Вечность

Сижу я на занятии по истории – мой любимый предмет. Я пытаюсь быстро делать конспект со слов учителя, быстро и напряженно скачет моя ручка по бумаге, оставляя за собой уродливые буквы. Скорее всего, это сниженный кровоток в левое полушарие мозга. Это я так, умничаю. Ведь суть не в этом, – просто когда прописываешь, информация откладывается в голове, и перечитывать свою писанину уже незачем – у меня довольно хорошая память.  

От мыслей меня отвлекла дверь, ведущая из кабинета в коридор, которая заскрипела, приоткрылась, а затем остановилась. Преподаватель, миссис Б. вдруг перестала говорить и устремила взгляд в коридор, вид на который оголила дверь. Если приглядеться, то можно заметить у окна в коридоре чей- то силуэт. Наверное, кто-то опоздал – сейчас ведь первый урок. Обычно миссис Б. злится на опоздавших – она дает задание в виде доклада, а покуда опоздавший не произнесет заветные слова «извините за опоздание, разрешите войти? », она и вовсе не впустит в кабинет. Эта картина скоро получит стремительное развитие, и урок будет продолжен.  

Обычно «опаздунов» начинают оправдывать их невоспитанные друзья, дескать, «нет-нет, он все сказал, просто вы не слышали! », но учителей не так-то просто обдурить…  

Но этот загадочный тип просто стоял вдали, казалось, он и не планировал входить. А может быть, его только я вижу?.. Я ведь сижу на первой парте первого ряда. Надобно спросить у соседа по парте В. – он сидит ближе к двери.  

– В., а ты видишь во-он того чудика?.. – спрашиваю я своего соседа по парте.  

– Не-а. А где, Доминика? – спросил он.  

– Эх, все ясно… – разочарованно вздыхаю я и отворачиваюсь.  

И тут миссис Б. повернулась со словами:  

– Ребята, а сейчас, – эти слова прозвучали максимально убежденно, словно она призывала нас к выполнению какой- то работы. Остаток фразы я слышала, будто на голове была надета кастрюля:  

– Прыгаем в окно.  

Соответственно, в классе поднялась паника. Все начали переглядываться. Еще бы нет? Даже вы, читая это, наверняка подумаете – ересь какая-то. Я пришла не в меньшее недоумение, чем вы, но наружно была спокойна, помня, что в такие моменты нужно ждать, что будет происходить дальше.  

И тут один наш одноклассник встал на парту, прошелся по ней, а затем шагнул на подоконник.  

Я отвернулась и слышала, как он шатает застрявшую задвижку, которая запирала окно.  

– Ну-у, чего вы ждете? – повторила она снова. Паника поднималась еще больше, теперь начали кричать.  

Не так страшна ситуация, как страшна действующая толпа.  

– В., В.! А может быть, это террорист?! – предполагаю я. Но В. как раз устремил взор в сторону персонажа в коридоре, и меня будто не слышал.  

А потом он вскочил и попросил меня подвинуть стул, чтобы он смог пройти к окну, – вы ведь поняли, зачем, да?  

Допустив идею о том, что это вполне может быть террорист, я тоже перебираю вариант прыгнуть в окно. Но третий этаж – опасно!..  

Меня охватил ужас, а с ним пришла и растерянность, но это нельзя назвать волнением с дрожью. Стремясь к постоянной осознанности бытия, реже поддаешься эмоциям, и особенно – эмоции коллектива. Я не боюсь, будто во сне, именно так, как я представляла себе свои действия, если бы свершилось чрезвычайное происшествие в духе войны, землетрясения, террористического акта. Мнимая кастрюля не думала пропадать с моей головы. Ничего не остается делать, кроме как вставать с места и убегать, раз это можно, что я и делаю.  

Я и не заметила, как миновала его, удирая.  

Я бегу к большой лестнице, как слышу голос за своей спиной «Беги куда хочешь, тебе не удрать! ».  

Я не могу сказать, мужской или женский это был голос, я не могу определить его интонацию, – словно это был голос, которым говорю я сама с собой, в своей голове. Но кастюрли на голове, трансформирующей звуки уродливо-ударным образом, уже не было, я слышала все ясно. Тем более, что мой мозг не отключался от информационного потока никогда, только все происходящее стало сюрреалистическим, как во сне, потоки интуитивного, перевернутого мира вышли наружу. Это самый настоящий страх, истинное его воплощение, и нет ничего страшнее.  

