– Что такое? – Я склонился над приборной панелью и с удивлением наблюдал, за цифрами, бешено прыгающими в окошечке сейсмографа.
Стивен сидел в двух метрах от меня, за столом, разгадывая кроссворд и то и дело поправляя на носу большие круглые очки.
– Слово из пяти букв... – нараспев произнёс он, но я перебил его, предостерегающе подняв руку:
– Сейсмограф ожил.
– И что из того?
– А то, что на юго-востоке – землетрясение небывалой силы.
– Где именно?
– Откуда мне знать? Скорее всего, где-то в самом центре континента.
– Не может быть! – Стивен резко встал, чтобы подойти к панели и самому взглянуть на показания прибора, однако пол под ним задрожал и закачался. Охнув, он снова опустился на стул.
– Похоже, это был самый сильный толчок, – сказал я, не отрывая глаз от светящегося окошечка.
– Но это невозможно... – нервно выдохнул поражённый Стивен и с опаской оглядел возвышающийся над нами прозрачный купол, на который давили три тысячи футов непроницаемо-чёрной воды.
Трудно было привыкнуть к потолку, сделанному из силикоида, невероятно прочного материала, но похожего на хрупкое стекло, так что, когда мы впервые попали в эту новейшую лабораторию, установленную на дне Новоатлантического океана, долго не могли успокоиться, боясь, что в любое мгновение на поверхности купола может появиться роковая трещина.
После двухмесячного пребывания на станции я успел привыкнуть к давящему на нас со всех сторон океану, а Стивен так и не отделался от страха, который сам же в шутку называл «силикоидной лихорадкой». В первые несколько дней он даже подумывал, не вернуться ли на «Мальву», исследовательский корабль, постоянно курсировавший над пятью подводными станциями, разбросанными по дну. Однако, будучи специалистом по глубоководной фауне, он понимал, что его место – под водой, поэтому пересилил своё малодушие и остался.
Кроме нас двоих, под куполом жил Питер, механик и мастер на все руки. Он следил за исправностью техники и связи и управлял роботами – ловцами и бурильщиками, которые доставляли на станцию придонных тварей и образцы грунта.
– Может быть, разбудим Пита? А то вдруг... – предложил Стивен, подойдя к панели.
– Пусть спит, – махнул я рукой. – Он вчера так намаялся. К тому же толчки, похоже, прекратились.
– Но сильно тряхнуло! – Стивен, продолжал смотреть на окошечко сейсмографа.
Я нажал кнопку связи:
– «Мальва», я «Третий», приём!
– Слышу вас, «Третий»! Что случилось?
– Это ты, Джон?
– Нет, господь бог. Помолиться решил? Я сейчас не в духе.
– Очень смешно. А мы тут землетрясение зафиксировали. Слишком уж мощное.
– Землетрясение, говоришь? Ладно, сейчас новости включу. Минут через тридцать узнаете, что это было. Конец связи, у меня тут котлета стынет.
Прошёл час, а Джон с нами так и не связался. Подождав ещё десять минут, я снова нажал кнопку:
– Где ты, чёрт бы тебя побрал? У нас даже радио нет, а мы тоже хотим узнать, что там произошло...
– Хватит рычать, пёс беззубый, – огрызнулся Джон. – Не мог я раньше звякнуть. Тут такое! Вся команда прилипла к телевизорам, даже Рудольф с Полом забыли про свои шахматы...
– Да ладно, не тяни! Что случилось?
– Знаешь, место такое есть на материке, Редстоун называется. Там только холмы, болота и леса. Жить там невозможно, вонища от болот такая, что просто... Короче, дрянь место. Я там как-то был, лет пять назад... Или шесть...
– Знаю, знаю! Что у тебя за привычка тормозить постоянно!
– А ты меня не торопи, а то отключу рацию. Кто здесь господь бог, а кто в подводном аду сидит?
– Хорошо, будь по-твоему, только скажи поскорее, что там...
– Что, что? Авария в лаборатории.
– В какой лаборатории? Там же никого...
– Была одна. Странно, что ты о ней не слышал. Роботы там работали, пытались получить суперизлучение, способное сбивать космолёты и опустошать вражеские планеты.
– Зачем? Мы же ни с кем не воюем.
– А ты забыл те сигналы из космоса, что наделали шума лет семьдесят назад? Так вот, на Земле их расшифровали. Вроде бы это оказались радиопереговоры на неизвестном языке.
– И что? Для этого нужно супероружие делать?
– На Земле решили перестраховаться.
– Ну да, и использовать нашу планету как безопасную для них лабораторию. Очень разумно.
– Короче, фейерверк был впечатляющий. После взрыва атмосфера целые сутки светилась розовым, оранжевым и лиловым. Красота! Особенно ночью. Сам видел. И столб дыма над тем местом поднялся, тоже рыжий, говорят. Но ветер относит его в противоположную сторону. А жаль, я бы фотографий наделал, брату на Землю выслал – пусть позавидует. Короче, сплоховали вояки, как всегда.
– Кто-нибудь погиб?
– Насколько мне известно, в тех местах никого не было. Группа Ленца расположилась в трёхстах двадцати километрах от эпицентра. Конечно, их тряхнуло хорошенько, но никто не пострадал. Ну, ладно, конец связи. У меня, кроме вас, ещё четыре станции, и все ждут объяснений. Будут интересные новости – позвоню.
– Что там? – послышался из спального отсека голос Питера.
Стивен вошёл к нему объяснить, что нам известно, а я задумался. Розовое свечение, рыжий дым... Зрелище, наверное, фантастическое... А кратер после взрыва... Наверняка, туда отправят группу Ленца изучать минералы.
Я пожалел, что не согласился участвовать в экспедиции в те места. Как раз в районе Редстоунского парка профессор Ленц обнаружил неизвестную породу и лично обратился ко мне, молодому, но уже известному геохимику, с просьбой помочь ему в исследованиях. Однако я уже обещал своему другу Стивену спуститься с ним на дно океана и только поэтому отклонил предложение профессора.
