Плач королевы леса

Плач королевы леса  

_____  

Утро.  

Сперва было пасмурно, но затем стало довольно светло.  

Лиз была напугана этим утром.  

Стоя на краю поля, глядя на свои ладошки, Лиз пыталась понять, что было с ней в тот момент, когда всё произошло.  

Ей было тринадцать.  

Всё случилось так быстро.  

Гуляя вдоль дороги, ведущей из деревни на восток, девочка кинула взгляд, охватывающий поле, где зрели колосья, будущий хлеб. И ей захотелось, чтобы всё погибло в одночасье. Тогда будто кто-то внутри ответил, а может это была она сама, но со временем, Лиз все более убеждалась в том, что не с собой внутренне она вела диалог, или не только с собой. Кто-то ответил тогда, что нужно только попросить.  

И Лиз попросила…  

С неба мгновенно посыпался лёд.  

Рядом один из крестьян вёл корову. Крупный кусок льда убил её почти мгновенно, крестьянин убежал, но был сильно побит.  

Градобитие…  

Возвращаясь в деревню, Лиз успокаивающе поглаживала себя по рукам, смотря то в одну, то в другую сторону. Везде была суматоха, люди хватали детей и прятались сами, другие уводили скот в сараи. Невероятно мощные льдины пробивали ставни и били окна, ломали заборы, истребляли оставшихся животных, и их трупы валялись здесь кругом.  

Совершив такую безумную прогулку, Лиз вернулась к той самой дороге и села там, её сжимало внутри и трясло снаружи.  

Кругом прошлась смерть.  

Но Лиз осталась цела и невредима.  

"Что теперь подумают другие люди, увидев, что я просто гуляла пока происходило это всё? " — подумала она.  

_____  

Глаза были слегка выпучены, но это не портило общей красоты лица, что была теперь дополнена струящимися локонами золотистых волос. Лиз могла быть прекрасной. Ранее она была невзрачной. Но после инцидента, после побега из деревни, теперь, когда она была вольной и бродила в лесах и горах, ей не было нужды скрывать красоты, которой она была не лишена. В её красоте было достоинство. Её красота была порождением свободы.  

Инцидент в деревне открыл в жизни Лиз новый этап.  

Сезоны сменялись.  

Крестьяне пахали и сеяли.  

Землевладелец и его прислуга разъезжали на конях, поигрывая своими саблями, строго следили за тем, как проходят работы.  

Черный замок на склоне горы, покрытой дремучим хвойным лесом, возвышался грозно. Главенствующую башню можно было видеть, стоя в полях, что располагались на склонах великой речной долины.  

Прежде Лиз была простой деревенской девочкой, чьи будни проходили в хозяйственной рутине и весёлых развлечениях сельской молодёжи, построенных на том взаимодействии, которое подразумевает намек на успех в дальнейшей жизни, в том числе интимной. Но по неизвестной причине девочка все больше теряла интерес к этим играм, должно быть потому, что не имела в них особых результатов, была в какой-то мере неуклюжей, хоть и не слишком, не отличалась смекалкой и часто откровенно тормозила.  

Изредка в глазах Лиз горел неясный окружающим огонёк.  

Все больше она проводила время не с подругами, а гуляя по окрестным полям. Однажды, идя вдоль дороги и преодолев так слишком большое расстояние, в дневной переход, она вдруг испугалась того, как далеко зашла. В тусклых лучах заходящего солнца лиловая окрестность выглядела иной. Странная сочность красок бросилась в глаза. Где-то среди высоких деревьев, что росли вдоль дороги, появился чёрный дым. Увидев его, Лиз рванула назад, что было сил. Лишь затем её нагнал страх, накатывающий одной большой всепоглощающей волной, сжимающей и разрывающей одновременно.  

Ей было четырнадцать тогда.  

Лиз на какое-то время стала бояться одиночества. Теперь она вновь присутствовала на всех играх, но участвовала без особого рвения, не испытывая восторга, а вообще же сторонилась окружающих.  

Пустота.  

Странная пустота изнутри заполняла её. Будто кто-то забирал всё то хорошее, что было. Постепенно в Лиз исчез интерес ко всему, что было в её жизни. Не было никакого разочарования, просто Лиз не видела для себя более ничего.  

Не было места для благополучия в будущей жизни, никто из деревенских ребят не виделся Лиз привлекательным. Возможно, кто-то и был среди них в её вкусе, но она не могла себе представить, как даст сигнал или охотно ответит на попытку завязать более глубокое и развитое общение.  

Спустя какое-то время, случился инцидент…  

_____  

Шел дождь.  

Кони воротили грязь дороги копытами, мчась по велению всадников.  

Делегация стремилась по петляющей среди леса дороге вверх, в горы, где высился чёрный замок.  

Боевая прислуга на вороных конях, одетая во все тёмное; во главе делегации на белоснежном коне юный дворянин, за спиной которого развивался белый плащ, а на голове его была белая шляпа, украшенная пышными белыми перьями.  

Начался подъем массивной железной решётки.  

И делегация въехала во внутренний двор, обнесённый высокой серой каменной стенной, замыкающейся на дальнем углу величественной цитадели, четырехэтажного прямоугольного корпуса, над которым ещё высилась главная башня, шпиль которой стремился пронзить небо.  

Дождь усиливался.  

Раздался гром.  

Полыхнула по небу расселина молнии.  

Лес был не лишен глаз.  

Где-то среди деревьев стояла совсем юная девочка с распущенными золотыми волосами и большими глазами, и смотрела на то, как торжественно врата поглощают плеяду всадников.  

Там, внутри двора всадники слезли с коней, которых тут же разобрали прислужники, чтобы увести в конюшни и позаботиться. Далее всадники поднялись по грандиозным ступеням к массивным дубовым дверям, которые раскрылись изнутри при их приближении, чтобы они очутились в большой зале, где уже их торжественно встретил хозяин замка.  

— Доброе пожаловать! — раздался под сводами бас.  

Это был крепко сложенный могучий рыцарь, черты его лица были словно вырублены топором, лицо снизу довершалось могучей бородой с проседью, в глазах был огонёк былой кровожадности.  

— Приветствую вас, отец. — Ответил молодой воин в белых одеждах.  

Воин был похож на отца, но имел все же более утонченные черты, а в глазах его была легкая грусть нового стиля.  

Сойдясь, они обнялись.  

_____  

Однажды случилась знатная охота.  

Был яркий день.  

Солнце вдалбливало свой свет, плотно покрывая всё: листву, кору деревьев, кусты, траву, одеяние всадников.  

Железные ворота чёрного замка, ставшего серым от света, медленно зловеще поднялись. Тогда замок изрыгнул из себя десятки всадников.  

