1. Oneiroid
2. Запись

Церемониал

Норвежский остров Den'Glemte Kanten, находящийся в 27-ми милях от побережья Норвегии, издревле окружает огромное число мрачных слухов и домыслов. Испокон веков здесь практиковались кельтские языческие культы, приверженцы которых даже войдя в цивилизованные века современности, никак не желали оставлять кровавые обычаи своих предков. Вплоть до 19-го века провинившихся или попавших под обряд жертвоприношения жителей острова, отдавали в объятия жутких практик, среди которых значились сожжение заживо в Плетеном Человеке, разрыв рёбер на "Кровавом Орле", повешение методом вертикального трясуна, выпуская кровь из тела и орошая ею поля… Расстреливание из луков, сварение в котле — жители острова исступленно верили в то, что чем большее страдание переносит тело принесенной ими жертвой, тем желаннее и значительнее она является для их пантеона богов.
Пожалуй, изолированный быт этого острова так и остался бы первозданным и нетронутым, не вызывающим интерес внешнего мира, для которых этот остров существовал лишь как обитель отгородившегося своенравного народа (тёмная сторона уклада их жизни была скрыта от посторонних глаз), если бы не экспедиция трёх норвежских исследователей-вулканологов, в ходе которой и вскрылась правда об языческих практиках этого места. Ценой двух из трёх жизней.

1887-й год. Троица норвежских вулканологов – Олеген Матайне, Егер Осептисен, и Сандер Сандрёссон, – на китоловном судне отправляются к скалистам берегам Дел'Глемте Кантена. Юный вулканолог Сандрёссон впоследствии рассказывал, что не мог скрыть своего немого обвораживания при лицезрении приближающихся, этих мрачных пейзажей девственных для цивилизаций мест, от которых веяло тягучей, бездонной тайной. Глубокие заливы рваного рельефа берега, врезающиеся далеко в сушу и петляя уходящие вглубь холмистыми реками, отвесные скалы и высокие горы с застывшими на вершинах ледниками, стремительные водопады, низвергающиеся в кристально чистые фьорды… Менее чем через сутки очарование юноши местным вязким колоритом сменится на неописуемый ужас, что отпечается в его памяти на всю жизнь ночными мокрыми кошмарами.
Цель прихода троицы вулканологов состояла в изучении местного действующего вулкана Guds Vrede, и его потенциальной опасности извержения. С восхождением на близлежащую гору и изучением местности через бинокль они убедились, что остров имеет как минимум три населенных пункта, небольшие деревни, соединённые между собой петляющими меж лесных полузаснеженных массивов тропами, и одно поселение покрупнее, в котором преобладали каменные постройки. Вулкан Гюдс Вреде находился аккурат за этим поселением, которое вулканологи определили как местную своеобразную столицу. Путь по скалистому неровному рельефу местности и дремучим чащам занял у них пару часов, а в пути было решено обходить деревни как можно дальше. Вулканологи, как и все живущие у ближайшего побережья Норвегии, были осведомлены о негостеприимных нравах местного народа, потому единогласно решили их не беспокоить, а сквозной проход через "столицу" определили как вынужденную меру, впрочем, и её тоже решили миновать как можно быстрее. Планам исследователей помешал выходец одной из деревень, что приметил неспешную троицу на одной из равнинной троп, окрикнул, и приблизился поближе. Незнакомец представился как Аксель, был весьма дружелюбен, и даже пригласил троицу к себе на ужин, по возможности — и на ночевку. Он горячо утверждал, что всегда хотел познакомиться с людьми за горизонтом, узнать побольше о внешнем мире, но здешние правила не позволяли ему этого сделать. Исследователи взглянули на открытую приветливость островитянина, и немного поколебавшись, согласились. Сандера тогда смутило некоторая фальшивость пылких речей незнакомца, но он предпочел промолчать. В последствии он об этом не жалел, ведь вкусный горячий ужин стало последним приятным аккордом в жизни его наставников Матайне и Осептисена, а изначальный план маршрута через столицу уже означал их неминуемую смерть.
Добравшись до деревни, носившей название Allround Sikkerhet, троица вместе с Акселем, под пристальные настороженные взгляды жителей, зашла к нему дом, имеющего весьма ветхий вид. Как оказалось, их таинственный попутчик имел семью — симпатичную белокурую жену и двух детей, которые при виде необычайно для их местности одетых незнакомцев испуганно убежали в соседнюю комнату, и до конца вечера предпочли не показываться на глаза. Аксель смущенно извинился за их поведение, и пригласил гостей к столу.
