Теща или ограбление по-русски 1

Солнце клонилось к закату. В камышах, в унисон, квакали лягушки, ветер к вечеру начал стихать, и поплавок мерно качался на воде. Наступало время вечернего клёва. Слава ловко подсек и вытащил на берег большого, ершистого окуня.  

– Ну, Славок, с почином тебя! – Витек причмокнул губами, – хороший полосатик!  

Вскоре друзья наловили пол- садка рыбы. Витя, худощавый, но жилистый, с крупным носом с горбинкой, резко орудуя ножичком, быстро почистил и распотрошил несколько окуней, пока его друг разжег костер, и установил на треноге походный котелок для ухи.  

Когда уха почти сварилась, Слава, со знанием дела бросил в котелок дымящую головешку. Выпив по стакану водки, и закусив ароматной свежей ухой, друзья закурили.  

Слава – коренастый, широколицый, обычно любящий пошутить, был сегодня печален.  

– Ты давай, Славок, не темни, – Витек внимательно посмотрел на друга, – я же вижу, последнюю неделю – сам не свой ходишь. Что у тебя случилось?  

Слава бросил окурок в догорающий костер, и не торопясь, начал разливать по второй чашке ухи. Он поставил чашку с дымящейся ароматной ухой перед другом:  

– Витька, у меня к тебе дело будет серьезное... – он задумался, как будто не знал, стоит ли продолжать беседу.  

– Слушай, кент, мы же со школы друг за дружку держимся, чего ты зажался, как целка.  

– Витек, ты же знаешь мою тещу…  

– Тетю Зою? А кто же ее не знает?  

Слава налил по второму стакану, и друзья быстро выпили.  

– Да, Витька, жизнь, она бывает по-разному складывается. Ты вот один – до седых волос на заднице прожил, а у меня семья, дети, заботы…  

– Я не понял, а чего ты про тещу-то спрашивал?  

– Не знал я, братуха, что до такого дойдет. Ты у меня один близкий дружок, тебе вот расскажу. Так вот, решил я старую каргу – немного обшкурить.  

– Старуху ножом по горлу, и в колодец? – Витька выпучил глаза.  

– Вот ты извращенец, Витя. Тебе что пятнадцать, что сорок – вообще не меняешься. Слава положил пустую чашку на траву. – Как Алексей Пантелеевич, муж ее, восемь лет назад – то ли пропал, то ли уехал, бабка сама не своя стала. Скорее всего – головой подвинулась. Жадная стала, до ужаса. Даже себе ничего не покупает, ходит в старье, ест – что по- дешевле. В основном супчики из потрохов себе варит. Хотя и пенсия у нее приличная, и сметаной на базаре торгует…  

Слава задумался и разлил по стаканам оставшуюся в бутылке водку.  

– Так может она экономит, собирает деньги? – Витек быстро выпил, и засунул в рот вареный кусок рыбы.  

– Мы в прошлом году газ проводили, у нас семь тысяч для подключения не хватало, Танюха попросила у нее. Бабка вся затряслась, нет у меня, и все тут. Потом, наутро, принесла деньги. А саму всю колбасит от жадности, ручки так и трясутся.  

– Да, Славок, не повезло тебе с тещей…  

– А помнишь, Витька, когда в конце девяностых дом Лукича в центре разбирали, нашли у него восемнадцать тысяч в подвале, еще советскими. Это было бы в восьмидесятые – целое состояние. А Лукич всю жизнь на велике проездил, и в одной фуфайке проходил.  

– Я в книге читал, Сталин тоже почти всю жизнь в одном френче проходил.  

– Дурак, я не про то. У старой карги, я думаю в заначке, не меньше полмиллиона заныкано. Это сорт людей такой. У них деньги лучше сгниют, чем родне помогут.  

– Так чего она, даже внукам ничего не покупает?  

– Ну, принесет раз в неделю внукам по шоколадке. А Светке – какие шоколадки? Восемнадцатый год пошел. У ней джинсы одни три тыщи стоят, да эти, как их там, бабутены…  

– Лабутены.  

– Да, лабутены. А Светке одеваться надо, она у меня в этом году в город, в медицинский будет поступать…  

– Славок, ну и к чему ты весь этот базар развел?  

– Теща уезжает в субботу к сестре, в Зареченск. А мы с тобой у нее дома ночью похозяйничаем. Я знаю, где у бабуси – «бабуси» припрятаны.  

Витек вздохнул:  

– А не стремно родню-то грабить?  

– Витек, да я все и не буду брать, пускай себе копит старая склочница. Штук сто пятьдесят возьму, с долгами рассчитаться, да Светку в институт устроить. Со мной пойдешь – и тебе доля упадет.  

– Лады, Славок, я в теме.  

– Вот и хорошо. Иди, возьми ведро в машине – и залей костер.  

Витя вернулся удрученный:  

– Как домой-то поедим, у тебя там лужа тосола под капотом.  

