Прости, Пашка...

Сегодня Женька шла по щербатому тротуару неуверенно, постепенно сбавляя скорость, сильнее прижимая сумку с учебниками к животу. Впереди, прямо на тротуаре, сидела та самая собака, что не дает девчонке прохода. Изо дня в день, лишь почуяв дрожащую душу, она тут же бросалась на забор и гавкала изо всех сил, пугая Женьку хриплым неистовым лаем и заставляя бежать опрометью мимо жестко охраняемого ею двора. А сегодня эта злючка сидит прямо на тротуаре – обойти по дороге невозможно, из-за дождя все размыло и можно угодить в грязевую трясину. Женька не знала что делать, хоть обратно домой иди. Собака уже смотрела в сторону Женьки, готовясь к атаке. Непонятно было, что от нее ждать, вроде старая уже, резво не бегает, но ведь может больно цапнуть за ногу…  

– Женя, привет, ты чего стоишь? Опоздаешь ведь?  

Девушка вздрогнула и обернулась на вроде знакомый голос. Сзади стоял, улыбаясь во всю ширь, Пашка, ее одноклассник. Он тоже жил в этом районе, но с переезда женькиной семьи в этот район, они ни разу еще не сталкивались по дороге в школу.  

– Привет, давай ты пойдешь с этой стороны, а то эта собака так смотрит…  

Пашка закрыл Женьку со стороны сидящей собаки и смело зашагал вперед. При его приближении собака завиляла хвостом и даже не сдвинулась с места. Напряжение испарилось, и Женька начала болтать обо всем на свете, радостная, что так удачно избежала опасности – встречи с такой же трусихой, как она сама.  

С того самого дня Пашка разглядел в Женьке очень даже симпатичную девчонку, к которой теперь появился подход: раньше он не смотрел даже в ее сторону, ведь она была в «золотых» середнячках, на первых партах – а там только фифы сидят, гранит науки грызут и на таких простецких парней, как Пашка, совсем не обращают внимания.  

А Женька и не замечала Пашку, скромного тихоню, не выделявшегося ничем среди одноклассников: ни успехами в учебе, ни внешностью, ни смелостью. Женьке нравился Димка – яркий, с красивым голосом, чемпион по греко-римской борьбе. По нему вздыхать было куда приятнее, даже безответность не обижала: куда ей, «синему чулку», до чемпионов…  

Пашка дотянул до 8-го класса и поступил в строительный техникум. О нем ничего не было слышно, пока однажды он не позвал лично на свои проводы в армию Женьку с ее двумя бесменными подружками. Женька тогда училась на первом курсе медухи и, конечно, согласилась проводить одноклассника, да и отвлечься хотелось от бесконечной зубрежки фармакологических свойств препаратов. Танька с Ленкой пришли расфуфыренные, да и Женька одела свое атласное выпускное платье – все трое смотрелись как городские цветы среди местных ромашек. Было немножко неуютно, но родители Пашки сумели организовать проводы так, чтобы никто не чувствовал себя лишним: помогли с готовкой, подбросили несколько идей для общих игр, компания быстро разгулялась и даже не понадобилось много спиртного… Женька развеселилась и произнесла самый красивый тост за Пашку: за его жизнь, его любовь, верность и жизненную смелость. Пашка был счастлив. Он понял ради кого будет терпеть любые невзгоды в армии, о которых рассказывал старший брат.  

Женька после эмоциональных проводов решила поддержать Пашку дружескими письмами. Делать ей по ночам в приемном отделении городской больницы, куда она устроилась на лето, было нечего. Вот и сочиняла письма солдату Пашке: про свою работу, про одноклассников – кто где учится и работает, даже про погоду писала, знала, как приятно получать большие письма, все равно о чем. И Пашке действительно было чрезвычайно приятно, для него эти письма были слаще сна и важнее выполнения приказа, и он отвечал на них: писал немного про службу, про свои впечатления, интересные моменты в обучении. Его письма, конечно, были короткие и сухие, но Женьке было все равно, ей хотелось, чтобы он знал, что о нем помнят, что одноклассницы тоже умеют дружить.  

Однажды в конце весны в калитку, где живет Женька, вошел высокий парень в военной форме. Мать Женьки сразу узнала Пашку, пригласила в дом, усадила за стол и стала суетиться с чаем и угощением. Женька пришла с практики и оторопело уставилась на Пашку.  

– Привет. Какой ты…с возвращением...  

Промямлила Женька, совсем не ожидавшая, что Пашка вот так запросто придет к ним. Она молча приняла от Пашки скромный букетик и поставила их в вазочку. Зато мама не умолкала и была рада гостю: усадила Женьку за стол рядом с Пашкой и начала расспрашивать Пашку об армии, о планах, обо всем на свете, что интересует любую маму, к дочери которой пришли вроде как свататься.  

Но Женька никак не могла взять в толк – зачем пришел Пашка. Она смотрела на него с недоумением и не могла вымолвить ничего членораздельного. Что-то промямлила про свою практику в инфекционном отделении, подлила себе чай и лишь с удовольствием уминала блины с вареньем, которые мама уже, подсуетившись, вовсю пекла. Пашка вдруг тоже насупился и перестал участвовать в разговоре с матерью, засобирался:  

– Я пойду. Спасибо за угощение. Пока, Женя…  

Когда за Пашкой закрылась калитка, Женька спросила у матери:  

– А зачем он приходил?  