Их совместная трапеза была наполнена целым ворохом разномастных вопросов о быте внешнего мира от Акселя, жена же предпочитала отмалчиваться. В целом, их беседа была наполнена позитивным настроем, и даже напряженный Сандер повеселел, и начал отвечать на пытливые распросы хозяина дома. Но когда же речь зашла о религиозных предпочтениях жителей Норвегии, Аксель резко помрачнел лицом. Его поразило и невероятно оскорбило, что жители земель за горизонтом молятся другому богу. В его представлении, это было настоящим богохульством, о чем он незамедлительно, с нескрываемым омерзением в голосе, сообщил своим гостям. Повисла неловкая пауза, после чего Аксель процедил им, что если они не признают Мару как свою покровительницу, то им следует убираться с острова. Осептисен отреагировал очень резко, сказав, что это им решать, когда уходить с острова, поскольку Дел'Глемте Кантен, как бы там не было, целиком и полностью принадлежит Норвегии. И вставая из-за стола добавил, что переночуют они в пути, поскольку имеют с собой всё необходимое. Затем он схватил перепуганного Сандера, и сообщил Матайне, что они убираются из дома, прямо сейчас. Лицо Акселя оставалось непроницаемым, но он кратко сообщил путникам, что если они не последуют его совету, то им же будет хуже.
Вероятно, если бы в тот раз они послушались Акселя, то всё могло кончиться иначе. Однако, Осептисен являлся редким по своей упёртости человеком. Сразу же после удалении от деревни, как руководитель экспедиции, он сразу последовал дорогой до вулкана, не вникая в кроткие протесты Матайне, считавшего эту затею опасной. У него, как у Сандера, отложились в памяти враждебные, сопровождающие их взглядом лица местных островитян, по мере их ухода из деревни. Но Сандер боялся перечить Осептисену, и Матайне, не получив поддержки, вскоре притих.
Заночевали они в поле, разбив палатки, когда до условной столицы оставалось половина пути. Сандер долго не мог заснуть, ежаясь и беспокойно ворочаясь в своём мешке. Зато когда Осептисен и Матайне видели третий сон, до его тревожного слуха донесся дробный цокот копыт. Выглянув из палатки, Сандер увидел наездника, скачущего поодаль в сторону столицы. Он тут же поспешил разбудить Осептисена, и сообщить ему об этом. Он был уверен, что столь поздний визит наездника как-то связан с их прибытием, но Осептисен не увидел в этом ничего особенного, и ворча себе под нос, отвернулся спать. Сандера это не успокоило, и он до самого утра не мог сомкнуть глаз, слушая суровые порывы северного ветра.
На утро они собрали все свои вещи и сразу же отправились в путь. В трёхчасовой дороги до столицы тревога тяжким камнем улеглась в груди Сандера, и не оставляла его до самого конца прибытия в крупнейшее поселение острова. Осептисен же выглядел довольно беспечным, и по прибытию к поселению, насвистывая, прочел его название, которое звучало как Vugge.
