День рождения перевозчика. Глава 10. Пятница-развратница.

Глава 10. Пятница-развратница.  

Итак, пятница, четвертое февраля. Мы удачно получили транзитные финские визы и забронировали билеты на паром из немецкого Травемюнде до Хельсинки на среду, девя-тое февраля. На профилактический осмотр машины в мерседесовский центре техобслуживания Боря был записан аж на понедельник, так что свободного времени у нас было предостаточно. Побродив еще какое-то время по Кёльну, мы отправились в ставший за многие поездки уже родным Нойсс. К нашему удивлению, это оказалось не так просто. Как выяснилось, множество дюссельдорфцев работают в Кельне и вечер пятницы оказался не самым лучшим временем для автопутешествия из Кёльна в Дюссельдорф. В пробках на въезде в город мы провели не менее часа. Так что к отелю подъехали, когда уже совсем стемнело.  

Боря, сославшись на усталость, решил остаться в номере, а мы с Димой отправились в ближайшую штубу. Как-никак, пятница, всё-таки!  

Штуба оказалась совсем рядом с отелем. Как и все подобные заведения Германии в пятницу вечером она была переполнена. Мы пробрались к стойке и с трудом отыскали скраешку два свободных места. Взобравшись на высокие табуреты, мы дождались, когда бармен обратит на нас внимание и заказали по двойному кюммелю – национальной немецкой тминной настойки – с «прицепом». «Прицепом» в этот раз были большие кружки густого темного пива.  

Из закусок у стойки были только орешки и чипсы, и через час пребывания там в головах у нас уже изрядно шумело. Как водится, душа требовала общения. И таковое тут же нашлось. Рядом расположились три немца. Как любая уважающая себя немецкая компания, насчитывающая более одного человека, они производили очень много шума. Градус их веселья приблизительно равнялся нашему. Почему только русские пользуются в мире славой выпивох? Может быть, мы сами с радостью поддерживаем и распространяем этот штамп?  

Как я сказал, накал веселья немцев был приблизительно равен нашему, и желание расширить круг своего общения, по-видимому, также было сопоставимо. Один из них, худой рыжий мужичок, сидевший рядом с Димой, давно уже с интересом поглядывал на нас, прислушивался к чужой речи и явно ждал удобного случая, чтобы заговорить. Наконец, он не выдержал и обратился к Диме на ломанном русском:  

– Прифет! Откута ви?  

На лице Димы не отразилось и тени удивления. Впечатление было, что он только и ждал подобного вопроса.  

– Здорово! Россия. Москва. Дмитрий моё имя. Можешь Дима называть. А это – мой друг Николай. Коля, значит.  

Не знаю, все ли понял немец, но имена наши, похоже, запомнил. Он ткнул себя пальцем в чахлую грудь:  

– Курт, – коротко представился он и протянул узкую холодную ладонь сначала Диме, потом мне, – Пауль, Петер. – Назвал имена своих спутников.  

Чокнулись. Выпили за знакомство, предварительно проорав немецкую здравицу:  

– Прозит! – В устах немцев это звучало, как «Прост! ».  

Дальнейшее общение осложнялось, во-первых тем, что все мы сидели за барной стойкой в ряд, как в кинотеатре, во-вторых, естественным языковым барьером. Курт, живший раньше в Восточной Германии, как все ГДРовские школьники, в обязательном порядке изучал русский, и с тех пор, естественно, изрядно подзабыл его. Приятели же Курта могли сообщить нам на русском весьма ограниченный объем информации, что они и сделали в первые минуты знакомства. С радостно-глуповатыми выражениями на физиономиях они, перебивая друг друга выдали:  

– Матрьёшька, баляляйка, фотка, бабУшька, – с ударением на «у», Корбатшьёв и, почти без акцента, – перестройка.  

Мы вежливо кивали и улыбались. Закончился этот поток информации весьма неожиданно. Пауль, лукаво улыбаясь, явно ожидая нашей реакции, выдал:  

– Ити на х…й!!!  

Он-то ожидал нашей реакции, чего не скажешь про нас. После пасторальных «ба-бУшки и матрьёшьки» получить столь откровенные инструкции от знающего лишь пару русских слов немца, было и впрямь неожиданно.  

Пару секунд мы сидели с недоуменными физиономиями, потом наступила естественная реакция, которую и ожидали немцы. Видимо, этот фокус они проделывали не впервые. Все впятером мы заржали в ответ на эту нехитрую шутку.  

Естественно, отсмеявшись, мы заказали всем по двойному кюммелю.  

Общение наше, надо сказать довольно оживленное, продолжилось. Протекало оно в основном с моей и Курта помощью. Вскоре мы уже знали, кто из них, где живет и работает, состав их семей, их пристрастия и увлечения. В ответ мы рассказывали о себе, своих занятиях и семьях. О горячительных напитках мы тоже, естественно, не забывали, и через какое-то время веселье достигло своего апогея.  

Не помню, что отвлекло моё внимание, но обернувшись и посмотрев на Диму, я с удивлением увидел, что Дима, матерясь сквозь зубы, пытается расстегнуть браслет своих часов. Я похолодел, поняв, в чём дело. Эта Димина привычка была мне уже известна – так называемое, «братание». В наших военных фильмах часто показывали сцены, как наши и американские солдаты и офицеры, встретившись на Эльбе, в знак уважения и дружбы, обменивались на память своими часами. Один раз уже Дима на моих глазах «братался» с каким-то киприотом, находясь приблизительно на таком же уровне подпития, как и сейчас. Но тогда он был счастливым обладателем копеечного «Полёта» производства Первого Московского часового завода, сейчас же он лихорадочно сдирал с себя недавно приобретенный новенький «Ориент Star» за полторы тысячи долларов.  

Я сжал его локоть и зашептал ему в ухо:  

– Ты что задумал, мудак? Прекрати сейчас же. Совсем охренел?  

– Семен, иди в жопу. Я сам знаю, что мне делать. Мы с моим другом Куртом выпили сейчас за содружество родов войск, и я хочу оставить ему о себе память!  

– Какое на хер содружество? Каких, сука, войск? Совсем сбрендил? Они ж – НАТО! Наш вероятный противник. До ручки допился? Ничего уж не соображаешь?  

– Советую не советовать! Ты мне не указывай, что делать, а что нет. Я уже большой, а ты мне не папа. – Пьяно упорствовал Дима.  

– Ну и хрен с тобой. Делай, что хочешь. – Я знал, что взывать к его разуму в таком состоянии бесполезно. Упрямый Дима назло мог отчебучить ещё что-нибудь похлеще.  

Наконец Дима справился с новым, тугим еще браслетом и торжественно вручил по-блескивающий в свете ламп хронометр опешившему Курту. Он довольно долго не пони-мал, что происходит, предполагая, что Дима просто, ни с того, ни с сего, почему-то ре-шил похвастаться своими часами. Когда же он понял, что от него хотят, он сначала остолбенел, но потом быстро справился со своим удивлением, деловито расстегнул пластиковый ремешок своих электронных китайских часов за тридцать марок и протянул их Диме. Побратимы надели подарки себе на руки, обнялись и мы все в очередной, который уже раз, выпили.  

В отель мы вернулись далеко за полночь. Причем, пёр Диму на себе, как этого можно было ожидать, не его новоиспеченный побратим, а ваш покорный слуга.  

Дима мгновенно захрапел, едва голова его коснулась подушки. Покинув его, я ушел к себе в номер. В голове шумело, все вокруг слегка покачивалось и плыло. Уснул я быстро.