Шум.  

Крики всадников, команды лошадям.  

Лай охотничьих собак.  

Труба.  

Топот кованных копыт, взрывающих землю.  

Поднимается пыль, и охотничья свора врывается в лес.  

Началась травля.  

Гончие мчались за оленем, за ними мчались кони, на конях всадники с охотничьими копьями и арбалетами.  

Черные глаза оленя сверкали страхом.  

Среди деревьев, на одной толстой ветке крупной сосны стояла Лиз и угрюмо наблюдала за тем, как эта суматоха пронеслась мимо. В её голове крутились мысли о том, что ей это не нравится, но сталкиваться с людьми ей не хотелось, она их откровенно опасалась. С другой стороны лес она полюбила за всё время блуждания и знакомства с ним, с его обитателями и секретами, к которым она ещё лишь только собиралась по-настоящему прикоснуться.  

Эти противоборство чувств прервал случай.  

Тот момент продлился недолго.  

От своры отстал один всадник в белом плаще, как раз под тем деревом, на котором стояла Лиз. И конечно она мгновенно узнала того, кто приковал её внимание ещё тогда, когда только прибыл в эти горы.  

Пели птицы.  

Лиз присела, свесила ноги и стала произвольно болтать ими.  

Ротик Лиз преобразился слабой грустной улыбкой.  

Всадник ощутил, что его сверлит чей-то пристальный взгляд. Он снял шляпу и помахал ей на себя. Затем поднялся взор высоко против солнца и увидел на ветке девушку, на вид ей было лет пятнадцать.  

Они посмотрели друг на друга.  

"Что ты делаешь на ветке? "  

"Что ты смотришь, не видишь, я сижу на ветке? Ну, езжай дальше. Пошел. "  

"Должно быть, ведьма. "  

Всадник надел шляпу и быстро помчался прочь.  

Смотря вслед, Лиз собрала в руку прядь волос и прикрыла лицо вплоть до глаз, сощурив которые, стала думать о том, что значит эта встреча.  

Случались ещё выезды на охоту.  

И часто Лиз незаметно следила за тем, что происходило, но главным объектом её внимания был белый всадник, сын владельца окрестных земель.  

Все мысли Лиз заполнил белый всадник. То, каким было его лицо, его движения, смех, разговоры. Она лишь издалека наблюдала, поэтому не могла ещё определить для себя, что это был за человек, а потому фантазия рисовала ей прекрасный образ умного и честного парня. Десятки, если не сотни воображаемых диалогов разыгрывались на протяжении почти месяца беспрерывных мечтаний.  

Возможно, это продолжалось бы вечно.  

Или до тех пор, пока всадник не уехал бы.  

Спустя какое-то время Лиз приняла решение забыть о белом всаднике. Стала больше времени проводить в отдаленных районах леса, больше углублялась в него, изучала его ручьи и овраги, бродила по горам, ночевала там в пещерах.  

_____  

Пламя свечи было ровным.  

Немного света было в комнате этим поздним вечером. Узкое стрельчатое окно с ромбовидными стёклами выходило на восточную сторону, из него был виден склон, покрытый лесом, и заснеженная вершина горы.  

— Сын мой.  

На стуле у двери сидел придворный священник, следивший за местной часовней, стареющий, ничем не примечательный человек.  

— Да, Люций?  

Белый всадник зашнуровывал на себе одежду, готовясь отлучиться из замка.  

— Сын мой, ты ведь знаешь, как опасны ведьмы?  

— Да.  

— Ты должен знать, что они призывают невидимых нам демонов для того, чтобы те творили самые ужасные вещи, какие только им взбредут в голову. Они ненавидят людей и жаждут только обретения власти и могущества. Эти существа уже не люди. Ведьмы питаются нашей болью.  

— Люций, — расслабленный до того голос обрел бас, всадник решил высказаться уверенно, — я всё это слышал, зачем ты мне рассказываешь эти бредни?  

— Но это не бредни! В городе на севере отсюда поймали одну ведьму, которая призналась перед сожжением, что убила десятерых младенцев, воткнув им иглу в голову сразу после родов! Я присутствовал на суде и то, что мне довелось услышать из уст этой женщины, если её ещё можно так назвать… это ужасно!  

— Хватит. Я устал. — Всадник затянул пояс с ножнами, в которые была вложена шпага, затем повернулся к священнику и по-доброму улыбнулся, — Как ты понял, куда я собираюсь пойти?  

В этот момент всадник вытащил свою шпагу и осмотрел её лезвие и, найдя в нём отражение, улыбнулся.  

Священник опустил голову и заговорил тише:  

— Об этом не сложно догадаться, Энрике, как ты смотришь иногда на лес, и какое странное выражение иногда принимает твой благородный лик. Что-то в твоих глазах говорит мне о том, что ты скучаешь по кому-то. И это совершенно ненормальная скука, исток её не внушает мне доверия.  

Энрике лишь ухмыльнулся в ответ и вышел из комнаты.  

_____  

Ночь в лесу одновременно мрачная и уютная. Всё зависит от настроения. И с этим не было проблем у Энрике. За пределы крепостной стены вёл тайный ход, узкий коридорчик, знакомый Энрике наизусть был преодолён без светильника, темнота была в эту ночь для всадника союзницей и защитницей. Ход выводил на небольшой выступ на крутом склоне подле северной стены. Выступ был надёжно укрыт крупными соснами, сквозь ветви которых пробивались редкие лучи лунного света.  

Вскочив на своего белоснежного коня, Энрике сжал ноги, заставив того двинуться и начать быстро набирать скорость. Тропа вела в лес, и шла вдоль склона на север, к источнику, из которого брал начало буйный ручей. Там в последний раз всадник видел таинственную жительницу леса.  

Синий лес.  

Чёрная вода ручья.  

Белая луна.  

Зелёное платье из сукна.  

Никто не договаривался о встрече.  

Но сам лес мог нашёптывать Лиз то, что мог видеть, если она просила. А Лиз теперь постоянно упрашивала лес поведать ей о том, где находится Всадник, чтобы прибыть туда и наблюдать объект своего вожделения.  

"Зачем скакать туда во весь опор? — спрашивал себя Энрике, — Неужели я надеюсь встретить её там? Ха! Её там не будет, это точно. Нет. Но я просто хочу получить удовольствие. Хочу почувствовать, что она была в этом месте. Да! И у меня есть время и силы не отказывать себе в таких глупых желаниях! "  

Поднялся ветер и принялся раскачивать верхушки сосен.  

Луна скрылась за тучей.  

"В таких глупостях… Ладно. Я уже на пол пути. Но впредь нельзя себе потакать в том, что не приносит пользы".  