Однако сразу при заходе в Вюгге, Осептисен понял что что-то не так. Те, кто находился в своих домах, закрывал окна на ставни, другие же степенно собирались вокруг них, и Сандер с испугом смотрел на осверепевшие, перекошеные от злобы лица поселенцев, Осептисен же старался держаться достойно, а Матайне, казалось, был близок к обморочному состоянию, глядя на топоры и секиры в руках жителей. Когда поселенцы взяли их в круг, навстречу к троице вышла худощавая, высокая старуха с распущенными седыми волосами. Низким сиплым голосом она спросила их, правда ли, что они отрицают всевеликую Мару как своего творца. Осептисен стиснул руку Сандера, и предпочёл промолчать. Но казалось, этой старухе и не требовался какой-либо ответ. Она утвердительно кивнула нескольким мужчинам из толпы, и те кинулись к троице. Сандер истошно завопил, но мощный удар в челюсть от здоровенного бугая успокоил его, и заставил грохнуться оземь. Бледный Осептисен стоял молча, возможно, смиренно осознавая куда он завел своих людей, пока его обхватывали веревки и водрузили на плечи. Сандер Сандрёссон ещё как-то старался отбиваться, но его усилий против толпы безумцев, естественно, оказалось недостаточно. Ослабев, он просто бессильно повис на обхвативших его руках умалишенных жителей. Старуха вплотную приблизилась к нему, и оскалившись, сообщила юноше, что он станет свидетелем приношения жертвы его друга, указывая кривым длинным пальцем на Осептисена, и добавила, что на следующей недели, в день Равноденствия, сам будет отдан на кормежку Маре. Сандер, преисполненный ужаса, попытался вырваться из хватких рук селян, но удар в висок заставил его повиснуть точно тряпичную куклу, и расплывчатым взглядом наблюдать, как старуха подходит к стенающему на земле Матайне, извивающегося и отхаркивающего кровь после недавнего удара, внимательно изучает его, и сообщает, что в нём нет надобности. Пока Сандера и Осептисена утаскивали прочь, Сандер помутневшим взором смотрел, как толпа бросилась к стонущему Матайне, и принялась забивать его камнями, топорами и секирами до смерти. Крики его старшего товарища резали по ушам Сандера точно бритва, пока один особо предприимчивый житель Вюгге не притащил с собой валун, и не опустил его на голову Матайне. Раздался неприятный хруст, и крики прекратились. Затем вырубился и Сандер.
Пока его тащили по склону вверх, он периодически приходил в рассудок. Но ужас и осознание происходящего заставляло его то и дело впадать в беспамятство. Кажется, его единожды стошнило по дороге, заставив тащивших его островитян с брезгливостью отбросить его в сторону, но затем вынуждено поднимать его обратно. Сандер исступлено смотрел на то расстояние, что они преодолели, поднял взор вверх, и отстранено пришёл к выводу, что их тащат к жерлу вулкана.
Достигнув вершины, Сандер наблюдал, как большое число жителей Вюгге собралось недалеко от края жерла, и слушала пылкие речи старухи, обрывки которого едва доносились до затуманенного рассудка юноши, но и этих эпизодических кусков он предпочел бы не слушать, ибо их шизофренический настрой будто бы всё более вгонял Сандера в состоянии безумия и ощущения нереальности происходящего. Вскоре речи старухи прекратились, и осознав что последует за ними, Ларс с обреченостью поймал себя на мысли, что предпочёл бы слушать их и дальше. Но кажется, старуха закончила свою бравадную тираду. Она оступила в сторону, и к жерлу вулкана начали приближаться две крупные детины, держа на плечах связанное тело Егера Осептисена. Спустя мгновение здоровяки бросили его беспомощное кричащее тело пред собой в бурлящую пропасть.
Чуть отойдя от состояния кошмарного оцепения, Сандер заплакал от бессилия, глядя как тело его учителя бьётся об камни неровной тыльной поверхности жерла, ломая конечности, и стремительно подступая все ближе к кипящей лаве. Окончания этого невообразимого безумия он решил не наблюдать, и обратив взор на вопящих от религиозного экстаза жителей приметил, что большинство из них сейчас слишком поглощены зрелищем, чтобы обратить на него внимание, и даже держащие его пара островитян существенно ослабила хватку. Тогда Сандер решил — сейчас или никогда. Особо не надеясь на удачу, он резко вырвался из цепких объятий его приставников, толкнул одного из них в сторону, и просто кубарем покатился назад по склону вулкана.
Судьба оказалась к нему благосклонна, и то место, куда отправила физика его тела в падении, предстала густой чащей кустов и деревьев. Сердце бешено билось в грудь, будто готовясь вырваться наружу, а мощный выброс адреналина снизил болевой порог при прохождении нелепо катящегося, и порой пытавшегося привстать тела через колючие кусты и острые камни. Сандеру хотелось остановить этот поток боли, схватившись за ствол дерева, но яростные крики позади него лишь интенсивнее подгоняли его вперёд.