Многое отдал бы я за то, чтобы оказаться там, на месте такого события! Но, увы... Ещё одна неудача, очередной промах. Как и многие другие.
По природе я человек решительный и быстрый на ответы. Я стараюсь избегать неуверенности и сомнений. Они всегда, с самого детства, терзают меня, заставляя чувствовать себя размазнёй. Вот почему я говорю «да» там, где благоразумнее было бы поразмыслить и взвесить все «за» и «против».
Эта нетерпеливость часто приводила меня к запоздалым сожалениям. Она же вызвала крах моего семейного счастья. Когда между мной и Долорес порвалась первая ниточка, мне нужно было проявить уступчивость, но, как обычно, я принял поспешное решение. На вопрос жены: «Может быть, нам в таком случае разойтись? » – я, отравленный горечью уязвлённого самолюбия, ответил: «Да, ты права, так мы, пожалуй, и поступим». Но хуже всего было то, что сделать шаг назад я уже не мог себе позволить и со слезами на глазах глядел, как гибнет моя любовь. Так я был воспитан властным отцом и болезненно правдолюбивой матерью: на что бы я ни решался, гордость была дверью, которую я запирал за собой, а ключ выбрасывал в темноту отчаяния.
***
Наконец вернулись роботы, и мы, занимаясь сортировкой и предварительным исследованием образцов, говорящих о близости золотоносной жилы, на время забыли о взрыве. А Джон в тот день так и не вышел на связь. Зато рано утром нас разбудил противный трезвон рации, похожий на писк гигантской мыши под аккомпанемент жестяного сверчка.
На этот раз к панели подошёл Питер.
– «Третий» на связи, – сонным голосом пробурчал он.
– Как же мне хорошо! – сказал Джон. Судя по его голосу, он был не просто в приподнятом настроении, а явно выпил лишнего или ещё не протрезвел после затяжной пирушки накануне. – Если б вы знали, как красиво играют на волнах утренние лучи солнца! Словно райские бабочки садятся на синие цветы и помахивают крылышками!
– Что это с тобой? – прервал его поэтическое выступление Питер. – Иди проспись!
– Зачем ты меня обижаешь? – жеманно пропел Джон. – Между прочим, у меня хорошая новость: циклон надвигается, и капитан решил идти в порт. Так что оттянусь там по полной.
– С каких это пор «Мальва» боится штормов?
– А ты думаешь, нам охота пробкой прыгать на волнах, если есть возможность полюбоваться стихией с берега?
– Вы что, все там перепили?
– Ладно, отключаюсь, пойду любоваться солнечными бабочками.
– Эй, Джон, постой! Когда вы вернётесь?
– Не знаю. Не скучайте, ребята! Наслаждайтесь жизнью! Она прекрасна. Конец связи.
***
Прошла неделя, другая, третья, прополз месяц, а «Мальва» так и не вышла на связь. Рация словно вымерла. Мы встревожились не на шутку.
– Вот скажите мне, – раздражённо произнёс Стивен, бросив на стол книжку кроссвордов, – почему эти ослы не снабдили нас хотя бы радиоприёмником?
Питер, в последние дни растерявший всю присущую ему жизнерадостность, пожал плечами:
– Чтобы мы работали, а не отвлекались на развлечения. И чтобы, не дай бог, не свихнулись, переживая за неразумное человечество...
– И не передрались, защищая любимых политиков, – добавил я.
– И это тоже, – кивнул Питер, невесело улыбнувшись. – На первых станциях даже телевизоры были и интернет, но после того как двое придурков порезали друг друга ножами, споря, чья футбольная команда сыграла лучше, нам оставили только посредника, святого Джона. Цензора, чёрт бы его побрал... Почему он молчит? Что за глупые шутки?
Стивен снова схватил книжку кроссвордов, но даже не глянул в неё, а сказал тихим, унылым голосом:
– Осталось всего несколько банок консервов и крошки от сухарей. А воды – на дюжину чашек кофе. Десять дней назад я должен был наконец обняться со своей Лизи... Или с её сестричкой, что, в сущности, одно и то же...
– Проклятие! – Питер вскочил на ноги и стал ходить туда-сюда, от панели управления до спального отсека. – А у меня вчера пятая годовщина свадьбы, а дочке исполнилось четыре. А я здесь...
Вдруг мне в голову пришла крамольная мысль. Я встал из-за панели и воскликнул:
– Послушайте! А ну их всех! Бросим станцию и уплывём на батискафе. Прямо сейчас.
Стивен и Питер замерли, уставившись на меня с удивлением и любопытством.
– Но контракт, – возразил Стивен, правда, без особой уверенности, – там же чёрным по белому написано: «самовольное оставление станции приравнивается к одностороннему прекращению... » и так далее... Короче говоря, покинув купол, ни гроша мы не получим. А если в наше отсутствие здесь что-нибудь случится, то на нас таких штрафов навесят – ввек не расплатимся... А то ещё в тюрьму загремим...
– Но наша смена уже закончилась! – воскликнул я, возбуждённый возможностью нарушить договор и при этом остаться невиновным защитником своих прав. – Это они должны будут выплачивать нам компенсацию! Что вы на меня так смотрите? Разве я не прав?
– Прав, дружище! – Питер подошёл ко мне и с видом старшего брата похлопал меня по плечу. – Я с тобой. А ты, Стивен, удерёшь с нами или останешься здесь жертвой тупых инструкций?
– Я с вами.
***
Батискаф врезался носом в песок на мелководье. Сквозь силикоидные окна, покрытые снаружи каплями воды, смутно виднелась широкая полоса пляжа. А дальше простирались луга и оливковые рощи. Тишина и жаркое солнце. Типично земной пейзаж, всё как в испанской или итальянской глубинке. Сразу видно: на этой планете живут земляне.
