Ты -мое начало, ты и мой конец

Начинался теплый апрельский день, напоенный медовым ароматом.  

Фабия Глория направлялась в рощу Эгерии, к целебному источнику, испить святой воды, попросить у нимфы благополучного протекания беременности. Страшно сказать, она уже полюбила ребенка, он не терзал ее дурными отрыжками, чувством ненасытности, вёл себя спокойно, толчков она не слышала. Ах, если бы благородный Кай Валент проникся состраданием к её беде.., она, может и виновата – убежала на маскарад в одиночестве, но как она могла дать отпор насильнику, железной силой сломавшего ее сопротивление?  

Сердце подсказывало: Кай Валент к ней равнодушен. Все эти дни после помолвки ни разу не приехал навестить невесту, разве что от его имени доставляли скромные букеты цветов. Но такой жест внимания мог исходить от его отца, Мария Алкивиада.  

А вчера случилось невероятное – ей принесли большой букет белых роз! Посыльный на вопрос «От кого? » ответил загадочно: «От вашего жениха, кто назвал себя плутом и обманщиком». И добавил такое, – у Глории голова кругом пошла: на Форуме во всеуслышание Кай Валент славил ее имя и свою к ней неземную любовь!  

Глория улыбалась, прижимая к груди розы, какой изысканный аромат! «Обманщик и плут! » О, Кай Валент, оказывается, любит юмор? Букет она поставила в самую лучшую вазу на столике, у ложа. Любовалась высокими бутонами. Засыпая, загадала, если приснятся розы, будет она счастлива в браке с Каем Валентом.  

… Розы ей не приснились.  

Утро принесло разочарование. Приехала Силия, жена Квинта, и с порога ошеломила юную Фабию: вчера, на Форуме, Кай Валент спросил, явно с издевкой, – а, «кто моя невеста»? Дословно передала его слова. И на, что это похоже? «Да, он не любит тебя! – возмущалась Силия. – Гулял с какой-то девицей, невинного из себя корчил! »  

Полулежа в носилках, Глория печально вздыхала. Где же правда: на Форуме кричал о любви к ней, и тут же удивленно вопрошал: «Кто моя невеста? » И розы не приснились, и Силия напугала. Брак с Каем Валентом расстроится?  

Что-то в последнее время отец пасмурный, мачеха надутая. Марий Алкивиад в их дом не заявляется. Марк Виктор вообще забыл о сестре. Вычеркнула Глорию из памяти лучшая подруга.  

Носильщики с паланкином, украшенном вензелями, шли по мосту через широкую бурную реку. Двое дюжих охранников с копьями сопровождали Фабию Глорию. Рядом семенила, звеня ножными браслетами, рабыня Меда. Вдруг она оступившись, схватилась за перила. Эта часть перил оказалась старой, незакрепленной, – отвалилась. Кусок деревяшки шлепнулся в воду, а следом раздался шум всплеска – упала рабыня.  

Глория выглянула из паланкина, рывком раздвинув занавески, выкрикнула: «Меда! »  

Испуганный вопль рабыни коснулся не только ушей госпожи, но и двоих всадников, скакавших мерным галопом вдоль берега.  

Меда попала в водоворот. Её, заоравшую не своим голосом, вынесло течением, и понесло вниз по реке.  

Носильщики испуганно замерли. Склонились с моста охранники, крича:  

– Воды нахлебаешься, закрой рот, вот дурёха!  

Но никто не прыгнул её спасать, плавать не умели.  

Глория, переживавшая за Меду, увидела, всадники понеслись по берегу, стремясь обогнать попавшую в беду девушку. Она то исчезала под водой, то появлялась, отчаянно колотила руками, орала.  

В ужасе закрылась ладонями Глория: Меду она потеряла. Впереди река ниспадает небольшим водопадом, разделяясь на ручьи, бегущие в роще Эгерии. Для опытного пловца водопад не страшен, но для девушки, не умеющей плавать, это гибель.  