Через некоторое уклон поверхности вулкана начал сглаживаться, и Сандер, вывалившись из густой чащи, оказался у его подножья. Всё ещё несколько дезориентированный и почти не чувствуя боли, юноша приподнялся, сел и огляделся. За покровом клубившегося тумана виднелись напоминающие ссохшиеся руки мертвеца силуэты ветвей, что под порывом мнимого ветра вычерчивали виетиватые разрезы в белом полотне, создавая впечатление протянутых к юноше и готовых вот-вот схватить жилистых сухощавых дланей. Представшая картина погрузила его в исступленное состояние, сменившееся желанием отвести взор, но опустив глаза и уткнувшись себе под ноги Сандер обнаружил, что неприязненный пейзаж сменился почерневшей, выжженной словно после векового пожара земли. Среди пожженного земляного полотна, под редкой прелой падшей листвой тут и там виднелись белесные, переплетенные подобные лапам паука корни деревьев, что фоном испепеленного узора накладывались на земляной покров, а кое-где и вовсе напоминали склизкие щупальца спрута. Боковым зрением не раз и не два с их стороны могли приметиться некие намеки на вкрадчивое, едва заметное движение. Очередное шелестливое копошение вывело Сандера из состояния немого ступора, и окинув взглядом местность, юноша понял, что находится не так далеко от береговой линии. Он посчитал бы это концом своей отчаянной попытки спасения, если бы не проглядывающийся крохотный морской порт на горизонте полосы водного пространства. Искра надежды зажглась в нём с новой силой, и собрав все свои силы, Сандер подскочил, и ринулся было вперёд к возможному месту своего вызволения, но пронзающая боль в правой руке оповестило его о сломанной кости в районе предплечья. Слёзы в тот же миг покатились градом, но Сандер, стиснув зубы, обхватил правую руку, и помчался прочь по пожелтевшей, чуть заснеженной равнине, перепрыгивая через кочки и ухабы.
Когда пристань замаячила уже совсем близко, Сандер Сандрёссон уже был просто преисполнен надежды, но просвистевшая у него над правым руком стрела заставила его чуть не оцепенеть от ужаса. Обезумевшая толпа позади него наконец показалась из лесных зарослей, и теперь осознавая своё отставание, начала неистово обстреливать его из луков; иные, впрочем, продолжали яростную погоню, выкривая ужасающие, но такие осуществимые для их быта угрозы. Но Сандер уже добрался до пристани, и увидев по пути одного из рыбачивших островитян, просто с безумным криком столкнул его в воду. Тот только и успел, что испуганно вытаращить глаза.
Сандер лихорадочным взглядом окинул пристань, и увидел единственную свободную лодку, запрыгнул в неё, схватил вёсла, и принялся отчаянно грести, пытаясь отдалиться от берега как можно дальше, слыша озлобленные ругательства отплевавшегося от воды рыбака. Управлять одной рукой оказалось практически невозможно, он попробовал наклониться вправо и обхватить второе весло внутренним сгибом локтя, получилось криво, но лодка всё же кое-как начала дистанцироваться от пристани, а отлив поспособствовал её удалению.
Превозмогая острую боль в руке и томную в других конечностях, Сандер отчаянно грёб подальше от берега, видя как фигурки жителей Den'Glemte Kanten по мере приближения стремительно прибавляются в масштабе, вырисовывая в своих очертаниях такие детали, как натянутые тетивы луков. Островитяне, поняв что до беглеца пешим ходом им уже не достать, все как один пошли на массовый обстрел одиноко маячившей на гребне волны лодки, и Сандер ужаснулся, глядя как рой стрел засвистел у него над головой. Он потерял управление и едва успел слившись с бортом пригнуться, увидев, как место его намеднего пребывания пронзило сонмище стрел, едва не задевая его сжатое в комок тело. Въевшаяся в голову мысль нудела о том, что потеряв управление лодка перестала отдалять его от этих чудищей, заставляя его под страхом смерти попробовать вернуть контроль над судном, но Сандер не знал, что отлив вкупе со штилем был благосклонен к его спасению, и даже потеряв капитана, лодка продолжала удаляться от жуткого острова. Сознание Сандера поплыло, а неотступные представления о вот-вот настигших его островитян неумолимо терзали его разум кошмарными образами, внушая ему цепеняющее от ужаса смирение, и заставляя воспроизвести в голове фантасмагорическую картину, в исковеркано-навязчивой форме преподнося его лодку как плавучий гроб. Ощущая себя погребенным в хьортспрингской ладье подобно захороненным по обычаям их предков, его конечности буквально парализовало в безысходном ожидании мучительной кончины, и Сандер отключился.
