Маргинальное Чтиво

Зимний холод пробивает ветхие окна комнатушки. Через щель в стене слышатся истошные завывания ночных ветров. Весь панельный дом будто находится в спячке. Кроме нашей квартиры. Через дверь в прихожую слышны редкие смешки под звон стекла. Шёпот просачивался сквозь тревожный сон на скрипучей кровате. Лёгкое чувство тошноты плавно подступало к горлу и через отрыжку перегаром выходило наружу. Весь внутренний мир боролся с желанием отдаться порывам плоти. А посторонний голос в голове твердил лишь "что естественно, то не безобразно". В этой схватке победитель только один, лицо врага отражалось на экране разряженного смартфона. Его неестественные очертания лица вызывали ужас в глазах смотрящего. Ужас, к которому он так давно привык.  

Тусклый свет луны брезгливо поблëскивал на грязной дверной ручке. Она же, стыдливо подергиваясь, не стерпела и неспеша отворилась, обличая силуэты виновников торжества. Кислотно-красный свет столбом ударил в комнату, рассеив сумрак одинокой обители. Враг одержал верх, тогда внутренний мир с хлюпающим звуком мучительно изливался, стекал и пенился сквозь потрескавшиеся губы.  

– Ты как?!  

По ту сторону двери один из силуэтов праздным баритоном решил поинтересоваться о моем самочувствии.  

"Очень мило", – подумал я с облегчением. И эта лёгкость вновь принуждает стать причастным к звону стекла.  

– Всё хорошо! Просто изливал душу!  

Я выкрикнул эту несуразицу в красную комнату и не вставал ещё минуты три.  

И хоть за временем невозможно было уследить, но в моей голове почему-то прошло именно три минуты. И всё то время, что я об этом раздумывал, мгновение просто застыло, и само пространство вокруг меня не собирается поддаваться естественному ходу до тех пор, пока я не присоединюсь к безымянному торжеству.  

– Сейчас приду!  

Вот, сейчас. И ветер проснулся, и мой желудочно-кишечный тракт. Первое просилось внутрь, а второе – наружу. Идеальный баланс сил, как Инь и Янь. Древние традиции Востока дошли даже до нашей квартиры на Урале. А я, добежав до туалета, выдал из себя чистое, нефильтрованное зло. "Зло" вопреки всему было светлым. Оксюморон, не иначе.  

– Живой, значит. Судя по виду, пора открывать крепкое.  

Я, подкосившись, стоял в дверном проёме туалета, лицезрея недоумение во взглядах гостьи, чьё имя уже не помню, и моего дорогого друга, чьё имя непосредственно зависит от статуса гостьи. После подобного перформанса пытался обращаться без имён, как будто встреча анонимных друзей у нас в квартире.  

– Наливай, а что по запивону у нас?  

– Запивон кончился два дня назад. Будем прокидывать рюмки на мужика!  

Вот они! Сильные слова уверенного в завтрашнем дне человека. Мне бы хоть горсть его харизмы – я бы горы сворачивал. Но пока пытаюсь провернуть тугую крышку на бутылке.  

– Просим прощения за то, что заставляем вас пить водку, прекрасное создание. Но увы, чистого спирта у нас нет.  

Вот говорю я эту пошлость, и аж ком в горле встаёт. Тем не менее, девичий смешок немного смягчил личный дискомфорт. Ну что же, начало положено, я сегодня в роли клоуна, как и обычно. Для большинства людей такое распределение ролей должно показаться оскорбительным, ну а я же просто принимаю сухие факты. Бледное лицо – есть, красный нос – на месте, фокусы с исчезновением содержимого желудка – так это вообще дебют! Остаётся только глупо улыбаться, и все детишки в зале останутся довольны.  

– Ничего страшного. Мы с девочками в общаге и не такое пьём. Тут вон! На бутылке даже маркировка есть.  

Пока я притворно заливаюсь смехом, приходит понимание, что после подобной исповеди к другу можно обращаться просто по имени.  

– Серго, раз уж у нас светское мероприятие, ещё и даму угостим?  

– Наконец-то, грамотно мыслишь, Ильяс.  

Фу, не люблю своё имя. За двадцать два года оно уже порядком истёрлось об шершавые языки просящих.  

– Итак, как, говоришь, тебя зовут?  

