Эхо Несуществующих Ответов

Коса Душ  

"В тени смерти я нашла силу, в крови — знание, а в тьме — себя. "  

— Митра, некромантка Санктуария  

В мрачных глубинах Санктуария, где ветер завывает, словно предсмертные крики проклятых, а земля пропитана кровью и пеплом бесчисленных войн, брела одинокая фигура. Ее звали Митра — некромантка, чья душа была так же темна, как безлунная ночь, а сердце холодно, как могильный камень. Худощавая, с кожей бледной, словно выцветший пергамент, она ступала по разбитой тропе, усеянной обломками костей и ржавыми обрывками доспехов. Ее длинный плащ, изодранный и пропитанный застарелой кровью, волочился за ней, оставляя в пыли тонкий след, будто змея ползла к своей добыче. В руках она сжимала посох, вырезанный из черного дерева и увенчанный черепом какого-то давно забытого существа, чьи пустые глазницы, казалось, все еще хранили отголоски ужаса перед смертью.  

Мир вокруг нее был воплощением кошмара. Небо, затянутое багровыми тучами, истекало редкими каплями дождя, похожими на сгустки гноя, падающие с гниющей плоти небес. Вдалеке раздавались вопли — то ли людей, то ли демонов, раздираемых на части в вечной бойне. Земля под ногами Митры дрожала от шагов невидимых тварей, что рыскали в тенях, а воздух был пропитан смрадом разложения и серы. Здесь, в этом проклятом уголке Санктуария, жизнь не стоила ничего, а смерть была лишь началом новых мучений.  

Митра не искала ни спасения, ни искупления. Ее путь был иным — она выслеживала следы древнего ордена некромантов, давно канувшего в бездну времени. Легенды гласили, что эти мастера смерти владели тайнами, способными подчинить саму Пылающую Преисподнюю, заставить легионы демонов склониться перед их волей. Но орден исчез, оставив лишь шепотки в ветре да обрывки манускриптов, вырезанных на человеческой коже. Митра знала: где-то в этом мире, среди развалин, пропитанных кровью, и болот, усеянных вспухшими трупами, скрывается ключ к их наследию. И она найдет его, даже если придется вырвать его из еще теплых тел врагов, разодрать их плоть своими руками и омыться их агонией.  

Ее глаза, черные, как бездонные колодцы, сверкнули холодным огнем, когда она остановилась у края обрыва. Перед ней раскинулась долина, усеянная телами — сотни, тысячи изувеченных останков, растерзанных до неузнаваемости. Кровь текла рекой, смешиваясь с грязью, а в центре этого моря смерти возвышался алтарь, грубо высеченный из камня, покрытый багровыми потеками и кусками плоти. Над ним витал едва заметный зеленоватый дымок — знак древней магии, зовущий ее вперед. Митра оскалилась в леденящей улыбке, обнажив зубы, пожелтевшие от времени и зелий. Она чувствовала: ее поиск только начинается, и скоро этот мир узнает, что даже демоны могут бояться. Митра медленно приблизилась к алтарю, ее шаги были почти бесшумны на фоне хлюпающей под ногами кровавой жижи. Камень перед ней был древним, покрытым трещинами и выщербленный временем, но все еще хранил следы зловещей силы. Руны, вырезанные на его поверхности, пульсировали слабым зеленоватым светом, а в воздухе висел тяжелый запах тлена и чего-то еще — чего-то живого, но давно мертвого. Она провела пальцами по краю алтаря, оставляя на нем тонкий след черной крови, сочившейся из ее собственных ран — вечное напоминание о цене ее ремесла. В этот момент земля под ней задрожала, и из теней раздался низкий, гортанный рык.  

Она резко обернулась. Из мглы, что клубилась над долиной, выступили хазра — отвратительные порождения Санктуария, рожденные из самых темных уголков Преисподней. Эти козлоподобные твари, покрытые грубой бурой шерстью, источали смрад гниющей плоти и серы. Их мускулистые тела были усеяны шрамами и язвами, а кривые рога, торчащие из массивных голов, блестели от свежей крови. В лапах они сжимали грубо выкованные топоры и копья, утыканные зазубринами, а их желтые глаза горели ненавистью и голодом. Хазра были слугами демонов, безмозглыми зверями, живущими ради резни, и сейчас их было не меньше дюжины. Они заметили Митру, и их морды исказились в зверином оскале, обнажив ряды кривых, острых клыков.  

С хриплым ревом они бросились на нее, топая копытами по земле, отчего грязь и кровь разлетались во все стороны. Их топоры взметнулись в воздух, готовые разрубить некромантку на куски. Но Митра лишь усмехнулась, ее губы растянулись в холодной, презрительной гримасе. Она вскинула посох, и из его черепа вырвался поток темной энергии, черной, как сама бездна. Земля под ее ногами треснула, и из кровавого месива начали подниматься мертвецы.  

Трупы, лежавшие вокруг, зашевелились с отвратительным хрустом костей и влажным чавканьем разорванной плоти. Скелеты, еще сохранившие обрывки кожи и сухожилий, вставали, сжимая в руках ржавые обломки мечей. Тела, лишенные голов, шатаясь поднимались, их руки тянулись к хазра с неестественной силой. Один из мертвецов, чья грудная клетка была разорвана, обнажая гниющие внутренности, бросился на ближайшего хазра, вцепившись в его горло костлявыми пальцами. Кровь брызнула фонтаном, когда тварь завопила, пытаясь отбиться, но мертвец разодрал его шею, вырвав куски мяса вместе с хрящами.  

Но это было лишь начало. Митра ударила посохом о землю, и из кровавой лужи перед ней начала формироваться чудовищная фигура. Плоть мертвых, словно живая, потекла к центру, сливаясь в единое целое. Кости ломались и склеивались, сухожилия натягивались, как канаты, а куски мяса сплавлялись в массивное тело. Через мгновение перед ней возвышался голем — гигантское создание из плоти и костей, высотой в три человеческих роста. Его тело было уродливой мозаикой из разорванных конечностей, торчащих ребер и пульсирующих вен, а вместо лица — сплошная масса из перемолотых черепов, из которых сочилась черная жижа.  

Хазра замерли на миг, их звериные инстинкты дрогнули перед этим кошмаром. Но было поздно. Голем шагнул вперед, и земля содрогнулась. Одним движением он схватил ближайшего хазра за голову, сжав ее так, что череп лопнул, как переспелый плод, брызнув мозгами и кровью. Другого он просто раздавил ногой, превратив в месиво из шерсти и костей, а третьему оторвал руку вместе с плечом, швырнув конечность в толпу его сородичей. Твари завыли, бросаясь на голема, но их оружие лишь вязло в его плоти, не причиняя вреда. Мертвецы тем временем рвали хазра на части, выдирая куски мяса и ломая их хребты.  

Митра стояла неподвижно, наблюдая за бойней с ледяным спокойствием. Кровь текла по ее сапогам, а крики умирающих хазра сливались в симфонию ужаса. Она знала: это лишь мелочь на ее пути. Алтарь перед ней хранил тайны, и она выжмет их из этого мира, даже если придется утопить его в море трупов. Бойня стихла так же внезапно, как началась. Остатки хазра, еще живые, но израненные, хрипели и скулили, пытаясь отползти от ужаса, что воплотила перед ними Митра. Их шерсть слиплась от крови, конечности дрожали, а из пастей текла пена, смешанная с багровыми сгустками. Но некромантка не собиралась оставлять им даже призрачной надежды на бегство. Ее глаза сузились, и в них вспыхнул зловещий блеск — предвестник новой волны смерти.  

Митра высоко подняла свой посох, сжимая его так, что костяшки побелели, а черное дерево затрещало под напором ее силы. Воздух вокруг нее сгустился, пропитанный едким запахом магии и разложения. С резким, почти звериным выкриком она обрушила посох вниз, вонзив его в пропитанную кровью землю. Удар был подобен грому, расколовшему небеса, и от точки соприкосновения в стороны хлынули волны темной, бурлящей крови — не просто жидкости, а живой силы, насыщенной проклятием и гневом самой смерти.  

Эти кровавые волны взметнулись в воздух, словно гигантские щупальца, извиваясь и шипя, будто раскаленная лава. Они обрушились на остатки хазра с сокрушительной мощью, сметая их, как ураган сметает сухие листья. Первая волна ударила в ближайшего зверя, и его тело мгновенно раздулось, словно внутри закипела сама его сущность. Кожа лопнула с влажным треском, выпуская наружу внутренности, которые тут же растворились в алой пучине. Вторая волна подхватила другого хазра, разрывая его на куски — рога отлетели, как обломки дерева, а плоть соскользнула с костей, оставив лишь пустую оболочку, что рухнула на землю, сморщенная и бесформенная, как брошенный мешок.  

Третья волна, самая мощная, прокатилась по всей долине, превращая последних хазра в жалкие останки. Их тела разъедало, будто кислотой, шерсть растворялась, мышцы истончались, а кости крошились в пыль. Один из них, еще пытаясь сопротивляться, поднял копье, но волна крови ударила ему прямо в грудь, вырвав изнутри все живое. Его шкура сжалась, сморщилась и упала на землю пустой оболочкой, из которой вытекла последняя капля жизни, смешавшись с багровым морем у ног Митры.  

