Сила духа

Вокруг пустота….  

Вакуум….  

Иногда кажется, что уже умер.  

Вдыхаешь свежий воздух и снова живешь.  

И вроде не один, а все равно одиноко….  

••••  

Петрович сидел на крыльце своего небольшого дачного домика, курил папиросу, сжимая ее большим и указательным пальцем. Едкий дым то и дело норовил попасть в глаза, отчего сам Петрович периодически жмурился. Характерные морщинки на носу и вокруг глаз отпечатались на его добром лице. Загорелое и не по возрасту морщинистое, оно было всегда напряжённым. Петрович, в миру просто Ванька, всегда был честным. Он знал и любил своё дело, никому и никогда не отказывал в помощи. Ежели попадалась шабашка, тоже не чурался и цены не заламывал. Жил Петрович скромно, но копеечка у него всегда водилась. К слову сказать, Петрович был мастером на все руки. Если что где приладить, починить, подкрутить — это он мигом, и глазом моргнуть не успеешь, сделает все в лучшем виде. Мужики уважали его, часто приходили за советом, да и так просто поболтать о жизни.  

•••  

Петрович проснулся ни свет ни заря, потянулся, привычным движением почесал седалищную часть и неспешно побрел на кухню.  

Рабочий день Петровича начинался, как говорится, с петухами.  

Его жена, Анна Васильевна, женщина красивая, статная и очень домовитая. Все спорилось в её в руках: щи, борщи, пирожки с картошкой и капустой, одним словом — хозяюшка.  

Петрович не тревожил свою Анечку по пустякам. По утрам сам готовил нехитрый завтрак: яйца всмятку, горячий бутерброд и свежесваренный кофе, который варился по особому рецепту. Это был целый ритуал. Кофе получался крепким, слегка терпким и очень насыщенным. Непосредственно перед приготовлением Петрович молол зерна в ручной кофемолке. К процессу подходил со всей ответственностью. Измельчалось ровно то количество кофе, которое требовалось для приготовления. Петрович свято верил, что самый вкусный напиток получается только из свежемолотого зерна. Он сам настраивал жернова, в результате чего помол получался равномерным и мелкодисперсным, внешне измельченная фракция больше напоминала сахарную пудру, только коричневого цвета. Две чайные ложечки кофе, кусочек сахара и вода отправлялись в турку. Огонь газовой плиты довершал почти священное действо. Когда напиток закипал, Петрович бросал щепотку соли и ненадолго убирал напиток с огня, затем снова ставил. И вот, когда пена в турке вновь поднималась, снимал с огня и наливал бодрящий, божественный напиток в небольшую кофейную чашку из тонкого костяного фарфора.  

•••  

День начался как обычно. Утренняя летучка, планы на день, вводные от старшего мастера…  

Впереди большой амбициозный проект, запуск нового агрегата.  

Мужики шушукались между собой и в успех не верили. Уж больно навороченную конструкцию предстояло собрать, импортную, с кучей непонятных электронных деталей.  

Составляющие детали привозили на производство частями и сразу определяли на склад. Кладовщик со странным именем Адольф Сигизмундович скрупулезно принимал комплектующие, отмечал в журнале и определял место для хранения. Экзотическое и труднопроизносимое имя кладовщика выговорить мог не каждый, а посему в народе его прозвали просто — Сигиз.  

Сигиз обладал искрометным чувством юмора, бесконечно травил анекдоты, с завидной регулярностью появлялся в специально оборудованной курилке, хотя никогда не страдал этой пагубной привычкой. Ему нравилось быть в курсе всех событий, последних новостей, чем кто дышит и кто как живет.  

К жене Петровича Сигиз испытывал особые, нежные чувства. Невзначай интересовался здоровьицем Анны Васильевны и всенепременно передавал привет с пожеланиями всего наилучшего. Это искренняя симпатия взрослого и уже немолодого мужчины. Он ни словом ни делом не смел компрометировать предмет своего обожания, но при встрече всегда галантно целовал Анне Васильевне руки, едва заметно вдыхая аромат ее пальчиков. Делая вдох, он слегка прикрывал веки, задерживал дыхание, продляя удовольствие от тактильных ощущений.  

