Вторжение

От макушки до пят кожаный огород Клеонта устилали колосья знаков; громыхающие анкилозавры рекламной мании бродили через кожаный город. Если он долго смотрел на небо, грезилось ему, что и оно состоит из кожи, из цедры, наподобие пальчатого цитрона.  

Всю жизнь Клеонт проводил среди людей – преимущественно, больших и выпуклых, словно уши. Каждый см2 его тела стоил как детская почка. Транснациональные корпорации и политические силы соревновались за право запечатлеть торговый знак или лозунг на золотоносной коже. Под мышками у него лучились орденские планки флагов государств Океании. За каждую татуировку прилетали солидные отчисления. Право посмертной выставки его тела оспаривали друг у друга питерская кунсткамера и токийский музей паразитологии.  

Желанный гость на светских раутах, Клеонт позировал и сиял – позировал, сиял, сиял – сиял, позировал, позировал. Больше от него ничего не требовалось. Можно даже рта не раскрывать. Не улыбаться, чтобы не искажались на лице особо ценные бренды. Счастливая, созерцательная жизнь, лишенная ярма участия и материальных переполохов.  

Клеонт совсем было врос в нее – бойко шагал он солнечным, приморским бульваром на каннскую премьеру фильма Жюлии Дюкурно; вдруг небеса заалели, как шрам, покрытый вазелином, подул густой, сернистый ветер, всплывшая кверху брюхом рыба облепила свайные ресторанчики. Мир канул: началось вторжение демонов.  

Сгустки черного желе из щупалец и зубов посыпались на бедную Францию. Они хватали гуляк в гавайских рубашках, дамочек с колясками, людишек всех и разрывали их на части злобно. На осьминогах были хоккейные маски, как в «Пятнице-13». Слизистые щупальца влезали в карманы мертвецов, вытаскивали личные вещи, задумчиво вертели их туда-сюда, пытаясь понять предназначение и устройство.  

Один из осьминогов упал перед остолбеневшим Клеонтом. Веселым Роджером взвился инопланетный отщепенец, присоски на щупальцах пульсировали, источая запах гнилой капусты. Вдруг маска чудовища обратилась на заднее стекло школьного автобуса, все занятое рекламой. Осьминог взглянул на Клеонта, потом на автобус, снова на человека и, видимо, не уяснив себе различия между искусственным и живым, накинулся на прячущегося за фонтаном подростка-гота с афро-прической.  

Клеонт юркнул тем временем в какую-то солнечную щель, откуда с любопытством созерцал элиминацию вида. Не пропускали демоны ни детей, ни женщин, ни стариков. Они завладевали вещами жертв, вползали в дома и предавались там неизвестной деятельности – звенели за стенами тарелки, кастрюли, бу́хала мягкая мебель, включалась музыка, скакали в клетках на подоконниках джунгарские хомячки.  

Ночью Клеонт осторожно выбрался из укрытия и побрел искать выживших. Несколько осьминогов приземлились около него, окружив. Возможно, растерзают! Но нет, – согласно своей логике они принимали его за вещь. Один осьминог даже погладил по головке и попытался увести с собой.  

Это было унизительно. Клеонт закричал. Если бы не реклама, он бы разделил участь. Гибель, но коллективную. А так. Его не существовало. От ласковых чудовищ унесли ноги.  

В одном из разоренных магазинов Клеонт отыскал резиновую женщину. Ножницами он резал ее при свете полной луны. Стоны последних людей озаряли космическую пустыню. Земля висела на ресницах звезд, как слеза.  

С первыми лучами Клеонт появился на улице в костюме, сшитом из женщины. Искусственная кожа была целомудренно-заурядна. В небе проносились осьминоги, они замечали его, но ничего не предпринимали убийственного. Словно период жести у них закончился. Молодые осьминожки поддерживали старых, когда те преодолевали препятствия. Один гулял пуделя, другой чинил питьевой фонтанчик. Только кровь, чавкающая под ногами, и куски костей, пробивающие подошву кроссовок, нарушали безмятежную радость.  

Клеонт понуро шел мимо желтого домика с башенкой и резными ставнями. Из полуоткрытой двери доносился скрипучий блюз американских 20-тых. Может, там остались выжившие и они празднуют свою удачу в самоубийственном исступлении? – на виниловом проигрывателе вращалась пластинка. В плетеном кресле перед низеньким столиком сидел осьминог. Он утратил черный цвет, мимикрируя под комнату в пастельной гамме. Перед осьминогом стоял стакан недопитого молока и блюдце с овсяным печеньем. Увидев гостя, он щупальцем указал на пустое кресло напротив.  

Клеонт подошел и сел в кресло.