Когда волны утихли, долина погрузилась в мертвую тишину. Лишь слабое шипение крови, оседающей в трещинах земли, нарушало безмолвие. Там, где только что рычали и сражались хазра, теперь лежали лишь их иссушенные останки — пустые, смятые оболочки, лишенные плоти и души. Митра медленно выпрямилась, выдернув посох из земли. По его древку стекали струйки крови, капая на землю и смешиваясь с багровым месивом под ногами. Она вдохнула полной грудью, наслаждаясь запахом смерти, что витал в воздухе, и повернулась к алтарю.  

Ее работа здесь еще не была закончена. Эти твари были лишь помехой, мелкой преградой на пути к истинной цели. Алтарь перед ней все еще пульсировал своей зловещей энергией, и она знала: тайны древнего ордена некромантов ждут ее. Пусть мир содрогнется, пусть реки крови зальют Санктуарий — она найдет то, что ищет, и ни демоны, ни смертные не встанут у нее на пути. Митра стояла перед алтарем, ее дыхание было ровным, несмотря на бойню, что только что развернулась у ее ног. Кровь, стекающая с посоха, капала на землю, смешиваясь с багровыми лужами, но она не обращала на это внимания. Ее взгляд был прикован к камню — древнему, изъеденному временем и пропитанному темной силой. Поверхность алтаря, покрытая пятнами засохшей крови и кусками плоти, казалась живой: руны и символы, вырезанные на ней, слабо мерцали зеленоватым светом, словно дышали в такт невидимому пульсу.  

Она наклонилась ближе, ее длинные, спутанные волосы, пропитанные грязью и кровью, упали на лицо, но она даже не попыталась их убрать. Пальцы, тонкие и холодные, как у трупа, скользнули по выщербленному краю алтаря, ощупывая каждый изгиб, каждую трещину. Руны были ей незнакомы — угловатые, с острыми краями, они отличались от тех, что она изучала в древних фолиантах, написанных на коже и вымоченных в яде. Некоторые напоминали когти, вонзившиеся в камень, другие — переплетенные вены, застывшие в агонии. Между ними вились символы, похожие на змей или щупальца, извивающиеся в бесконечном танце. Они не принадлежали ни одному известному ей языку Санктуария, ни смертному, ни демоническому.  

Митра нахмурилась, ее губы сжались в тонкую линию. Она чувствовала силу, исходящую от этих знаков, — силу, что вибрировала в воздухе, заставляя кожу на ее руках покрываться мурашками. Но смысл ускользал от нее, как тень, растворяющаяся в темноте. Она провела пальцем по одной из рун, и та вспыхнула ярче, оставив на ее коже легкий ожог. Боль была острой, но знакомой — лишь еще одно напоминание о том, что знание всегда требует жертвы.  

Некромантка отступила на шаг, опершись на посох. Ее разум работал лихорадочно, перебирая воспоминания о древних текстах, шепотах давно мертвых учителей, слухах, что она вырвала из глоток умирающих врагов. Орден некромантов, чьи следы она искала, был старше, чем сама память Санктуария, старше войн ангелов и демонов. Эти символы могли быть их наследием, ключом к их запретной магии — или ловушкой, готовой поглотить ее душу. Но Митра не боялась. Она давно смирилась с тем, что ее путь ведет либо к триумфу, либо к вечной тьме.  

Она обошла алтарь, изучая его со всех сторон. На задней стороне камня виднелись глубокие борозды, будто когти какого-то чудовища рвали его в ярости. В центре одной из выемок она заметила темное пятно — не просто кровь, а что-то гуще, чернее, словно смола, вытекшая из самой земли. Митра протянула руку, но остановилась, чувствуя, как воздух вокруг сгущается, становясь липким и тяжелым. Это была не просто загадка — это был вызов, и разгадать его предстояло ей одной.  

Она знала, что времени мало. Санктуарий не прощает тех, кто медлит, а силы, что рыщут в тенях, уже могли почуять ее присутствие. Митра сжала посох сильнее, ее разум был острым, как лезвие. Она найдет ответы, даже если придется вырвать их из этого камня вместе с его древней душой. Алтарь молчал, но она чувствовала: он ждет. И она заставит его заговорить. Митра стояла перед алтарем, ее терпение иссякло. Тайны, скрытые в этих непонятных рунах, дразнили ее, но не поддавались. Она больше не собиралась ждать. Сжав посох обеими руками, она вскинула его над головой, и из черепа на его вершине вырвался поток темной энергии — черной, как бездна, и яростной, как буря. Сила ударила в алтарь, словно молот, раскалывая камень с оглушительным треском. Осколки разлетелись во все стороны, некоторые вонзились в землю, другие растворились в кровавой жиже под ногами. Зеленоватый свет рун мигнул и угас, а из разломанного сердца алтаря выпал маленький белый камень — гладкий, почти сияющий, словно выточенный из кости ангела.  

Митра наклонилась и подняла его. Камень был холодным, но в нем пульсировала жизнь — слабая, но ощутимая, как отголосок давно забытого крика. Едва ее пальцы сомкнулись вокруг него, мир вокруг нее исчез. Тьма поглотила долину, и перед ее глазами развернулось видение — жестокое, древнее и полное крови.  

Она увидела двух существ, сражающихся в пустоте, где не было ни земли, ни неба — лишь бесконечный хаос, сотканный из огня, теней и расколотых звезд. Одно из них она узнала мгновенно — это был Ану, Первозданный, воплощение света и порядка. Его тело сияло, как расплавленное золото, каждая чешуйка его бронированной кожи переливалась чистейшим светом. Его лик был совершенен, словно высечен из мрамора ангельскими руками, а глаза горели мудростью и решимостью. Он был огромен, его крылья, сотканные из потоков эфира, простирались на бесконечные расстояния, а в руках он сжимал копье, чье острие могло пронзить саму реальность.  

Против него стояло другое существо — незнакомое Митре, но от его вида ее кровь застыла в жилах. Это был колосс тьмы, воплощение первобытного хаоса и ярости. Его тело было массивным, покрытым чешуей чернее ночи, из которой сочилась дымящаяся смола. Семь голов, каждая увенчанная рогами, извивались на длинных шеях, их пасти были полны острых, как кинжалы, зубов, а глаза пылали багровым огнем ненависти. Из спины торчали шипы, из которых вырывались языки пламени и ядовитый дым, а когтистые лапы оставляли в пустоте следы, будто разрывая ткань мироздания. Это существо было самим злом, рожденным из глубин хаоса, и его присутствие наполняло все вокруг чувством ужаса и разрушения.  

Битва их была чудовищной. Ану взмахнул копьем, и луч света пронзил одну из голов темного существа, заставив ее взорваться в фонтане черной крови и огня. В ответ тварь изрыгнула поток ядовитого пламени, опалившего крылья Ану, отчего те задымились и начали истончаться. Они сталкивались снова и снова, каждый удар сотрясал пустоту, рождая волны энергии, что раскалывали саму суть бытия. Ану отсек еще одну голову, и ее обугленный остов рухнул в бездну, но темное существо лишь взревело громче, его ярость удвоилась. Оно вцепилось когтями в грудь Ану, разрывая его золотую плоть, и из ран хлынул свет, ослепительный и чистый, но смешанный с болью.  

Они бились вечность — или, быть может, мгновение, — пока их силы не достигли предела. В последнем, отчаянном усилии Ану вонзил копье прямо в сердце темного существа, пронзив его насквозь. Но в тот же миг когти твари разорвали его собственное тело, вырвав из него сияющую сущность. Их крики слились в единый, оглушительный вопль, и два существа взорвались в ослепительной вспышке, где свет и тьма смешались в одно. От их столкновения родилась буря, что разнесла их останки по бесконечности. Из плоти Ану возникли ангелы и небеса, а из крови темного существа — демоны и Пылающая Преисподняя. Так был рожден Санктуарий — мир, ставший отражением их вечной вражды.  

Видение оборвалось так же резко, как началось. Митра стояла, сжимая белый камень, ее грудь тяжело вздымалась. Она поняла, что держит в руках осколок той древней битвы — частицу, что осталась от столкновения Ану и его безымянного врага. Но что это значило для ордена некромантов? И почему алтарь хранил этот секрет? Ее разум пылал вопросами, но ответы все еще ускользали, как тени в ночи. Одно она знала точно: этот камень был лишь началом, и путь впереди обещал еще больше крови и тайн. Митра покинула долину, оставив за собой лишь разрушенный алтарь и иссушенные останки хазра, что медленно растворялись в кровавой грязи. Белый камень, холодный и тяжелый, лежал в ее руке, спрятанный в складках изодранного плаща. Она двинулась дальше, ее шаги были медленными, но решительными, несмотря на усталость, что сковывала ее тело. Солнце давно скрылось за горизонтом, уступив место багровому сумраку, который в Санктуарии казался вечным. Ветер выл, неся с собой запах гнили и пепла, а тени шевелились, словно живые, но она не обращала на них внимания. Ее путь лежал вперед, к ответам, что манили ее, как призрачный свет во мраке.  