Я неуклюже рухнул на стул и во взгляде девушки уловил лёгкий флёр удивления, а во взгляде друга тяжёлый напор невербальной ярости. Пожалуй, в этой ситуации его взгляд смешит меня больше, так и хочется, чтобы он снизошёл до простых смертных и перешёл на нецензурную брань, так хоть пьяная тягота развеялась бы в воздухе и праздное уныние смешалось с русским матом.  

Во всем мире только мне доводилось видеть множество его истинных обличий. Он называет это "даром", мне же казалось это проклятием. И только за два года личного общения до меня дошло, что это ничто иное, как естественный ход событий в ускоренном варианте.  

За первый год я воочию лицезрел путь от сперматозоида до становления полноценного эмбриона. Природа была с ним груба и бесцеремонна, минуя роды, отшвирув его в бренный мир, спрятала огрызок пуповины в чувстве собственной важности. Аккуратно, где-то между темечком и горловой чакрой.  

За второй год он обрёл способность передвигаться практически самостоятельно, топливом служила не еда и вода, а крепкий алкоголь, смешанный с кофеином, и запах повисшего в воздухе неминуемого зла. И как только он добирался до пункта назначения, миновать зла уже не было смысла. Зло становилось частью местного ландшафта, постепенно замещая собой все космические законы.  

Если вдруг мне не посчастливится дожить до старости, то я напишу о нем целую книгу с невероятно претенциозным названием, что-то вроде: "анатомия зла" или "как управлять миром, не привлекая внимание санитаров". Но это всё заделы на будущее, которого нет.  

– Не обращай внимание, Ильяс как всегда херню несёт. Вообще ноль тактичности и воспитания. Лучше всем по второй, наливай, – с натянутой улыбкой он пододвинул ко мне пустую рюмку.  

– Ладно, незнакомка, придётся мне искать твоё имя на дне бутылки.  

– Думаешь, найдёшь его там? – спрашивает она у меня с лёгким трепетом.  

Видимо, переживает за моё здоровье. Довольно милое создание, ещё и не лишено зачатков души. Если бы всё было иначе, я бы вместе с ней уже покинул эту проклятую обитель. Но дом там, где находится твоя душа. Поэтому мой дом здесь – в чистилище. У пьяниц даже нет собственного круга в аду. Ладно хоть в квартирке можно приютиться. В нашей тёплой, уютной атмосфере домашнего притона.  

– Да, не переживай! Я там на дне и не такие сокровища находил!  

Порою мне кажется, что только я могу заставить людей выражать на своём лице умиление и жалость одновременно. Это тот самый момент, где под собственные неуместные смешки я лью водку через край. Драгоценная амброзия стекает по пачканным стенкам рюмки прямо на грязный от окурков стол.  

– Ничего страшного, считайте, я простерилизовал нашу рабочую поверхность, – моя натянутая улыбка скрывала сожаления об утраченных глотках.  

– Похоже, тебе уже хватит.  

– Я, блять, сам решу, когда мне хватит, – с той же натянутой улыбкой выпалил незнакомке.  

Антракт. Сейчас я максимально сосредоточен. И чтобы сгладить неприятный момент, решил почтить всех своим отсутствием. Запрокинув всё содержимое прямо в глотку, молясь о том, чтоб не захлебнуться собственной рвотой, встал, чуть не упав от исступления, и отправился туда, откуда выполз сегодня ночью.  

– Сладких снов, ребятишки, – буркнув себе под нос, захлопнул дверь с той стороны.  

Наконец, мой милый мрак. Я так скучал всё это время. Больше не оставляй меня с ними. Больше не тревожь мою постель. Ведь однажды я могу не вернуться с той стороны.  

Дремота поочерёдно сменялась чувством тошноты. И тихий шёпот по ту сторону двери вгонял меня в уныние. О чём они говорят? Надеюсь, о чем угодно, кроме меня. В этом мире так много всего, неужели кому-то придёт в голову говорить обо мне. Нет. Он, как и всегда, засыпает её красноречивыми оборотами вымученных фраз. И тихо, шепча на ухо различные пьяные непристойности, укладывает на своё ложе.  

Ритмичный скрип и глухие, сдержанные стоны по ту сторону двери – лучше любой колыбельной. Даже тьма из-под моей кровати стыдливо выглядывает на каждый треск старого паркета. Но а я же безмолвно проваливаюсь в бездну. И тишина.