зонты

По одной из задних улочек, вниз по склону, неспешно спускалась Мерьем. Миновала детский сад, где по утрам махала в ответ одной и той же незнакомой девочке, и проскочила возле прохода во дворы старой двухэтажки, где каждый вечер женщина выгуливала белое пушистое облако-самоеда.  

Путь пролегал через развилку возле торгового центра — место оживленное, людное. Мерьем и сама частенько назначала встречи возле входа, присаживаясь на скамейку — тут ей было куда спокойнее, чем в забытых парковых чащобах.  

Крепко сжимая в руке зонт, она шла в одном темпе, помня, чему учил её дед: нужно шагать в одном ритме, молча, дыша полно и свободно. И тогда к пункту назначения удастся дойти быстро. Мерьем много ходила пешком, предпочитая такие передвижения всякому общественному транспорту. Даже возможность обзавестись велосипедом не особо её привлекала — в пешей ходьбе уйма преимуществ. И есть свой определённый шарм, хоть и бывает тяжело, а иногда жарко или уж очень прохладно. Маленькие приключения в обыденности будней она находила себе сама. А если их не намечалось — создавала.  

Девушке казалось странным, что она не чувствует барабанную дробь дождя по ткани зонта. Обычно даже самая маленькая капля отдавалась звоном в ладонь, проходила сквозь все её тело, давая о себе знать — возвещая о начавшейся буре или лёгком летнем дождике.  

В этот раз ни перед глазами в сером дне, ни по ощущениям небо не уронило ни капли влаги.  

Тем не менее, все вокруг шли под зонтами. От мала до велика, кто встречался ей на пути, несли свои то чёрные, то прозрачные, то разноцветные зонтики, скрываясь от непогоды. Мерьем глупо себя чувствовала, то и дело озираясь — если все идут под зонтом, то почему она сомневается? В таком случае, ставит ли она под сомнение благоразумие и адекватность всех этих встреченных ею людей? Это было бы очень неразумно, ведь она их даже не знает...  

Осмелившись показаться глупой, все ещё не научившись должным образом не волноваться о чужом возможном мнении, Мерьем опустила зонт, протянув вперёд руку. На неё не упало ничего кроме зацепившего кончики пальцев жёлтого листа.  

Через мгновение девушка прищурилась: солнечный луч, пробившийся из-за туч, светил прямо ей в лицо. Девушка невольно улыбнулась, проникаясь внезапным лёгким теплом.  

И теперь на окружающих она взглянула иначе, уже стоя на пешеходном переходе в ожидании зелёного света.  

Теперь они, мрачные и недовольные, скрывшиеся под зонтами как зловещие грибы, суетливо раскачивались туда и обратно в нетерпении — каждый спешил куда-то, каждый нервничал, каждый волновался, каждый молчаливо ворчал. Каждый зациклился на своем плохом. Некоторые посматривали на Мерьем исподлобья со смешанными чувствами. На них солнце не светило— они от него закрылись зонтами, следуя примеру других.  

Когда наконец нога её ступила на зебру, Мерьем продолжила тщательно всматриваться в лица идущих навстречу. Из всей толпы ей удалось лишь дважды заприметить лица, схожие с её — лишённые печати самовоздвигнутого груза и выдуманного расстройства. Она знала, что выражают эти слегка приподнятые кончики губ у того мужчины слева — ему, конечно, так же тяжело, как и всем, но он не унывает. Не потому, что уныние грех, вовсе нет. А потому, что никто в здравом уме не станет пить яд.  

И серьёзное выражение женщины постарше справа вдалеке на самом деле не такое уж и суровое — в её зелёных глазах плещется жизнь, и для этого ей не нужно наряжаться в пестрые одежды или петь вслух для всех. В зеркале души сказано более, чем достаточно. Сказано, что жизнь прожить — не поле перейти. И с тем подмечено чётко, что жизнь нужно жить, а не прятать в дальний ящик или запирать в пыльный сервант на ключ.  

Мерьем ушла по своим делам, вновь сворачивая в безлюдный проулочек, где начинались многоэтажные старые дома и встречались всякие пьянчужки. Её не трогали ни ворчание, ни чужие слюни на земле, ни мрачная погода, ни недовольные лица — она точно знала, что все это в руках каждого. Поняла в краткий миг, что смотреть по сторонам и прятаться под зонтом — такой же выбор, как и открыться миру и свету, позволяя ему проникнуть в тебя, испепелив все тёмное и тяжёлое.  

Никогда она бы не посмела никому заявить, что мы сами придумываем себе многие проблемы. Что трудности есть у всех, и одни можно решить сейчас, а иные позже. Что плохое лишь предвестник предстоящего хорошего.  

Все это она однажды осмелится высказать вслух, поделиться от чистого сердца тем, что истинно так. Но сейчас пока что сохранит эти простые вещи в тишине, позволяя им настояться, как хорошему вину.