К ночи она набрела на деревушку — жалкое скопление покосившихся хибар, прилепившихся к краю болотистой низины. Дома были сложены из гнилого дерева и костей, крыши покрыты соломой, пропитанной сыростью и плесенью. Улицы утопали в грязи, смешанной с кровью и отбросами, а редкие жители — изможденные, с пустыми глазами — шарахались от нее, прячась за ставнями. Таверна стояла в центре, чуть больше других построек, но не менее убогая: стены покрыты копотью, окна затянуты мутной пленкой, а вывеска с надписью "Кровавая Кружка" болталась на ржавой цепи, скрипя при каждом порыве ветра.  

Митра толкнула дверь ногой, и та с треском распахнулась. Внутри было душно, воздух пропитан запахом прокисшего эля, пота и страха. Несколько местных, сидящих за грубо сколоченными столами, разом замолчали, уставившись на нее. Их лица были изможденными, покрытыми шрамами и язвами, а руки нервно сжимали кружки. Она выглядела как призрак смерти: бледная, в изодранном плаще, с посохом, от которого все еще исходил слабый запах крови. Ее появление вызвало шепотки, но никто не осмелился заговорить первым.  

— Где здесь можно остановиться? — ее голос прорезал тишину, громкий и резкий, как удар хлыста.  

Все замерли. Кто-то уронил кружку, и та с глухим стуком упала на пол, разливая мутную жижу. Мужчина у стойки, тощий, с сальными волосами и кривыми зубами, дернулся от звука ее голоса, но, пересилив страх, прохрипел:  

— Наверху... есть комната. На втором этаже. Свободна.  

Митра посмотрела на него, ее черные глаза пробуравили его насквозь, заставив сжаться. Не говоря ни слова, она сунула руку под плащ, вытащила потемневшую от времени монету и бросила ее в его сторону. Та звякнула о деревянный пол, закатившись под стол, и мужчина поспешно бросился ее подбирать, бормоча что-то невнятное. Остальные молча проводили ее взглядами, пока она, не оглядываясь, направилась к лестнице.  

Ступени скрипели под ее весом, угрожая развалиться. На втором этаже было темно, лишь тусклый свет масляной лампы, висящей на стене, освещал узкий коридор. Дверь в комнату оказалась приоткрытой, и Митра вошла, не церемонясь. Внутри было тесно: кровать с продавленным соломенным матрасом, покрытым пятнами, стол, на котором стояла треснувшая миска, и стул, шатавшийся на трех ножках. Стены были покрыты плесенью, а из щелей доносился слабый сквозняк.  

Она бросила посох в угол, где он с глухим стуком упал, и рухнула на кровать, не раздеваясь. Усталость навалилась на нее, как тяжелый камень, но сон не шел. В ее руке все еще был зажат белый камень, и его холод проникал в кожу, напоминая о видении. Два существа, свет и тьма, их битва... и тайны, что ждали впереди. Здесь, в этой жалкой таверне, она могла позволить себе лишь краткий отдых. Завтра ее путь продолжится, и Санктуарий снова потребует крови — ее или чужой. Митра лежала на продавленной кровати, ее тело неподвижно, но разум не находил покоя. Глаза закрылись, и тьма сомкнулась над ней, утягивая в глубины сна. Сначала была лишь пустота — холодная, безмолвная, но вскоре она начала дрожать, как от далекого грома. И вот перед ней снова возникла та битва, древняя и яростная, что уже являлась ей в видении. Но теперь она была глубже, отчетливей, словно само мироздание решило раскрыть ей свои тайны.  

Она видела Ану, сияющего, как звезда, его золотая плоть истекала светом, а копье в его руках разило с неумолимой силой. Напротив него возвышалось то второе существо — хаос во плоти, черное, как бездна, с семью головами, изрыгающими пламя и яд. Их бой был неистовым: Ану пронзал одну голову за другой, отсекая их с потоками черной крови, но тварь лишь регенерировала, ее ярость росла. И вдруг, в разгар схватки, Ану взревел, его голос расколол пустоту:  

— Татамет! Твое зло не вечное!  

Имя пронеслось через бездну, как удар грома, и Митра вздрогнула во сне, ощутив его силу. Татамет — так звали это воплощение тьмы, первобытного дракона, чья ненависть породила все ужасы Санктуария. Его семь голов зарычали в ответ, их глаза запылали багровым, а когти вонзились в Ану, разрывая его сияющую плоть.  

Битва достигла кульминации. Ану вонзил копье в сердце Татамета, и тот, в свою очередь, разорвал грудь Первозданного своими когтями. Их тела взорвались в ослепительной вспышке, и из этой гибели родилось новое. Митра видела, как головы Татамета, отсеченные и истекающие смолой, начали падать в бездну, но вместо того чтобы исчезнуть, они перерождались, принимая новые, ужасающие формы.  

Первыми возникли три великие силы. Из одной головы чьи рога были длиннее прочих, а пасть изрыгала дым, родился Баал, Владыка Разрушения. Его тело было массивным, покрытым шипастой чешуей, из которой сочилась кислота, а глаза светились злобным весельем. Его когти оставляли в пустоте дымящиеся борозды, а смех был подобен раскатам грома. Вторая голова, с горящими глазами и кривыми клыками, дала жизнь Диабло, Владыке Ужаса. Он вырос из тьмы, его кожа была красной, как раскаленная лава, а рога извивались, как живые змеи. Его присутствие наполняло все вокруг страхом, а шипы на спине пульсировали, испуская ядовитый жар. Третья голова, самая изящная, но с пастью, полной острых зубов, породила Мефисто, Владыку Ненависти. Его тело было худощавым, покрытым бледной кожей, словно у мертвеца, а из спины вырастали костяные отростки, сочащиеся черной желчью. Его глаза горели холодным, расчетливым светом, а голос шептал проклятия, от которых пустота дрожала.  

Затем появились остальные. Из четвертой головы, покрытой гноящимися язвами, возник Азмодан, Владыка Греха. Его туша была огромной, жирной, с множеством конечностей, каждая из которых заканчивалась когтями. Из его пасти вырывался дым, а тело испускало жар, как раскаленная печь. Пятая голова, с длинными волосами, похожими на щупальца, родила Андариэль, Деву Страданий. Ее тело было женственным, но искаженным: кожа бледная, с венами, проступающими черными линиями, а из спины торчали шипы, с которых капал яд. Ее когти блестели, как лезвия, а смех был полон боли. Шестая голова, с глазами, скрытыми под костяной маской, дала жизнь Белиалу, Владыке Лжи. Он был стройным, с кожей, переливающейся, как ртуть, и руками, что извивались, как змеи. Его голос был сладким, но лживым, а вокруг него клубился иллюзорный туман. Наконец, седьмая голова, самая уродливая, покрытая наростами, породила Дуриэля, Владыку Боли. Его тело было похоже на гигантского насекомого, с хитиновым панцирем и клешнями, сочащимися гноем. Его движения были резкими, а из пасти вырывались крики агонии.  

Митра видела, как эти демоны, Великие и Малые Зла, поднимались из перерожденных голов Татамета, их сила росла, наполняя бездну ужасом. Но это было не все. Из разорванной плоти Татамета, из его черной крови и дымящихся костей, начало формироваться царство — Пылающий Ад. Огненные реки потекли из его ран, застывая в обсидиановые равнины. Из обломков его чешуи выросли шпили, усеянные черепами, а из дымящихся внутренностей поднялись крепости, полные криков и страданий. Это был мир, рожденный из смерти Татамета, его последнее наследие, где демоны правили, а души смертных горели в вечном пламени.  

Сон оборвался, и Митра резко распахнула глаза. Она лежала на кровати, ее грудь тяжело вздымалась, а пальцы судорожно сжимали белый камень. Имя Татамета эхом отдавалось в ее голове, а образы демонов и Пылающего Ада горели перед глазами. Этот сон был не просто видением — он был предупреждением, откровением. Камень в ее руке был связан с этой древней историей, и теперь она знала: орден некромантов, чьи следы она искала, мог быть ближе к истокам мироздания, чем она думала. Усталость отступила, сменившись холодной решимостью. Ей предстояло идти дальше, и этот сон лишь подстегнул ее жажду ответов. Утро в Санктуарии наступило серое и холодное. Небо, затянутое плотными тучами, казалось, давило на землю, а слабый ветер нес с собой запах сырости и гниения. Митра поднялась с кровати, ее кости ныли от ночного сна на жестком матрасе, но она не позволила себе задерживаться. Белый камень, спрятанный в складках плаща, холодил кожу, напоминая о видении, что явилось ей во сне. Ответов не было, лишь вопросы, жгучие и неотступные, толкали ее вперед. Она схватила посох, бросила последний взгляд на убогую комнату и спустилась вниз, не удостоив таверну даже прощальным взглядом. Жители деревушки шарахались от нее, как от чумы, но ей было все равно. Ее путь лежал дальше.  