Прибыв на место, всадник слез с коня и завязал поводья на толстом оборванном сучке. Легко положив ладонь на рукоять шпаги, Энрико подошёл к груде валунов, из глубины которой и била вода. Далее склон шел резко в высь, земли не было на крутой скальной стене. Энрико провёл рукой по гладкой каменной поверхности.  

Когда повернулся, обнаружил девушку, сидевшую у источника и складывающей ладошки, чтобы набрать в них воды и испить её прямо так.  

"Это она! " — Энрике устремил всю волю на обретение внешнего спокойствия.  

— Приветствую.  

Лиз подняла голову.  

— Кто ты?  

— Вы видели меня, я… — запнулся, затем ровным голосом, в котором звучала гордость, продолжил — Моё имя Энрике. Я сын здешнего лорда.  

— Ах, вот как… — Лиз безразлично приподняла брови.  

— Да. — Пауза, — Это хорошее место, не правда ли?  

— Да, и погода этой ночью тоже замечательная...  

Ветер усилился.  

Девушка чуть склонила голову вперёд.  

Видимое отсутствие интереса со стороны незнакомки стало распалять азарт у всадника. Энрике прошелся и сел на камень напротив девушки, ноги он вытянул и одну положил на другую.  

— Можно ли узнать ваше имя?  

— Имя моё Лиз. По крайней мере, так меня звали там, откуда я пришла.  

Энрике улыбнулся. Разговор понемногу завязывался.  

— А откуда вы пришли?  

— Я уже не помню название этой деревни. Это далеко отсюда на юге. А ты здесь родился?  

— Да. Почему же вы обращаетесь ко мне на ты?  

— А я обязана делать исключение?  

— Не в этом дело, просто есть приличия.  

— Они не распространяются на меня, Энрике.  

— Почему же? — всадник невольно сжал рукоять меча, его веселила дерзость девушки, но внешне он старался не показывать.  

"Невероятно! Встреться мы в замке на пиру, такое поведение… это был бы скандал! "  

— Видишь ли Энрике, я живу в другом мире. Этот мир окружает тебя, но он незрим. Думаю, ты можешь также перейти на ты при обращении ко мне.  

— Что за мир? Мир фей и святых?  

В ответ девушка подняла голову и посмотрела в глаза всаднику. Она слегка улыбнулась, ничего не сказав.  

Ветер стих.  

— Что же это за мир?  

— Мне пора, — Лиз встала и отступила от ручья, — меня ждут дела.  

— Но, — Энрике подскочил, — мы ещё увидимся?  

— Может быть.  

— Давай встретимся здесь, завтра, в это же время?  

— Хорошо.  

— До встречи!  

С последними словами Лиз скрылась за деревом. Энрике попытался проследить, куда она ушла, но та словно растворилась в лесной тьме.  

"Даже не попрощалась…"  

Ничего не оставалось, кроме как вскочить на коня и умчаться обратно в замок.  

_____  

Оставшееся время до утра Лиз размышляла о том, правильно ли то, что она позволила себе так сходу приблизить этого человека. Кроме того, она по многу раз покручивала в голове одни и те же моменты из свежего воспоминания об этой встрече и думала, хорошо ли держалась, была ли она красивой в те моменты и… была ли достаточно сдержанной. Но склонялась к тому, что не была. У Лиз имелось мало опыта в общении с людьми. С тех пор как она покинула их мир окончательно прошло уже много лет. Возможно, если бы она осталась, то к этому времени у неё уже была на вооружении вся палитра оттенков поведения, позволяющая постепенно делать шаги навстречу интересному человеку и видеть и трактовать его аналогичные действия.  

Днем Лиз бродила в тех местах, где ручей впадает в реку, там она любовалась тем, как стадо прекрасных оленей вышло на берег для всеобщего утоления жажды. Наблюдая это зрелище, девушка приняла решение явиться на следующую встречу, ближе к утру, чтобы испытать нервы того, кто так хотел с ней увидеться. Она решила, чтобы будет холодна, что излишняя приветливость, которую она допустила со своей стороны не являлась чем-то выгодным и правильным.  

"Если этот Энрике хочет играть в иерархию, то я могу исполнить его желание. И обойдется это ему многими усилиями. "  

Наступила ночь.  

Энрике пришел на то же место…  

_____  

Вторая встреча прошла довольно строго и также не длилась долго.  

Энрике не был доволен результатом, встречу он прервал сам, просто заявив о том, что у него есть дела. Это поставило Лиз в тупик. Энрике видел в её поведении дурацкую игру, которую он решил остановить и начать новую партию, уже по своим правилам. Понимая, что Лиз существо иной природы, нежели природа человека, он хотя и не мог узнать источника её загадочной силы, но внешние её проявления он мог видеть и подмечать некоторые закономерности.  

На следующее утро после встречи была охота, на которую он решил просто не идти. Вместо этого, Энрике пошел прямо в лес и сам нашел Лиз. Почему-то он знал, с какого места она будет наблюдать охоту в этот раз, неожиданный визит некоторым образом удивил девушку.  

Энрике не осознавал до конца, зачем он это делает, но он вручил ей подарок. Это был длинный нож. Странный подарок, который он никогда бы не преподнес никакой другой девушке, но видя, что с Лиз нельзя держаться также, он решился. В глазах Лиз можно было разглядеть иное мироощущение. Это не взгляд на жизнь, как некую прекрасную дорожку, украшенную по краям цветами, петляющую меж сочных изумрудных лугов, дорожку, ведущую от пира к турниру, от турнира к свадьбе, а от свадьбы к новым пирам и турнирам. Нет. Но что-то иное, гораздо более прямое и настоящее было в её глазах. Так казалось Энрике.  

И он решил довериться своему ощущению.  

— Почему ты подарил мне нож? — с удивлением неясного характера спросила тогда Лиз.  

— Мне кажется, что ты бы оценила такой подарок. Знаешь. Никому другому я не стал бы дарить нож.  

Это был длинный без защитной гарды военный нож, каким орудовали далёкие предки здешних землевладельцев.  

В ответ Лиз улыбнулась.  

Что-то надломилось в тот момент в ней, возможно из-за того, как Энрике говорил, как смотрел ей в глаза, но так или иначе,  

"Как тупо, " — произносил про себя Энрике вспоминая тот случай.  

Лиз посмотрела тогда на этот нож как-то по тупому. Внутри она ощутила великую силу, вливавшуюся через руки тех, кто когда-то держал. Далёкие сцены полей битв и морской солёный воздух, и морская пена; видения мельком пронеслись сквозь разум.  

