Русский мир?

Дмитрий очень спешил домой, поэтому заказывать такси по номеру, а тем более через приложение он не стал. Он увидел несколько машин, стоящих сразу за ограждением и сел в ближайшую. В машине играла какая-то специфическая музыка, сплошное «гуль-буль ара-мара», скорее всего, водитель был таджиком или узбеком, может, киргизом, короче говоря, типичным представителем среднеазиатских республик. Черные соломенные волосы, темная кожа, чуть выпирающая вперёд челюсть и тонкий разрез глаз, выражение лица такое, будто человек что-то замыслил и явно недоброе. На ломанном русском таксист спросил «Куды эхать? », получил ответ и машина, сначала неспешно, потом же ускоряясь на федеральной трассе, помчалась к родному порогу, к жене и детям, к теплому чаю на крыльце, к резвому ветру в травянистом поле, к песчаному пляжу у тихой речки… наш герой уснул, а пока он спит, я кратко расскажу о нём.  

Обычный русский парень из небольшого городка в Донецкой области, работящий, рукастый, как говорят в народе, простой, душевный. Окончил профессиональное училище, сходил в армию, поработал на заводах водителем, сварщиком, грузчиком, прессовщиком, короче говоря, звёзд с неба не хватал, к тому же, в двенадцать лет умер отец, мать старалась воспитать, как могла. Повзрослеть пришлось рано. В 2023-м году попал под мобилизацию и отправился в зону СВО. Там охотно самообучался, был минометчиком, пулеметчиком, штурмовиком, водителем, управлял дронами. Дважды был ранен, один раз серьезно, пару дней находился в коме, второй – терпимо, чуть больше двух недель в госпитале. О контузиях и говорить не стоит. Заслужил положенный отпуск, вот и ехал домой на побывку.  

Во сне товарищ толкнул его в бок, солдат проснулся и, протирая глаза, увидел знакомую местность, они проезжали мост, до дома оставалось не более двадцати минут. Пахло сигаретным дымом, всё так же играла «гуль-буль ара-мара» но композиция была медленней, чем та, в начале поездки. Дмитрий тоже решил закурить. Водителю позвонили на мобильный, тот принялся что-то интенсивно объяснять – это было похоже на карканье ворона, такое неприятное и одновременно смешное карканье. Через пару минут воин стоял у порога рядом с женой, одаривши её цветами, и детьми, которым вручил «вкусняшки». «Каркающий ворон» в сигаретном дыму, получив расчет, уезжал. Так начинался отдых Дмитрия.  

В городе, за полтора года отсутствия, практически ничего не изменилось. Где-то велись работы по благоустройству, стелили асфальт, ставили столбы освещения. Городская рутина, всё как всегда. На спортивной площадке, рядом с домом, которая тонула в листве широких тополей, по утрам немногочисленный люд выходил на пробежку, вечером же, собиралась молодёжь, кто-то на спортивных тренажерах, а кто-то на скамейках, чтоб втихаря пить пиво. Из окон пятиэтажек тянулись запахи борщей, супов, жареной рыбы, лилась музыка, смешиваясь с различными голосами. Колесо жизни плавно проворачивалось от заката к рассвету, поглощая день за днём.  

Шел четвертый день чудесного пребывания дома вместе с близкими людьми. Вчера приходили друзья, посидели, выпили, договорились на неделе съездить на рыбалку, потом на озеро отдохнуть семьями. На днях должна была приехать мать. Как же всё-таки здорово было окунуться в этот милый водоворот тихой гражданской жизни, здорово и непривычно. Непривычно было смотреть на то, что раньше так внимания не привлекало – беззаботность и непонимание всей серьезности ситуации в стране, на какую-то инфантильную разнузданность соседей, горожан. Там акценты были четко расставлены и смыслы банально просты, остры как армейский нож. Здесь же, война воспринималась, как показалось Дмитрию, словно реалистичный киносериал с которым гражданских знакомили по телевизору и на просторах интернета вперемежку со скандальными историями звёзд, вытаскиванием «грязного белья» на всеобщий осмотр, с тупыми короткими роликами таких же недалеких блоггеров, высказываниями на «птичьем языке» пытающихся мудрствовать отстранённых от понимания действительности экспертами и концертами пидорковатых реперов, шлюхоподобных певичек с текстами, устремлёнными в омут деградации. На федеральных каналах ситуация была не лучше – новости и шоу, кривые копии с американских, те же уставшие раздражающие кривляки, что и раньше, только сейчас они раздражали во сто крат сильнее. Где-то в глубине возникала и всё отчетливее въедалась мысль – так быть не должно, это губит нацию. Неужели подобная зловонная жижа в головах людей не может быть отделена от того чистого, нравственного и высокого. Всегда была и будет грязь, будут те, кому в ней, по собственному желанию, найдётся место. Если у государя и государства стоит задача чистить грязь, то найдутся способы, возможности и силы, а если такой задачи нет… имеем, что имеем.  

