Бабушки⁠⁠

Тротуары города Ванюшино весной и осенью заливает грязь, а зимой, она превращается в темный ноздреватый лед с вмерзшими в него тушками крыс, смятыми пивными банками, обслюнявленными окурками и прочей дрянью. На этом льду, люди часто поскальзываются, ломают себе руки-ноги или шейку бедра, а потом долго лежат на нем в ожидании скорой помощи и мерзнут.  

В такое зимнее время, невдалеке от автовокзала повстречались две бабули: одна наша – баба Клава, а другая ее сестра – баба Шура. Баба Шура ехала навестить своих сыновей – Толяна и Сергуню. Эти братья были похожи на двух волчат (или шакалят) и смотрели на мир исподлобья. В начале перестройки они перебрались в деревню. «В городе плохо жить», – говорили они, – «За воду плати, за газ плати, на работе за прогулы ругают, участковый вытрезвителем грозит. А в деревне красота, можно огород посадить, скот завести. Сорвал огурец – вот тебе и закуска. В лесу – грибы, ягоды – опять же, собрал лукошко и в город продавать. Деньги – сразу, не так, как на заводе».  

Так и уехали. Совхоз выделил им бесплатно какую-то халупу. Баба Шура всем рассказывала о том, как хорошо устроились братья в деревне. Однако, до родни доходили другие слухи. Говорили, что хоть в деревне все алкаши, но своим пьянством братья отличились даже там. Их выгнали из совхоза, и теперь они живут непонятно чем, скорее всего – грабежом окрестных дачных участков и линий электропередач (вернее, проволокой от них, которую, как всем известно, охотно принимают в цветмет).  

Мечты о разведении собственного скота, также, отчасти подтвердились. Однажды, баба Шура привезла от сыновей гостинец – несколько кусков свинины. Свинина была чудная – мосластая, совсем без жира и больше походила на конину. Соседи приходили посмотреть на эту свинину и дивились, – «Не иначе в Деревне новую породу вывели – свинья беговая» – говорили они между собой.  

А сейчас баба Шура собралась побаловать сыновей бражкой и везла на детских санках молочный бидон с этой чудной влагой по направлению к автобусной станции. По случаю встречи, она открыла крышку бидона, зачерпнула эмалированной кружкой брагу и угостила сестру. Баба Клава жеманиться не стала и опрокинула кружку, боясь только – не застудить бы горло. Через всю свою жизнь сестры пронесли любовь к вину и веселью. Они закурили по папироске и завели неторопливую беседу. Баба Шура пожаловалась, что у нее уже «три дни» ноет сердце, и что по дороге сюда, она неоднократно садилась передохнуть – «дыхание перехватыват». Баба Клава серьезно не отнеслась к этим ее словам, и в ответ рассказала какие-то необязательные пустяки о своих делах. Сестры выпили еще по кружке, баба Клава проводила бабу Шуру до автобуса и на этом они распрощались. Кто же знал, что это их последняя встреча?  

Как потом смутно выяснилось, приехав в деревню, баба Шура принялась пить с сыновьями так рьяно, что не останавливались они не днем ни ночью. Пили-пили, падали без сознания на кровать, просыпались и пили снова. Пили так три дня, а на четвертый братья увидели, что мать уже лежит совсем холодная. Они подвинули ее к стенке, и пили еще день, пока бухло совсем не закончилось.  

Нужно было бабу Шуру хоронить, а для этого – достать где-то денег. В деревне им бы никто не дал, и поэтому Толян поехал в Ванюшино к нашей Маме – просить денег на похороны.  

Узнав печальную новость о смерти тетки, Мама всплакнула, но деньги доверить Толяну побоялась, а поехала в Деревню сама, чтобы проконтролировать все на месте и сделать все по-христиански.  

Рано утром она выехала с Толяном в Деревню. К этому времени погода совсем осатанела. Мороз подобрался к минус тридцати, а ледяной ветер все усиливался. Маленький ободранный ПАЗик с трудом прокладывал себе путь сквозь наметаемый вьюгой снег. Наконец, приехали. Жилище братьев было засыпано снегом почти по самую крышу. Стекла в окнах заменяли листы облезлой фанеры, внутри комнат свистал ветер, снег наметало и внутрь дома сквозь щели в стенах и крыше – он лежал и не таял, в доме было холодно – печь топилась еле-еле, не было дров. Баба Шура так и лежала на кровати у стены прикрытая серым тряпьем. Заросший седой щетиной Сергуня с красными от похмелья глазами бродил по комнате как вурдалак. Маме стало страшно.  

