Индоктринация внутреннней пустоты

Серый дождь ощупывал землю роющим естеством – шашелем ходил в теле грузном, как домовина. Хлюпали излишком овраги. Растворенными зорями блестела железистая грунтовка.  

Учитель Веников, как тигр, пробирался сквозь непогоду, неся в чемодане портативный кинопроектор. Чело его усеивала испарина. Налитые лимонным пурпуром прыщи свешивались с горбоносого, пористого лица. В висках шумела температура. Отзывалась ужасом дачная глушь.  

Верный делу, как тифозная Мэри, бессимптомный носитель Просвещения Веников держал путь в деревенский детсад, где намеревался, подкрепляя слайдами логосы, прочесть несмышленым клопикам проповедь о вреде курения и неминуемости добра. Не в его характере было покидать зерна. Не такой человек, чтобы оставить чахнуть. С большой буквы и щедрого отступа человек.  

Взметнув полой черного, непромокаемого плаща из буйволинной кожи ворох скрученных листьев каштана учитель вторгся в салатово-голубую дверь, украшенную гипсовыми рыбками.  

– Сколько детей имеете? – подскочил Веников дико к молоденькой директрисе.  

Та сидела в комнате отдыха и смотрела клип Slipknot, попивая пуэр с салом. Она была в короткой черной юбочке, с сердечками на коленях.  

Голос Веникова горяч и скомкан, как сжатый газ, напугал девушку. В своей одежде и сладострастной строгостью черт лица напоминал учитель офицера вермахта, который узнав о наступлении превосходящих сил Красной Армии кладет на оборону шершавого и устраивает себе 120 дней, но сразу же подхватывает сифилис.  

– Вы кто? – взвизгнула директриса.  

– Вам звонили из области. Чины. Предупреждали насчет меня. Я мастер патриотического развития и пропаганды ЗОЖ. Соберите воспитанников в актовом зале. Дайте мне ассистента для настройки аппаратуры. Распишитесь вот здесь и здесь. И оставьте, киса, кислую мину. Возрадуйтесь лучше, ибо ваше пастырь-психопомп, остеопат нравов, уполномоченный песенник Универсума своим присутствием скрасит.  

В зале натянули экран, расставили лавочки и привели малышей. Их подняли с тихого часа. Они позёвывали и вяло ежились, как колеблемые ветром подгнившие кабачки. Всего их нагнали 80 голов.  

Веников записал эту цифру в блокнот с бронзовыми краями.  

Мягкие игрушки были отобраны, телефоны выключены, мрак умов затаился в ужасе и дрожал, как нашкодивший кошачок.  

Веников худой в черной водолазке с розовым крестом ВСУ на золотой, курчавой цепи торжественно вышел перед ребятами и тут же вспыхнул подобно ожогу от ядерного взрыва на роговице глаза первый слайд.  

На нем было изображено лето.  

Злобные карлики выносили из него раскаленные заготовки для производства губительного вооружения. У некоторых карликов в губах дымили сигары и сигареты.  

Со змеиной приторностью усиленной лихорадкой Веников извлек из горла одышливые слова. Складывались нетерпимость к вредным привычкам, патриотический лозунг и моральный императив. Как спиртометр в воздухе качался пиздец. Нежные ушки пускали корешки в безальтернативную почвенность.  

На втором слайде умирали за погнутую булавку.  

Если человеческую жизнь запросто отдают любой одержимости – богом, нацией, идеей, то почему бы не умереть за нераскрывшийся зонтик, за подмокшую хлопушку или не симметрично посаженный в горшок кактус?  

На третьем с кого-то сдирали кожу устричными раковинами прозорливой толпой.  

Веников при этом не переставая говорил что-то вечно правильное и захватывающее дух. В процессе детки начали кашлять и пускать сопли. Воспитательницы затыкали им пальцами ноздри, чтобы не взбеленить и не потревожить.  

Иные дети падали в обморок с синюшными лицами, но наставление продолжалось.  

Спустившаяся ночь кипела образами и ранами. Комнатные растения, будто сваренные, выпускали из листьев сок.  

Кто-то вызвал скорую. Санитары в красном, вломившись в зал принялись делать искусственное дыхание и массаж сердца поникшим крохам. Выжившие гремели аплодисментами.  

Тем не менее, Веников был спокоен.  

Вытерев потный лоб, он накинул на плечи плащ и выскользнул в темноту. Все дети, знал учитель, умрут к полудню.  

Извилистый проселок взял его в расстояние.  

Дома Веников открыл свой блокнот и суммировал количество охваченных объектов за месяц. Он подбил итог инфицированных и включил перед сном «Катюшу», спетую под хор ацтекских свистков смерти.  

Пустой, завершенный мир без людей ясно виделся ему в радостной голове.