Глория стояла на высоком пригорке, недалеко от моста, сверху открывался довольно широкий обзор местности. На повороте русла реки, где вдоль берега росли густые заросли, один из всадников, перелетев над кустами, вместе с конем погрузился в реку. Бросив коня в воде, вразмашку поплыл наперерез течению.  

Прищурилась Глория, заслоняясь от солнца ладонью. Сам жеребец незнакомца ослеплял золотистым окрасом. Жеребца, поймав под уздцы, вывел на берег спешившийся товарищ пловца. Отогнав лошадей подальше, бросив их пастись, он понесся вдоль реки, наблюдая за плывущим спасителем Меды. Ее тот поймал за подол туники. Вот уже Меда в его руках. Их течением относит ниже к водопаду.  

Глория уже переживала за обоих, ломая у груди похолодевшие пальцы. Она вернулась в паланкин и велела рабам поспешить. Да и то, далековато отнесло Меду, придется спускаться и опять подниматься на холм.  

Меда задыхалась от дикого страха, стискивая за шею своего спасителя. Он отрывал ее руку, чтобы не душила его, за плечи держалась. Шум водопада приближался.  

Товарищ пловца, забравшись в воду по пояс, низко наклонил наперерез течению тонкое гибкое деревце. За него ухватился спаситель Меды, перебираясь поближе к кустам, так он выбрался из течения. Меда послушно держалась за плечи, но в последний момент перепугалась, и снова сдавила горло мужчине. Он перевернул ее ягодицами вверх, тем самым освободившись. Меда кашляла, отрыгивая воду и рвоту.  

Дно было илистым, с корягами. Спаситель подхватил Меду на руки, передавая ее своему товарищу. Тот, небрежно уронив девушку на траву, вернулся помогать выбираться спасителю, возбужденно восклицая на незнакомом Меде языке:  

– Умоляю, Антир-сай, дай руку!  

– Уймись, Торес! Я гривну потерял, проклятье!..Веткой сорвало…Лезь в кусты, ищи ее! Ва та ама варунах? (Или она в воде? )…  

Меда рыдала, выла, её страх обернулся истерикой.  

Торес помог господину выбраться на берег, и тот час ринулся в кусты, искать пропажу. Только бы в воду не упала. Тогда ее не найти, течением унесет.  

Антир, откашлявшись, – таки наглотался воды, – взглянул на девушку. Она рыдала, мокрая, жалкая. Заметил на ее ногах рабские браслеты. Выкручивая подол местами порванного сагума, Антир остервенело сорвал его с себя, оставшись в тунике, но и та повреждена колючими ветками. Сам мокрый, как хлыщ! О боги, он и обруч с алмазами потерял! Провел ладонями по волосам, снимая излишки воды.  

Н-да, бурная река. По таким рекам Антир еще не плавал.  

Вчера он со своими алаунами не добрались на виллу Публия Крейса, вечерело. Заночевали под открытым небом, благо, недалеко свой бивак разбили иудеи. Соседство их не мешало сарматам. Иудеи не были любопытными. В каком месте они оказались, Антир не знал. Спрашивать у молчаливых соседей не хотелось. Уже спросили одного погонщика мулов: как проехать к вилле Цецинов? Тот, не задумавшись, показал им дорогу. Или пошутил, прощелыга, или намеренно послал незнакомцев в другую сторону. Так они заблудились.  

Рано утром, загасив тлевший всю ночь костер, допив остатки вина, – припасы закончились, – Антир приказал своим людям разделиться, самим искать дорогу на виллу Публия Крейса. Отец, поди, с ума сходит, – пропал сын! Как-то выпустил из виду Антир: гаруспики – это дочерний клан клейтистов, люди осведомленные, благодаря разветвленной сети своих соглядатаев. Им могли приказать тихонько следить за Антиром и его алаунами, но…не вмешиваться. Так всегда поступал Дий, посылая охранников контролировать каждый шаг сына, но ни в коем случае в его дела не вторгаться.  

Савлия Антир отослал по дороге, по которой промчались пятеро молодых аристократов, оравших во все горло дурные песни, – властелины мира, собачьи хвосты! Сопею велел спуститься на нижнюю тропу, она вела к какому-то храму, – и там искать дорогу на виллу.  