Чтобы расшевелить братьев – она дала им денег на бутылку и наказала найти гроб, а сама пошла договариваться о делах в правление.  

В зимний день темнело быстро, а Мама хотела закончить похороны сегодня же, мысль о возможности провести здесь ночь, повергала ее в ужас.  

Однако, братья потребовали еще и денег на устройство поминок. «По-христиански все должно быть, не собаку же хороним! ». Мама дала сколько-то. Братья сбегали в магазин, купили вина и селедки. В доме не было ни посуды ни даже стаканов, пришлось занимать у соседей. Крупно нарезанную селедку положили прямо на стол, без тарелок (с этого стола давно уже, видимо, ели без тарелок, судя по толстому слою грязи). На дармовое винцо подтянулись соседи, Мама никогда ранее не видела такого сборища зомби.  

Начинало, уже темнеть. Мама едва ли не пинками подняла честную компанию из-за стола и направила в сторону кладбища. На улице толпа заметно поредела. Дорогу на кладбище всю занесло снегом. Пьяные братья барахтались в сугробах, гроб пару раз перевернули, роняя покойницу.  

В шесть часов вечера, так и не добравшись до кладбища, братья закопали бабу Шуру чуть ли не в снег. Правда, старичок-сосед выглядевший довольно прилично (на фоне остальных), сказал, что запомнил место и весной сможет его показать, чтобы можно было поставить крест.  

По весне, Папа заказал знакомому в металлоцехе крест и приехал в Деревню, но, сколько не ходил по полю – не смог отыскать следов бабы Шуриной могилки. Так и воткнул крест в первый попавшийся холмик.  

Спустя шесть месяцев, братья приехали в Ванюшино вступать в права наследования квартирой. Толян смотрел гоголем. Он зашел к нам и завел речь о своем желании купить машину. Мы не возражали.  

Как потом рассказывали случайные свидетели всей этой эпопеи, пьянка началась сразу же. В дом были приглашены случайные соседи и малознакомые друзья. Среди этой публики были замечены и местные бандюганы. Через день в квартире уже шла серьезная игра в очко.  

Через четыре дня Толян в изорванной одежде и с подбитым глазом поскребся в нашу дверь с униженной просьбой одолжить ему денег на билет до Деревни. Они проиграли в карты все – деньги, квартиру, и, кажется, даже носильные вещи.  

Материалы к рассказу не вошедшие в текст:  

Трех сестер звали Клава, Шура и Анна. Когда я о них думаю, то вспоминаю их визит к нам в праздничный день (то ли первое мая, то ли седьмое ноября) в начале восьмидесятых. Они явились сразу после демонстрации одетые в странные шуршащие плащи кислотных расцветок, каждая в своем цвете, видно купили где-то один артикул (они любили покупать одинаковые вещи). Еще они любили яркий кричащий цвет в одежде и косметике. Носили какие-то безумные парики, неимоверно пестрые платки, мазали губы морковной помадой, а волосы красили хной в фантастический оттенок. Имидж дополняли стальные зубы. Надо ли говорить, что сестры были крепко подшофе?  

Иногда мне на глаза попадается старая фотокарточка: на ней Клава в туфлях с высокими каблуками и в шубе из искусственного каракуля стоит в напряженной позе сжимая в кулаке букет ландышей.  

Деньги все «иссорила».  

«Мы неграмотные, ничего не понимаем. Только знаем – «Тёмно», да «Рассвётало».  

Дежурная по почте пришла на работу к семи. У запертой входной двери сиротливо примостилась замерзшая старушка.  

«Зачем вы пришли так рано? » – удивленно обратилась к ней дежурная, – «Пенсию ведь начнут выдавать только с десяти».  

«Я всегда и везде привыкла быть первой! » – гордо ответила старушка.  

«Первый муж утонул на рыбалке, второй – разбился на мотоцикле, третий подавился салатом оливье».