Источники сочинений Леонида Максимовича Леонова (1899–1994)

Источники сочинений Леонида Максимовича Леонова (1899–1994)  

Это враньё, что писатель, пусть даже сверхталантливый, как какой-нибудь Лео Толстой, пишет просто так, от великого своего ума. Нет, кончено, все списывают. Графоманы и плагиаторы списывают просто, нагло, очень близко к тексту источника и неинтересно. Более трудолюбивые словолюбы заимствуют более изощрённо и заковыристо. Толстой подражал Стендалю, Теккерею, Скотту, Флоберу, Достоевскому, евангелистам и прочим пока не распознанным толстоведами личностям. Достоевский тоже неплохо «потоптался» в евангелиях, списывал с бульварных криминальных романов, срисовывал с Плотина Ликопольского, Бальзака, Ричардсона и опять-таки с других разных текстов, по лени современных достоевсковедов ещё не сысканных наукой.  

Леонид Максимович Леонов, безусловный, хотя и неизучаемый в школах, классик советской литературы, естественно, откровенно заимствовал у старших товарищей, умерших и ещё живых.  

Во-первых, все всегда знали, что Леонов – второй Достоевский, что с этого эпилептика шепелявый Леонов списывает, непрерывно и не отрываясь, с самого своего рождения как писателя во время первой германской войны до почтенной смерти в девяностопятилетнем возрасте в разгар ельцинского алкоголизма. Почти все романы Леонова начинаются с того, что главный герой приезжает в этот город, прибывает, как у Достоевского Идиот холодным мартовским утром прибывает с гор в Петербург (романы Леонова «Вор», «Соть», «Дорога на океан», «Русский лес»). В романе «Скутаревский» сам главный герой профессор Скутаревский – отрешённый от мира гениальный учёный, у которого, однако, «ничего не получается», и есть тот самый Идиот Достоевского – добрый, но наивный малый князь Мышкин.  

В «Воре» Леонова главный герой, вор и убийца, прямо так и размышляет как Раскольников в «Преступлении и наказании» Достоевского – имею я, мол, право, убивать, вот и всё. Отвращением к монахам дышит «Соть» Леонова, как и «Братья Карамазовы» Достоевского. На перебой предлагающие своё юное тело главным героям романов Леонова юные девицы и женщины – обыкновенные Сонечки Мармеладовы из «Преступления и наказания» Достоевского. И прочие бесчисленные леоновские выписки из русского классика.  

Бесчисленные шайки злодеев-заговорщиков Леонова из «Скутаревского», «Дороги на океан» и «Русского леса» сильно напоминают аналогичных героев «Бесов» Достоевского.  

Во-вторых, как не недолюбливал Леонов Льва Толстого, но главная коллизия леоновского романа «Дорога на океан» есть точная копия «Смерти Ивана Ильича» Толстого – главный герой, безнадёжно больной раком, умирающий, пытается перед смертью что-то переосмыслить в своей угасающей жизни, переделать даже себя. Ну, понятно, что после «Войны и мира», все русские описания войны есть просто переделка Льва Толстого, по-другому в России просто не получается.  

В-третьих – Чехов. Сильное впечатление на советского классика Леонова производили пьесы Чехова, особенно «Дядя Ваня», с которого списан самый лучший роман Леонова «Русский лес», и «Вишнёвый сад», переделкой которого является пьеса «Половчанские сады». В «Русском лесе» даже главного героя зовут Иваном, а за глаза – Лешим. Первоначальное название чеховской пьесы «Дядя Ваня» – «Леший». Как в «Дяде Ване» доктор Астров беспокоится о судьбе русского леса, так и в «Русском лесе» главный герой бьётся за него же, за лес.  

В-четвёртых. Без «нашего всего» тоже не обошлось. В «Евгении Онегине» Пушкина автор общается со своим героем, так и в «Воре», «Дороге на океан» и «Пирамиде» Леонова то же! Главный герой попадает в стан восставших крестьян – это и «Барсуки» Леонова, и «Капитанская дочка» Пушкина. И от «Дубровского» Пушкина много в «Барсуках» Леонова – восстали крестьяне, обиженные соседними землевладельцами.  

Немножко пятого пункта. Черти и ангелы из «Пирамиды» Леонова – прямо-таки гоголевского происхождения.  

Уф, основные заимствования из русского девятнадцатого века обозначены. Теперь – век двадцатый.  

У Горького Леонов заимствовал интерес к самым низам общества, к подонкам, уголовникам, люмпенам – роман «Вор».  

У Андрея Белого (Бугаева) Леонов перенял бесконечные языковые эксперименты, часто делающие невозможным понимание его очень вычурной речи – Белого тоже к концу его писательства перестали понимать, такое он вытворял с русским языком.  

Леонов очень интересовался несколькими отраслями экономики и одной национальной территорией СССР. Как и Андрей Платонов. Оба обожают паровозы и железную дорогу («Дорога на океан», «Русский лес» Леонова и бесчисленные рассказы и повести Платонова о паровозах), оба обожают электротехнику («Скутаревский» Леонова и опять-таки бесчисленные тексты Платонова), оба писали о Туркмении. Очень внимательно читал Леонов Платонова. Очень. Даже как-то загадочно копировал этого способного машиниста, электротехника и алкоголика. Кстати, и Платонов искажал/уродовал великий и могучий русский язык не хуже Белого и Леонова.  

С Булгаковым Леонов был знаком лично – общались в Коктебеле у Волошина в 1920-х гг. Вся «Пирамида» Леонова, последний его роман – просто-напросто переделка «Мастера и Маргариты», которую написали М. А. Булгаков и его жена Е. Булгакова. Не постеснялся престарелый Леонов таким плагиатом заниматься.  

«Соть» Леонова – обычный производственный советский роман, родоначальником которого в СССР, как известно, был Ф. Гладков (романы «Цемент» и «Энергия»). Сам Гладков заимствовал эту литературную конструкцию у одного француза.  

Ну, как-то так.  

Спросите, чего это я набросился на гениального русского писателя Леонида Максимовича? Я очень ценю его. Он очень талантлив. Он стал классиком ещё при жизни. С удовольствием его читаю. Но он также списывал у предыдущих литературных талантов, как и эти самые таланты списывали у своих предшественников. Так уж устроена беллетристика, искусство вообще и даже наука. Только вот в науке принято честно ссылаться на свои источники. В беллетристике называть свои источники не принято.