Освоение Юноны началось пятьсот лет назад. В первые два века переселенцы с Земли прибывали сюда большими группами в несколько тысяч человек. Их манили субтропический климат и нетронутая природа. Всего один материк, окружённый тёплыми водами океана, недра, богатые золотом, платиной и кобальтом, – всё это сулило быстрое обогащение. Людей не останавливало даже то немаловажное обстоятельство, что расстояние до Юноны корабль преодолевал за двадцать лет. Поэтому летели сюда только молодые люди, не видевшие для себя на перенаселённой Земле никаких возможностей для карьеры.
За двести лет Юнона превратилась в богатую провинцию Земли с развитой промышленностью и процветающим сельским хозяйством. Но за последние полтора века её популярность постепенно сошла на нет – были открыты две планеты, находящиеся в три раза ближе к Земле, и сюда прилетали только военные роботы и беспилотные грузовики, доставляющие земные товары в обмен на местные драгоценные металлы.
Юнона была островком нерушимого спокойствия. Её населяли свободолюбивые, жизнерадостные люди, не терпящие произвола властей, особенно – бессмысленных законов и инструкций. Вот почему мы так легко послали ко всем чертям все предписания и покинули подводную станцию.
– Приехали, – сказал Питер, выключив двигатель.
– Боже, наконец я увидел сушу! Лизи, я лечу к тебе! – воскликнул нетерпеливый сластолюбец Стивен. – Всё, больше на это чёртово дно меня и за миллион монет не затянешь...
– Где это мы? – спросил я.
Стивен пожал плечами, а Питер, занятый замками входного люка, ответил не сразу:
– Судя по показаниям приборов, где-то недалеко от Голдвина.
Откинув наружу люк, он выбрался из батискафа, сел на его оранжевый хребет и с блаженной улыбкой вдохнул свежий воздух.
Вымокнув по пояс, мы вышли на берег.
Стивен повернулся лицом к океану и указал рукой на батискаф, сиротливо покачивающийся на волнах прибоя:
– А что будем делать с этой рыбиной?
– Что мы можем с ней сделать? – отозвался я. – Здесь оставим. Пусть тонет. Это не наша вина.
– Идём! – Питер направился к грунтовой дороге, вьющейся между пастбищем и рощей. – Позвоним в контору, а если они заартачатся, найдём хороших адвокатов.
Я старался выглядеть беззаботными, хотя на сердце у меня было неспокойно. Такого ещё не случалось, чтобы астронавты или подводники самовольно возвращались домой.
– Да, борьба предстоит горячая, – глубоко вздохнул Стивен.
– Что сделано, то сделано, – отозвался я. – Назад пути нет. Теперь всё зависит от нашего упорства. Мы правы – вот что главное. Начальство бросило нас на произвол судьбы, другого выхода у нас просто не было. Даже солдат, покинутый умирать с голоду, поступил бы правильно, оставив пост. А мы не военные – всего лишь наёмные специалисты.
***
– Извините, сэр, – обратился я к старику, с закрытыми глазами и счастливой улыбкой сидящему под оливковым деревом, – у вас есть телефон? Могли бы мы?..
– Что? – Старик открыл глаза и, увидев троих незнакомцев, улыбнулся ещё шире. – О, сыны счастливой планеты! – Он протянул к нам руку, словно хотел, пощупав нас, убедиться, что перед ним не призраки, а люди из плоти и крови. – Приветствую вас в Эдеме, дарованном мне самим Создателем! Посмотрите вокруг! – Он обвёл широким жестом окрестности. – Видите, сколько благодати разлито в этом чудесном мире! Наслаждайтесь дарами Господа вашего!
– Спасибо, – разочарованно буркнул Питер, и мы пошли дальше.
– Какой-то сумасшедший, – сказал Стивен, оглянувшись на старика, который продолжал свою восторженную речь, ничуть не смутившись тем, что слушатели покинули его.
Мы вошли в деревню. Узкая улочка была безлюдной. Наконец перед одним из домов мы увидели светловолосую девушку лет шестнадцати. Она сидела на стуле и, запрокинув голову, смотрела на плывущие по небу облака. Рот её был приоткрыт, и зубы влажно сверкали на солнце, как только что вымытый белоснежный кафель.
– Привет, красавица! – бесцеремонно обратился к ней Стивен, считавший себя мастером флирта и неотразимым сердцеедом.
– Привет тебе, идущий к блаженству! – ответила девушка, не отрывая глаз от неба.
– Дала бы ты нам телефон, срочно позвонить надо.
– Телефон? – Взгляд девушки медленно спустился с небес на наши удивлённые лица. – Кому нужен телефон, когда Всевышний опрокинул на серые наши будни чашу розовопенной благодати...
– Нам нужен телефон, понимаете? – вмешался Питер. – Прошу вас, миледи, не откажите в просьбе идущим к этому... как его...
– К блаженству, – подсказал я, не зная, смеяться мне или стенать от отчаяния. Если, встретив чудаковатого старика, мы ещё могли посетовать на досадную случайность, то не менее странная девица почти не оставляла сомнений: с этой деревней что-то не так.
Между тем безумица, вытянув перед собою обе руки, стала по очереди ощупывать нас, как будто была слепой.
– Придите в дом мой, путники! – наконец проговорила она голосом, полным плотского желания. – Там вы найдёте то, что вам потребно. А тебе, красавчик, – обратилась она к Стивену, – уготована особая награда.
– Пойдём отсюда! – сказал я и, схватив Стивена за локоть, потянул за собой.
– Постой, а как же телефон? – упирался ловелас, пойманный в любовные сети.
– Ага, тот, что у тебя в штанах, – усмехнулся Питер, на всякий случай отойдя от девушки подальше.
– Ну, и что? – заупрямился Стивен и, грубо выдернув руку из моей хватки, почти вплотную подошёл к сидящей красавице, чтобы ей удобнее было ощупывать его.
– Дурак, что ты делаешь! – закричал я, возмущённый его легкомыслием. – Ты же видишь, она не в себе! Это же... Это...
– Очень даже в себе, – отмахнулся от меня Стивен, глядя на девушку похотливыми глазами. – Она хочет меня – как я могу отказать ей? Это было бы жестоко... О, так, детка, правильно, именно там у меня дерево жизни...
