Три наброска немоты (мини-сборник) Жора Зелёный

Господин Я велел открыть окно. Я послушался и, открыв окно, принялся в него смотреть. На улице старуха в косынке, дутой куртке ицветочной юбке, подметала грязный серый двор с покосившейся водосточной трубой, пиная валенком металлолом, собирая труху и гайки в эмалированный тазик. Она не замечала Господина Меня до тех пор, пока Господин Я не выругался: «Послушай меня, уважаемый, я велел тебе, а значит себе, то есть я велел мне просто открыть окно, а не смотреть, как в нём ходит старуха».  

Женщина посмотрела вверх и увидела на третьем этаже Господина Меня, поняв, что всё выше (с третьего этажа) сказанное было про неё.  

«Больной совсем» – сказала она себе под нос, продолжая мести, и тем самым давая понять, что Господин Я ей в целом безразличен.  

Господин Я, не закрывая окна, отошёл вглубь тёмной комнаты, глядя как белый прямоугольник окна с фрагментом соседней стороны дома-колодца становился всё меньше. Другая стена напугала отходящего Господина Меня, страшно хлопнув по спине. Это вызвало непродуктивный кашель, так говорят врачи. Вдруг Господину Мне показалось, что кашель шёл не только из недр тела Госп. Меня, но и откуда-то ещё. Скажем, он шёл ещё из окна, а ещё из-за стены, в которую упирался Господин Я.  

Господин Я велел разобраться в природе кашля, угрожая, что в ином случае скажет старухе с веником, что Господин Я держит у себя в голове намерение её убить. Это было так страшно, что я начал специально и очень сильно кашлять. Стало больно, прямоугольник окна начал прыгать и темнеть. Эхо последнего вырвавшегося надрыва отозвалось совсем локально, в окне напротив.  

Господин Я, не имея сил на приказы, попросил подойти ближе к окну и разглядеть иное, напротив стоящее окно. То есть, находясь в одном окне, лучше разглядеть второе, ближе подойдя к краю первого, но всё ещё имея цель разглядеть второе окно. Я послушался, осторожно шагая. Взгляд так сильно закрепился на окне напротив, что было трудно моргать и дышать. Ближе стало видно, как там, в отражении стекла напротив, или в самом окне, или это было отражение самого окна, обращённое в комнату… Там приближался человек.  

Господин Я замер. Человек замер. Господин Я понял, что тот человек является никем иным, как Господином Мной. Он был тем самым Господином, являющимся мной. И тогда показалось, что в сбившейся оптике восприятия на миг тронулось что-то забытое, как оставленный под вуалью рояль, издавший стук клавиши или глухо задрожавший струнами от сильного толчка. Стук этот так больно и страшно отозвался в голове, что Господин Я хлопнул окном; в свою очередь, отражённый напротив стал медленно и с явным разочарованием закрывать шторы.  

Господин Я велел вернуть его, а иначе Господин Я вскрикнет или начнёт тихо стучать во входную дверь, пока мимо ходят люди, а потом пугать их, если они вдруг станут прислушиваться. Господин Я не любил, когда я так делаю. Но стук клавиш снова повторился, ударив по глазам вспышкой мигрени. По закрытым векам пробежали пятнышки и буквы, как на фрагментах хроники. Мелькнуло моё лицо. Господин Я, встав с пола, начал медленно и с явным разочарованием закрывать шторы, глядя, как отражённый, резко отвернувшись, взялся за лицо, начав отступать во тьму своей комнаты.