Долго находясь в беспамятственном состоянии, юноша не знал, сколько прошло времени с момента его побега с дьявольского острова и до нечаянного нахождения его шлендающей лодки парой рыбаков с деревушки у побережья Норвегии. Судя по их реакции, забвенное ощущение безвременья его разума не совпадало с состоянием физиологией его тела, для которого бессознательность юноши не прошла без ущерба. Впавшие щеки и торчащие наружу ребра красноречиво говорили о том, что лодка околачивалась в море не менее трёх дней. Речь Сандера была спутанной, нахождение с рыбаками внушало ему какой-то безочетный ужас, т.к. поначалу он полагал, что лодка вернулась обратно к острову, и уверение в том, что он находится на берегу Норвегии заняло у труженников рыболовного промысла какое-то время. Но постепенно, под действенным спасительным теплом жилища одного из рыбаков и плотным ужином, обрывки слов Сандера начали складываться в осмысленные предложения, приобретая зловещий подтекст, в который рыбаки поначалу просто отказывались поверить, склоняясь к версии, что юноша бредит, отведав местных галлюциногенных грибов. Но в глубине души они осознавали неоспоримый факт отчужденности и подозрительной десоциальности этого острова, допуская возможность, что слова юноши могут оказаться правдой.
Дальнейшие события проходили стремительно. Отведя юношу в местное управление полиции, они поведали детали нахождении лодки с Сандером и его собственный рассказ о произошедших на острове событиях. Вторя толкованию рыбаков, они поначалу усомнились в реальности произошедшего, но служебный долг обязывал их самолично проверить на подлинность детали произошедших с юношей событий. Сандер отмучался — после изложения заплетающимся языком сего рассказа, из придыхающих и заикающихся уст юноши полицейские выхватили слова, описывающие адрес его места жительства. Незамедлительно соединившись с телефонной станцией, они попросили барышню "перебросить" их на полицейское управление провинциального городка Сандера, сообщив им о немедленном извещении его матери о здравствовании её сына. В сопровождении конного экипажа полиции, Сандер отправился домой, и казалось, это стало концом его кошмара.

Отправив несчастного юношу, полицейские прибрежного городка Норвегии остались в смятении. Загвоздка заключалась в том, что их местный штаб насчитывал лишь около двадцати служителей правопорядка, в то время как число жителей острова, по расплывчатым сведениям, составляло не менее трёхсот человек. Столица Норвегии — город Кристиания, — мог бы направить им существенную подмогу в лице нескольких десятков полисменов, но ложный созыв массовых сил грозил им неприятными отголосками в дальнейшем, ибо новый комиссар столичной полиции являлся человеком крайне педантичного и неприятного характера. Было бы упущением не добавить, что полиция этого прибрежного городка являлась легковерными простаками, поэтому слухи о жёстких нравах комиссара заставили их ещё целых несколько часов спорить о вопросе здравомыслия принятия решения о чрезвычайной ситуации, но взвесив наконец все "за" и "против", они решили что замалчивание такой информации обязательно аукнется в будущем не только им, но и рыбакам их собственного городка, среди которых значилось немало их друзей и знакомых. Отринув сомнения прочь, отдел прибрежного отряда полиции вновь соединился с телефонной станции, и перебросившись на линию с центральном отделом Кристиания, служители закона доложили детали произошедшей истории.
Когда комиссару полиции Бурцонену рапортовали о случившемся, он повел себя именно так, как и предполагали стражи порядка литорального городишки.
Для начала возмутившись и заявив, что "полисменская деревенщина" черт пойми чем занимаются, Бурцонен раздражённо взъерошил свои рыжие редкие волосы, вынужденно выгрузил своё тучное тело со своего просиженного кресла, и занялся созывом сотрудников полиции, готовых сформировать группу по проверке поступивших данных — проигнорировать этот сомнительный запрос он конечно мог, но цепочка действий в его голове вела его к удовлетворяющему его результату: отправить отряд, убедиться в несостоятельности заявлений этих реднеков, и наказать оболтусов. Не то чтобы Бурцонен так презирал низшие сословия, но он давно приметил забавную взаимосвязь между убывающим материальным состоянием людей и их всевозрастающим суеверием. В данном случае — вера в злокозненность этого островка, окружающего так давно набившие оскомину городские легенды. О бесовской своенравности этого острова полушепотом ему вещала ещё его прабабка, а между тем с тех пор этнографическик экспеции на остров (хоть об этом мало кто был осведомлен), для изучения приемлемости культуры, менталитета и традиций того народца, и встречи со старостой острова, совершались раз в несколько лет. Да, в своих взглядах они были очень старомодны и консервативны, но никого не убили, не зарезали, причём одну из экспедиций на этот остров он застал самолично, будучи комиссаром. Надоело.