Она шла весь день, не зная точного направления, но доверяя инстинктам, что вели ее через пустоши и болота. К вечеру перед ней выросли очертания города — Вестмарш, некогда гордый оплот человечества, ныне тень былого величия. Его стены, покрытые трещинами и пятнами копоти, возвышались над равниной, а башни, искореженные войной с демонами, накренились, словно готовые рухнуть. Улицы города кишели жизнью, но это была жизнь отчаянная: торговцы выкрикивали свои товары, нищие тянули руки из грязи, а стражники с угрюмыми лицами патрулировали переулки. В воздухе висел запах дыма, крови и страха — Вестмарш выживал, но едва ли процветал.  

Митра вошла в город, игнорируя взгляды прохожих, что цеплялись к ее изодранному плащу и посоху. Ей нужно было найти хоть что-то — подсказку, след, связанный с орденом или белым камнем. Она свернула в узкий переулок, где среди лачуг и телег виднелась небольшая лавка. Над входом висела вывеска с изображением склянки, а изнутри доносился слабый запах трав и химии. Она толкнула дверь и вошла.  

Внутри было тесно: полки ломились от пузырьков с зельями, сушеных трав и странных артефактов. Старик за прилавком, сгорбленный и с руками, покрытыми пятнами, поднял на нее мутные глаза, но ничего не сказал. Митра подошла к полке с зельями, разглядывая мутные жидкости в склянках — красные, зеленые, черные, некоторые пузырились, другие казались застывшими. Она протянула руку к одному из них, когда ее взгляд упал на мутное зеркало, висящее на стене рядом.  

В отражении она увидела себя — и замерла. Ее лицо было покрыто грязью, смешанной с засохшей кровью, волосы спутались в колтуны, пропитанные пылью и жиром. Плащ, некогда черный, теперь был серо-бурым от грязи и разрывов, а кожа на руках выглядела серой, как у мертвеца. Она выглядела как ходячий труп, и на миг даже ее холодный разум дрогнул. "Мне бы не помешало искупаться", — подумала она, почти с сарказмом. В Санктуарии чистота была роскошью, но сейчас, глядя на свое отражение, она ощутила, как усталость и грязь давят на нее сильнее, чем она готова была признать.  

— Есть тут где-то место, где можно помыться? — бросила она старику, не оборачиваясь.  

Тот кашлянул, словно от неожиданности, и прохрипел:  

— В конце улицы... старая баня. Работает, если заплатишь. Воды мало, но горячая.  

Митра кивнула, бросила на прилавок еще одну монету из своих скудных запасов и вышла. Зелья могли подождать — ей нужно было привести себя в порядок, прежде чем продолжать поиски. Вестмарш был полон теней и слухов, и она чувствовала, что здесь, среди этих улиц, она найдет хоть крупицу истины. Но сначала — баня. Даже некромантке иногда нужно смыть с себя грязь этого проклятого мира.  

Митра свернула в конец улицы, где среди покосившихся домов виднелась старая баня — низкое здание из потемневшего камня, с крышей, покрытой мхом, и трубой, из которой поднимался слабый дымок. Она толкнула тяжелую дверь, и та скрипнула, пропуская ее внутрь. В полумраке стоял запах сырости, угля и травяного настоя. У входа сидела старуха, закутанная в лохмотья, с лицом, похожим на сморщенное яблоко. Митра молча бросила ей пару монет, и старуха, не поднимая глаз, кивнула в сторону занавешенного прохода.  

Пройдя дальше, Митра оказалась в небольшой комнате, освещенной тусклым светом масляной лампы. В центре стояла деревянная бадья, наполненная горячей водой, от которой поднимался пар, а рядом — грубый стол с куском мыла и тряпкой. Воздух был теплым, почти липким, контрастируя с холодом улиц Вестмарша. Она закрыла за собой занавес и начала раздеваться.  

Сначала упал плащ — тяжелый, пропитанный грязью и кровью, он рухнул на пол с глухим шлепком, обнажив ее худощавое тело. Она стянула потрепанную тунику, открывая бледную кожу, покрытую шрамами и тонкими линиями вен, проступающими под ней, как темные реки. Ее грудь была небольшой, но упругой, с темными сосками, напрягшимися от прохлады, что пробилась сквозь тепло комнаты. Она расстегнула пояс, и штаны соскользнули вниз, обнажая длинные, жилистые ноги, на которых виднелись старые синяки и царапины, оставленные битвами. Ее бедра были узкими, но мускулистыми, а между ними темнел треугольник жестких волос, слегка влажных от пота и пыли долгого пути. Она сбросила сапоги, и ее босые ступни, покрытые мозолями и грязью, ступили на холодный пол. Наконец, она распустила волосы — длинные, черные, спутанные, они упали на плечи, касаясь ее спины, где виднелись выцветшие татуировки в виде рун, вырезанных когда-то острым лезвием.  

Она стояла перед бадьей, ее тело было одновременно изможденным и сильным, как натянутая струна, готовая порваться или разить. Она шагнула к воде, и пар окутал ее, словно любовник, ласкающий кожу. Погрузившись в бадью, она медленно опустилась, позволяя горячей воде обнять ее ноги, бедра, талию, пока та не коснулась груди. Вздох сорвался с ее губ — редкий звук удовольствия в ее суровом мире.  

Митра взяла кусок мыла, грубого, с запахом золы, и начала тереть им кожу. Она провела им по шее, медленно, почти лениво, позволяя пене стекать вниз, между ключицами, к ложбинке груди. Ее пальцы скользили по коже, растирая грязь, и она слегка выгнулась, когда мыло коснулось сосков, заставив их напрячься еще сильнее. Вода плескалась вокруг, обнимая ее бедра, и она опустила руку ниже, проводя мылом по животу, где проступали слабые линии мышц, а затем еще ниже, к внутренней стороне бедер. Ее движения были медленными, чувственными, словно она наслаждалась каждым касанием, смывая не только грязь, но и тяжесть пути.  

Она зачерпнула воду ладонями и плеснула себе на лицо, позволяя струям стекать по щекам, губам, подбородку. Затем взялась за волосы, втирая мыло в спутанные пряди, массируя кожу головы кончиками пальцев. Пена стекала по спине, обрисовывая каждый позвонок, каждый шрам, пока не растворялась в воде. Наконец, она откинулась назад, погрузившись глубже, и закрыла глаза. Ее грудь поднималась над поверхностью, блестя от воды, а ноги слегка раздвинулись, позволяя теплу проникнуть в самые сокровенные уголки.  

В этот момент она была не некроманткой, не охотницей за тайнами — просто женщиной, чье тело, израненное и сильное, отдавало себя воде. Но даже в этом наслаждении ее разум оставался острым. Белый камень лежал рядом, на краю бадьи, и она знала: отдых — лишь передышка перед новым шагом в бездну Санктуария. Митра медленно поднялась из бадьи, вода плеснула, стекая с ее тела потоками. Пар поднимался вокруг, окутывая ее фигуру дымкой, а капли, блестящие, как жидкое серебро, струились по ее бледной коже. Они стекали с шеи, задерживаясь в ложбинке между ключицами, скользили по упругой груди, обрисовывая ее изгибы, и дальше — по плоскому животу, где задерживались в мелких шрамах, прежде чем устремиться к бедрам. Ее ноги, длинные и сильные, блестели от влаги, а волосы, теперь чистые, прилипли к спине, оставляя мокрые дорожки на коже.  

Она стояла неподвижно, позволяя воде стекать, и медленно провела пальцами по своему телу. Ее рука скользнула от щеки, где капля задержалась у уголка губ, вниз по шее, мягко касаясь пульсирующей жилки. Пальцы продолжили путь, обводя контур груди, слегка сжимая ее, пока соски не напряглись от прохлады воздуха. Она опустилась ниже, по животу, чувствуя, как кожа дрожит под ее собственным прикосновением, и наконец скользнула между ног, где тепло воды смешалось с ее собственным жаром. На миг ее дыхание сбилось, глаза полузакрылись, но затем она резко остановилась.  

— Не сегодня, Митра, — пробормотала она себе, голос был хриплым, но твердым, словно она отгоняла слабость.  

Она тряхнула головой, отбрасывая мокрые волосы с лица, и шагнула к своей одежде. Плащ, туника и штаны лежали кучей на полу, пропитанные грязью, кровью и потом. Она не собиралась надевать их в таком виде. Подняв тунику, она вернулась к бадье, где вода уже остыла и покрылась сероватой пеной. Опустив ткань в воду, она начала тереть ее о грубую доску, лежащую рядом. Ее движения были резкими, почти яростными — она вымещала на ткани усталость и напряжение. Грязь растворялась, окрашивая воду в бурый цвет, а пятна крови медленно сходили, оставляя за собой выцветшие следы.  