Оставив при себе Тореса, направился по берегу вдоль бурной реки. Они уже миновали каменный мост, через который рабы несли чьи-то носилки, как вдруг с моста упала девушка. Ее сразу завертело течением и понесло вниз, как щепку.  

Гибель любого существа на глазах всегда угнетала Антира. Будь то собака, или кошка, даже малышка-рысь, он всегда бросался спасать животину. А здесь человек гибнет…Антир долго не раздумывал, приказав Торесу не пороть горячку, разве что подстраховать его….  

… Антир подбежал к Торесу, крикнув ему уйти подальше вниз, разве не видит, там кусты поломаны, там они выбирались на берег. Там нужно поискать гривну. Отец не одобрит, коль узнает, что сын потерял сакральный амулет.  

Антир вернулся к рабыне. Присел рядом с ней, сказал на латыни:  

– Ну, всё, не реви! Боги тебя любят. Жить будешь!  

Меда отвела от наплаканного лица ладони, воззрившись на спасителя ненормальными глазами. Вдруг бухнулась лбом перед ним.  

– О, мой господин! Да будут боги милостивы к вам! За вашу доброту!  

Она расцеловала ему руку, на безымянном пальце которой светилось золотистым камешком серебряное кольцо. Плакала, благодарила, билась лбом о землю. Бедная девчушка, уже с жизнью простилась!  

– Ты чья, красавица?  

Меда удивленно раскрыла рот. Ах, ну да! Он раньше не видел ее, а Меда хорошо знает.  

– Моя госпожа – ваша невеста, о, благородный Кай Валент!  

Антир взвился на ноги, как ужаленный.  

– Кто?!  

– Я – служанка Фабии Глории.  

Торес вылез из кустов, сжимая в кулаке гривну. Нашлась! Опять, как в прошлый раз, с поломанным замочком. Но крылья целы и драгоценные камешки на месте!  

Антир рванул к Торесу, крикнув ему немедленно по коням. Не хватало еще встретиться с этой Фабией Глорией, имя которой он, как стяг, трепал на Форуме.  

Уже ухватился за луку седла, один толчок тела, и липовый жених окажется на коне, как вдруг…  

Антир замер, услышав женский зов, нежный, а голос с сильными нотками:  

– Кай! О, Кай! Подожди, во имя Эгерии! Подожди!...  

Антир встретился взглядом с глазами Тореса. Тот, спрятав поврежденную гривну за пазухой, уже сидел в седле. Алаун посмотрел на пригорок – там виднелись рабы с паланкином, откуда слуга помог выйти девушке. Торес воскликнул:  

– Ты не успеешь, Антир-сай…Она спускается к нам…Может мне пойти ей наперерез, что сказать, о, мой король?  

– Торес, стха! На тсар! На вак…(Остановиться, не приближаться, не говорить! ) – обронил сквозь зубы его господин, добавив вымученное: -- Проклятье.., – придется принимать на себя стрелы Амура. Обреченно вздохнув, Антир обернулся. Чау ей состроить? Улыбку? Или дурную физию?  

С пологого холмика спускалась девушка в белой столе, алая палла на плечах, скрепленная аграфами. На ногах светлые туфельки со шнуровкой. Каштановые локоны ниспадали с невысокой прически, закрывая плечи.  

Она не бежала, она скользила, как наяда, изящная…Тонкий стан, соблазнительный изгиб крутых бедер.  

Торес засмотрелся на нее. В белом, как Дева-Лебедь, и руки грациозно раскрыты, вот-вот взлетит. Она и под ноги себе не глядела, открытая в своем радостном полете. Вот черты ее лица ближе, большие темные глаза лучились. Прямая линия тонкого носа, маленький рот с пленительной линией сочных губ. Таких соблазнительных губ у женщин Торес еще не видел.  

Антир смотрел на нее из-под ресниц. Конечно, неприятно, она перепутала его с братом. Сейчас в горло вцепиться. Главное, собраться, вести себя сдержанно. Постараться быстро отделаться от нее под любым предлогом.  