– Вот чертова таратайка, доведет она меня! Опять, наверное, помпа потекла. Этой ржавой «копейке» лет, почти как нам с тобой. Ты иди к Кузьмичу, он на Боярском ерике рыбачит, попроси, пусть дотащит.  

Шустрый Витек убежал звать Кузьмича на помощь, а Слава подошел к своему старому, видавшему виду «жигуленку», и в сердцах пнул его по колесу…  

Зоя Андреевна подоила спозаранку корову, обмылась в душе, достала из шкафа свою парадную зеленую кофту и положила ее на кровать. Затем взяла большой фонарь, открыла люк в погреб, в веранде, под паласом, и полезла вниз. Погреб у нее был большой, под всем домом. Только вот завален всяким ненужным хламом. Бывший муж, Алексей Пантелеевич, раньше работал тридцать лет завхозом в школе, и натаскал всякое списанное и ненужное в школе имущество. На стеллажах лежали: старые журналы, мячи, физкультурные маты, волейбольные сетки. Один шкаф занимали химические колбы и пробирки, а в большом железном сундуке даже лежал гипсовый скелет, из кабинета биологии, который Зоя Андреевна почему-то прозвала « Гошей». На самом высоком шкафу стояла большая гипсовая голова Ильича. Он с лукавым прищуром всматривался в темноту подвала.  

« Надо все-таки как-то Славика попросить разобрать здесь, а то ногу поставить скоро будет некуда…» – подумала Зоя Андреевна.  

Алексей Пантелеевич, бывший муж, был на четыре года младше ее, однако тоже, далеко не мальчик, когда в шестьдесят лет уехал из деревни, с учительницей литературы, Галиной Сергеевной, худой и бледной мышкой. Верно говорят в народе, седина в бороду – бес в ребро. Она хорошо помнила тот день. Уже будучи давно на пенсии, ее неожиданно попросили поработать год в Лесхозе, за бухгалтера Валентину, которая неожиданно ушла в декретный отпуск.  

К конторе подъехало желтое такси. Муж, в новом пальто, весь свежевыбритый, вызвал ее на улицу.  

– Ты, Андреевна, не обессудь, сердцу, оно ведь не прикажешь, – он опустил глаза, – и поддел начищенным до блеска ботинком грязный глиняный комок. –  

Мы с Галей все решили, уезжаем в Питер жить.  

Галина Сергеевна из машины быстро посмотрела на нее, и тут же отвернулась.  

– И давно ты с этой… Лохудрой.  

– Зоя, не нужно скандалить. Давай расстанемся интеллигентно.  

Зоя Андреевна сжала кулаки:  

– Ну и проваливайте, раз вы все решили, только чтоб духу вашего больше в хуторе не было!  

Она развернулась, и пошла в контору. Обернулась возле самой двери:  

– И не приезжай! Никогда!  

Вот так он и уехал. Только на Новый год и на День рождения звонил, спрашивал про Таньку, про внуков. А ведь тридцать два года прожили душа в душу. Казачка Зоя, звали ее на хуторе. А он – всегда был тихий, безропотный Леша. Все время за ее широкой бабьей спиной, как «бесплатное приложение», – так один раз пошутила Танюшка, да так прозвище к мужу и прилипло.  

Разлуку с мужем она пережила стойко, уйдя с головой в работу, да заботы с внуками. А еще себе Буренку прикупила, чтоб было всегда у внучат свежее молочко, да сметанка. В семью дочери особо старалась не встревать. Зять Слава оказался нормальным мужиком, малопьющим, не скандальным, но немного с ленцой. Раньше работал на заводе, вроде зарабатывал неплохо, потом лень ему стало, за пятьдесят километров каждый день ездить, пошел в местный Лесхоз. Но хозяйство три года назад развалилось, и Слава пошел работать к местному фермеру Савельеву, механиком и водителем. А у фермера какой заработок – есть урожай, и прибыль будет, а нет – сиди на голом окладе.  

Зоя Андреевна аккуратно прошла по узкому проходу подвала, аккуратно миновав крысиные капканы, и подошла к железному сундуку. Приподняла крышку сундука, петли отчаянно скрипнули в тишине подвала. Из сундука, пустыми глазницами, на нее пялился скелет. « Ну что, Гоша, охраняешь? »  

Она запустила руку под старые журналы, и вытащила трехлитровую банку, закрытую полиэтиленовой крышкой. Банка была набита сверху до низа денежными купюрами: « пятисотенными» и «тысячными». Бабушка положила банку в сумку, вздохнула, и пошла назад, к лестнице.  

Зоя Андреевна наказала бабе Нюре, соседке, подоить корову вечером и с утра пораньше, и пошла к автобусной остановке.  

Утром Слава пошел в сельпо за сигаретами. Возле магазина стояла старая, полуразрушенная колхозная столовая. Из проема окна валил дымок. Он подкрался, и схватил за ухо соседского мальчишку, конопатого Димку:  

– Тебе папка курить разрешил?  

– Ай-яй, пустите, дядя Слава, я так, попробовать решил, – Димка бросил бычок на бетонный пол, и быстро растоптал. Из двери магазина вышел Витек с батоном и бутылкой кефира.  