Вечером, возвращаясь с прогулки, он увидел на лавке у подъезда четверых чумазеньких детей, скорее всего, цыганят. Одна девочка и три пацана. Двое из них, на вид около двенадцати-тринадцати лет, стояли на лавке в обуви. Дмитрий подошел к ним и вежливо попросил на лавку ногами не становится, мол, тут люди попами садятся, не для того, чтоб за вами грязь стирать. Те смотрели на него сначала дерзкими глазами, потом, увидев, что он настроен решительно, дерзость из их глаз вышла, вошел испуг, граничащий с обидой. Он повторил им, чтоб они слезли, те, видимо поняли, что спорить не нужно, молча спрыгнули и ушли. Жена сказала, что во время его отсутствия в подъезд заселилась семья цыган, молодые таджики-студенты снимали квартиру на этаже ниже, часто громко музыку слушают, шумят. А еще к одной русской девушке приезжает порой азербайджанец, и тоже ведёт себя нагло. Через минуту слегка раздосадованный русский защитник стучал в дверь к этим недавно поселившимся цыганам. Дверь открыла полная, замотанная в цветастые тряпки и довольно нелицеприятная женщина. Дмитрий поздоровался, она нет. В глазах стоял немой вопрос, «что надо? ». Без церемоний он четко и внушительно отрапортовал, что её дети лазят по лавке ногами, за ними нужно следить и воспитывать, иначе это сделает он, если еще раз увидит, как они так пренебрегают общественным этикетом. Потом он попросил её дать сыночку тряпку, дабы тот вытер за собой грязь, развернулся и пошел к себе в квартиру.  

Вскоре ему довелось познакомиться и с таджиками-студентами и азербайджанцем, приезжающим на своей модной БМВ к юной, но очень глупой дочери соседей, работающих в местной «Пятёрочке». Забегу наперёд, знакомства эти возникли на почве конфликта и сделали нашего защитника и инородцев-иноверцев врагами. В субботу вечером супруга Дмитрия накрывала на стол, ждала мужа с двумя приятелями с рыбалки. Настроение было хорошим, выходной день радовал ясной погодой и умеренной теплотой. Только одно портило впечатление – громкая электронная музыка, ритмичные бух-бух с нижнего этажа, таджики тоже отдыхали и об этом должны были знать все жители подъезда. Приятели вернулись с рыбалки около половины восьмого вечера, сидели, говорили о разном, пили пивко с сушеной рыбкой. Стрелка часов на кухонной стене постепенно поднималась к одиннадцати. Мужчины, ранее не очень-то обращавшие внимание на музыку иностранных соседей, теперь обратили и пришли к выводу, что это наглость и неуважение к обществу. Через минуту Дмитрий стучал в дверь, но его нагло игнорировали. Он вернулся, взял телефон, сигареты, вышел на улицу. Друзья вышли с ним. В полицейское отделение поступила информация о нарушение общественного порядка, выехал наряд. Вместо десяти положенных минут, он ехал минут тридцать. В это время шестеро молодых парней неславянской наружности вышли во двор покурить с бутылками пива. Друзья стояли там же, они подошли к гулякам, спросили, не у них ли играет музыка, и если так, пусть «закругляются» – людям спать нужно. Разговор сразу не задался, агрессивные молодчики, напоминая одичавших шимпанзе в период бурления гормонов, выпячивая грудь стали материться, метаться по площадке, выкидывая в пространство свои ветки-руки. Они не знали, что один из троих русских мужчин был тренером по боксу, второй – солдатом с полуторагодовалым стажем беготни по полям и окопам, в тяжелой экипировке, изрывший лопаткой больше земли, чем за этот же период экскаватор коммунальщиков. Третий был рядовой работник «Горэнерго», но с травматическим пистолетом и перцовым баллончиком. Поединок для иноверцев закончился весьма быстро и плачевно: ушибы, ссадины, гематомы, пару сломанных ребер и нос, ну а главное – сбитая спесь и униженная гордость горцев. Как раз подоспел наряд, и с этими результатами всех забрали в отделение, для дачи объяснений. Наши вернулись к двум часам ночи, а дерзкие приезжие отсиделись несколько дней и вышли под подписку о невыезде в ожидании суда. Один из них успел получить гражданство России, хотя, хуже всего по-русски говорил именно он. Этот случай имел большой резонанс в городке, наши парни стали узнаваемыми.  