Двое стали с тех пор встречаться не по вечерам, а по утрам, предпочитая времени всеобщего засыпания время, когда просыпается вся жизнь.  

Сперва разговоры шли на общие темы, но потом перешли к вещам более конкретным. В совместных блужданиях, Лиз показала Энрике многие места, что были скрыты от человеческого глаза прежде, но имея проводника, теперь их тайну можно было открыть и насладиться ощущением близости к далёкой эпохе иного мира. Остатки стен и фрески на них, надписи, вырезанные на монументах, заросших кустарником, причудливые обелиски и многие другие куски иного мира рассказывали о могущественных существах, владевших этими землями. Энрике любовался их одновременно далёкой, но такой понятной ему природой, потому как они были такими же людьми в своей сущности, как и он. Ощущение незыблемости вечных принципов наполняло его, когда он видел своё искаженное, но отражение, в легендах давно ушедшей в небытие расы.  

Высокое культурное общение сделало отношения более чистыми.  

Спустя многие встречи, Энрике проникся уважением к Лиз и не мог теперь желать от неё того же, чего желал бы от любой другой девушки. Ныне ему хотелось просто быть рядом.  

Чувство стало дистиллированным.  

Но лето заканчивалось…  

_____  

— Кто-нибудь здесь?  

— Это я, не бойся.  

— Ох…  

Иногда Лиз хотелось представить, будто она не знает всего и не является хозяйкой этого места. Она скрывала свою власть и могущество, лишь иногда позволяя себе приоткрывать свою мощь и только в самых её безобидных проявлениях, и только для того, чтобы разнообразить пребывание своего гостя. Но что-то внутри кричало ей о том, что вскоре эту мощь придется использовать иным способом, и это не будет приятно.  

Лес.  

Склон.  

Запад уже был алым и окрашивал всё в свои оттенки.  

Парень сошел с большого корня, выпирающего из-под земли.  

Девушка сидела на большом валуне и держала какую-то лесную птичку, которая без страха грелась в её руках.  

Между ними был мелкий, но буйный ручей, натянутый водяной тканью и струнами меж гладких камней и стремившийся вниз по склону.  

— Я не совсем понимаю, чего ты хочешь? — сказала Лиз.  

— Я сам до конца себя не понимаю. — Ответил Энрике.  

Лиз поднялась, отпустив птицу в полет, не слишком грациозно перепрыгнула через ручей и бросилась туда, где её ждали объятия.  

Недолгое молчание.  

Не так много времени хватило Энрике, чтобы решиться произнести то, что он считал нужным высказать:  

— Знаешь… мы не можем с тобой вот так быть тут. Встречаться, проводить время. Возможно, нам и было весело, но мне нужно уйти отсюда.  

— Нет! — шок поверг Лиз.  

Она оттолкнула Энрике.  

Понимание услышанного не сразу приходило, и ответом могло быть лишь что-то рефлекторное. Поэтому, Лиз не могла выдавить из себя ничего более. Нотки истерики в голосе резали ухо.  

— Нет!  

— Лиз…  

Попытка взять девушку за локти или плечи и притянуть к себе не увенчалась успехом, Лиз теперь отталкивалась. Далее она перепрыгнула через ручей обратно, лицо её стало медленно искажаться истерикой и обидой, слезы потекли из глаз.  

— Быть может мы разойдемся друзьями, наши отношения были столь прекрасны, я не знаю, с чем можно сравнить их…  

— Мне не нужно это слышать. Меня вообще не волнует, с чем ты решил это сравнивать! — гневно выкрикнула Лиз, и далее продолжила более спокойным и холодным голосом, — Ты знал, на что решаешься, когда ступаешь ногой в мои владения. Ты знал, что это значит, иметь дружбу со мной. Я не прощаю ухода. Люди могут, как угодно, тасовать себя и других, как карты в колоде, мешать друг друга и перемешивать, им плевать, их мир, это ветер и вспышка. Мой мир, это вечная спокойная река. И ты на середине реки, Энрике, берег уже давно позади.  

— Это звучит не более чем пафосная речь, — Энрике перенял холод речи, его глаза переменились, — Лиз, я свободен и если захочу, то уйду.  

Наступило молчание.  

Оба склонили головы.  

Солнце достигло наивысшей яркости за миг перед тем, чтобы скрыться окончательно за далёкими горами по ту сторону долины.  

— Прости, — твёрдо сказал парень, пытаясь вложить в голос всю силу понимания и всю свою честность.  

Когда Лиз подняла глаза, то увидела, как её собеседник сделал тоже самое, она увидела, как грустно он смотрит на закат.  

"Что ты видишь в этом закате? Человек, как ты видишь ещё этот закат? Я помню… я помню, как также смотрела на закат, и какое значение он имел для меня. Могу ли я, помня все те чувства, что переживала, будучи человеком, позволить себе так по-простому прервать всё это. Нет, я была человеком. Я помню. "  

— Энрике, — голос стал более мягким.  

— Да? — спокойно подняв брови.  

— Иди.  

— Что?  

— Ты можешь идти, — Тон Лиз стал максимально серьёзным, — Но мир людей для тебя будет закрыт, знай это. Я дам тебе момент, длинною в годы, в котором ты сможешь насладиться всем тем, что важно для тебя, как для человека, прежде чем забрать к себе.  

Птица села на плечо Лиз, и та пристально устремила свой взгляд прямо в лицо Энрике, на котором сверкнула тёмная молния ужаса.  

Парень, сжав рукоять меча, стал медленно отступать назад, пока не развернулся и не побежал вниз по склону, иногда он оборачивался, следя, не гонится ли за ним что-то.  

Внезапно наступила кромешная темнота безлунной ночи.  

Выскочив на дорогу, Энрике увидел вдалеке наверху зелёное пламя.  

Замок был охвачен пожаром.  

_____  

Ветра носились меж холмов.  

Солнце и луна летали по небосводу.  

Тысячи шагов.  

Тысячи лиц.  

Тысячи взмахов мечом.  

Энрике умер внутри.  

_____  

По прошествии многих лет закаленный в боях воин вернулся. Военные компании ветром сражений унесли всё мягкое и нежное, оставив камни мышц недоступным для дрожи, маску лица недоступной для волнения, разум недоступным для нерешительности.  

В какой-то момент все перестало быть важным.  

В первые дни бегства жизнь ещё была яркой и била ключом внутри. Жизнь хотелось ощущать во всех красках, и она давала это.  

Ночь.  

Поля проносились мимо, копыта взрывали землю, ветер дул в лицо. Синяя трава, синий лес, белая луна, огромный купол небосвода и пустота. Это была фальшивая неприятно освежающая свобода.  