Глория издали узнала жениха и возблагодарила богиню Венеру, пославшей ей на помощь именно его, с кем даже не мечтала встретиться. Задержала шаг, не спуская с «Кая Валента» пристального взгляда. Мокрая белая туника, местами порванная, прилипшая к его стройной фигуре, казалось обрисовала каждый мускул, каждую жилочку богоподобного тела.  

Глория зажмурилась, вспомнив, как умирала в его объятиях, теряя разум.. Но он… ей не рад? Смотрит как-то странно, растеряно, будто не узнает. Не улыбнется…  

– Кай, – прошептала Глория. – Прости…Хочу поблагодарить тебя…Меда моя любимая рабыня. Было бы некрасиво…не сказать тебе…  

Она запнулась. Сама почувствовала себя, как перед змеей завороженная, не имея сил отвести взгляда. О, нет, просто невыносимо больно видеть его магического цвета глаза.  

«Жених» изволил подойти ближе, уставясь на ее губы, тут же пересохшие от волнения. Она губы не подкрашивала помадой, отправляясь к святому источнику.  

Антир ошеломленно разглядывал невесту брата, забыв, что совсем недавно поносил про себя, представляя ее эдакой барракудой в возрасте, она же оказалась юной, совсем еще девочка. И не просто красива. Она сияла нереальной красотой, её кожа настолько прозрачна, чувствовалась нежность лепестка розы. Глаза, как у лани, влажные, цвета фиалки в ореоле длинных ресниц, – тень от ресниц отражалась на щеках. Гибкие темные ниточки бровей…А рот…  

Антиру почудилось, он воспринял вкус её губ. Не медовых, не пряных. А, как ее кожа, бархатистость розового лепестка. Мысли, какие сверлили его неприятием таинственной Фабии Глории, улетучились, как дым от дуновения ветерка.  

Так вот, она какая, соблазнительница его брата? Не мудрено, что он потерял голову и посватался к ней!  

Антира, как будто окутал туман, искрящийся светлячками, звездами, блестками высокого огня, – в облачном ореоле предстала фигурка существа, не похожего на земную женщину. Была она соткана из звездистых россыпей. Даже не Афродита. Даже не волшебница Калипсо. Нечто нереальное…Снилось ему такое существо, одним взмахом ресниц забросившее его за облака…На тот звездный мост, тайну которого Антир от всех скрывал, сам не понимая, откуда то наваждение? Но поди ж ты, пришло на ум «звездное послание», с которым он когда-то носился, как больной, целый день. День растянулся на год, исподтишка возвращая подсознанию странный сон, в который не верилось…  

Антир был смят: таких женщин не бывает! Она не женщина!  

Околдованный своим видением, он опустился перед ней на колено, кончиками пальцев коснувшись кожи её руки.  

Глория вздрогнула. Как иглами пронзило его прикосновение. Его губы даже не поцелуй оставили на ее руке, – дыхание, как взмах крыльев мотылька, прохладное, щекотное. Фабия не знала: он, целуя руку, вдохнул в себя аромат её кожи.  

– Твам…ангелас…(ты – ангел) – простонал Антир, боясь взглянуть на нее. Вот как зовут то существо, плывшее по звездному мосту: ангел!  

Глория не поняла загадочного языка.  

Торес мучительно думал: спасать господина от женских чар, или не вмешиваться? Опять у короля двойственность! То оберегай его от женщин, то замри и молчи – не поймешь! Алаун перевел взгляд на рабыню Фабии Глории, – Меда? Она сидела, подолом вытирая алеющее от слез лицо, вроде пришла в себя. Двое охранников с сонными лицами, дабы не мешать госпоже, плюхнулись на траву в некотором отдалении от паланкина, один из охранников держал покрывало, перекинув через плечо.  

Король всё еще стоял коленопреклоненный, лаская ее тонкие руки. Она ведьма? За какой-то вдох-выдох приворожила его? Или…он разыгрывает любовный спектакль?  

