Классификация

Сидя на веранде туристического домика, Платоныч глядел во мрак, и ему казалось, что тот колеблется тонкими серебряными шерстинками, точно цветок стапели. Высокие сосны жарко звенели капающей смолой. В темно-лиловой прибрежной воде лягушки жевали тину с привкусом звезд.  

За длинным столом освещенным светом костра болтали молодые фашисты. Они были щуплы, очкасты и с лицами, как лимонные дольки. Глобальные прожекты застилали им очи пылающими снеговиками. С восторгом и завистью Платоныч слушал их перебранку, гладя потные усы пальцами.  

– Мы задавим серость танковыми колоннами. Наша власть возведет духовность в ранг гражданского долга. Каждый будет ярок и подобен песне. Раса мечтателей бестрепетной дланью направит человечество к покорению солнца времени.  

– Касательно воплощения на практике идей духовно-эстетической диктатуры – нам нужно захватить склады с ядерным оружием. Нанесем превентивный удар по столице. Человек должен искать счастья на лоне природы, а всяк в каменных джунглях – раб. Источником нашей власти будет ни бог, ни народ, а возможность тотального уничтожения жизни. ЯОйные хранилища мы воздвигнем из золота и опала, окружим их колючим терном и лавандовыми полями. Властители земель сами станут являться к нам и падать на колени, вымаливая ярлык на княжение. В ризах проклятых митрополитов, как у группы Batushka мы будем вершить их судьбы.  

Голодная улыбка червягой свернулась на губах Платоныча – уже давно дошел он до края ночи и больше не видел ничего, кроме пустоты одинаковости. В молодости перверсии его носили системный характер, выражаясь как в мысли, так и в любой сфере жизни, требующей внешней активности. Магматические сели анальных пыток, геркулесовы столпы голландских штурвалов привели его к подавляющей нормальности – следствию разочарования и усталости, что предполагает наиболее вялый и бесхитростный способ выживания. “Мораль – легкое раздражение на коже космогонической содомии” – шептал Платоныч в тройничке английскому лорду и его наспидболенной падчерице. А сейчас никто бы и с фонариком не угадал в этом скучном брюхатом мужичке с усами-пирамидкой опасного гуру кожаного хлыста и меткого философского афоризма.  

Тихо и трепетно ветерок приносил аромат дыма и жарящегося мяса. Когда дуновение стушевывалось, то становилось слышно, как влажная почва излучает грибные запахи. На лацкан спортивного пиджака извращенца-философа приземлился жук-дровосек. Жук застыл, как маленькая черная губка, вбирая в себя мировую скорбь.  

В жизни у Платоныча, горделиво излазившего меандры смыслов, и упершегося в тупик психического здоровья, мещанства, воловьей лени, осталось только полуосознанное ожидание. Ждал он конца материи, апокалипсиса абсурда, когда гниющий, изрешеченный болью и страхом живого мир начнет слезать с рёбер потусторонней истины, а некое святое-сексуальное обнажится вдруг для всех насовсем.  

И в это тлеющее напряжение под скукой и отказом от участия вошла грусть при виде деловитой, необъезженной молодёжи, замышляющей перекроить по своим меркам политические карты и головы. Пусть судьба и разобьет вдребезги и их надежды и самих экстремистов, но прекрасны они в этом застывшем лучистом миге перед стартом действия, которое наложит, разумеется, на идеи свои штрихи, обусловленные как несовершенством путей реализации чистой мысли, так и столкновением с набыченным большинством. Обращенные к началу света, как одуванчики, волновали сердце фашисты. Платоныч решил пройтись по лунному лесу, чтобы успокоиться и отвлечься.  

Он встал и двинулся к воротам подле воды. Слева убегал в камыши длинный дощатый пирс. Справа один из фашей, пошатываясь от трепета, исполнял, аккомпанируя себе на лютне средневековый католический гимн. Остальные внимали ему уважительно и, забаррикадировав кулаками очеса, слёзно.  