– Да, оно там, – шептала безумица, расстёгивая нашему другу брючный ремень, – и оно подарит мне много плодов неземного блаженства!
– Простите, ребята, – обратился к нам Стивен, запустив обе пятерни в волосы девушки, – но я, пожалуй, задержусь здесь...
– Да ну тебя! – в отчаянии воскликнул я и пошёл дальше, а за мной последовал Питер.
***
На краю деревни мы увидели автомобиль с открытыми дверцами. За рулём сидел чернявый парень, усиленно кивая головой в такт шумной рок-музыки, сотрясающей салон машины.
– Эй! – крикнул Питер, наклонившись к нему. – Как тебя зовут?
Но юноша, похоже, не слышал обращённых к нему слов и продолжал дёргаться, как марионетка на ниточках. Тогда я легонько подтолкнул его в плечо. Этот способ привлечь его внимание подействовал. Парень перестал мотать головой и размахивать руками. Он открыл глаза и измерил нас мутным взором.
– О, какие красивые чуваки нарисовались! – воскликнул он.
– Сделай потише! – крикнул Питер, и, когда тот выключил радио, сказал: – Как твоё имя?
– Зак. Зовите меня просто Заком. Правда, есть у меня и другое имя, Крысиный Хвост, но для вас, ангелочки, я Зак. Таковым был всегда и таковым...
– Послушай, Зак! Нам нужен телефон. Понимаешь меня?
– Как не понять? – Парень широко улыбнулся. – Вам нужен телефон. А что такое телефон? Давайте рассмотрим этот вопрос немного глубже...
– Послушай, – стал терять терпение Питер, – чего вы в деревне обкурились?
– Ничего. – Парень сунул руку в карман рубашки и вынул пачку сигарет. – Вот что я курю. Хочешь?
Я взял одну сигарету и понюхал:
– Чистый табак. Ничего не понимаю...
– Как насчёт телефона? – продолжал настаивать на своём Питер. Таким уж он был: если во что упирался – рано или поздно сдвигал препятствие с места.
– Телефон? – снова улыбнулся Зак.
– Да, детка, телефон. – Питер погладил парня по голове.
– О, как ты нежен! – заворковал тот. – Для тебя ничего не пожалею. А хочешь, Ника Соула послушать? Любишь Ника?
– Я тебя люблю, причём с первого взгляда. – Питер подмигнул мне: смотри, дескать, как надо с ними разговаривать! – И надеюсь на взаимность. Но прежде всего – телефон.
– А потом мы с тобой пойдём купаться? – Казалось, парень полностью растворился в нежных чувствах.
– И купаться, и всё остальное, но сначала – позвонить.
Из другого кармана рубашки Зак извлёк телефон.
– Спасибо, миленький мой! – Питер схватил аппарат, но, повертев его в руке, разочарованно вернул владельцу. – Он же у тебя не работает.
– Разрядился, – спокойно ответил Зак, пожирая моего друга глазами. – Но это ничего. Я счастлив – вот что главное. И доволен, что матушка моя... Кстати, ровно год, как я предал земле её бренные останки... Так вот, я рад, что она вкушает божественную амброзию на небесах. И послала мне тебя... Как тебя зовут, ангелочек?
– Питер. Но если ты зарядишь свой телефон, я назову тебе имя своего друга, между прочим, херувима первой гильдии. Ну, что, договорились?
Парень уставился на меня так, будто только что заметил моё присутствие.
– А херувим ничего себе, хорошенький. Но ему не хватает твоей мужественности, Пит. А он не будет ревновать?
– Не будет, если ты сию же минуту поставишь телефон на зарядку.
– Зарядку... зарядку... зарядку... – запел Зак. – Послушай, что ты от меня хочешь? Не нужна мне никакая зарядка – мне нужен ты!
– Чёрт возьми! – Питер в сердцах ударил кулаком по крыше автомобиля. – Майк, я не знаю, как вести себя с ним! Все нервы мне вымотал этот гад! Слушай меня, Крысиный ты Хвост...
– Успокойся! – Я похлопал Питера по спине. – Теперь моя очередь. Зак, дай-ка мне телефон. Смотрите, господа, как это делается!
Я обошёл автомобиль и с другой стороны сел на переднее сидение. Порывшись в бардачке, нашёл зарядное устройство.
– Ну, что, дружок, – обратился я к Заку, неотрывно глядящему на Питера, – окажешь нам ещё одну услугу?
– Ради вас, ангелы, я готов на всё.
– Это хорошо. Тогда довези нас до Голдвина.
– А потом мы пойдём купаться в Новоатлантической ванне?
– Да хоть под Новосредиземным душем, миленький ты наш! – обрадовался Питер и тоже сел в машину, на заднее сидение.
Но Зак и не собирался заводить двигатель. Он повернулся к моему другу и продолжал бормотать свою восторженную белиберду.
Наконец Питер не выдержал.
– Хорошо же, дорогой! – рявкнул он и, выбравшись из машины, вытянул из неё парня. – Полезай на заднее сидение!
Но, поскольку Зак не хотел делать и этого, Питеру пришлось втолкнуть его в салон.
– Вот так, – с облегчением произнёс он, сев за руль. А теперь поехали!
Вырулив на шоссе, он поддал газу и принялся искать по радио новости. Но на всех волнах играла музыка.
– Что-то здесь не так, – сказал он, выключив радио, и глянул на меня с недоумением и испугом.
***
Телефон оказался сломанным и так и не зарядился, а до Голдвина мы не добрались – в Скайтауне аккумуляторы автомобиля сели, и нам пришлось оставить Зака. Пообещав ему вернуться через четверть часа, мы отправились на железнодорожный вокзал покупать билеты до Голдвина.
– Как-то нехорошо получилось, – сказал Питер. – Наобещали бедняге с три короба и удираем от него.
– Если хочешь, отплати ему нежным человеколюбием, – отрезал я. – А меня сейчас другое тревожит. Посмотри на всех этих людей. Тебе не кажется, что они такие же, как наш Зак?