Глория готова была провалиться под землю, ей страшно стало. Жених, не иначе околдованный, не думает подняться с колен. Что с ним происходит? Даже на помолвке Глория не замечала такого его поведения. Его руки, ласкавшие ее, не вздрагивали так, как сейчас, а ведь он только гладит ей пальчики, неощутимо, словно бабочку держит…  

Глория решилась. Легким движением ладоней заставила жениха выпрямиться.  

Через силу Антир взглянул на неё, опять уставившись на губы. Нет, его не прельстило желание немедленно прилипнуть к ее губам. Напротив, он испугался прикоснуться к ним. Глория сама оробела. Почему он растерян, смят, стоит, как перед плахой, выражение лица приговоренного к казни?  

Антир боялся, вдруг сорвется наутек. И боялся удрать…И она молчит. О, ужас!  

Не выдержала Глория. Нимфа Эгерия подарила ей встречу наедине с женихом, о чем она и мечтать не смела! Так, воспользуйся этим чудом, не молчи! Она отвела глаза, страшась прикосновения его губ и жутко желая этого. Быстро заговорила, глотая концовки фраз:  

– Кай, хочу поблагодарить…за розы…Белые розы…Они так чисты, как твоя благородная душа!  

Улыбка осветила лукавством его глаза, но тут же он опустил взгляд. Глория поняла по-своему, продолжая отрывисто и смущенно:  

– Мы друг друга совсем не знаем, Кай…Это наша третья встреча..Ты удивлен? Я запомнила? А как забыть…Домашнюю арену, твой подвиг…Я подарила тебе ожерелье…Его ты надел на нашу помолвку…То была вторая встреча…Третья... сейчас…  

Она гордо приподняла подбородок, унимая слезы, готовые ручьем пролиться.  

– Но я уже знаю, ты благороден, ты артистичен, любишь элегии, оды… Ты любишь оружие…Цветы..Ты не боишься воды…Ты смел, ты храбр, ты, ты…обожаешь смеяться, шутить…Ты…способен простить нечаянную грубость, ты не злопамятен, ты…ты…  

Не выдержала Глория, расплакалась, уткнувшись ему в грудь. Она думала, на этом ее встреча с Каем Валентом закончится. Но вдруг оказалась у него на руках. Одним движением, стремительным и легким, он поднял ее, прильнув губами к запрокинутой шее невесты. Он продолжил перечислять, кто есть на самом деле Кай Валент:  

– Пройдоха, обманщик, плут, самовлюбленный Нарцисс!  

Слезы мгновенно просохли на щеках Глории, она уже улыбалась, нежась на его руках. Пробовала шутить:  

– О, это неправда…Мой Кай Валент само совершенство!  

– Твой Кай Валент убожество! Слепой крот! О, если слёзы прекрасной мадонны из-за него, он… недостоин тебя…  

Глория прижималась к нему, не видя вокруг никого, только они вдвоем. Он ее понял. Закружил на руках, чтобы самому обсохнуть и успокоить, как ребенка, впечатлительную девушку. С уст его полилась чарующая музыка неведомых стихов, расцвеченная лаской невинных поцелуев. Глория уже смеялась, ей и щекотно было и радостно. От его кожи одуряюще разило полынью – обоняние у Глории за последнее время сильно обострилось. Полынь возбуждала ее чувства, в голову врывались видения, какие могли родить фантазии Аулии Велианы, но только не скромницы Глории: а поди ж ты! О, как жаждала невеста его поцелуев, откровенных, обжигающих естество до пяточек…  

Антир не слышал себя. Забыл обо всем на свете. Помимо его воли с языка срывались бредовые слова. Если бы в это чарующее мгновение, кому-то пришла в голову мысль напомнить ему о клятве не приближаться к римлянкам, – Антир убил бы его, не взирая на личность и положение.  

Она смеется? Ее глаза светятся звездами в яркий день?..  

Держа Глорию за руку, Антир увлек ее за собой, бежать по берегу, вон на ту полянку, в золотисто-белых пятнах полевых цветов. Какое покрывало? Зачем оно! На ветру обсохнет! А с покрывалом на плечах он будет похож на Одиссея в пещере циклопа!  

