Время, вперёд!

Как сильно изменились за каких-то двадцать-тридцать лет приоритеты. И дело не только в том, что такие статусные вещи как, например, джинсы или куртки из кожи утратили свою "божественность". С ног на голову перевернулись классовые отношения.  

В былинные времена продавец в магазине или товаровед мог смотреть на физика-ядерщика свысока и не замечать в упор, а директор универмага мог плюнуть в любое физическое лицо, даже не глядя, лишь бы не в ОБХСС. Сейчас же для работника торговли даже просто презрительно взглянуть на кого попало, не разобравшись -- плохая идея, не говоря уже о нахамить.  

Звание Шофер-дальнобойщик из Совтрансавто звучало как Летчик-космонавт и романтичные девушки слетались, как мухи на десерт. Сейчас же, одного взгляда на товарный вид девок, торгующих собой на обочине, достаточно, чтобы понять какое неуважение к этой профессии установилось у общества.  

Изменились и вопросы, которые считаются острыми или неприличными.  

Я отучился уже полгода в первом классе, когда у нас появился новенький. Мальчика звали Давид Слонимский. Он был курчавый, темноглазый, смугловатый и нос с небольшой горбинкой. И очень, как мне показалось, робкий и застенчивый. Когда меня бабушка расспрашивала о школьных новостях, я ей рассказал о новом товарище.  

-- Он, наверно, еврей. -- предположила мудрая бабушка.  

Мне, конечно, стоило бы расспросить её, что значит "еврей", но что-то меня отвлекло. Возможно, "Ну погоди! " по ТВ.  

На следующий день, на перемене я простодушно спросил у Давида:  

-- Ты еврей?  

И немедленно получил от него в глаз, от застенчивого и робкого. Тогда я догадался, что не всё и не у всех можно спрашивать. Кого-то неудобный вопрос может и оскорбить.  

Однако, несмотря на то, что еще в первом классе я стал потерпевшим от проклятых евреев, с Давидом мы вскоре подружились. А в конце старших классов, я понял, что этот человек способен на настоящий подвиг, готов на самопожертвование ради своих товарищей.  

Сейчас не все помнят чудесное, полное надежд, время начала перестройки и гласности, когда добыча невзрачного плавленного сырка, не говоря уже о докторской колбасе, была сравнима, если не с победой в бою, то со спортивным достижением уж всяко. А если в руки попадал сакральный,,агдам" или литр,,сибирской", он же,,Собонис", то это было равносильно взятию рекорда. Ну а если вам, при всём этом, ещё не исполнилось двадцати одного годика, то это уже как олимпийская награда.  

Помню, что ценой огромного напряжения сил, благодаря природной смекалке и просто удаче, мы ( три товарища, в том числе и Давид) как-то раз отвоевали у судьбы две такие олимпийские плодово-ягодные медальки, насколько я помню, по 0, 7 каждая. И испить их решили на природе, устроить как бы пикник, чтобы романтично и где-то даже культурно.  

Парк личного автотранспорта в то время был несоизмеримо меньше, нежели ныне, и поездки за город на электричке были самым обычным делом. И вот мы, довольные всем на свете вообще, и собой в частности, стоим на перроне, ждем поезда, курим болгарские сигареты и искрометно, позитивно острим. Полиэтиленовый пакет, практически выработавший свой ресурс, с редкоземельными напитками стоит у наших ног. Когда состав уже на подходе, возникает обычная суета, пассажиры подхватывают свои котомки и устремляются к краю платформы, хотя это и строжайше запрещено.  

Наш друг Давид поднимает пакет и тут... О ужас!!! Пакет рвётся и один пузырь сползает на асфальт. Но не разбивается, поскольку ускорение свободного падения в соотношении с весом пузыря и высотой не критично, а скатывается вниз, туда где рельсы.  

Пока он катился стояла абсолютная, мёртвая тишина. Во всяком случае мне так казалось. Когда же он скрылся из вида, мы невыносимо долгую секунду ждали звона разбитого стекла. Но его не было. Так получилось, что бутылка упала возле шпал на песок и осталась целёхонька.  

Наш друг Давид, рефлекторно понимая, что не сносить ему головы, бросается Анной Карениной с платформы почти под поезд, хватает бутылку и с отчаянным криком,, Держи!!! " успевает бросить её нам и в последний момент выскочить из под многотонных колёс.  

Смотрели мы на этот динамичный экшен, разинув в растерянности пасти, и словить бутыль не среагировали.  

Да, она упала нам под ноги и разбилась. На мелкие кусочки. Электричка ушла без нас, увозя посмеивающихся, но всё же сочувствующих нам сограждан, а воздухе стоял печальный запах бормотухи, смешанной с пылью.  

Распив вторую из горла и без закуски под платформой, мы сидели на пыльных холодных ступеньках, курили болгарские сигареты и ругали правительство.