Бегство привело в ближайший город. Там в тёплой и зловонной таверне собиралась рота. Энрике решительно вступил в неё.  

И по мере бесконечных маршей, земляных работ, штурмов, сражений, рота была выкована, стала идеальным единым механизмом, кристаллизовалось её ядро, в центре которого встал Энрике, как самый оторванный воитель.  

Война казалась бесконечной. Все воевали против всех. Заключаемые союзы расторгались и заключались новые, коалиции формировались и распадались. Многочисленные армии вытаптывали поля и предавали многие деревни огню, захватывали города и разрушали их, не оставляя и камня. Столбы дыма возвышались над землями, подпирая чернеющие небеса, пожары были видны везде, и слышен плач многих людей.  

Насилие буйно царствовало кругом.  

Из года в год Энрике погружался в войну, и война погружалась в него.  

Нигде не было видно что-то кроме этой войны, она сперва поглотила мир, а потом стала этим миром.  

Так человечество погибало.  

Но внутри этой всеохватывающей смерти ещё бурлила злая жизнь.  

Первоначальное участие в грабежах приносило богатство и веселье. Реки хмеля давали радость, шум компании заглушал глубинный страх. Но смерть собирала жатву и люди вокруг Энрике сменялись один другим. И даже самые крепкие ветераны умирали страшно, их разрывало снарядами, их протыкали десятки пик насквозь, их головы срезали меч, руки и ноги отрубали топоры, кровь хлестала из ран тут и там, поливая землю, крики боли глушили даже внутреннее спокойствие. Вскоре все уже было усеяны стрелами, все было в грязи, дерьме, кусках мяса и обломках костей, и то, что раньше было людьми теряло свою ценность, а затем и живые люди теряли. Энрике перестал их ценить, потому как они стали похожи на болванки, которые будут израсходованы в следующем бою, порваны и выброшены.  

Люди стали серыми тенями. Их качество падало. Теперь к ним попадали уже совсем никчемные бродяги, неспособные сражаться. Рота хирела, кристаллическое ядро уменьшалось.  

В минуты перед новой сшибкой на фоне криков боли пробивается жестокий голос ротного священника.  

Облака пыли, кашель, вопль, стон.  

Ядро пролетело сквозь ряды, проделывая алую борозду.  

Непонятная молитва превращается в дикий текст, направленный на увеличение мощностей смертоносной машины.  

Постоянное давление ослабевало лишь в моменты отдыха.  

В эти моменты Энрике не мог заниматься ничем другим, кроме как прокручиванием воспоминаний. Алкоголь надоел, еда, женщины, которые давались только насилием или деньгами также надоедали.  

Так постепенно все теряло вкус и цену. Все затмевала вездесущая смерть.  

"Даже самые яркие моменты жизни делает безвкусным одиночество, " — так думал Энрике, стоя на берегу озера крови, образовавшегося после одной из бесчисленных битв.  

Горизонт застилает лес из пик, на которые насажены трупы.  

_____  

Лиз, в зелёном платье в пол, стоя на ветке огромной сосны, наблюдала затем, как человек бежал по тропе, а за ним гналось нечто жуткое, и посмеивалась, прикрыв рот утонченной белой ручкой.  

Но вдруг улыбка спала.  

Рука в зелёном рукаве поднялась, и что-то остановилось за завалившей тропу грудой булыжников.  

Путник, запнувшись об корень дерева, упал в грязь и, приподнявшись, со страхом в глазах, он резко обернулся и понял, что преследующее его задержалось или вовсе отпустило, от этого он вскочил и побежал изо всех сил, решив, что это последний шанс остаться в живых.  

"Он вернулся. "  

Глаза девушки обернулись внутрь сознания, и её существо полетело навстречу образам. Пролетая сквозь горы, леса, бурные ручьи, пролетая над гладью широкой реки, наконец она преодолела со скоростью птицы, поле, заросшее высокой травой, и очутилась у подножья холма, на вершине которого стоял он, кого она так долго ждала.  

"Да, пришло время забрать тебя! " — подумала Лиз, в мыслях её в мгновение перемешались радость со страхом, нежность со злостью, решимость с неуверенностью.  

Чтобы выйти из путаницы Лиз отринула видение.  

Неведомо было ей, что произойдет, когда они встретятся. Они кинутся убивать друг друга или сплетутся в объятиях, или вовсе бросятся бежать друг друга? Но сосредоточившись на основном течении событий, ясно было одно, что необходимо уничтожить всех посторонних, вторгнувшись на её территорию, ведь она забрала долину себе у людей, и теперь нога никакого человека не смеет ступать на эти мирные земли, а те, кто все же пришел, превратятся в рабов.  

"Что ж… пора расправиться со всеми незваными гостями! Спустить псов леса! " — произнеся про себя последнюю фразу Лиз хихикнула, представляя себя дерзкой и величественной, какой она возможно и была.  

После чего она присела на ветку.  

А затем вновь подскочила.  

Эмоции, отхлынувшие, шли с новой волной, теперь вместе с ними приходило осознание того, что к Лиз приближается объект её вожделения и ей абсолютно неизвестно, как он себя поведет, ей захотелось как можно скорее увидеть его вживую.  

"Я иду! "  

Девушка в зелёном платье шагнула с ветки в мрак леса.  

_____  

Четыре всадника, склонив головы, двигались по полю выжженной сухой травы.  

Сухая степь.  

Вдали серое небо.  

Дул неприятный холодный ветер. Мороз пришел в эти края.  

Раньше здесь правила культура. Земля была благородной от неустанного труда и давала обильный урожай, ровно очерченные поля были засеяны разными злаками и овощами, а дома хранили уют. Но теперь ничего здесь не было.  

Природная пустота наступила.  

Мертвая земля.  

Это край забыт, эти погибающие чернеющие деревья вдали забыты, обломки очагов забыты, и все здесь не имеет памяти. Эти холмы здесь кричали смертью, изгибы земли были застывшим морем, трава перестала местами расти, солнце выжигало остатки.  

Посреди этой бедной долины четыре всадника продолжали двигаться вперед к сохранившемуся мосту.  

Эти трое присоединились к Энрике, когда тот решил, что пора вернуться домой. Трое безымянных мечников, одетых в блестящие доспехи, их лица не выражали ничего. Их души умерли на войне, а тела продолжали стремится в след за душами, и когда лучший воин роты отправился в место, переставшее быть домом давно, они последовали за ним, решив, что это их путь в желаемое ничто.  

_____  

Здесь крутым был склон скалы.  

Вырезаны были ступени, ведущие ввысь, к черному проходу в глубь чертога. Там внутри густая темнота ласкала ложе, которое помнило беспокойный сон владельца.  