Питер стал вглядываться в лица прохожих. Особенно его привлекли мужчины и женщины, сидящие на паперти Святого Михаила. Он рванул к ним, как будто увидел дорогих сердцу друзей.
Не доходя до собора шагов десяти, он остановился и, положив ладони себе на темя, застонал:
– Нет, только не это! Только не это!
– Что с тобой? – Я подбежал к нему, готовый подхватить его, если он упадёт в обморок.
– Ты прав! – воскликнул он, указывая обеими руками на людей, которые со счастливыми улыбками мурлыкали «Ave Maria», а одна старуха, вероятно решив, что нашла удачный припев для этой молитвы, время от времени провозглашала:
– Yesterday all my troubles seemed so far away! *
– Они все сошли с ума! – в отчаянии воскликнул Питер.
– Не думаю, что они сошли с ума, – послышался позади нас басовитый голос. Мы оглянулись и увидели высокого здоровяка лет тридцати пяти в форме полицейского. Он протянул нам руку. – Я Кристофер.
– Майкл.
– Питер.
– Очень рад, что нашёл здравомыслящих людей... – начал было полицейский, но мой друг перебил его, отчаянно размахивая рукой, указывающей на поющих молитву:
– Но, ради всего святого, это-то что такое? Они же...
– Успокойся! – терпеливо ответил ему Кристофер. – Они тоже нормальные, как и мы... Но... как бы это сказать... по-своему нормальные, в своём мире, что ли...
– И что, весь город переселился в этот самый свой мир?
– Насколько я могу судить, весь.
– Только не говорите мне, что и Голдвин свихнулся!
– И Голдвин, и Новый Мадрид, и Монмартр, и Новый Лондон...
– Нет, только не это! – Питер опустился на корточки и застыл, покрыв голову руками.
– Прости, – сказал я полицейскому, – у моего друга в Голдвине жена и дочь.
– Сожалею, – ответил Кристофер. – У меня тоже семья... Жена и тёща... С одной стороны, жалко их, а с другой – утешаю себя мыслью, что они счастливы и беззаботны, как дети.
– Будьте как дети, – вспомнил я фразу из Библии.
– Увы, – согласился полицейский.
– Но что это за болезнь? И откуда она? И почему ты не стал таким же?
– Летал туристом на Новую Луну. А когда вернулся, застал здесь вот такую картину. Думаю, во всём виновата эта лаборатория. Мерзкие земляне, подложили нам мину... Одно хорошо: люди стали безобидными, ни тебе преступлений, ни хамства, ни наркоторговли... Правда, и промышленность остановилась. Склады ещё не опустели, есть чем кормить этих бедолаг... Но вечно так продолжаться не может. Если через два месяца они не придут в себя – поумирают с голоду. Солнечные станции могут бесперебойно давать электричество годами, вода тоже подаётся автоматически, так что в городе есть все условия для жизни. Но беда в том, что они не хотят работать. Только пинками да тумаками можно заставить их делать хоть что-нибудь простое, например, ящики таскать.
– И ты один заботишься обо всём городе?
– А куда мне деваться? Это мой город. Роботы наводят порядок, а я кормлю этих несчастных.
Кристофер умолк. Сидящие на крыльце Святого Михаила хором запели «Pater noster», а старуха легла на спину и дребезжащим голосом затянула:
– Is there anybody going... **
Полицейский снова заговорил:
– Вот так они сидят целыми днями или слоняются по улицам и просто наслаждаются красотой, своей внутренней и той, что окружает их. И покоем. Больше им ничего не нужно. А самое печальное, что им безразличны повседневные заботы, прошлое и будущее. Зато вот такие сценки можно увидеть теперь на каждом шагу. – Он указал на юношу и девушку, сидящих на верхней ступени собора. Они остервенело целовались и дрожащими от страсти руками сдирали друг с друга одежду.
– Может, в кафе? – предложил Кристофер. – Посидим, подумаем, что делать дальше?
Я нагнулся к Питеру и положил руку ему на плечо:
– Пойдём. Не унывай, не всё ещё потеряно.
Он поднялся, и полицейский повёл нас по улице.
***
Мы вошли в пустое кафе. Кристофер вынес из-за прилавка три банки консервов и три бутылки апельсинового сока.
Мы сели за один из столиков.
– Угощайтесь, парни. Не густо, но...
– Как же тебе удаётся накормить целый город? – недоумевал я, глядя на усталое лицо полицейского.
– Очень просто, – пожал он плечами. – Каждое утро беру свою резиновую дубинку и ищу крепких мужчин. После двух-трёх ударов по спине они начинают плакать от боли, зато становятся послушными, как мулы, и помогают мне развозить и расставлять на улицах ящики с консервами и печеньем. Голодные люди выходят из домов и едят.
– Но бить этих несчастных! – вступил в разговор Питер, наконец пришедший в себя.
– Что же мне делать? – ответил полицейский. – Может, тебе известен более гуманный способ накормить несколько тысяч голодных?
– Понимаю, – согласился Питер. – Другого способа нет... Просто я подумал, что мою жену кто-нибудь сейчас вот так же охаживает палкой по спине, чтобы она таскала ящики.
Кристофер тяжело вздохнул:
– И такое возможно. Но, скорее всего... ты уж не обижайся на меня... скорее всего, твоя жена сейчас наслаждается в объятиях какого-нибудь случайного знакомого...
– Что? – Питер застыл с открытым ртом.
– Прими это как неизбежное, – сказал Кристофер, – и, если тебе дорога твоя семья, поспеши к ней, увези её подальше от города, где у жены не будет посторонних соблазнов, а дочери своей, мой тебе совет, подыщи подходящего мальчика, пока есть из кого выбирать. Понимаешь, если это не прекратится, настанет время, когда и девочку потянет на сексуальные приключения, – что ты тогда сможешь предложить ей? Себя?
– Неужели всё так плохо? – Казалось, Питер был не способен охватить умом ускользающую от его понимания глубину трагедии.
– Очень всё плохо, – кивнул ему Кристофер. – Так что не теряй времени.