Под командованием сержанта Шуягина был сформирован отряд из тридцати человек, едва ли хорошо вооружённых, но добротно предубежденных в увеселительной, сродне внеплановому отпуску, променаду к морю, не без влияния сержанта Шуягина. Сам же сержант Шуягин, узнав о своём назначения в качестве лидера отряда, едва скрыл свою радостную улыбку. Ранняя встреча с родственниками, как никак!

Предусмотрительные лидеры острова Del'Glemte Kanten пустили свои щупальца во многие сферы жизни прибрежных городков Норвегии, охватывая намеченные цели с лишь одним единственным намерением — заманить податливого человека поближе к берегу, насильно загрузить бедолагу в шлюпку, и сопроводить прямо к месту его зрелищной казни, во славу своим кровожаждущим богам. Рядовые жители острова понятия не имели, откуда берутся жертвы на заклание, однако воспринимали это как божественный промысел, и работали ещё усерднее, воспылая ещё большей верой, зачастую возжелая по собственному почину отправляться на забой, но только в те времена, когда виноватых за проступки или похищенных извне не находилось. Сержант Шуягин был участником прибрежной жатвы жителей острова, хоть и его ремесло отчасти с ними различалось, являясь, тем не менее, ни на йоту менее значимым. Хотя и будучи юношей, Шуягин грезил стать культистом, собственноручно принося в жертвы обитателей прибрежных городков, желая ощущать как их рёбра выходят из рассечённой спины и изящно развёртываются в стороны подобно крыльям, что позже украшаются парой нанизанных на них извлеченных лёгких; но юному мечтателю и ещё несколько подобных ему, в последствии досталась не в пример более лёгкая работёнка, заключающаяся в разведывании на предмет осведомленности государственных служб о кровавых практиках жителей острова. Осторожное прощупывание причастных к расследованиям о пропавших служителей сыскных дел в ходе светских бесед, получение доступа к соответствующим рапортам — вот и всё, что от него требовалось. И ведь неспроста ему была поручена такая незамысловатая работёнка, ведь Шуягина совершенно точно нельзя было назвать умным человеком. Он был так предан идеалам своего острова, и так убеждён во всесильности его покровителей, что действительно на полном уме принял решение об отправке группе полицейских в лапы его жаждущих крови протекторатов. Какая похвала ожидает его от старейшин, когда он приведёт столько скота на убой! Все Боги и даже сама великая Мара не сможет не заметить его стараний, и после вознесения его души к его предкам, она обязательно вознаградит своего преданного слугу неземными блаженствами. Именно так размышлял сержант, и благодаря его благоглупости, времена звериных вакханалий культистов острова вскоре ушли в багровый закат, вседозволенным чудовищным актам беспринципной человеческой жестокости в этих краях на долгие годы пришёл конец.
Всё произошло даже быстрее, чем стоило ожидать. В этом тоже сыграло свой роль скудоумие сержанта. Ведь он вовсе не был виртуозом того тайного дела, на которое он был назначен главами острова. И он и подумать не мог, что поймает его с поличным совсем ещё зелёный, новоприбывший из академии служака Нищимнесен. Заикающийся, с пришибленным видом, но невероятно любопытный и дотошный, рядовой Нищимнесен именно за последние качества и заслужил место в сыскном отделе, где встретившие его по одежке сослуживцы, естественным образом отметили его лишь по первым показателям, повесив на новичка ярлык аутсайдера. Не воспринял новобранца всерьёз и сержант Шуягин, как-то раз в его присутствии копаясь в тех архивах, в которых копаться ему и не стоило. Роясь в бумагах, относящихся к переводу кадровых резервов из столичного отдела в прибрежные пункты полиции, Шуягин приумножил свое странное поведение в глазах новичках, с безумно возбужденным видом сорвавшись с места, отправившись на крышу, и впопыхах не заметив следящего за ним Йохансена, отправил почтового голубя, прилетевшего на его зов.

---