полуразложившегося бандеро-натовского режима искусственно собранных территорий охватило паническое бурление, когда святые войска стратегического сдерживания нанесли сокрушительной удар врагу у хутора Барсучьи Броды. Силы собакоедов из КНР бесславно отступают за МКАД. Протесты предательских матерей в Махачкале героически подавлены зарином и чумной палочкой. Метавший сконструированные на досуге по японским анналам фарфоровые бомбы с зараженными блохами лейтенант Трубочкин представлен к медали за храбрость ІІ степени».  

В темноте подвала что-то заворочалось. Бледная, дряблая кожа показалась из-под рваного одеяла. Лысый череп в пигментных пятнах, кустистая седая борода. Костлявые руки бесцельно шарят вокруг.  

– Вася, Марина, детки, вы где? Дима, Алеша, внуки.. Кто тут, что это все?  

Мерцающий голос, похожий на звук ломаемой соломы. Недоумение и страх отпечатаны на лице.  

– Завались! – бросает ему один из мужчин (и сразу своему другу). – У деда нелады с башней. Особенно как проснется, ни шиша не вдупляет. На него гаркнуть надо, чтобы в себя вернулся. За стольник ему кажись, но это сосед рассказывал. Документы сгорели, когда в дом пиндосы пульнули. Не ходит, шавка, но польза от него есть.  

– Какая, дорогой, польза от такого говна прокисшего? Ты бы отдал его, пусть бы вывезли.  

– Он подвал сторожит, когда я клиентов не принимаю. И бомбе готовит. Дар конголезских ополченцев. Культурная диффузия. Некоторые из наших вояк и на дженкем ихний подсаживаются, говорят, под ним, это, лучше переносишь инфразвуковую атаку, но по-моему оно чересчур… нескрепно что ли. Ты как заплатишь?  

– А сколько платить-то?  

– Мои расценки не меняются. Петтинг бесплатно. Три сердечника за минет. Пять за то, чтобы твой цокор увидел шоколадное бетельгейзе. И сердечники голые. Не надо тащить всю выхлопную систему, не лом собираем. Вынимайте их из каталитических нейтрализаторов, не мучайте моторику пожилого. Он потом начинку с промедолом из противорадиационной аптечки смешает, и я с тобой поделюсь, приглянулся ты мне, сердцеед-зенитчик.  

При звуках голосов старик оживился. Его руки нащупали кухонный пестик, и он, боязливо поглядывая на хозяина притона, принялся толочь в пыль сотчатые куски сердечников в обрезанной болгаркой под пепельницу артиллерийской гильзе. От усилий дед обмочился, темное пятно расплылось на одеяле, как вылезший из листьев масленок.  

– Я его выдрессировал. Только грубая сила и унижение превращают животное в человека. Хочешь, сделаю тебе массаж бамбуковыми палочками?  

– Конечно… Эхма, вот удовольствие! Хотел бы я дожить до ста лет, изведать все закоулки мира, покрыть познанием его загогулины.  

– Нет, дружок. Мы превратимся в атомное стекло, в тринитит, и нами будут играть эволюционировавшие тараканы, которые понесут факел разума во Вселенную вместо нас.  

– Думаешь, спасения нет?  

– Есть, ясное дело. Не поддавайся пессимизму. Возмездие неизбежно. Мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут.  

– Ну братец, спасибо. Пойду я, заступаю через час на боевое дежурство. В следующий раз занесу сердечники.  

– Не обмани!  

– Слово офицера российской армии.  

– Я провожу тебя до позиций.  

Мужчины быстро оделись и, поправив друг на друге военную форму, вышли из подвала, с железной нежностью держась за руки. Напоследок, шлюхан бросил презрительный взгляд на деда.  

– Паши, дармоед. Не жрать без меня баланду. А то…  

И он с обратной улыбкой Ди Каприо из «Убийц цветочной луны» шлепнул офицера-зенитчика по пухленькой ягодице. Тот засмеялся и поскреб кадык аккуратным розовым ногтем.  

Старик вздрогнул, рука с пестиком заработала быстрее. Полученный порошок он ссыпал в коробки из-под сухпая.  

Через час рутинной работы в подвальчик снова поползли звуки.  

«Свобода, уважение к государству и правам граждан – это стереть с лица Земли генетический код переоцененной жизни. Крымский мост скоро будет отстроен из трупов военнопленных. Туркменистан последней из бывших союзных республик был принят в НАТО. В течении ближайших суток российский сегмент МКС будет отстыкован и сброшен на Ашхабад. Казаки с подводных лодок провели референдум в территориальных водах островов Питкэрн. Да здравствует новый субъект нашей славной Родины! »  

Вдруг небо разразилось красными всполохами. Старик поднял голову и смотрел через окошко, как светящиеся волокна тянутся к парящим белым птицам. Это работал по беспилотникам израильский лазерный комплекс.  

Начались взрывы, дроны падали на дома. Потом всё заволокла дымовая завеса.  

В гробовой тишине старик отложил пестик и, запустив руки под одеяло, стал копаться в грязном тряпье лежанки. Он достал побитый молью бархатный альбом цвета советского знамени и раскрыл его на первой странице.  

Там было групповое фото – 6-й отдельный гвардейский полк связи, 1943-ий, Курск. Люди – одинаковые, статные, как стеклянные бутылки из-под кефира. Он знал, что тоже есть на фото, но себя молодого не узнал в массе. Изображены были представители разных национальностей: грузины, молдаване, литовцы, украинцы, буряты.  

Старик вынул откуда-то проволочку и стал выцарапывать сослуживцам лица. Один за другим мертвецы на фотографиях переставали быть.  

В подвальчик тек запах жженого пластика. Старик торжествующе хохотал, орудуя над прошлым, подвывал он с бесшабашным задором, брызгал слюной, корчил гримасы ненависти и жил дальше.