Питер вскочил на ноги.
– Мне ничего не будет, если я возьму чью-нибудь машину? – обратился он к полицейскому.
– Бери любую, – равнодушно ответил тот. – Я закрою глаза на эту кражу. Сам-то я краду намного больше, опустошая склады с продовольствием.
Я встал и, обнявшись с Питером, пожелал ему удачи.
Он направился было к выходу, но внезапно вернулся и спросил, глядя на меня лихорадочно горящими глазами:
– А ты куда, Майк?
Я пожал плечами:
– Пока не знаю. У меня ни жены, ни родителей. Пожалуй, пойду один. Авось, где-нибудь на дороге сидит удача и ждёт своего Дон Кихота...
Питер ушёл, а на глазах у меня навернулись слёзы. Я сел и сделал большой глоток сока.
– Может, выпьем вина? – предложил полицейский.
– А давай! – махнул я рукой. – За спасение планеты.
Кристофер принёс бутылку хереса и два бокала, разлил вино и сказал:
– Как ни печально сознавать это, но я тоже подумываю о бегстве. Понимаю, что это жестоко, но другого выхода не вижу. Да и жене с тёщей тяжело целыми днями сидеть запертыми в полицейском участке, пока я ношусь по городу, и питаться одними консервами. Они безропотно принимают всё, что я им предлагаю, но я-то вижу грусть в их глазах... Несмотря на эти их вечные улыбки. – Он прикрыл лицо ладонями, чтобы не показывать мне своих слёз, и несколько минут молчал. Затем, отняв руки от лица, вцепился пальцами в край столешницы. – Вот скажи мне, Майкл... Как скажешь, так я и сделаю... Сам я уже ничего не понимаю... Совсем запутался... Замотался... Как мне быть? Ждать, пока не кончатся запасы? Или же уйти прямо сейчас и заняться спасением своей семьи?
– Знаешь что, Кристофер? Не торопись. Сперва вынеси на улицы все продукты, какие найдёшь, а уж потом со спокойной совестью сможешь уехать, зная, что сделал для этих несчастных всё, что мог. А что будет дальше – не твоя забота. Возможно, голод заставит людей думать о себе... Кто знает?
– А ты мудрый человек! – воскликнул полицейский, и я впервые увидел на его поблёкшем лице радостную улыбку. – Как мне самому не пришла в голову такая простая идея!
***
Попрощавшись с Кристофером, я вышел из кафе и отправился искать подходящий автомобиль. Я не знал, куда поеду, – был лишь уверен в том, что оставаться в городе улыбающихся призраков нет никакого смысла.
На тротуаре лежала девушка лет двадцати в распахнутом домашнем халате.
Я решил, что она мертва – такой бледной была она, – и всё же нагнулся, чтобы прикрыть её наготу.
И вдруг – я даже вздрогнул от неожиданности – она резко дёрнула рукой и тихонько застонала.
– Что с вами? – спросил я, сев рядом с нею на корточки.
Она открыла глаза и проговорила срывающимся голосом:
– Мне больно.
– Что у вас болит?
– Я упала из окна. Хотела посидеть на подоконнике... Ох, как мне больно...
Я оглядел её босые ноги и только тогда заметил, что правая лодыжка покраснела и сильно распухла.
– Высоко ты сидела?
Подняв руку, девушка указала на открытое окно на втором этаже.
– Понятно. – Я встал и огляделся. – Тебе нужно в больницу... Хотя... Врачи, наверное, стали такими же мечтателями, как и ты... Но там, по крайней мере, лекарства есть. А если найду там врача и он не захочет заняться тобой, я его так взгрею, что он вылечит тебя за милую душу. Погоди, сначала найду автомобиль.
Недалеко стояла новенькая легковушка, а в ней, на разложенном сидении, спал пожилой краснолицый толстяк. Окно было опущено, и я смог открыть дверцу.
– Эй, друг! – Я растолкал спящего. – Мне срочно нужна твоя машина.
– Какая машина? – ответил толстяк, облучая меня милейшей улыбкой.
– Твоя, в которой ты соизволил предаваться сладкому сну. Поэтому, прошу тебя, выметайся, да поживей, у меня раненый человек.
– Любовью раненый, но всё ещё живой... – начал декламировать толстяк, но я не стал внимать поэзии, а ухватил его за остатки волос на голове и что было силы потянул.
– Ой, я не хочу страдать от любви! – заверещал он тоненьким голосом и стал выбираться наружу.
Когда он стоял уже на дороге, я бесцеремонно сунул руку в боковой карман его грязного, вонючего пиджака и вынул ключ от замка зажигания.
– А теперь ступай по добру по здорову, – сказал я. – Машину найдёшь у больницы. Понятно?
– Как не понять? – Он растерянно глядел на меня. – Но не стоило выдирать мне волосы.
– Прости, человече, – ответил я, устыдившись, – но и ты пойми меня: иначе никак нельзя, такова реальность...
Я уже собрался было вернуть толстяку машину и отправиться на поиски другой, но тут услышал громкий стон своей подопечной – и мощная волна сострадания смыла с моей души голос совести.
***
В отделении скорой помощи было тихо, как в морге. Я понял, что зря надеялся найти здесь помощь, и пошёл к выходу, но меня остановило чьё-то тихое покашливание. Оно доносилось из-за приоткрытой двери.
Войдя в неё, я увидел сидящего за столом пожилого мужчину в приличном костюме. И – о диво! – он глядел на меня без улыбки!
– Добрый вечер, сэр – промямлил я, не веря своим глазам.
– Добрый вечер. – Он был удивлён, наверно, не меньше моего. – Что-нибудь случилось?
– Вы врач?
– Да, а в чём дело?
– Чудесно! – крикнул я от радости и побежал к автомобилю, где в кузове лежала девушка.
– Перелом, но не сложный, – сказал врач, обув больную лодыжку в особый стягивающий башмак. – Видите эти зелёные кружочки на башмаке? Когда они покраснеют, это будет означать, что нога зажила. Вам ясно?
Я кивнул.