Изо дня в день…  

Из недели в неделю…  

Из года в год…  

Вновь и вновь Лиз пробуждалась здесь и видела, как свет падал на лесные массивы, зелёный океан светился и жил, отражаясь в глазах каждое утро.  

В это утро она поднялась бодрой, как никогда раньше.  

Нужно было наконец взять то, что ей положено. Ощущения скакали от полного страха до бодрости, по мере того как Лиз перебирала все возможные сцены их встречи, спустя столько лет. Это могла быть безудержная… драка, а могло быть тихое милое свидание, а могло быть нечто непонятно, холодное, разочарование наполненное взаимным непониманием, и это ей не нравилось, потому что моральное право на трофей тогда улетучилось в её ощущениях, и ей не хватило бы духа окончательно забрать объект вожделения в своё царство и включить в свою игру, ведь без желания соблюдать правила нет никакой игры, она держится лишь на условностях; тогда игра превратится в безумное издевательство, жестокая односторонняя игра с жертвой, что для жертвы вовсе не игра, а реальность в её самом остром проявлении.  

"Тогда лучше будет просто следить… он пришел сюда за какой-то целью. Но здесь нет ничего, возможно он балуется. И когда ему станет скучно, когда он увидит, что здесь камни его не ждут, тут появлюсь я и напомню".  

С таким букетом мыслей и ощущений Лиз начала свой день.  

_____  

Четыре всадника подошли к мосту.  

Одним из них был Безродный Джон, предки которого сгинули в невообразимой тьме, и он остался без рода, который к тому же не был знатным, но имел ремесленную традицию, которая теперь в лице Джона стремилась в ничто.  

Мост был частично разрушен, но по нему можно было пройти.  

Всадники были одеты в черные плащи поверх рубах, но только лицо Джона было скрыто во тьме большого капюшона. Два дня он не спал.  

Предки Безродного были горожанами. В одну безлунную ночь тёмные силы напали на их дом. Проснувшись, он увидел, как нечто очень тёмное, на что не мог падать свет этого мира, пожирает заживо его родных и близких. На утро Джон остался один в комнате, заполненной потрохами и обрывками конечностей. Тот дикий ужас, что поразил его тогда стер в нем всякую восприимчивость к чему-то менее страшному. Ничто больше не могло сравниться с однажды увиденным истинным ужасом из враждебных миров.  

Убегая из города, мальчик наткнулся на старый разрушенный монастырь, в котором жили немногие оставшиеся братья. Оставшись у них, он познавал страшные тайны об иных мирах, изучению которых эти монахи посвятили свою жизнь.  

В странствиях Джон и Энрике что-то узнали друг о друге.  

В монастыре Джон изучал священные тексты людских народов, и ему открылась их великая сила. Владение ею наполняло жизнью умирающую плоть, изгоняло зло из падающей души и пробивало свет во тьме отчаяния. И всякий раз, когда на них летели горящие снаряды, ядра пролетали мимо, когда фланг рушился под натиском вражеской конницы, Джон неустанно и яростно читал молитвы, оберегающие ядро кампании и её славных ветеранов, наполняя их тела крепостью; и, получая многочисленные раны, ветераны стояли, не ощущая боль, они слышали в своем разуме единое на всех течение мысли, которое просачивалось через их души единым святым дождем.  

Среди бесчисленных молитв, которые ведал Джон была одна, способная избавлять от зла из иных миров. Это был древний текст, который написал один из пророков, тому пророку являлись святые сущности, видевшие зарождение мира. Его чтение были способно изгнать самых страшных существ, что могли встретиться человеку. И текст этот был огромен. Его необходимо было изрекать непрерывно три дня подряд.  

И Джон знал этот текст наизусть, и теперь уже второй день он читал его про себя, в своем уме, он не ел и не пил, а сила молитвы наполняла его тело.  

Нужно было прийти в родной чертог и в центре его завершить чтение молитвы, которая развеет тьму, покрывшую окрестные земли.  

Энрике не знал, что ждет его, но он слышал в своей голове чтение и знал, что нельзя допустить, чтобы кто-то или что-то дорвалось до чтеца.  

Когда четверо преодолели мост, перед ними открылась дорога, ведущая в лес по склону прямо до руин замка, главная башня которого теперь не возвышалась над землями.  

"Деревья, они стали другими…" — подумал Энрике, увидев более мощные стволы, покрытые белесым налётом и странными белыми венами, от которых исходило лёгкое пульсирующее свечение иной жизни, меж толстых корней, вышедшие из-под земли буйствовал синий кустарник, усеянный чёрными злыми цветками.  

От странного леса исходила неясная энергия.  

Кони встали. Дальше животные не хотели идти.  

Всадники спешились и отпустили своих друзей на волю, взяв ношу на себя. Но не так уж и много вещей у них было. Они теперь надели кольчужные рубахи и остроконечные шлема с наносниками, вынули четыре шипастые булавы и пошли твердой поступью по лесной дороге, на которую с обеих сторон ползли могучие корни.  

Но стоило миновать опушку, как среди деревьев стали мелькать черные тени. Сперва их было две, затем добавилась третья, но путники шли, не придавая им значения до тех пор, пока количество теней не выросло до десятка.  

"Что же это… Лиз, неужели твои питомцы? "  

Вскоре Энрике услышал чуть ли не рядом со своим ухом наглое рычание и озлобленный лай, когда он повернулся, то ощутил на лице мелкий брызг слюни чёрной твари, очертания которой оставались неясными даже при дневном свете. Тварь высунулась и провела лапой по кольчуге, в ответ на что Энрике опустил на тёмную голову булаву, и та раскрошила череп. Перед ним рухнуло что-то напоминающее человека, но плоть которого стала невероятно развитой и покрылась короткой чёрной шерсткой, пальцы превратились в грубые когти, а череп был деформирован и стремился в очертаниях к медвежьему, ноги неблагородно укоротились, а туловища стали более массивными.  

"Сучка! Небеса… во что же ты превратила мой народ!?"  

Но почему-то вспыхнувшая ненависть внутри Энрике мгновенно сменилась странным непередаваемым теплом. Ему вдруг захотелось увидеть лес таким, каким он был давно, когда ещё он гулял здесь с Лиз.  

Тени разом грянули.  

Четверо воинов крушили и ломали конечности, головы и тела неизвестных существ, что рвались убить их. Хруст и хрипение, крики и вопли. Когти стачивались об кольчугу, а сталь пробивала чёрную плоть и рвала её.  

— Умрите, твари, этот лес наш! — кричал Энрике.  

Расправившись с напавшими на них существами, они двинулись дальше.  

Свинцовый вечер застыл, ночь не наступала, а в небе над замком образовывалась сгусток свечения.  

