Здесь всё пропитано тобой

Драмиона  

— М-малфой!  

Гермиона сильнее постучала в дверь ванной комнаты, но ответа так и не последовало. И кто вообще придумал, что у старост должна быть общая ванная? Гермиона сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, закрыла глаза и досчитала до трёх. Каждый день начинался с того, что рано утром Малфой шёл в ванную комнату. Гремел там бесконечным количеством баночек с гелями, шампунями и чего-то там ещё, отчего Гермиона просыпалась и не могла больше уснуть. Каждое утро она проклинала этого чёртова слизеринца за то, что он не наложил на комнату заглушающее заклинание, а потом ругала и себя, что не сделала тоже самое. Каждое утро Малфой до последнего, кажется, специально торчал в ванной, пока стрелки часов не показывали ровно без десяти восемь. Гермиону всё это дико бесило, раздражало. Ей приходилось мыться за несколько минут, собираться в спешке и буквально бежать на завтрак, чтобы не опоздать.  

— Малфой! Если ты сейчас же не откроешь эту чёртову дверь, то я… — не успела договорить Гермиона, как дверь резко распахнулась и оттуда показался сам Малфой.  

— То ты что? — его губы расплылись в ухмылке, при виде ошеломленной заучки.  

Малфой стоял завёрнутый в одно лишь белое махровое полотенце, мокрыми после душа волосами, с которых медленно стекали капельки воды, спускаясь всё ниже по его оголённому и такому идеальному, Мерлин, торсу. В горле пересохло, отчего Гермиона сглотнула, не в силах ответить, накричать, сказать этому хорьку всё то, что накопилось за эти несколько месяцев, всё то, что хотело вырваться наружу. Но она молчала. Вот так, замерев на пороге ванной комнаты, глядя на полуголого Малфоя и пытаясь не дышать. Потому что здесь всё, абсолютно всё пропахло его запахом. Каждая частичка, что летала в воздухе, всё вокруг пахло им.  

А он знал, он чувствовал, как она напряжена. Малфой специально не вытерся и не натянул на себя халат, зная, что она стоит за дверью и как всегда злится. Ему нравилось доводить до чёртиков эту гордую гриффиндорку. И вот сейчас она так пристально смотрит на него своими большими глазами цвета шоколада, что-то хочет сказать, медленно раскрывает рот, облизывая свои тонкие губы, но в последний момент замолкает. Малфой с трудом заставляет себя не смотреть, не думать, не хотеть. Но он хочет. Больше всего на свете он хочет вцепиться в её влажные от слюней блядские губы и попробовать их на вкус. Потому что она сейчас так близко, что у него предательски пульсирует в паху. Малфой представляет, как Грейнджер обхватывает его член своей маленькой ладошкой, облизывает мокрым языком и нежно посасывает головку. Он скулит, точно зверь, и не в силах больше терпеть, грубо хватает Грейнджер за запястье и одним резким движением прижимает её к стенке.  

— Аах! — она вскрикивает от неожиданности.  

Малфой накрывает её губы жадным поцелуем. Она пытается вырваться, а он только сильнее прижимает её лопатки к холодной плитке ванной комнаты.  

— Тише, — он рычит и пальцами свободной руки надавливает на её острые скулы, заставляя рот распахнуться, позволяя его языку проникнуть вовнутрь.  

Гермиона теряется в собственных ощущениях, в его близости, в его запахе… В голове что-то перещелкивает, и она тянется к нему навстречу, ещё ближе, ещё больнее. Запускает руку в его мокрые белые волосы и сжимает так сильно, что костяшки на пальцах белеют. Малфой громко шипит и кусает в ответ её нижнюю губу. Отпускает её запястье и грубо сжимает маленькую грудь Гермионы, чувствуя, как затвердел её сосок.  

— М-малфой…  

Она стонет ему прямо в приоткрытые губы, и он теряет последние капли разума. Подхватив её за талию, он садит её на туалетный столик, попутно скидывая все те баночки с гелями и шампунями. Гермиона охает и обхватывает его двумя ногами, прижимаясь ещё ближе, чувствуя его напряженную плоть. Малфой срывает с неё старую, явно не по размеру пижаму и губами припадает к её набухшей груди. Одной рукой он держит её за талию, а второй скользит по внутренней стороне бедра, чем вызывает у Гермионы ещё больше мурашек, которые волной проходят по всему позвоночнику, заставляя её изгибаться под его умелыми ласками.  

Он что-то бормочет, но она не слышит, заглушая его собственными стонами, когда он оттягивает ткань её уже мокрого белья, проникая в неё двумя длинными прохладными пальцами. Закрыв глаза, Гермиона закусывает губу и опрокидывает назад голову, растворяясь в ощущениях. Малфой наконец-то скинул с себя полотенце и подставил головку своего твёрдого члена прямо к её влажным от собственного сока, половым губам. Он водил по ним сверху вниз, не спеша, медленно, мучительно медленно. Малфой хотел подразнить её, насладиться ей, такой горячей, влажной, готовой для него.  

Чуть помедлив, он резко, одним движением полностью вошел в неё. Она громко застонала, вцепившись ногтями в его плечо, умоляя продолжить, и от этого стона, от одного её такого восхитительного стона, Малфой еле сдержался, чтобы не кончить. Он двигался размеренно, даже медленно, наслаждаясь собственными ощущениями горящего от возбуждения члена и её сладкими, протяжными стонами.  

— Прошу тебя…  

Это было последней каплей. Он поймал её умоляющий, такой затуманенный, похотливый взгляд… Подхватив Гермиону за ягодицы, Малфой поднял её со стола и прижав обратно к холодной плитке, начал двигаться грубо, быстро, не сдерживаясь. Она извивалась, как кошка, цепляясь за его крепкую спину своими короткими ноготками.  

Влажные шлепки смешанные с громкими стонами, эхом разносились по общей ванной комнате башни старост. Малфой, закрыв глаза и тяжело дыша, последним рывком вошел в неё, заполняя изнутри горячей жидкостью. Гермиона громко простонала его имя и мелко задрожала. Утопая в его объятьях и уткнувшись лицом в его грудь, она чувствовала, что всё вокруг пропахло им, даже она сама.