А еще я чувствую леденящий взгляд. Я встала напротив него и замерла от этого страха перед всей психоделикой картины. Здесь совсем темно. Почему-то несмотря на то, что сейчас апрель, утром еще темно. Темно!.. Лишь льется слабый свет в коридор из открытых кабинетов. Окна в коридоре были распахнуты, ветер трепал белые шторы.  

Ангажированной в этот антураж я вижу все ту же темную фигуру в коротком пальто и шляпе. Я чувствую, что этот человек развернулся и смотрит прямо на меня, а я смотрю на него ответно. Участилось сердцебиение.  

Свет слишком слаб, чтобы я видела его лицо, но в моменты, когда шторы развивались так, показывая его мне, я понимала, что он смотрит на меня.  

Холодок пробегал по телу от его взгляда. Я слышала такую легенду, что русская императрица Екатерина II в день своей смерти в тронном зале встретила собственный призрак. Порой вечерами, ослепнув от света настольной лампы, мне казалось, что я вижу в своей комнате тени или силуэты, и в голове мелькала тревожная мысль – вдруг это он, мой собственный призрак, предвестник смерти? Но то была пустая тревога.  

Этот же персонаж был будто частью меня и одновременно он был противоположен мне. Он притягивал и пугал. Мне хотелось подойти к нему ближе, и может, даже, прикоснуться, и одновременно бежать от него, что есть мочи.  

Когда наступает война, сознание людей меняется – они более активны, более вовлечены в жизнь, они просыпаются ранним утром, включают радио и читают газеты, они становятся сплоченными, начинают дружить, допустим, даже с соседями, с которыми при обстоятельствах размеренной жизни общались бы лишь на уровне "Здравствуйте! ", "Плохая погода сегодня, льёт, как из ведра! ". Это страх, он активизирует сознание.  

Я от страха не могу пошевелиться, хотя понимаю – нужно что-то предпринять. Или подойти к нему (казалось бы, зачем) или бежать.  

Но я осмеливаюсь только закричать, очень глупо и беспомощно. На мой крик откликнулась миссис Б. Она вышла из кабинета и приблизилась ко мне:  

– Чего кричишь?  

– Вы… Вы видите этого человека?.. – указываю я на того странного типа.  

Она подошла ко мне ближе и шепнула:  

– На самом деле я знаю, что происходит, но объяснить не могу. Беги. Беги и берегись этого человека.  

Сердце колотилось – и от бега, и от страха, от этого калейдоскопа эмоций, а дыхание мое слышно за километр.  

И тряслись все конечности, чувства, переполнившие меня в результате этой встречи, были сильны. Он только и всего стоит напротив меня и смотрит, но этого достаточно, чтобы свести меня с ума. Кто он?  

Я ринулась из школы. Прочь.  

Вот я и снаружи. Перебегаю дорогу. Вслед прогудела машина, едва не сбив меня. Споткнувшись о бордюр, я ударяюсь коленом о мостовую. Ненавижу спотыкаться, и спотыкаюсь редко, обычно я очень осторожна.  

Дом, к которому я только что перебежала дорогу, стоял нерушимой стеной; в соединении с еще несколькими такими же по конструкции домами, они образовывают улицу.  

Мною было принято решение заскочить в магазин, попроситься в уборную и промыть рану. Я все еще чувствую себя небезопасно. Тревога не хочет покидать меня. А потом надо тикать домой.  

Я заглядываю за прозрачное окно красной пластиковой двери книжного магазина, который только что открылся. Там монотонно роптал маленький телевизор. И тут в сцене фильма, который показывали по тому телевизору, раздались такие слова:  

– Беги куда хочешь, тебе все равно не убежать от меня!  

Меня заколотило еще сильнее, уже не в шутку. Я суеверна и в знаки верю, хоть и стараюсь от всех знакомых это скрывать. Нужно поймать попутку и ехать домой!  

Подъехал красный автобус и остановился, хотя остановки здесь сроду не было. Недолго раздумывая, я влетаю в салон автобуса и плачу за проезд – у меня было немного денег в кармане пиджака. И бегу по салону в самый-самый конец автобуса и сажусь в левом дальнем углу. Вдаль. В темноту. Здесь я чувствую себя более защищенно.  