– К тебе приходил, ты же ему писала в армию. Значит, ждала…  

– Да ты чего, мам! Я его не ждала, просто по-дружески переписывались, что за манера все так прямо воспринимать...  

– Ему ты давно нравишься, со школы. Хороший парень какой, скромный, симпатичный, как возмужал...  

– Мама, перестань! Ты серьезно? Пашка? Этого еще не хватало!  

– Ну и зря, подумай, дочь. Он хоть внешне не в золоте, зато внутри золотой!  

Женька только фыркнула в ответ. У нее сегодня еще тренировка в яхт-клубе, надо поторопиться. Как же ей нравилось это непередаваемое ощущение свободы, когда ты одна под парусом в бескрайнем пространстве, если не смотреть на берег. Ловишь ветер, выставляешь парус, голова забита только тем, как увеличить скорость за счет ветра, идя галсами, через оверштаг, умудряясь не перевернуться. А тут какое-то смешное сватовство, еще и за Пашку. Да лучше никогда замуж не выйду, чем за Пашку! Да мне что, разве замуж так надо!  

Однажды встретив случайно Женьку, возвращающуюся с тренировки, Пашка пригласил ее в кино, на какой-то боевик. Женька только улыбнулась на предложение и вежливо отказалась, сославшись на полную загрузку из-за новой работы в хирургии, на которую недавно устроилась. Пашка решил еще раз попробовать счастье, пригласив уже на день выпускников, который состоится буквально через неделю.  

– Обязательно приходи, Жень, это так важно встречаться с одноклассниками.  

– Зачем? Я не пойду. Мне никого не радостно там видеть. Все будут хвастаться своими достижениями. А мне нечем хвастаться, живу обычной жизнью.  

– Ты жизни людям спасаешь! Это большое достижение!  

– Паша, я не врач, это они спасают, а мы всего лишь помогаем мелкими процедурами. Не уговаривай, мне не хочется, я не вижу в этих встречах ничего ценного. Наш класс не был дружным, да и ты ведь ушел после восьмого, тебе они зачем?  

Пашка погрустнел, маленькая надежда погасла.  

– Спасибо, что писала мне, пока я был в армии, мне очень нравились твои письма.  

Женька ничего не ответила, лишь помахала ему рукой и побежала на приближающийся к остановке автобус.  

Пашка не раз еще встречал Женьку в городе, но она была всегда не одна. То с тощим белобрысым парнем, с которым она гоняла на швертботах. То в обществе своих подруг, спешащих на дискотеку, а в новый год на Театральной площади, где все смотрели праздничный фейерверк – Женька стояла под руку уже со статным брюнетом, несколько старше ее. Пашка уже не надеялся завладеть вниманием Женьки. Он понимал, что Женька не для него, ему постоянно это внушал его друг, повторяя: «хороша Маша, да не наша! »  

Пашка знал, что Женька работает в экстренной хирургии, и он завидовал своему другу, который туда попал недавно с острой болью в животе. Но друг его надежды опроверг, открыв правду, что не все процедуры приятны, потому что в его случае ему назначили всего лишь клизму, отчего вся боль потом прекратилась и его сразу отпустили. И хорошо, что клизму ставила не его Женька.  

– Да мне все равно, хоть клизму. Лишь бы к ней попасть.  

– Дурак ты Пашка, она потом совсем на тебя не взглянет, даже не заговорит, ты для нее будешь «отклизменным пациентом».  

Друзья посмеялись, а Пашка с тех пор все грезил о Женьке, спасающей его жизнь. Однажды его грезы сбылись. Зимой они с другом, поехали за очередной машиной в Калининград. По дороге обратно их ауди здорово занесло на обледенелой трассе, и Пашка еле вырулил, столкнувшись с ограждением. От резкого толчка при столкновении у него сильно заболело где-то в животе справа. Его друг спал в это время и проснулся только когда Пашка завопил от резкой боли.  

– Там, в бардачке аспирин, дай несколько таблеток, болит очень.  

Боль в животе нарастала. Пашка выпил сразу пять таблеток и пееполз на пассажирское место.  

– Давай в ближайшую больницу заедем, пусть помогут. Может там серьезно все.  

– Сейчас полегчает. Давай гони. Мне к ней очень надо попасть. Она мне поможет, я знаю. Гони, я дотерплю, мне важно к ней, такой шанс...  

– Да понял я, понял! Хотя зря ты...  

И друг гнал, всю ночь гнал, лишь бы успеть помочь Пашке. Под утро они подъехали к приемному покою хирургии в родном городе.  

– Чего вы так долго не обращались за помощью? Уже может и поздно…  

Мрачный дежурный доктор быстро осмотрел белого от боли Пашку и покачал головой…  

Пашка лежал на каталке, скорчившийся от боли, ему мерещилась Женька в белом халате с фонендоскопом, склонившаяся над ним, и он ей шептал: “Ты такая красивая…”  

В операционной у Пашки обнаружился перитонит с активно развивающимся сепсисом, и уже было поздно что-то предпринимать… Пашка умер. Женьки в то утро не было в отделении, не ее смена. Она узнала обо всем на следующий день и тут же подала заявление на увольнение. Она не спасла его жизнь… Прости, Пашка...