Глория умирала со смеху. Он сам смеялся, сыпал шутками. Срывал весенние цветы, осыпая ее анемонами, вперемежку с колосками и травами. Дурачился, изображая из себя Ахилла, хромающего на одну ногу, и якобы падая, не коснувшись земли, подпрыгивал, чтобы уцепиться за толстую ветку дерева и повиснуть на одной руке. И очень серьезно предупреждал, будет висеть так, покуда красавица не скажет, куда она направлялась?  

Да, какая же это тайна? Она идет к источнику нимфы Эгерии. Да, эта местность называется роща Эгерии…  

У Глории кружилась голова. Что произошло? Какие могущественные силы превратили надменного холеного аристократа Кая Валента в бесшабашного мальчишку?  

Такого же мнения был и Торес. Он, прячась за деревьями, не сходил с седла, держал жеребца господина в поводу, и осторожно наблюдал за королем: с ума сходит, кувыркаясь, как гимнаст. Не замечал прежде Торес, чтобы Антир-сай перед женщиной выделывал кульбиты, мало на руках не ходил!  

Они упали в травы. Глория, улыбалась и наблюдала из-под ресниц за женихом, машинально разбирая полевые цветы.  

" Жених", раскинувшись рядом, выравнивая дыхание, мечтательно болтал.  

– У Одиссея была Пенелопа…У меня никого нет…Одинок. Как в поле колосок… А дунет ветер – улетаю, куда лечу… я сам не знаю…  

Невеста закусила губки. Сказать, Пенелопа у него будет, и это она? Но ведь неправда. Никогда Глория не мечтала запереть себя в домашнем уголке, создавая бытовой уют. Ей мечталось быть всегда и всюду с избранником, жить его успехами и победами, быть ему советчицей, помощницей, подругой…и…единственной пылкой любовницей. Быть всем!  

– Нет, у меня есть отец, кого я очень люблю, есть брат…  

Глория вскинула на него изумленный взгляд, на его близкие к ней, не сомкнутые влажные губы. Как ей хотелось, чтобы он её поцеловал.  

– У тебя есть брат, Кай?  

Антир спохватился. Это надо же, так по глупому проговориться.  

– А-а-а, как бы есть, и как бы нет…Всю жизнь мечтаю иметь брата, а он, как мифический герой, растворяется в облаках…У меня нет и не было…подруг…Я – заколдован чародеем, ночами золотым конем летаю, а солнышко взойдет – все перья опадают…я даже не Икар…но я люблю гулять по краю…Пройтись со мной..страшится даже амазонка…Но ведь такая нитка рвется там, где более она тОнка…  

– О, Кай! Ты пользуешься успехом у мадонн…И твое сердце никто не покорил?  

– Прекрасная моя донна, ме ангелас, мое сердце покорилось…вот только-только. – Антир вдруг подзабыл, как правильно на латыни построить фразу.  

Он замер, любуясь ею.  

С губ его сорвались, бередившее чувства, как наваждение, целый год, странные слова:  

– « А боль кольцом сжимает грудь, не вырвать твоего признания,  

Но рвусь к тебе, как на заклание, далек к тебе мой пеший путь…  

И вновь кричит моё сознание: о чём мечталось – пепел, прах!  

Реальность вызывает страх…Давно узрел всю хрупкость мироздания…» *  

Всё. Попал! Куда попал? Или пропал?! Но ведь она не женщина, она – ангел…  

«Ангела» озадачили слова сонета, прозвучавшие... на сарматском, которым в совершенстве владел Марк Виктор. Он и сестру приучал говорить на этом варварском языке, но Глория только училась. Изъясняться на нем, очень трудном языке, получалось хуже, чем понимать смысл некоторых слов. Глория кое что из сонета поняла и сладко закрылись веки, спрятав в зрачках упоительный восторг: неужели она по сердцу жениху?  

Он развернулся к ней, касаясь грудью её взволнованной груди.  