Закончив с туникой, она взялась за штаны, оттирая засохшую корку с коленей и швов. Плащ был последним — тяжелый, он впитал в себя слишком много грязи, и ей пришлось приложить усилие, чтобы отжать его. Вода плескалась, капая на пол, а ее руки, теперь чистые, но покрасневшие от работы, двигались уверенно. Она не позволяла себе расслабиться полностью — даже в этом простом деле она оставалась собранной, готовой к тому, что Санктуарий в любой момент может бросить ей новый вызов.  

Выстирав одежду, она развесила ее на краю бадьи и стола, чтобы та подсохла. Голая, с кожей, все еще влажной и блестящей, она села на стул, подтянув колени к груди. Белый камень лежал перед ней, и ее взгляд снова упал на него. Мытье очистило тело, но не разум. Тайны Татамета, демонов и ордена некромантов ждали ее впереди, и она знала: отдых — лишь короткая передышка перед новой кровью. Митра решила задержаться в Вестмарше. Город, хоть и израненный войнами, был полон следов прошлого, а ее инстинкты подсказывали, что здесь можно найти ниточку, ведущую к ордену некромантов. Она вспомнила о старом храме, что стоял на окраине города — полуразрушенном строении, некогда посвященном свету, но давно заброшенном и поглощенном тенями. Говорили, что в его стенах хранятся древние свитки и реликвии, уцелевшие после набегов демонов. Это было место, где она могла найти ответы, и она не собиралась упускать такой шанс.  

Ее одежда все еще была влажной, вися на краю бадьи и медленно сохла в теплом воздухе бани. Надевать сырые лохмотья не хотелось, и она вернулась к старухе у входа. Та, не поднимая глаз, молча указала на сундук в углу, полный старых тряпок. Митра порылась в нем и вытащила потрепанную тунику серого цвета, выцветшую, но чистую, и пару штанов, слишком широких, но подшитых грубой нитью. Плащ был старый, из грубой шерсти, с дырами на подоле, но он хотя бы не вонял кровью. Она бросила старухе еще одну монету, накинула вещи на себя и вышла из бани, сжимая посох в руке. Белый камень лежал в кармане новой туники, холодя кожу через ткань.  

Улицы Вестмарша гудели своей мрачной жизнью, но она не обращала внимания на прохожих. Ей нужно было место для отдыха перед походом к храму, и она направилась к одной из таверн на главной площади, что выглядела чуть приличнее "Кровавой Кружки". Зайдя внутрь, она потребовала комнату, и хозяин, толстый мужчина с сальными усами, проводил ее на второй этаж. На этот раз комната оказалась неожиданно уютной и просторной: кровать с толстым матрасом, покрытым грубым, но чистым одеялом, деревянный стол с кувшином воды и даже небольшое окно, через которое пробивался слабый свет. Стены были голыми, но без плесени, а пол не скрипел под ногами.  

Митра бросила посох у стены, стащила с себя новый плащ и рухнула на кровать, не раздеваясь дальше. Усталость навалилась на нее, как тяжелый груз, но на этот раз она не сопротивлялась. Ей нужен был отдых — настоящий, без видений и кошмаров. Она закрыла глаза, и сон пришел быстро, глубокий и безмолвный. Никаких битв Ану и Татамета, никаких демонов, рождающихся из крови, — лишь черная пустота, обволакивающая ее, как теплое одеяло. Она спала, впервые за долгое время не сжимая камень в руке, просто отдаваясь покою, которого Санктуарий так редко ей даровал. Завтра она отправится к храму, но сейчас был только сон — чистый, без сновидений, как передышка перед неизбежной тьмой. Митра шагала по улицам Вестмарша, ее новые, хоть и потрепанные, одежды слегка шуршали при движении. Город окружал ее своей мрачной реальностью: разрушенные фасады домов, некогда украшенные резьбой, теперь зияли пустыми окнами, как глазницы черепов. Уличные торговцы выкрикивали свои товары, но их голоса тонули в гуле ветра, что гнал по мостовой пыль и обрывки ткани. Она смотрела на все это с холодным равнодушием, но где-то в глубине ее памяти всплывали образы Вестмарша прошлого — города, полного жизни, где звон колоколов храмов смешивался с шумом рынков, а стража в блестящих доспехах гордо маршировала по площадям. До войны, до демонов, до падения.  

Ее путь вел к храму на окраине — массивному строению, чьи шпили когда-то возвышались над городом, а теперь покосились, словно сломанные кости. Она помнила его величие: белый мрамор, сияющий на солнце, витражи, переливающиеся всеми цветами, и статуи ангелов, охраняющие вход. Теперь же храм был тенью себя прежнего — стены почернели от копоти, окна разбиты, а статуи обезглавлены или расколоты. Но даже в этом упадке он хранил ауру древности, что манила Митру, обещая тайны.  

Подойдя ближе, она остановилась, глядя на разрушенный фасад. И вдруг ее разум пронзило видение — не сон, не воспоминание, а что-то чужое, наложенное на ее сознание, словно отголосок событий, которых она не могла видеть, но знала. Это был Вестмарш времен войны с Малтаэлем, Ангелом Смерти, когда он явился в мир смертных, ведомый своей одержимостью уничтожить все, что связано с демонами — включая человечество.  

В ее голове вспыхнули образы: улицы Вестмарша, заполненные криками и дымом, когда Малтаэль, окутанный черным туманом, спустился с небес. Его крылья, некогда сияющие, теперь были искажены, пропитаны тьмой, а серп в его руках источал холод смерти. Он нашел Вихрь Человеческих Душ — древний артефакт, спрятанный в Пандемониуме, но принесенный сюда, в Вестмарш, чтобы использовать его силу против людей. Митра видела, как он поднял серп, и души жителей — мужчин, женщин, детей — начали вырываться из их тел, вопящие, извивающиеся, втягиваемые в вихрь, что пульсировал в его руках. Их тела падали, как пустые оболочки, а воздух наполнялся стонами умирающих.  

Храм, что стоял перед ней сейчас, в том видении был последним оплотом сопротивления. Она видела, как жрецы и воины пытались удержать Малтаэля, их мечи и заклинания сияли в полумраке. Но он был неумолим: одним взмахом серпа он разрубал их, и их души тоже уходили в вихрь, оставляя лишь кровь на ступенях. Небо над Вестмаршем потемнело, когда тысячи душ слились в единый поток, питая его силу, а город превратился в кладбище — улицы усеяны телами, дома опустели, а храм стал немым свидетелем бойни.  

Видение оборвалось так же внезапно, как началось. Митра моргнула, возвращаясь в реальность. Она стояла перед храмом, ее дыхание слегка сбилось, а пальцы сжали посох сильнее. Она не была здесь, когда Малтаэль пришел, но эти образы казались ей знакомыми, словно кто-то — или что-то — вложило их в ее разум. Возможно, белый камень, лежащий в ее кармане, был связан с этим прошлым, с войной ангелов и смертных. Храм перед ней молчал, но она чувствовала: внутри скрыты следы тех событий, и, возможно, нечто большее — ключ к ордену некромантов.  

Она тряхнула головой, отгоняя остатки видения, и шагнула к входу. Прошлое Вестмарша было мертво, но его тайны еще могли говорить. Ей предстояло их найти. Митра переступила порог храма, и ее шаги эхом отозвались под высокими сводами. Внутри было неожиданно тихо, несмотря на разрушения снаружи. Пол, покрытый трещинами, все еще сохранял следы мозаик — ангелы и демоны, сражающиеся в вечной битве, теперь наполовину стертые временем и войной. Потолок, некогда украшенный фресками, обвалился в нескольких местах, пропуская слабый свет, что падал на пыльные стеллажи, заставленные книгами и свитками. Воздух был пропитан запахом старой бумаги, плесени и ладана — остатками былой святости.  

Храм не был пуст. Несколько рыцарей в потрепанных доспехах стояли у стен, их руки лежали на рукоятях мечей, а лица под шлемами были суровыми и настороженными. Их броня, покрытая вмятинами и ржавчиной, говорила о долгих годах службы. Рядом с ними двигались священники — худощавые фигуры в серых рясах, сгорбленные от возраста или усталости. Они тихо переговаривались, перебирая свитки или зажигая свечи на алтарях, что чудом уцелели. Все они бросили на Митру короткие взгляды, но никто не осмелился заговорить первым.  

Она прошла глубже, ее посох стучал по камню, нарушая тишину. Один из священников, пожилой мужчина с редкими седыми волосами и морщинистым лицом, заметил ее и замер, сжимая в руках толстую книгу. Его глаза, мутные от старости, внимательно оглядели ее — от изодранного плаща до посоха с черепом. Митра подошла к нему, не тратя времени на церемонии.  

— Мне нужна помощь, — сказала она, ее голос был резким, но спокойным. — Я ищу следы древнего ордена некромантов. Старые записи, свитки, что-то, что может указать на их существование. Ты знаешь, где это найти?  