Двое ветеранов по обе руки посмотрели туда, а потом на Энрике, в их глазах на мгновение показалось волнение.  

— Это Джон, его молитва собирает древние силы, о которых мы не знаем ничего. Мы идем дальше, отчистим эту землю от зла! — Энрике постарался вложить как можно больше веры в свои слова.  

Тогда глаза безмолвных воинов засветились пониманием и преданностью.  

И путь вверх по склону продолжился.  

Тени вновь мелькали меж деревьев. Тогда Джон остановился. Трое посмотрели на него, и он протянул руку вперёд, распростер ладонь свою, которая покрылась белыми светящимися письменами. Молча воины поднесли своё оружие к его ладони и булавы засветились белым светом.  

Послышался рычание, писк и вой.  

Черные тени отступили, они мелькали меж могучих стволов вдали и кидали изредка камни и кости. Подняв одну такую кость, Энрике понял, что она принадлежала человеку.  

"Лиз, на что же ты способна…" — подумал Энрике, теперь с возрастающей горечью.  

Когда путники подошли к месту, где некогда была цитадель, то обнаружили каменный фундамент, по краям которого росли остатки кирпичных стен. К крупному куску стены подошел Джон и прислонил к нему руки, стены стали покрываться белыми светящимися письменами. Внезапно наступила ночь, безлунная, совсем как та, в которую Джону явился главный ужас его жизни. Но свет оружия развеивал тьму вокруг славных воинов.  

Тени выпрыгивали одна за другой и были быстро убиты парой ловких ударов, тогда они притаились и ринулись плотным строем. Энрике и двое ветеранов по обе его руки сокрушали плоть чужой природы, собирая мрачную жатву своей эпохи. Никто из них не думал прежде, что столкнется с чем-то, отрицающим их существование на этой земле, они ощущали это отрицание. Им не оставалось ничего, кроме как хлестать свою смерть по лицу, давить пальцами бездонные дыры её глаз. Сталь, подруга человека, изничтожала врага.  

Тварей было бесчисленное множество.  

Силы кончались.  

Десятки черных лап разорвали кольчугу Энрике и брызнула кровь. Без лишних слов, воины по обе руки заслонили собой падающего товарища и упорно, как никогда, стали разить чудовищ.  

Свирепость близилась к своему апогею.  

Энрике поднялся и из последних сил стал наносить удары, так быстро и сильно, что полетели черные ошметки.  

Взмахи и удары не прекращались, пока Джон произносил, теперь уже вслух, свою колоссальную молитву. Он читал её пока белый сгусток не стал виден в черном небосводе, превратившемся в непроницаемый купол.  

Из гигантского сгустка ударил луч, когда тела израсходовали все свои силы и держались лишь энергией небес, призываемой чтецом.  

Всех их поглотил белый свет, в котором черная плоть мгновенно испепелялась.  

Из основания столба света разошлась круговая волна, расширяющийся диск моментально испепелил всю чернеющую плоть в округе, волна ушла к вершинам гор всей речной долины. Лучи один за другим пробивали купол тёмных туч, пока наконец всё не было залито бесконечным первозданным святым светом.  

Тогда чтение, длившееся три дня, окончилось.  

Воины пали без сил.  

Последним, что в тот день ощутил Энрике, были чьи-то нежные руки на своем лице.  

_____  

"Деревья исцелились. "  

В зелёном платье, Лиз прошлась вдоль опушки леса, она провела ладонью по стволу дерева, где теперь не было ничего чужого.  

"Неужели я была так больна… неужели не замечала, как моя печаль копилась и уродовала всё живое здесь. Сколько боли испытывала эта плоть! Простят ли меня древние хозяева этого леса… Что ж, пора. "  

Она устремилась сквозь рощу, не ведая материи в этот миг, к месту, где сохранила своего возлюбленного.  

Там, в пещере, на берегу пруда, лежал на постели из сухой травы Энрике.  

Проснувшись, он увидел перед собой Лиз. Она стояла у входа, положив руку на скальную стену, её глаза были бесконечной печальной нежностью, хранившейся и вызревающей долгие годы. Ему не нравился этот взгляд. Он собирался противостоять ему. Но теперь, столкнувшись с ним, он не знал, как реагировать. Сердце быстро набрало темп, в руки забралась легкая дрожь, Энрике стал будто бы слегка наблюдать себя со стороны.  

— Ну что же ты… — произнесла Лиз.  

— Где мои соратники? — нашелся Энрике, мысль о товарищах вселила в него уверенность.  

— Энрике…  

— Где они? Ты сделала с ними что-то?  

— Нет.  

— Тогда, где они?  

— Я могу отпустить их, и я сделаю это с большой радостью.  

Столь необходимый гнев рождался и руки становились крепче.  

— Где мой меч?  

— Ты пришел сюда без меча, Энрике.  

Тяжелое дыхание.  

— Неважно, Лиз, что здесь случится, но после всего, что я прошел, в моем мире осталось трое людей, все за его пределами перестало быть важным, только эти трое, и пусть мы всего лишь коса жнеца, и пусть мы идем в никуда, этот путь мы держим вместе, а все остальное не важно.  

Покровительственная улыбка в ответ.  

— Именно поэтому ты пришел сюда, в моё царство? — в голосе Лиз появилась нотка насмешки.  

— Это и есть ничто, которое ты зовешь своим царством. Но теперь эта земля чиста, и мы пойдем дальше.  

— Ты веришь, что где-то есть земля, где вы остановитесь, добудете себе замки, и будете из них повелевать наивными землепашцами? — к насмешке добавилась толика деланого пафоса.  

— Мне плевать, что будет в той земле, где мы остановимся.  

— Хм… И зачем куда-то идти? Оставайся!  

— Нет, я не останусь здесь с тобой. Мне надо идти.  

Энрике встал и прошел, Лиз отошла, чему он был рад, так как не представлял своё прикосновение к ней, это было странным после того, как он видел, что из себя представляет родственная её природе плоть.  

Выйдя, он пошел сперва, затем побежал.  

Неизвестно было, куда бежать.  

Молитва больше не текла в голове. Пространство осознавалось теми ресурсами, что были заложены в тело, без силы святого текста.  

"Куда теперь? Неважно, главное, уйти от неё… не известно, чего она хочет. Её желания опасны для меня. "  

Страх по спирали волной дошел до легких и сознание сжалось.  

Пульсация гонки забила все тело бешенным ритмом.  