Я слышу будто тот же голос:  

– Чего так пыхтите? От кого-то убегаете? – я бы испугалась, но обернулся с сидения впереди мой попутчик. Почему-то он не был замечен мною сразу. Это был молодой человек, одетый в черное пальто и черную фетровую шляпу, из-под которой виднелась каштановая челка. Его волосы точно такого же цвета, как мои родные, но я их осветляю.  

Я так и не ответила ему.  

Меня немного успокоил его взгляд: он смотрел мне в душу своими черными глазами, зрачков которых не было видно. В нем была особая мрачная выдержка – одновременно и элегантная лирика, и сила с уверенностью. Слишком императивных манер у него не было, но был некий эмоциональный напор, который смягчался и потоком некого поэтического начала.  

– Так что же случилось? – вопросительно смотрел он, а я словно нахожусь под его гипнозом. Но нельзя ведь так просто рассказать о случившемся первому встречному, иначе меня примут за сумасшедшую. Вы-то как реагировали, когда я начала раскрывать суть своего рассказа?  

Он отвернулся, залез в карман пальто, достал платок, а после протянул его мне. Мне показалось это странным. Для чего платок-то?  

– Зачем? – спрашиваю я.  

Он указал взглядом на рану на колене. Я принимаю платок. Он был белым, а на уголке вышиты три красные розы гладью. А еще мелким аккуратным шрифтом на нем была вышита надпись «du kannst nicht vor dir weglaufen». Ты не можешь... Не можешь что? Опыт слушанья группы Rammstein подсказал, что это немецкий, но этого языка я не знаю. А стереть кровь у меня так и не вышло: она уже запеклась. Я протягиваю платок его владельцу, но тот галантно произнес:  

– Не стоит, оставьте себе.  

Не смотря на видимую небольшую разницу в возрасте, он общался в уважительной манере.  

– Спасибо, – улыбаюсь я, – А как вас зовут? – уже ничуть не стесняюсь я. А было ли стеснение?..  

– Дэмиен МакГроуэн.  

– А я Доминика О`Брайан. Очень приятно, – сдержанно улыбаюсь я.  

Он пожал мою руку, а после отвернулся к окну. Я тоже отвернулась, а потом спросила его:  

– Дэмиен, а вы на какой остановке выходите? – но почему-то я не увидела его на прежнем месте, и было испугалась, но заметила, что теперь он сидит справа от меня. Когда он только успел пересесть?  

– А вы?.. Вы ведь неосознанно сюда прыгнули, – словно он все знает и ждет, когда я ему расскажу о приключившемся.  

Я неглубоко вдыхаю и снова отворачиваюсь к окну.  

– А куда это он все мчит да мчит, да еще быстро так?.. Кажись, много уже проехали, но ни разу не остановились… – в действительности меня это не волнует, но я чувствую себя спокойнее, когда веду с ним диалог.  

– А вот… – он чуть вздохнул и уставился на меня, – А чего это вы.. в одном платье и пиджаке? Погода не располагает, – будто он так и хочет, чтобы я ему все рассказала. Я оставила куртку и сумку в кабинете. При себе у меня лишь было немного денег и телефон, да и тот разряжен. Ненавижу, когда все идет не по плану, лишая мобильности. В то же время это и мобилизует наоборот.  

– Дэмиен…  

– Да?.. – и он уставился опять. Он даже вопросительно раздвинул брови, словно ожидал, что я ему все расскажу.  

Так я и сделала. Все то время, покуда он слушал меня, он не отводил от меня взгляда. Он даже ни разу не моргнул!.. И чуть улыбался.  

– Весьма впечатляет. Вам бы книгу написать. Что ж, я разделяю эти эмоции. Порой и такое бывает. А приходите сегодня вечером в семь библиотеку школы ZZ.  

– Да, обязательно.  

– Доминика, разрешите задать странный вопрос... – кто-то другой был бы чуть растерянным, задавая такой вопрос, который сам по себе является странным, но Дэмиен сохранил свой упорно убедительный взгляд.  

– Конечно, – улыбаюсь я.  

– Ах, нет. Ничего-ничего. Прошу прощения. – меня дико испугало то, что он и здесь сохранил свою физиономию невозмутимой.  

– Нет-нет, спрашивай!  

– Угу... – равнодушно проронил он.  