Дни, проводимые с родными, друзьями стремительно бежали, будто за ними гналась война, куда Дмитрию нужно было вскоре возвращаться. Каких-то несколько коротких дней и снова разлука, снова тяжелый труд военного человека, дожди, слякоть, жара и холод, гул снарядов, недосыпание, страх, который зверем сидит внутри и ждёт, когда ты потеряешь над ним контроль. Было около часу ночи, из открытого окна доносились звуки ночного городка: где-то убаюкивающе грохотал по рельсам поезд, ревел мотор мотоцикла, со двора доносились слабые голоса. Он не спал, мысли, как несколько назойливых комаров мешали погрузиться в мир бессознательного. Слышно было, как к дому приближалась машина, глухо басили сабвуферы. Какое же безмозглое существо – подумал Дмитрий, а вместе с ним, примерно так же подумала еще половина пятиэтажного дома. Этим «безмозглым существом» был ухажер соседской девушки, упомянутый ранее азербайджанец. Он примчался с ночного клуба, где накануне сильно поругался с этой девицей. Она уехала домой вызвав такси, приняла душ и уже лежала в постели, молча всхлипывая. Её же разгоряченный алкоголем смуглый «кызылбаш», докурив с братом по вере кальян и выпив еще пару стопок храброй водицы, решил немедленно приехать к ней, так как на его звонки она не отвечала и выключила телефон, а поговорить, выяснить отношения «пускай весь мир подождёт», ему хотелось. Так двое молодцев кричащих на русском с сильным акцентом, похожим на баранье блеяние, сначала возились у входной двери в парадную, нажимая кнопки, потом кричали под окнами, а вскоре стучали в дверь, где жила семья девушки и она сама. Им никто не открывал, но они думали взять настойчивостью. Мать девушки вызвала полицию. В подобных ситуациях Дмитрий долго думать не привык, а потому прихватив с собой биту, вышел к бушевавшим крикунам.  

– Если вы сейчас, суки, не успокоитесь, я вас успокою! Понятно!  

Те, увидев крепкого сложения русского мужчину с битой в руках, серьезным волевым взглядом, сказать, опешили. Они такого явно не ожидали и смотрели большими глазами, цепляясь за яркие фигуры в пространстве.  

– Свалили отсюда, олени!  

«Олени» молча потупились в пол и пошагали обратно, аккуратно обходя преграду в виде смелого русича. Отойдя на безопасное расстояние, тот, что был ухажером ныне сидевшей вместе с родителями испуганной девицы в ожидании приезда полиции, выкрикнул что-то вроде «Тэбэ хана, мэ встрэтымися, жиды» и дальше невнятное, нечленораздельное мэ-мэ-мэ.  

Полиция, как часто бывает, не спешила. Приехала уже после того, как эти ругающиеся нецензурными словами «шайтаны» уехали. Но история на этом только начиналась. Пока полиция составляла протокол, сидя с девушкой и мамой в гостиной, к дому подъехали машины. Там были и наши оскорблённые собственной трусостью, смелые в опредёлённых ситуациях смуглые выходцы из Азербайджана, а в неопределённых ситуациях от их «смелости» и следа не оставалось. С ними подъехала, как принято «братская помощь», чтобы «порешать» с Дмитрием. Началась суматоха, но тут, кстати, и полиция была на месте, и в край уставшие от подобных выходок чужаков в нашей терпимой многонациональной стране русские мужики вышли из терпения, а следом и во двор к горячим парням. Те, увидев толпу раза в два превышающую по численности их «братскую помощь», как-то заметно стушевались. Кто-то из приехавших достал травматический пистолет, но когда полицейский крикнул – «только попробуй! », держа в руках боевой, сразу упрятал его обратно. Выражение бессильной злости на смуглых лицах «братьев» сменилось уязвлённой обидой, тем более что мужики, в прямом смысле, пинками под зад загнали их в свои недешевые автомобили и те уныло поколесили от дома. Немного забегая вперёд, поведаю читателю, когда Дмитрий уже был на «передке» выяснилось, что сама девица и её мать забрали заявление из полиции, кызылбаш откупился айфоном последней модели и энной суммой денег, а за хулиганские выходки с «братской помощью» ему судья присвоил смехотворный штраф, весь двор знал, что диаспора занесла кому надо.  