Где-то в другом месте бегство остановилось. Энрике сомневался в том, что его мысли происходили от его чувств, ему не хотелось бежать от Лиз. Она нравилась ему. Но в памяти его стояли образы той наглости и холода, исходивших от неё и ранящих его сердце, странная, вроде бы возникшая нежность, сперва сменилась страхом, а потом воспоминанием об обиде и страхе была уравновешена, и все стихло. Чувства пришли в покой, когда вспомнилась ценность всех этих эмоций, наступила благая пустота. Энрике отпустил все свои чувства, решив оставить блеклую дружелюбную нежность, в память о хороших временах, отдать дань Лиз за её красоту и то удовольствие, которое он имел при общении с ней.  

"Джон… где же ты, Джон?!"  

Спохватившись, Энрике вновь пустился в бег.  

"Важны ли мне мои товарищи… Никогда не думал об этом. Неужели мне нужно было поговорить с Лиз, чтобы увидеть это. Нет больше здесь ничего, кроме этих троих, я не знаю по-настоящему, кто они, но зачем, если не ради них, выбраться отсюда? "  

И Энрике твердо устремился через лесной массив вверх, туда, где как он думал, можно найти ещё руины замка. И спустя какое-то время, он действительно вышел на те самые обломки. Но его товарищей здесь уже не было.  

Руины напомнили детство.  

Пройдясь по развалинам Энрике обнаружил торчащий краем из-под груды кирпичных обломков сундук, убрав камни, открыл его и обнаружил внутри меч, в ножнах, вытащил его и обнаружил прекрасно сохранившийся клинок.  

Тогда ему явилось видение.  

Крутой склон.  

Вырезанные ступени.  

Тьма вырезанного прохода в неизведанный чертог.  

"Я иду. "  

_____  

Дул ветер.  

В эту ночь Энрике лежал на голой земле и смотрел, как качаются хвойные верхушки.  

Луна взошла.  

Сон был коротким.  

Во сне Энрике шел по белоснежным пескам в белоснежной рубашке, вне времени и пространстве он нашел встречу с Лиз. Та, решив не трогать его в этом мире, приблизилась в виде образа.  

Их диалог строился не посредством слов, но обменом ощущений. Это общение было более прямым, будто взошедшим на новый уровень. Энрике показалось, что они оба залезли в некий гигантский канал, в котором высвобождались свободно их эмоции по отношению друг к другу, это было пространство превосходящей искренности. Он не знал, реален ли этот диалог, или это только образы, рожденные его памятью и желаниями, но в них он видел Лиз доброй и жаждущей его самого и его доброты.  

Жалость пробудилась в Энрике, когда он услышал это желание. Ему захотелось ответить на него.  

Глаза не пролили слез.  

Образ пылающего замка вырос в этой пустоши.  

— Разве важны они были для тебя?  

Глаза открылись.  

Луна была высоко, и деревья покачивались на ветру.  

Энрике ощутил одиночество, несмотря на то что был разбужен голосом Лиз. Она сидела на коленях подле него и смотрела без какого-либо определённого выражения на лице.  

— Но как ты могла сокрушить все, что дорого мне? Сейчас я вспоминаю и то, как испытывал влечение и то, как горел гневом, и то, какой страх и ненависть испытывал к тебе. И я не знаю, что из этого на самом деле я испытываю к тебе.  

Глаза Лиз превратились в два озера, по которым от слов Энрике расходилась рябь, и в ней рушились очертания луны.  

— Ты глупый.  

— Я не знаю, настоящие или это глаза, мне больно думать, что за твоими глазами нет ничего, а они просто наваждение, возможно я говорю с ожившими костями, которые удерживает в одном скелете бесконечная ненависть. Что ты такое?  

Лиз враждебно сощурила глаза.  

Быстрое движение. Энрике схватил меч, вытащил его из ножен и сделал взмах, разрубивший белёсое облако пыли, оставшееся там, где был образ Лиз.  

— Энрике, не уходи.  

— Я не уйду, — мрачно ответил воин, — пока не убью тебя.  

"Я прикончу тебя. Расправлюсь с тобой и всеми теми воспоминаниями, что терзают меня, я разрублю этот клубок, лишу тебя смысла. Мне больно от этой земли, я не хочу находится здесь, и я не хочу находится в мире, где ты ещё жива, пусть тебя не будет здесь. Тебе больно здесь существовать, я знаю, так позволь же мне избавить тебя от этой боли. "  

Вскочив, Энрике припал к дереву и стал всматриваться во тьму, искав глазами силуэт своей цели.  

— У тебя нет таких сил, чтобы даже прикоснуться ко мне, Энрике, прошу. Мы уйдем с тобой в другой мир, где нет войны, где нет всех тех ужасов, что ты испытал.  

— Ха! Твой голос наконец-то стал настоящим!  

— Да. И я не хочу драться с тобой.  

В этот момент Энрике метнулся к ближайшему дереву и махнул мечом во тьму, где оказалась Лиз, меч вошел глубоко меж рёбер, и из меж утонченных губ просочилась кровь.  

Маленькая девичья ручка поднялась.  

И Энрике отлетел вдаль, сломав позвоночник об дерево, рухнув затем на землю.  

Смерть была мгновенной.  

— Ты останешься со мной… хотя бы мертвый, — сказала Лиз и медленно сползла спиной по дереву, она вытащил клинок и отбросила его. Рана была страшной, но не для существа её природы.  

Закрыв лицо руками, Лиз зарыдала.  

В голове прокручивались глаза Энрике в последнее мгновение жизни.  

_____  

Наступил день.  

Красными глазами Лиз смотрела туда, где лежало мертвое тело и не решалась подойти.  

Где-то в скале лежали костьми трое других воинов, пришедших в её лес.  

Всю ночь она не могла понять, что произошло.  

Только теперь, при свете дня, все эмоции сформировали гигантскую скалу, которая врезалась в неё, и она закричала на весь лес. Она орала так громко, как никогда в своей жизни, и нельзя так кричать, не имея на то иной причины. Крик, полный боли и страха, полный отчаяния. Боль, разрывающая не тело, но сознание. Боль, от которой теперь не получится избавиться, и которая поглотит целиком и надолго, будет содрогаться от неё всё существо, глубокая как океан боль. Падая в него, она смотрела на затухающее солнце.  

Это было невозможно.  

Вся надежда умерла в один момент.  

Резко обрывается всё. Вообще всё. Что-то, что было важным, теряется.  

Она закрыла глаза чтобы глубоко вдохнуть, а когда на выдохе открыла их, то увидела, как трое воинов в белых латах поднимают четвертого с земли. Вставший обернулся. Это был Энрике. В его глазах была нежность, и ничего, кроме нежности.  

Четверо ушли в никуда.  

Им было хорошо.  

Лиз кисло улыбнулась.  

Начался вечный плач королевы леса.