По тропинке, вышитой корнями, Платоныч удалился от базы и свернул через придорожные заросли барбариса в сосновый лес. Он тихо ступал по покрытой папоротниками земле и крошил в пальцах ствольную чешуйку. Девонское болото спокойствия расстилалось вокруг, а людей еще никто не придумал.  

Платоныч набрал в легкие побольше духовитого воздуха:  

– Люди – щупальца Пустоты, которыми та исследует Вселенную Вечной Смерти.  

Его голос озарял тишину, как светило над новым миром. Платоныч шел, громя туфлями муравейники, и смех клокотал в нем, и было бесконечно хорошо никого не видеть, так что можно себя самого забыть.  

Он словно взобрался на заоблачный гребень и, подцепив реальность крючком, оглядывает окрестности, уже готовый броситься вниз и стащить за собой всю мировую кучу. Мир танцевал на острие иглы его отрешенности.  

Но что-то прошипело в мшистом яру. Морщинистая серая спина в фосфоресцирующих голубых полосах – нелепая, невозможная, как луна-таран – поднялась, и тяжелое лицо ящера в обрамлении красного капюшона уставилось на Платоныча. Два мясистых полукружия росли над желтыми глазками.  

Ящер задумчиво черпал воздух трехпалыми передними лапами. Он явно был смущен первой за миллионы лет встрече с человеческим представителем. Дряблая шея дернулась – существо сглотнуло от растерянности.  

– Значит, – прошептал Платоныч восторженно. – Началось! Мир стал оплывать, разрушаться. Эпохи и царства смешались между собой. Целина абсурда ожидает крепкого хода.  

И на чужую невозможность он решил ответить своей. Вначале Платоныч вызвал в духе женские ощущения. Для этого потребовалось представить ситуацию беспомощности, где решение сильного мужчины вершит судьбу твоего удовольствия. Например, ты просишь водителя маршрутки остановить на нужной тебе остановке. Это очень гомосексуальное действие.  

Потом Платоныч снял штаны и, спрятав между бедер гениталии, повернулся к неизвестному чудовищу соблазнительно бочком.  

– Я вся горю, матросик! – пропищал он. – Отнеси меня на свою шхуну и дунем-ка на райские рифы.  

Ящер неуверенно переминался с лапы на лапу. Его ноздри дрожали, а глаз подергивался.  

Тут Платоныч, повинуясь совсем уже утробному импульсу – было огромно его доверие к миру, который первый открыл ему тайну своего начавшегося распада – стал напевать балладу металлики и завальсировал с пустотой.  

Ящер удивленно отпрянул. От странного поведения двуногого незнакомца он на секунду забыл кто он есть и в этом замешательстве даже очеловечился в некоторой степени, одним махом перепрыгнув с юры в палеолит. Когда Платоныч начал двигаться зверь вспомнил в себе рефлекс.  

Он зарычал, бросился вперед и сжал голову философа мощными челюстями. Мгновение – и кость раскололась. Высосав питательный мозг и присыпав хвоей на завтрак агонизирующее мясо, ящер побрел вдаль к кладке яиц довольный и чуть испуганный.  

Через несколько дней он был выслежен и застрелен егерями, доставлен в научную лабораторию, где неизвестный вид был признан тождественным по морфологическим признакам ископаемым останкам дилофозавра (царство: животные; подцарство: эуметазои; тип: хордовые; подтип: позвоночные; надкласс: тетраподы; класс: рептилии; подкласс: диапсиды; надотряд: динозавры; отряд: ящеротазовые; подотряд: тероподы; инфраотряд: цератозавры; надсемейство: целофизоиды; семейство: дилофозавриды; род: dilophosaurus welles; вид: dilophosaurus wetherilli).  

Обычная, в общем, земная зверушка. Не сверхъестественная. Живучая.