Такси плавно катило по ровной, отдающей накопленное в этот жаркий день тепло, асфальтной дороге. Наш защитник был задумчиво молчалив. Русский молодой парнишка-водитель в футболке с изображением русского воина времен средневековья и надписью «Северный Человек» видя, что клиент погрузился в раздумья и не в настроении, заговаривать не стал, музыку не включал. Дмитрий только попрощался с близкими ему людьми – женой, детьми, мамой, друзьями. Когда они ждал такси, из подъезда выходили таджики-студенты. Они с каким-то невыразимым чувством торжества смотрели на него и на тех, кем он дорожил больше всего на свете – недобрые, лукавые взгляды. Цыганские дети, игравшие на площадке в футбол, откровенно радовались его уезду. Глядя в полуспущенное окно, он заметил их искренние улыбки. Для полной картины там не хватало ухажера азербайджанца, но не было никаких сомнений, что его радость была бы не менее искренней. Он думал, если его родные, его друзья очень хотели, чтобы он вернулся домой живым и здоровым, то эти – наоборот. Они очень хотели, чтобы не возвращался. Они уже начали чувствовать себя хозяевами земли русской, привнесли свои нормы поведения и порядки, свою веру и традиции, а Он и Ему подобные были теми, кто болезненно напоминал им, что те только гости, что хозяевами им здесь не быть, пока есть Он и такие как Он. Дмитрий открыл для себя неприятную и изнутри угнетающую его правду. Они там воюют за такой «русский мир», каким себе его представляют – сильный, нравственный, сплоченный и самое важное – православный. «Русский мир» где нет пидорковатых реперов и шлюхоподобных певичек с их примитивными и очень часто ведущими в пропасть текстами, где нет этих полоскающих нижнее бельё звёзд шоу, где здравые русские мужчины живут и растят детей от скромных, верных женщин, а в основе всего любовь, Бог, Христос спаситель. Ведь война должна же была приблизить людей к пониманию истинно важного, одуматься, понять, что пришло время меняться, а что в итоге? К сожалению, такой «русский мир» оказался лишь красивой идеей, за которую гибнут, получают увечья парни, преимущественно русские парни. За что? За то, чтобы в этот «русский мир» нагло вторглись чужаки со своим пониманием того, как правильно, а как нет? Чтоб они оскверняли православные храмы? Чтоб учили нас жизни на нашей же земле, отвоёванной и политой потом-кровью наших предков? Чтоб по улицам светского государства ходили какие-то черные мешки с глазами? За что там умирают парни? За предавших и продавших их, их принципы, их Родину чиновников, за их благополучие в огромных домах с высоким забором? За чужаков насилующих, убивающих, плюющих на наши традиции и ценности, захватывающих наше жизненное пространство? За продажных ментов, купленных диаспорами? За тех упырей, торгующих нашей страной выдавая паспорта России всякому, кто может их купить, а потом претендовать на социальные блага устроенные нами и нашими предками для своих потомков?  

Мысли пчелиным роем шумели в голове, а на душе было безмерно тоскливо. Никак не хотелось уезжать на защиту такого «русского мира», каким он его узрел. Мир, в котором остались его жена, дети и эти недобрые, лукавые взгляды. Именно здесь, не где-то далеко им нужна была защита, а он не мог остаться защитить. Это было кривое зеркало, обезобразившее светлый образ страны. Это был обман русских, приукрашенный яркой, красивой и величественной идеей. Одни и те же люди подогревали эту величественную идею, обольщая одних, и в то же время делали всё возможное, чтобы идея оставалась только витающим над Кремлёвскими куполами призраком, без возможности осуществления, тем самым потворствуя другим. Он ехал на фронт вялотекущей, безынициативной войны, какой-то ложной, как те пафосные речи пропагандистов, льющихся с телеэкранов. Ехал защищать своё выстраданное с годами представление о русской державе, как о последней империи, являющейся пристанищем истинной христианской веры, но его представление было далёким от увиденного в своём городке. В своём ли? Было чувство, что у него кусочек за кусочком отнимали Родину, то, что он не задумываясь называл своим. Отнимали его ценности, а он глупо продолжал бороться за них там, в окопах, против таких же русских парней, но одурманенных, успевших отказаться от своей русскости, от всего того, что делало их сильной и особой общностью. У них отняли Русь, отняли истинные смыслы, отняли у них себя настоящих, вырвав из груди дух, а образовавшаяся пустота тут же наполнилась злобной желчью, ведущей нацию к погибели. А у нас? Здесь Дмитрий обратил внимание на молодого таксиста, паренька спортивного телосложения в футболке «Северный Человек» и на иконки с изображением Иисуса, Божьей Матери, Николая Чудотворца, архангела Михаила и чуть слышно сказал – у нас еще есть надежда.  

(22. 07. 24)