Пластилиновое небо. Глава 3: Наказание за последствие погрома

На следующий день на ее столе появился листок:  

«Мы знаем, что Вы виноваты в разрушении города. Просьба явиться в судебный участок» Прокуратура  

Понятное дело идти туда ей не хотелось, и она начала подметать свое кислое лицо. Лицо изменилось, превращаясь в ледовое побоище, не симетрично расползаясь в жиру, девушка запыхалась, а после кто то начал стучать в дверь.  

– Да, да- войдите – сказала она.  

В сенях библиотеки показалась какая то совершенно иная женщина, лицом напоминающая личинку апреля, Серые строгие глаза, прямой римский нос, и морская пелена голоса.  

«У Вас есть метель «Владимира Сорокина? » – не без льдинки в голосе спросила она.  

– Должно быть – сказал героиня и пошла за толстым файлом, обвитым бараньим жиром, она листала и листала жир страниц файла, но книга так и не нашлась.  

– Уютненько, тут у вас – сказала та иная, и лед голоса ее треснул, обнажив не соразмерный ее внешности поток. Кстати, я на днях думал о том, куда девается поток, когда мы на него смотрим? Сложно себя представить, что в мире разом выключат один и тот же канал телевизора, и отражения в глазах смотрящего наполниться сыпью незнания. Трудно поверить, однако это случиться. Когда огромная розетка, в которой как мед в улье храниться все электричество, вся энергия мира лопнет.  

– Спасибо. – ответила библиотекарь – К сожалению книги «Метель» Сорокина нет, но есть романы Курта Воннегута  

– Ой, нет, спасибо – книги Курта Воннегута больше похожи на тифозный кашель, чем на здоровую речь.  

Библиотекарше понравился ее стиль говорить, уверенная и дерзкая, это женщина вызывала уважение.  

–Вы очень начитаны – сказала комплимент Хозяйка библиотечного зала.  

Та, кой предназначалось доброе слово, предпочла промолчать, словно в ожидании, когда розетка внезапности разогреется по максимуму, а затем с высокомерной лаконичностью сказала, до свидания.  

–Постой те… было хотела сказать, но ветер унес ее хлебные крошки слов.  

Дверь закрылась, и девушка-библиотекарь осталась одна. Странное чувство ее посетило, она думала спросить у гостьи ее имя, но даже если та, ей бы ответила, то чтобы она сказала в ответ, ведь ее имя давно порвано как слабая грязная салфетка на ветру, изодрана в клочья, и следы этих звуков прячутся где- то там, глубоко в глубине горла.  

Когда она пришла в прокуратору, на нее наложили обряд, надев по свинцовому свитеру на нежную кожу. Такое у нее было наказание. Боль, которую она испытала, увидели читатели знойных окон улья. Веревочные лестницы пробили пленку стекла, нужно было ходить по лестницам, всю жизнь, это было второе наказание за разгром в городе, ну а третье наказание оставалась в тайне, до следующих суток.  

Проходя мимо зимнего парка, Повествователь вдохнул во внутрь себя морозный воздух, и выпустил пар. Курск был покрыт ледовой корочкой. Треск раздавшийся в глазах, мелочью карманной рассеялся. Впереди туман, и Ее имя.  

«22. 11. 23»