И мы молчали. Он продолжал пялиться. Я поняла, что он просто играет на публику, но получается у него это не нарочно, а органически.  

– Вы не забыли про библиотеку? В семь.  

– Помню. Приду. Библиотека у нас большая, красивая…  

Добавляя бытовые украшения в речь, я пыталась расположить его, но чувствовала себя так, будто выгляжу глупо, а потому посчитала, что от них нужно немедленно избавляться, если я хочу взять контроль над таким собеседником, как он.  

– Знаю. Все знаю, – улыбнулся он.  

Уехали мы совсем далеко. И тут автобус впервые остановился в совершенно незнакомом мне месте.  

– Мне пора, до свидания! – и я направляюсь к выходу.  

– Ага…  

Выйдя, я вижу впереди дорогу и зеленые деревья. На обочине стояли двое хиппи возле машины, я приметила: у одного были дреды, а у другого – русые длинные волосы. Надо бы узнать у них, где я. Приближаясь к ним я поняла, что они испуганно смотрят на меня. Мандраж опять вернулся. Я спрашиваю их:  

– Все в порядке?.. Эй!  

Парень с дредами ответил мне:  

– Это у тебя надо спросить, – а затем он обратился к своему товарищу:  

– Этот автобус... Красный, без номера… Крис, все сходится!  

А Крис спросил у меня:  

– А кто с тобой ехал? С тобой не было, случайно, чувака… Его, кажется, зовут Дэмиен, если мне не изменяет память…  

– Было такое. А что?.. – и сердце мое заколотилось еще сильнее. Неизведанное и непонятное пугает. Только изменит ли волнение что-то?  

– Садись, – сказал Крис, открывая заднюю дверцу старенькой бирюзовой машины. И я сажусь.  

Крис был за рулем, а его товарищ с дредами – выяснилось – его зовут Боб, сидел слева. Они разузнали, где я живу и мы поехали в сторону моего дома.  

– Боб, а чего это он так?.. – спрашиваю я.  

– Боб, расскажи ей… – нервно шепнул Крис.  

Он растерялся. Каждую секунду, пока они тянули, мне становилось все более волнительно, будто началась ядерная война, и все кругом о ней знают, кроме меня. Я вперед решаюсь выложить им свою историю. Весь мой рассказ они перешептывались, перекидываясь фразами, вроде «Все сходится! », «Все так! ».  

Боб спросил меня:  

– Ты ведь учишься в школе ZZ, верно?  

– Да, верно.  

– Так вот, слушай. Мы оба ее закончили. У нас был одноклассник – Дэмиен… Фамилию забыл, у него ирландская фамилия… МакГроуэн, да?, – каждый раз, когда вспомнили и произносили это имя, мне чудилось, что они специально делают вид, что его подзабыли, – Не в этом суть. В этот день, 20 апреля он прыгнул из окна в библиотеке. Семь лет назад это было. Жаль чувака, чего в голову взбрело?.. Он интересный был парень... Однажды мы собрались ехать на учебу на нашей машине, и обнаружили его на заднем сидении: он лунатик и забрел к нам... Да-да, мы нашли его на том сидении, где сейчас сидишь ты. Но это неважно! А теперь он возвращается каждый год двадцатого апреля и по три человека из окон выпрыгивают. Ну, пытаются, по крайней мере. Короче, он возвращается, и происходит такая ересь... А еще говорят, его можно встретить в красном автобусе без номера. Точно он чего-то беспомощно ищет, и не может найти. Мы довезем тебя до дома, и ты никуда не ходи. Как бы там ни было, никто не в праве лишать людей жизни…  

Еще Боб и Крис рассказали мне о себе – в свое время они побороли наркозависимость и открыли свой кризисный центр. Общаться с ними приятно и интересно – они непосредственные, добрые и отзывчивые. Бывает трудно верить, что в этом мире существуют такие люди – никаких намеков на конкурентность.  

Машину остановили прямо у моего подъезда. Оказывается, в моем телефоне хватило зарядки и я сразу открываю переводчик и интересуюсь, как переводится фраза с платка. «Ты не можешь убежать от себя». Я достаю тот самый платок. Оказалось, он не белого цвета, а черного.  

От Него определенно исходит опасность, но чтобы взять власть, нужна своего рода подготовка.  

Что-то должно случиться.