– А до тех пор – полный покой, постельный режим и вот эти таблетки, если будет больно. – Он протянул мне пузырёк.
– А разве вы не положите её в больницу?
– Не думаю, что разумно было бы оставлять её здесь. Вы видите, что творится? Ни врачей, ни медсестёр... Я только неделю назад вернулся из командировки на космическую станцию и никак не могу прийти в себя от увиденного. А тут ещё Кончита моя пропала...
– Жена?
– Да нет, кошка. Соседка перестала кормить её... – Он сокрушённо покачал головой. – Да, кто бы мог подумать, что эти чёртовы физики со своими фотонами...
Врач отошёл от кушетки, на которой спала Надин (так звали привезённую мною девушку) и сел за стол. – Кто она вам?
– Ну... – замялся я.
– Понятно. Уезжайте из города до лучших времён. Есть у вас загородный дом?
– Нет.
– Тогда займитесь поисками. Или постройте себе хижину где-нибудь в глуши. Не нравится мне всё это. Ох, не нравится! – Он вдруг оживился. – Знаете что? Давайте перенесём вашу подругу в карету скорой помощи, да я отвезу вас в магазин своего брата. Он торгует... вернее, торговал всякими хозяйственными товарами. Кстати, и грузовик его возьмёте...
– А как же ваш брат?
– Умер от инфаркта. Я сам на прошлой неделе сжёг его труп в крематории.
– А вы разве не собираетесь уезжать?
– А кто будет лечить людей?
– Но ведь скоро кончатся запасы еды...
– Кончатся – тогда у них два выхода: либо снова взяться за ум, либо превратиться в трупоедов.
– Боже! – У меня подогнулись колени, и я был вынужден опуститься на стул. – Каннибалы в конце двадцать шестого века...
– Вряд ли они станут убивать друг друга. Скорее всего – поедать мертвецов...
– А дальше что будет?
– Отравления, кишечные инфекции, вирусы... Ничего хорошего их не ждёт.
– Но как же вы в одиночку собираетесь их лечить?
– Как сумею.
– Но это же неразумно!
– Послушайте, юноша, я старый врач, слишком долго занимался спасением человеческих жизней. Это мой пост, и я его не покину, что бы ни случилось.
Я глядел на этого худенького старичка, упорно держащегося за своё призвание, и мне стало стыдно за себя, трусливого беглеца. Вероятно, он догадался, о чём я думаю, и улыбнулся мне:
– Только не обвиняйте себя в эгоизме и равнодушии! Никогда, слышите! Просто живите! Вы же не можете спасти целую планету. Так что спасите хотя бы себя и Надин. У вас родятся дети, жизнь наладится... И я попробую помочь хоть кому-нибудь. Каждый должен быть на своём месте. Куда нам деваться? На Землю не улететь. Да и вообще наша родина – здесь, на Юноне.
***
Не знаю, что заставило меня взять с собою Надин, то ли малодушие, то ли сострадание, то ли глупая моя гордость, запретившая мне объяснять врачу, что эта женщина не имеет ко мне никакого отношения. Так или иначе, я крутил баранку грузовика, кузов которого был забит продовольствием, одеждой и товарами из хозяйственного магазина, а за моей спиной спала спасённая мною девушка.
Иногда она просыпалась и жаловалась на боль. Тогда я давал ей таблетку, и она начинала рассказывать о своей жизни.
Как ни странно, говорила она свободно, связно, почти не улыбалась, и я тешил себя надеждой, что она одна из немногих, на кого не подействовало излучение.
Из её рассказов я узнал, что она окончила факультет астрофизики и собиралась уже лететь на Новую Луну, в построенную недавно первую долговременную станцию, снабжённую мощным телескопом, но взрыв разрушил её планы.
У неё был жених. Он тоже хотел лететь с нею, но сошёлся с другой женщиной, и Надин тяжело переживала расставание и даже хотела покончить с собой – так сильно она любила того парня.
От самоубийства спас её всё тот же взрыв – после него девушка впала в постоянную эйфорию и разбитая любовь покрылась красивыми цветами.
Я слушал тихий, спокойный голос Надин и думал, что же мне с нею делать. Воспользоваться её болезненной тягой к наслаждениям, в том числе и к сексу со мной, было бы нечестно и подло, а не отвечать на её ласки – надолго ли хватит моего терпения?
Так или иначе, Надин мне нравилась. Она была умной, доброй женщиной, и с ней я не чувствовал себя одиноким и никому не нужным.
***
Я решил поселиться в заброшенном доме, стоящем у подножия лесистого холма, на берегу чистого ручья. Именно такое место, подальше от городов и больших рек, советовал мне выбрать врач.
Побродив по окрестностям, я вернулся довольный увиденным: место было высоким, почва – плодородной, вокруг – ни одной деревни. Судя по всему, дом когда-то служил дачей для горожан, любивших уединение на природе.
Я вычистил комнаты, кое-что подкрасил, подновил, починил, и наконец внёс Надин в оборудованную для неё спальню.
И потянулись суетливые будни. Я обрабатывал огород, собирал в лесу улиток, отвёл в сторону ручей и на месте его прежнего русла копал пруд для полоскания белья и купания.
Девушка поправилась и тут же соблазнила меня, а я не в силах был устоять перед натиском её любви.
Однако меня не радовал этот странный союз. Надин замечала только красоту природы и поэзии, и мне казалось, что я для неё – пустое место. Я всё понимал, я сострадал ей, но её тупая отстранённость, упрямое нежелание (да и невозможность) откликаться на мои желания и чувства начали меня раздражать. Я знал, что бесполезно требовать от неё мыслей и действий, присущих здоровому человеку, но всё чаще ловил себя на желании влепить ей пощёчину, чтобы заставить слышать меня и делать хоть что-нибудь.
Целыми днями она ловила бабочек или радовалась тому, что распустился новый цветок на её любимом розовом кусте, росшем у крыльца. Она любила вкусно поесть, но, если меня долго не было дома, не в состоянии была даже сварить себе пару картофелин. Да и разжечь в очаге огонь было для неё невыполнимой задачей. Так что мне приходилось всё делать самому.