– Давай, быстро чеши отсюда.  

Димка схватил велосипед, и быстро убрался восвояси. Витек задумчиво посмотрел ему вслед, и хитро подмигнул другу:  

– Ну, что операция « Ы» не отменяется?  

Слава оглянулся вокруг:  

– Ты поменьше языком трепи, болтун. В двадцать три тридцать – за старым клубом.  

– Слушай, Славян, у тебя же именины завтра. Отмечать-то будешь?  

– Витек, сорок лет – не отмечают. Но мы с тобой на дело сходим, и потом обязательно отдохнем.  

Витек махнул в сторону автобусной остановки:  

– Никак Зоя Андреевна куда собралась?  

Старушка стояла прямая, как столб, в косынке, в новой кофте, и с сумкой, вглядываясь на трассу, в ожидании автобуса.  

Слава кивнул другу головой, и пошел в магазин, у входа ему показалось, что со второго этажа столовой за ним кто-то наблюдает, будто промелькнула чья-то тень, он быстро обернулся, но никого не увидел…  

Всю неделю жена Танюха ходила как блаженная, улыбалась, и иногда посмеивалась. Один раз даже суп сильно пересолила.  

– Ты чего, Танюха, влюбилась, что ли? – подшутил Слава.  

– Эх, Славик, скоро моя мама тебе на День рождения такой подарок приготовит…  

Слава вздрогнул. От тещи он давно не ожидал ничего хорошего. Он отодвинул тарелку с пересоленным супом, неожиданно нахлынули воспоминания.  

С Танюхой они учились в параллельных классах. Потом она в Михайловку, в колледж поступила, а он в Урюпинское училище. Через три года встретились на местном пляже, Слава ее и не узнал: девка похорошела, постройнела, голубые глаза, русая коса до пояса… Славу будто молнией тогда ударило. Целый месяц бегал за ней, как привязанный: в кино ходили, на дискотеку. Однажды его в сторону отвела ее мама, Зоя Андреевна:  

« Парень ты, конечно, хороший, но не пара ты нашей Татьяне ¬– не ходи ты к ней, сынок…»  

Вскоре его в армию забрали, Татьяна даже на проводы не пришла. Хотя письма изредка писала. Потом друзья рассказывали, к ней ездил армянин Ашот, из Зареченска, на новой спортивной « Ауди». Мама Зоя была в восторге от молодого, обходительного и вежливого человека. « Слова от него грубого не услышишь, и меня даже мамой называет», – хвастала тетя Зоя соседкам.  

Но гром раздался среди ясного неба. Приехала сестра Елизавета из Зареченска, оказалась, что она жила в одном дворе, с красавцем-армянином. Ашот Погасян, как оказалось, давно женат, и счастливый отец двоих маленьких детишек… В тот вечер, « Ауди» Ашота, набрала невероятную скорость по проселочной дороге, убегая от разъяренной тети Зои. Очевидцы видели даже воткнутый сзади, в багажник, топор, загнанный по самое деревянное топорище. Казачка Зоя была крута на расправу. После этого случая она махнула рукой, и сказала, что выдаст дочь – за последнего деревенского алкаша. Но вскоре из армии вернулся Слава, и через полгода они с Татьяной поженились. На свадьбе теща крепко обнимала зятя, и называла его « первый парень на деревне»  

Вспомнился Славе и еще один случай, который произошел лет восемь назад. Он тогда уволился с завода, устроился в местный Лесхоз, на заготовку дров. Однажды, решили они с мужиками «подшабашить», прихватили заброшенную делянку, быстро попилили, и сдали «налево» десять прицепов дров. В выходные он собирался с женой в город за покупками. Слава уже одел новую куртку, когда к дому подъехал «Уаз», оттуда вышел лесник Васильевич, пожилой участковый Голубев и теща Зоя Андреевна.  

– Слава, вы что, охренели, – завелся Васильевич, – на той заимке – редкая порода дуба росла, а вы скоты, все попилили. Как я теперь отчитываться перед «Природоохраной» буду?  

– В понедельник, со всей со своей бандой – напишите объяснительные, а то дело в район передам, – участковый Голубев сурово насупил брови.  

Слава посмотрел на Зою Андреевну, как будто ища в ней поддержку. Но теща была сурова, как снежная королева:  

– Все деньги за продажу древесины– сдадите в Лесхозовскую бухгалтерию, под расписку. А не то, милый зятек, поедешь дрова валить далеко, в тайгу…  

И вся троица, хлопнув дверьми « Уаза» укатила, подняв столб придорожной пыли.  

– Слаав, – вышла из дома жена, – а чего они приезжали-то?  

– Да так, по работе.  

– Так мы поедим за новым теликом или нет?  

– Или нет. К маме твоей будем ходить телик смотреть…– Слава махнул рукой, и пошел в дом переодеваться.  

За последние годы теща немного осунулась, похудела, только голос у нее был такой же властный, с металлическими нотками. А характер стал более черствый, тяжелый. Слава больше не ждал от нее ничего хорошего...