Священник нахмурился, его губы дрогнули, но он не стал спорить. Возможно, он почувствовал в ней силу, которой лучше не противиться, или просто устал от вопросов. Молча кивнув, он жестом указал ей следовать за собой. Они прошли мимо стеллажей, где рыцари напряглись, но не вмешались, и остановились у дальнего угла храма. Здесь полки были выше, покрыты пылью и паутиной, а книги на них выглядели старше — кожаные переплеты потрескались, страницы пожелтели.  

— Здесь, — прохрипел священник, указывая на стеллаж. — Это самые древние записи, что у нас остались. После Малтаэля многое пропало, но что-то могло уцелеть. Ищи сама.  

Он отступил, оставив ее одну. Митра кивнула, не поблагодарив, и повернулась к полкам. Ее пальцы скользнули по корешкам, смахивая пыль. Она вытащила несколько свитков и толстую книгу с выцветшими рунами на обложке, бросила их на ближайший стол и села. Развернув первый свиток, она начала читать, ее глаза быстро пробегали по строчкам, выискивая хоть малейший намек.  

Свитки были написаны на старом языке Санктуария, с вкраплениями символов, похожих на те, что она видела на алтаре. Один рассказывал о жрецах, что поклонялись смерти, другой — о ритуалах, где кровь служила ключом к силе. Книга оказалась дневником какого-то безымянного ученого, описывающего орден, что исчез задолго до войн ангелов и демонов. Он упоминал "стражей равновесия", мастеров смерти, что искали власть над самой сутью мироздания. Ее сердце забилось быстрее — это было ближе к тому, что она искала. Но деталей не хватало: где они пропали, что стало с их наследием?  

Она погрузилась в чтение, переворачивая страницы, разворачивая свитки. Пыль оседала на ее руках, но она не замечала. Храм вокруг нее затих, рыцари и священники вернулись к своим делам, оставив ее наедине с древними текстами. Белый камень в кармане казался тяжелее с каждой минутой, и она знала: ответы близко. Ей нужно было лишь копать глубже. Митра сидела за столом, окруженная стопками свитков и книг, ее пальцы были покрыты пылью, а глаза горели холодным упорством. Она перебирала страницу за страницей, вчитываясь в выцветшие строки, выискивая хоть малейший след ордена некромантов. Время текло незаметно, храм вокруг нее погружался в тишину, нарушаемую лишь шорохом бумаги да редкими шагами рыцарей, патрулирующих зал. Она уже отбросила несколько бесполезных текстов, когда ее рука легла на очередную книгу — толстую, с потрескавшимся кожаным переплетом, от которого исходил слабый запах плесени.  

Открыв ее, она замерла. На первой странице были вырезаны символы — угловатые, острые, с извивающимися линиями, точь-в-точь как те, что она видела на алтаре в долине. Ее дыхание сбилось, пальцы дрогнули, но она быстро взяла себя в руки и начала лихорадочно листать страницы. Текст был написан на древнем диалекте, но она разбирала его достаточно, чтобы понять: это был трактат о ритуалах, связанных с равновесием жизни и смерти. И вдруг, на одной из страниц, она увидела рисунок — грубый, но точный набросок маленького белого камня, такого же, что лежал в ее кармане. Под ним была подпись на незнакомом языке, но рядом — схематичное изображение алтаря, окруженного фигурами в плащах.  

Ее сердце забилось быстрее. Это было оно — связь между камнем, алтарем и орденом. Она перелистывала страницы еще быстрее, впитывая каждое слово, каждый символ, пока не поняла, что за окном уже сгустилась ночь. Тусклый свет ламп в храме стал единственным источником освещения, отбрасывая длинные тени на стены. Митра подняла голову, оглядевшись: священники разошлись, оставив лишь одного, что дремал у входа, а рыцари сменили посты. Она сжала книгу в руках, не желая оставлять ее здесь.  

Подойдя к дремлющему священнику, она резко кашлянула, заставив его вздрогнуть и открыть глаза.  

— Мне нужно взять это с собой, — сказала она, показав книгу. Ее тон не оставлял места для возражений.  

Старик замялся, но, взглянув в ее черные, как бездна, глаза, лишь кивнул.  

— Только верни, когда закончишь, — пробормотал он, отводя взгляд.  

Митра не ответила. Схватив книгу, она вышла из храма, ее шаги гулко отдавались в ночной тишине Вестмарша. Город спал, лишь редкие огоньки горели в окнах, а ветер завывал, гоняя мусор по улицам. Она вернулась в свою комнату в таверне, где уютный полумрак встретил ее теплом. Закрыв дверь, она бросила посох к стене, села за стол и зажгла свечу, чье пламя осветило пожелтевшие страницы.  

Она раскрыла книгу на рисунке камня и начала читать. Текст говорил о "Наследии Равновесия" — ордене, что стремился овладеть силами, рожденными из столкновения Ану и Татамета. Камень, судя по описанию, был осколком их битвы, пропитанным их сущностью, а алтарь — местом, где орден проводил свои ритуалы. Она вчитывалась в детали: упоминания о тайных убежищах, о магии, что могла поднимать целые армии мертвецов, о цене, что платили некроманты за такую силу. Каждое слово приближало ее к цели, но оставляло новые вопросы.  

Свеча догорала, воск капал на стол, но Митра не замечала. Она изучала книгу до глубокой ночи, пока усталость не заставила ее отложить перо, которым она делала заметки на обрывке ткани. Ответы были близко, и завтра она найдет способ проверить их. Но сейчас ее разум требовал отдыха. Она легла на кровать, не раздеваясь, и уснула, сжимая книгу в руках, как драгоценность. На этот раз сны не пришли — лишь тишина и предвкушение того, что ждало впереди. Утро в Вестмарше наступило тихо, лишь слабый свет пробивался сквозь мутное окно комнаты Митры, освещая ее фигуру на кровати. Она проснулась с первыми лучами, ее тело отдохнуло, но разум был полон мыслей о книге и ее тайнах. Рядом, на столе, лежали ее старые вещи — туника, штаны и плащ, теперь сухие и чистые, выстиранные в бане. Она поднялась, потянувшись, и ее суставы хрустнули, выдавая напряжение долгого пути. Книга лежала под рукой, и она решила, что пора вернуть ее в храм, но сначала — переодеться.  

Митра сбросила старую тунику, купленную у старухи, позволяя ей упасть на пол. Ее голое тело вновь предстало в тусклом свете: бледная кожа, испещренная шрамами, грудь, слегка покачивающаяся при каждом движении, и длинные ноги, напряженные и сильные. Она взяла свою выстиранную тунику, теперь пахнущую лишь слабым ароматом золы, и медленно натянула ее через голову. Ткань скользнула по ее плечам, облегая грудь, слегка прижимаясь к соскам, которые напряглись от прохлады утра. Она провела руками по бокам, разглаживая складки, и ее пальцы задержались на талии, обводя изгиб бедер с ленивой чувственностью.  

Затем она взяла штаны, подержав их в руках, прежде чем шагнуть в них одной ногой, затем другой. Ткань плотно обхватила ее бедра, подчеркивая их мускулистую стройность, и она медленно подтянула их вверх, слегка изогнувшись, чтобы застегнуть грубый пояс. Ее движения были неторопливыми, почти танцующими, словно она наслаждалась ощущением чистой одежды на чистой коже. Наконец, она накинула плащ — тяжелый, но теперь свободный от грязи. Он упал на плечи, касаясь ее спины, и она завязала его у шеи, слегка откинув голову назад, обнажая длинную линию горла.  

Переодевшись, она схватила посох и книгу, покинула комнату и направилась к храму. Улицы Вестмарша медленно оживали, но она не замечала ни прохожих, ни их взглядов. Войдя в храм, она нашла того же пожилого священника, что помог ей вчера. Он стоял у алтаря, перебирая какие-то бумаги, и поднял глаза, когда она подошла.  

— Вот твоя книга, — сказала она, кладя том на стол перед ним. — Я нашла в ней то, что искала. Но мне нужно больше. Знаешь ли ты что-нибудь о местах, связанных с орденом некромантов?  

Священник замялся, его пальцы дрогнули на бумаге. Он огляделся, словно проверяя, не подслушивают ли рыцари, и тихо заговорил:  

— Есть одно место... остров, недалеко от побережья. Грейхоллоу. Но это опасное место, проклятое. Говорят, там жили странные люди, поклонявшиеся смерти. После войны туда никто не ходит — те, кто пытался, не вернулись. Если твой орден где-то и оставил следы, то, возможно, там.  

Митра кивнула, ее взгляд стал острым, как лезвие. Грейхоллоу. Название эхом отозвалось в ее памяти — она слышала о нем в шепотках и легендах. Остров, затерянный в туманах, полный призраков и темных сил. Это было именно то, что ей нужно.  

— Спасибо, — бросила она, не тратя времени на лишние слова, и развернулась к выходу. Священник что-то пробормотал ей вслед, но она уже не слушала. Ее путь теперь лежал к побережью, к Грейхоллоу, где тайны ордена могли ждать ее — или смерть. Но Митра не боялась. Она сжала посох сильнее и шагнула в утренний свет, готовая к новому испытанию Санктуария.  