Только в постели Надин преображалась, и всякий раз, когда она, как тигрица, набрасывалась на меня, действуя умело и хорошо сознавая моё предназначение в этом занятии, я радовался призрачной надежде на то, что наконец-то она пришла в себя. Но, увы, страсть отступала, впитываясь в чёрный песок ночной тишины, и моя Надин возвращалась в состояние обезумевшей хиппи. Она лежала, утопая в блаженстве и бормоча поэтическую чепуху, а я думал о том, в какую ловушку попал, поддавшись слабости и придя на помощь обречённому созданию.
И ещё одно соображение не давало мне покоя: пока ей, впрочем, как и другим ей подобным, плохо и больно, её сознание ничем особым не отличается от моего, но, чем ей лучше, тем глубже она погружается в своё радужное одиночество. Я понимал, что ей хорошо в мирке постоянного счастья, но не мог избавиться от острого сострадания к ней. Я с ужасом думал о том, что вынужден жить с человеком, привязавшим меня к себе чувством жалости. Такая жизнь представлялась мне настоящей пыткой.
Наконец я морально устал и не мог больше сдерживать себя. Как-то вечером, когда битый час мне пришлось уговаривать Надин помыться в пруду – а надо заметить, что нежелание мыться было её самой отвратительной особенностью, – я, выйдя из себя, дал ей пощёчину, после чего она послушно разделась и позволила себя намыливать. Этот случай испугал меня: я понял, что ещё немного – и я превращусь в бессердечного рабовладельца.
И вот однажды на рассвете, когда Надин сладко спала, утомлённая ночными играми с моим телом, я осторожно поднялся с кровати, оделся и ушёл. Просто пошёл по дороге, не зная, что ждёт меня впереди, но надеясь на удачу.
Я шагал, чувствуя себя студентом, бросившим надоевший университет.
– Вот она, свобода! – кричал я так громко, что у меня першило в горле. – Я буду искать людей, похожих на меня, и обязательно найду настоящую любовь!
Я стал насвистывать весёлый мотив, размахивать руками и вспоминать куплеты этой давно забытой песенки.
К полудню я увидел вдали высотные здания Голдвина и решил обойти город по кольцевой дороге.
«Как сложилась судьба у Стивена, Питера и Кристофера? – размышлял я. – А как поживает врач? Я даже не узнал имени этого героического старика... »
Вдруг я остановился как вкопанный: передо мною на дороге лежали два трупа. Судя по одежде, это были мужчина и женщина. Я приблизился к ним и в ужасе отпрянул, увидев их пустые глазницы. Это были скелеты, обглоданные личинками насекомых. Я сошёл с дороги и дальше решил пробираться полями и перелесками.
Внезапно хлынул ливень. Я промок до нитки, а ветер был невыносимым холодным.
Я вспомнил, что недавно миновал пустой склад, и бросился к нему.
Хорошо, что у меня в кармане, в особой коробочке, лежала электрозажигалка, а бетонный пол склада был усеян дощечками, кусками картона и бумаги. Я развёл огонь, развесил одежду на стульях, которые расставил вокруг костра, сел на корточки и, греясь, стал думать о своём будущем.
Но ничего я там, в том будущем, не увидел, кроме тех двух скелетов: то и дело они всплывали в моей памяти, глядя на меня пустыми дырами и словно пытаясь мне что-то сказать.
Чтобы отвлечься от этого жуткого видения, я начал размышлять о том, что оставил в прошлом, и представил себе Надин, сидящую на крыльце... Нет, только не это! – говорил я себе. – Назад дороги нет. Дверь заперта, а ключ я выбросил далеко в космос...
Потом я подумал, что она, наверно, ищет меня, голодная, не зная, что же ей делать... Ей больно, она приходит в себя и понимает, что надо бы приготовить обед, и вдруг, вспомнив обо мне, начинает искать меня, голод обостряет её чувства и умственные способности... А меня нет, я иду куда-то в неведомое, натыкаясь на мертвецов, которые хотят сказать мне что-то важное... А Надин ищет меня...
Я вскочил и стал бегать вокруг огня, чтобы вытряхнуть из сознания все эти жуткие образы. Внезапно взгляд мой упал на висящую на стуле мокрую куртку, от которой поднимался густой пар.
– Дырка на локте! – воскликнул я. – Здесь была дырка – где она? – Я взял куртку в руки: на меня глядела аккуратная заплатка в виде сердечка. – Это же Надин! Она заштопала мою куртку... О боже!
Слёзы полились у меня из глаз. Я прижал заплатку к губам и зарыдал в полный голос.
***
Уже стемнело, когда я поднялся на крыльцо. Тишина. Сердце моё колотилось, предчувствуя беду. Я тронул дверную ручку, но никак не мог заставить себя нажать на неё – я боялся, что внутри подкарауливает меня пустота. Или смерть.
Резко толкнув дверь, я вошёл в сени. Фонарик выхватил из темноты мешки, банки, ящики... Всё такое родное! Быстро же я привык к этому дому... Но тишина – она не просто действует мне на нервы – она отравляет меня страхом, явившимся ко мне из позабытых глубин...
Наконец я встряхнулся и вошёл в спальню.
Свет включён. На кровати сидит Надин, подогнув колени к подбородку. Слава богу, она жива!
Я бросился к ней, обнял её и стал просить у неё прощения.
– Ты вернулся, – сказала она, положив руку мне на голову. – Как хорошо, что ты вернулся, а то я искала тебя, хотела поделиться радостью...
– Неужели ещё один цветок появился на кусте?
– Да, цветок, но не на кусте, а во мне.
– Ты сочинила новое стихотворение?
– Ты его сочинил, Майки! Я беременна! О, какая же это радость, ты представить себе не можешь!
А я мог, ещё как мог! Воистину, это была первая настоящая радость за много лет моей нелепой жизни.
_______
* "Yesterday", The Beatles.
** "Girl", The Beatles.
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.