– Ты прекрасна, ма донна, тобой любоваться достоин бог Любви…  

Его кожа дразнила полынью, даже река не смыла этот горьковатый аромат. О, как жаждала Глория его страстного поцелуя, но приструнила свое желание, подумала – не ко времени. Да и то.., между ними ее грозная тайна…Они плохо знают друг друга…  

Задержав его руку, когда он запутал в ее локонах белую анемону, Глория глазами указала на золотисто-бурый камень в крапинах.  

– Это – авантюрин, твое любимое кольцо?  

– Златоискр? Мне его отец подарил ко дню совершеннолетия. А, мадонна разбирается в камешках?  

– Да, – ответила юная Фабия и, без всякого желания покрасоваться, стала рассказывать об авантюрине, что это – кварц, есть еще красноватых расцветок. Камень полудрагоценный, всегда шлифуется кабошоном, это позволяет видеть тончайшие чешуйки золотистой слюды.  

Антир уткнулся носом в ее ароматную ладошку, предоставив ей возможность выговориться, совершенно не удивляясь ее знаниям, – да, пусть о чем угодно говорит, он благословляет каждую минуту их неожиданной встречи. Глория, рассмеявшись, заикнулась о свадебном кольце, о лунном камне, который мерк на ее пальчике.  

– А это уже полевой шпат, он хрупкий, но очень красив. Италики его называют Пиетра лунаре…Он ощущает на себе влияние луны, в полнолуние – светлеет, а в ущербе луны тускнеет. Он – символ скромности и…- невеста Кая Валента прервала саму себя, вспомнив: слово «невинность» упоминать грешно, страшно.  

Антир прижал к губам ее пальчик с кольцом, – хотел тут же признаться, она снилась ему, именно она снилась, узнал ее по взгляду, по движению воздушной фигурки… Но слух уловил ее последние слова…Лунный камень…О боги! Это же обручка! Он голову потерял, не иначе? Она и Ариант обручены! Неважно, получится ли у них создать божественный союз, или нет…Она принадлежит брату! А ты зачем тут? С какого боку – припеку?!  

Сквозь прозрачный лак на отточенных ноготках Антир вдруг разглядел белые цветущие пятнышки. Целуя ее пальцы, коснулся языком кожи. Характерный привкус. Характерные пятнышки. Он знал, что они обозначают.  

Антир побелел, подхватился на ноги. Невеста брата беременна. Она ждет ребенка. Ребенка от Арианта, конечно же. Они любят друг друга! А ты, какую трагедию Еврипида разыгрываешь, выдаешь себя за Кая Валента?!  

Глория изменилась в лице. Яркие глаза жениха, скользнувшие снизу вверх по ее фигуре, внезапно потухли. Потемнели. В них нет ни прежней шалости, ни нежности ласкающей. Ничего… глухая синева.  

Что вдруг случилось, что могло столь неожиданно упасть между ними, как стальная преграда?  

Антир проглотил комок волнения в горле. Сказал, чтобы она не поняла:  

– Твам ме адим, твам ча ме веданта…(ты – моё начало, ты и мой конец).  

Непонятные слова перевели его глаза, потемневшие от затаенной боли. Он склонил гордую шею, губами убирая с виска шаловливый локон. Щекотно спросил позволения поцеловать. Не дожидаясь согласия, Антир привлек ее в объятия.  

Нежные неощутимые поцелуи обожгли лицо Глории, она вспомнила себя у двери покоев, когда впервые он обнял ее. Но ничего похожего, будто целовал другой мужчина. Не наглея, не стремясь околдовать. Не в губы целовал, – не иначе избегая откровенной страсти, – как бы целовал родственник, …уходя навсегда…  

Опустившись на колено, он простился с Глорией, прижав к губам край ее одеяния. Печально улыбнулся ей, растерявшейся.  

– Забудем…Глорис…эту встречу… Прости…  

Со всех ног рванул к ожидавшему его товарищу, или слуге?  

С разбега, без помощи кого-либо, взмыл в седло, подняв коня на дыбы. Подобного умения обходится с конем Глория не видела ни у кого из молодых наездников Рима. Развернувшись, посмотрел в сторону Глории, как будто навеки прощаясь.  

В глазах невесты Кая Валента влажный туман озолотил всадников, улетающих в рыжее марево солнца