Митра покинула храм, ее шаги были быстрыми и решительными. Грейхоллоу — это имя теперь пульсировало в ее голове, как зов, который нельзя игнорировать. Она вернулась в таверну, где оставила свои скудные пожитки. Войдя в комнату, она собрала все, что у нее было: посох, белый камень, спрятанный в кармане плаща, и небольшой мешок с остатками монет и обрывком ткани, на котором она делала заметки. Оглядев уютное пространство в последний раз, она накинула плащ на плечи и вышла, не оглядываясь.  

Перед тем как отправиться к побережью, она решила подготовиться. Улицы Вестмарша уже кишели утренней суетой, и она направилась к той же лавке, где вчера видела зелья. Дверь скрипнула, когда она вошла, и старик за прилавком поднял на нее мутные глаза, узнавая. Не тратя времени на разговоры, она подошла к полке с пузырьками.  

— Дай мне что-нибудь для выносливости и исцеления, — сказала она, ее голос был холодным и деловым.  

Старик кивнул, порылся под прилавком и вытащил три склянки: две с мутной зеленой жидкостью и одну с красной, густой, как кровь.  

— Зеленые — для сил, красное — заживляет раны. Две монеты за все, — прохрипел он.  

Митра бросила монеты на прилавок, забрала зелья и сунула их в мешок. Не прощаясь, она вышла и направилась к окраине города, туда, где дорога вела к побережью.  

Путь к Грейхоллоу был неблизким. Она покинула Вестмарш, оставив за спиной его разрушенные стены, и двинулась через равнины, где ветер гнал клубы пыли, а земля была усеяна обломками костей и ржавым оружием. К полудню она вышла к берегу — серому, мрачному, где волны бились о скалы с глухим ревом. Туман висел над водой, плотный и зловещий, скрывая очертания острова, но она знала, что он там. Лодочник, сутулый старик с лицом, изрезанным морщинами, согласился перевезти ее за последнюю монету, хотя его руки дрожали, когда он греб через мутные воды.  

Когда лодка причалила к берегу Грейхоллоу, туман стал еще гуще, пропитанный запахом гнили и соли. Остров встретил ее тишиной, нарушаемой лишь шорохом ветра в голых, искривленных деревьях. Земля под ногами была черной, усеянной камнями и остатками чего-то, что могло быть костями. Митра сжала посох, чувствуя, как воздух здесь дрожит от темной энергии. Она не знала, что ждет ее впереди, но была готова. Зелья лежали в мешке, камень холодил кожу, а ее разум был острым, как клинок. Она шагнула вглубь острова, готовая встретить его тайны — или его ужасы. Грейхоллоу предстал перед Митрой во всей своей мрачной и зловещей красе, как воплощение забытого кошмара, вырванного из глубин Санктуария. Остров, затерянный в густом, непроницаемом тумане, казался отрезанным от мира — местом, где время остановилось, а жизнь давно уступила место смерти и упадку. Берег, к которому причалила лодка, был усеян черным песком, перемешанным с обломками костей и гниющими водорослями, что источали едкий запах разложения. Волны, бьющиеся о скалы, шипели, словно ядовитые змеи, а их пена оставляла на камнях темные, маслянистые следы.  

Внутренние земли острова были еще более угнетающими. Густой лес, покрывающий большую часть Грейхоллоу, состоял из искривленных, лишенных листвы деревьев, чьи ветви напоминали когтистые лапы, тянущиеся к небу в немой агонии. Кора была покрыта серым налетом, будто плесенью, а из трещин сочилась вязкая, черная смола, капавшая на землю и шипевшая при соприкосновении с ней. Под ногами хрустели сухие ветки и что-то еще — мелкие кости, черепа птиц и мелких тварей, давно ставшие частью этого мертвого пейзажа.  

Воздух здесь был тяжелым, пропитанным влагой и смрадом гниющей плоти. Туман, что окутывал остров, не рассеивался даже под слабым светом солнца, превращая все вокруг в серую пелену, где очертания деревьев и скал проступали, как призраки. Из глубины леса доносились звуки — тихие, но зловещие: шорох шагов, далекое рычание, скрип древесины, будто кто-то или что-то следило за каждым ее движением. Иногда ветер приносил обрывки шепота, неразборчивого, но полного тоски и ярости.  

На острове виднелись следы давно исчезнувшей цивилизации. Полуразрушенные строения, сложенные из грубого камня, поросли мхом и плющом, их стены рухнули под тяжестью времени. Некоторые из них напоминали алтари или гробницы, с вырезанными на них символами, похожими на те, что Митра видела в книге и на алтаре в долине. В центре острова возвышалась башня — высокая, но покосившаяся, ее шпиль был сломан, а окна зияли пустотой. Говорили, что Грейхоллоу когда-то населяли люди, но после некоего катаклизма они либо погибли, либо стали чем-то иным — призраками, что теперь бродят в тумане, охраняя свои тайны.  

Земля под ногами Митры дрожала от скрытой энергии, темной и древней. Она чувствовала, что остров пропитан магией смерти — не той, что она сама использовала, а чем-то более диким, неуправляемым. Здесь воздух был густым от душ, застрявших между жизнью и забвением, а тени шевелились, словно живые. Грейхоллоу был местом, где равновесие между светом и тьмой давно рухнуло, оставив лишь хаос и отчаяние.  

Митра сжала посох, ее взгляд пробивался сквозь туман. Она знала, что этот остров скрывает больше, чем кажется на первый взгляд. Легенды из Diablo III гласили, что Грейхоллоу стал прибежищем для тех, кто искал запретные знания, и что его падение было связано с ритуалами, нарушившими саму ткань мироздания. Теперь он был проклят, населенный призраками, нежитью и тварями, рожденными из кошмаров. Но для нее это было не предупреждение, а обещание. Где-то здесь могли скрываться следы ордена некромантов, и она найдет их, даже если придется вырвать их из лап этого мрачного места. Шаг за шагом она двинулась вглубь острова, готовая к тому, что Грейхоллоу бросит ей навстречу. Митра продвигалась сквозь туман Грейхоллоу, ее шаги были осторожными, но уверенными. Тени шевелились в углах зрения, а шорохи в лесу становились громче, ближе. Она сжимала посох, чувствуя, как темная энергия острова пульсирует в воздухе, словно предвещая опасность. И опасность не заставила себя ждать.  

Из мглы внезапно вырвалась группа монстров — Ломатели Костей, отвратительные порождения смерти, что бродили по Грейхоллоу. Эти твари были огромными, их тела составлены из костей и гниющей плоти, скрепленных какой-то темной магией. Их руки заканчивались массивными костяными молотами, способными дробить камень, а лица — если это можно было назвать лицами — представляли собой грубые маски из черепов, с пустыми глазницами, горящими зеленым огнем. Их движения были резкими, но тяжелыми, и от каждого шага земля дрожала.  

Первый Ломатель бросился на нее, взмахнув своим костяным оружием. Митра уклонилась, ее тело изогнулось с ловкостью хищника, и она ударила посохом в землю. Темная волна энергии вырвалась наружу, заставив ближайшего монстра пошатнуться, но остальные уже наступали. Она призвала мертвецов — из черной почвы острова начали подниматься скелеты, их кости хрустели, соединяясь в подобие воинов. Они бросились на Ломателей, но те с ревом размахивали своими молотами, разбивая нежить в пыль.  

Битва была яростной. Один из Ломателей оказался быстрее, чем она ожидала: его костяной молот пронесся в воздухе, и Митра не успела полностью увернуться. Удар пришелся вскользь по ее левой руке, разрывая ткань плаща и кожу. Боль пронзила ее, горячая кровь потекла по предплечью, оставляя алые капли на земле. Она зашипела, но не отступила. Вскинув посох, она направила всю свою силу в заклинание: из земли вырвался поток черной энергии, что ударил в Ломателя, разрывая его плоть и кости. Тварь рухнула, а за ней последовали остальные — ее магия истощила их, превратив в груды обугленных останков.  

Когда бой закончился, Митра стояла, тяжело дыша. Ее рука пульсировала от боли, кровь стекала по пальцам, но она лишь стиснула зубы, достала красное зелье из мешка и выпила его одним глотком. Жидкость обожгла горло, но рана начала затягиваться, оставив лишь свежий шрам. Она вытерла кровь о плащ и двинулась дальше, не позволяя слабости взять верх.  

Через несколько шагов туман расступился, и перед ней выросла древняя башня — та самая, что виднелась издалека. Она возвышалась над лесом, ее каменные стены были покрыты трещинами и черным мхом, а шпиль, давно сломанный, торчал, как обломанный зуб. Окна зияли пустотой, но из них сочился слабый зеленоватый свет, а у основания башни виднелись следы старых руин — остатки стен и алтарей, поросших плющом. Воздух здесь был еще тяжелее, пропитанный магией смерти, знакомой и чужой одновременно.  

Митра остановилась, глядя на башню. Ее рука все еще ныла, но это не имело значения. Она чувствовала: здесь скрывается что-то важное, возможно, ключ к ордену некромантов. Сжав посох, она шагнула к входу, готовая встретить то, что ждало внутри — будь то ответы или новые враги. Митра вошла в башню, ее шаги гулко отдавались в пустоте. Внутри было холодно, стены покрыты плесенью и трещинами, а воздух пропитан запахом тлена и старой магии. Лестница, ведущая вверх, была разрушена, но в центре зала, среди обломков камней и костей, она заметила нечто странное — портал. Его арка была вырезана из черного обсидиана, украшена теми же угловатыми рунами, что она видела на алтаре и в книге. В центре арки висела дымка, слабая и неподвижная, словно замершая энергия, ждущая пробуждения.  

Она подошла ближе, протянув руку к рунам. Ее пальцы коснулись камня, и она попыталась направить свою магию в портал, но ничего не произошло. Энергия рассеивалась, не находя отклика. Митра нахмурилась, ее разум лихорадочно искал решение. Тогда она вспомнила о белом камне. Достав его из кармана, она поднесла его к порталу. Камень тут же засветился — мягким, но ярким светом, исходящим из его глубины. Руны на арке вспыхнули в ответ, дымка закружилась, и портал ожил, открывая проход, полный мерцающих теней и далекого гула.  

Не колеблясь, Митра шагнула внутрь. Ощущение было, словно ее тело разорвали на части и собрали заново: пространство вокруг искажалось, цвета и звуки смешивались в хаотичный вихрь. Когда ее ноги коснулись твердой поверхности, она оказалась в месте, непохожем ни на что виденное ранее. Реальности переплетались здесь, как нити в безумном узоре: стены из черного камня сменялись потоками света, пол дрожал, будто живой, а вдали виднелись очертания башен, растворяющихся в пустоте. Воздух был густым, пропитанным энергией ангелов и демонов, и она постепенно поняла, где находится — Пандемониум, сердце Санктуария, место, где сходились силы мироздания.  

Пандемониум казался пустым. Тишина давила, нарушаемая лишь слабым эхом далеких битв, давно затихших. Она двинулась вперед, исследуя это странное место. Пол под ногами был усеян осколками кристаллов и обломками оружия, стены покрыты следами когтей и ожогов. Здесь не было ни жизни, ни смерти — лишь отголоски прошлого. Она прошла мимо разрушенных арок и статуй, чьи лица были стерты временем, пока не наткнулась на лестницу, ведущую вниз. Ступени, высеченные из темного камня, уходили вглубь, и оттуда тянуло холодом и слабым запахом крови.  

Сжав посох, она начала спускаться. Лестница казалась бесконечной, каждый шаг отдавался гулом в пустоте. Наконец, она достигла нижнего уровня — огромного зала, чьи своды терялись во мраке. В центре лежало мертвое тело, и она сразу узнала его. Это был Малтаэль, Ангел Смерти. Его крылья, некогда величественные, теперь были сломаны и покрыты черной коркой, броня разбита, а серп валялся рядом, покрытый трещинами. Его тело, иссохшее и неподвижное, все еще излучало слабую ауру тьмы, но жизнь давно покинула его.  

Рядом с ним лежали остатки Вихря Человеческих Душ — некогда могущественного артефакта, теперь уничтоженного. Осколки кристалла, в котором он был заключен, валялись вокруг, их свет угас, а души, что он поглотил, исчезли. Лишь слабое эхо их криков витало в воздухе, растворяясь в пустоте Пандемониума. Митра подошла ближе, ее взгляд скользил по телу Малтаэля и разбитому вихрю. Она вспомнила видение в Вестмарше — его резню, его одержимость. Теперь он был мертв, побежденный героями, о которых ходили легенды.  

Она опустилась на колено, рассматривая сцену. Пандемониум, Малтаэль, белый камень — все это было связано, и она чувствовала, что орден некромантов тоже оставил здесь свой след. Возможно, они искали ту же силу, что и Малтаэль, или знали о камне больше, чем она могла прочесть в книгах. Ее рука сжала посох, а другая — белый камень. Это место было лишь очередной ступенью на ее пути, но оно дало ей больше вопросов, чем ответов. Она поднялась, готовая продолжить поиски, зная, что Пандемониум еще не раскрыл ей все свои тайны. Митра сидела на холодном полу Пандемониума, ее взгляд был прикован к телу Малтаэля. Даже в смерти он оставался величественным — его изломанные крылья, покрытые черной коркой, все еще хранили следы былого сияния, а черты лица, застывшие в вечном покое, были красивы той холодной, неземной красотой, что присуща ангелам. Его броня, хоть и разбитая, отражала слабый свет кристаллических осколков, а вокруг него витала аура, одновременно притягательная и пугающая. Она смотрела на него, не в силах отвести глаз, словно завороженная этим падшим существом, чья сила когда-то сотрясала Санктуарий.  

Ее рука, почти против воли, потянулась к серпу, лежащему рядом с его телом. Пальцы сомкнулись вокруг рукояти, и она ощутила его тяжесть — холодный металл, выкованный неведомой силой, казался живым, пульсирующим в ее ладони. Серп был великолепен: длинное, изогнутое лезвие, покрытое тонкими трещинами, испускало слабое свечение, а рукоять, украшенная узорами, напоминала кости, сплетенные в смертельный танец. Она подняла его перед собой, восхищенная и завороженная.  

— Я назову тебя Коса Душ, — прошептала она, и ее голос дрогнул, растворяясь в пустоте Пандемониума.  

В тот же миг серп вспыхнул темно-синим светом, глубоким и зловещим, как бездонная пропасть. Энергия, дремавшая в нем, пробудилась, и волна силы хлынула в Митру, словно река, разрывающая плотину. Ее рука сжалась в кулак, пальцы побелели от напряжения, а из горла вырвался крик — нечеловеческий, полный боли и мощи. Ее тело выгнулось, глаза окутала черная дымка, клубящаяся, как дым над погребальным костром. Энергия Малтаэля, его тьма, его связь с душами, вливалась в нее, смешиваясь с ее собственной магией некромантии. Тлен и кровь, смерть и хаос сплелись в единое целое, проникая в каждую клетку ее существа.  

А затем все стихло. Дымка рассеялась, крик оборвался, и Митра стояла, тяжело дыша, с серпом в руке. Она не понимала, что произошло, но чувствовала: в ней теперь жила новая сила — темная, древняя, чуждая, но ставшая частью ее. Это была не просто некромантия, которой она владела раньше, а нечто большее — смесь ее магии с отголосками мощи Малтаэля, его власти над смертью и душами. Ее разум был ясным, но в глубине души шевелилась тьма, шепча о возможностях, что открылись перед ней.  

Она сжала Косу Душ крепче, ощущая, как оружие откликается на ее волю. Словно повинуясь инстинкту, она взмахнула серпом перед собой — резким, уверенным движением. Лезвие разрезало воздух, и ткань реальности треснула, как стекло. Перед ней открылся портал — черный, с синими искрами, вращающийся в пустоте Пандемониума. Она не знала, куда он ведет, но чувствовала, что это ее путь, что Коса Душ теперь не просто оружие, а ключ к чему-то большему.  

Митра посмотрела на тело Малтаэля в последний раз, ее губы тронула холодная улыбка. Он был мертв, но его наследие теперь жило в ней. С серпом в одной руке и посохом в другой, она шагнула в портал, готовая встретить то, что ждало ее по ту сторону — будь то ответы, новые враги или еще более глубокая тьма. Пандемониум остался позади, а впереди лежал неизведанный путь, где ее новая сила найдет свое применение.  

Эпилог  

Митра вышла из портала, и ее ноги коснулись земли, пропитанной кровью и пеплом. Вокруг раскинулся мир, незнакомый и враждебный: багровое небо пульсировало, как живая плоть, а вдали поднимались шпили, вырезанные из черного камня, чьи очертания дрожали в мареве жара. Воздух был густым, пропитанным серой и криками, доносящимися из глубин. Коса Душ в ее руке слабо светилась темно-синим, отзываясь на эту новую реальность, а белый камень в кармане казался тяжелее, чем прежде. Она чувствовала, как сила Малтаэля, смешанная с ее собственной некромантией, бурлит в венах, требуя выхода.  

Где она оказалась? В Пылающем Аду, рожденном из плоти Татамета? Или в ином измерении, скрытом от глаз Санктуария? Ответов не было, но Митра не боялась неизвестности. Она знала: ее путь к тайнам ордена некромантов только начался. Остров Грейхоллоу, Пандемониум, Коса Душ — все это были лишь шаги к цели, что манила ее, как шепот в темноте. Впереди ждали враги, древние силы, а может, и союзники, чьи намерения были бы столь же темны, как ее собственные. Она сжала серп, ее губы изогнулись в холодной улыбке. Что бы ни ждало ее в этом новом мире, она встретит это с магией смерти в руках и жаждой знаний в сердце.  

Тени зашевелились вдали, и низкий рык разнесся по ветру. Митра шагнула вперед, готовая к тому, что Санктуарий — или то, что за его пределами — бросит ей навстречу. Ее история не закончена, и конец пути еще скрыт за горизонтом.