•••  

Анна Васильевна одевалась строго, но стильно и современно. Не больше, не меньше — «икона» стиля, но, странным образом, за ней прочно закрепилось по-деревенски простое прозвище Нюрочка. Она знала это, и, став случайным свидетелем разговоров коллег и учеников, раздражалась. В такие моменты Анечка-Нюрочка морщила свой изящный носик и зачем-то поправляла и так идеальную прическу. Ее длинные и густые волосы цвета спелой пшеницы всегда были собраны в затейливую конструкцию, ни один локон не выбивался и не торчал, всё идеально — волосок к волоску.  

Нюрочка любила своё ремесло по-настоящему и выбрала профессию учителя осознанно, не ради денег, а по зову сердца. Она с удовольствием и энтузиазмом окуналась в особый, неповторимый мир детских характеров, применяла новые методики и практики, была твердо убеждена, что нестандартный подход прививает желание учиться и в конечном итоге дает мощный толчок для развития маленьких личностей, позволяя им в дальнейшем "брать" свою высоту. Она жила и дышала ради своих учеников, ради нерадивых девчонок и мальчишек. Педагогика действительно увлекала её всю, без остатка.  

Ученики ее обожали. За что? Да за всё! За строгость и справедливость, за доброту и чуткость, за участие во всех проблемах подросткового периода. Она умела находить язык с любым, даже с самым несговорчивым и «трудным» учеником. Не простые диалоги, рождались просто и всегда имели терапевтически-педагогический эффект.  

— Петров, вот я не пойму, когда ты наконец за ум возьмёшься? Во лбу — почти семь пядей! А ты?! Сидим с тобой изо дня в день, а толку нет? Пора бы уже научиться самостоятельности! А сам ты — только сигареты втихаря за школой куришь!  

— Синицына, когда ты наконец-то начнёшь делать домашние задание осмысленно, а не между делом? И головушка-то у тебя светлая, во всех смыслах этого слова, а ты только о Dior и Chanel думаешь, а простите, еще Jimmy Choo забыла!  

— Орлов, что за сленг у тебя? Не речь, а птичий язык! Ты читаешь что-нибудь?  

— Конечно, Анна Васильевна, — несмело отвечал Орлов, вытягивая шею, как желторотый птенец  

— И что же ты читаешь? — не уминалась Нюрочка  

— Да все подряд, что вижу, то и читаю,  

— Какое же произведение привлекло тебя? Просвети нас, пожалуйста?  

— Анна Васильевна, в последний раз я читал бегущую строку в телевизоре!  

— Даже не знаю, что и сказать тебе Орлов! Это безусловно достижение, не прорыв конечно, но уже что-то. Пожалуй, я тебе порекомендую парочку авторов, обещаю, тоже будет интересно!  

Диалог со своими учениками она всегда вела мягким, ровным тоном, без вызова, без злобы. Ее реплики воспринимались мирно, класс посмеивался, а иногда дружно гоготал, обстановка разряжалась.  

•••  

У каждого есть мечта. Большая или маленькая, но она есть. Масштаб фантазий у каждого свой. Границ и пределов не существует: новый кухонный гарнитур, кофейный бизнес, маленький домик на берегу озера, собственная ферма или бифштекс средней прожарки, это может быть все, что угодно.  

Анечка долгие годы стремилась познать счастье материнства, но ее мечта никак не осуществлялась. Когда ее возраст приближался к тридцати, она поняла, что близка к исполнению заветного желания.  

***  

Мир Анны Васильевны рухнул в одно мгновенье.  

Из глаз непрекращающимся потоком текли горькие слезы, превращая ее глаза в две малюсенькие щелочки. Ей казалось жизнь закончена, выхода нет и уже ничего не будет.  

Мама Анны Васильевны всегда была рядышком. Она безумно любила свое единственное чадо, всегда помогала и готова была в любой момент примчаться на помощь. Эта несгибаемая и твердая женщина принимала решения на лету. Но сейчас ей было ох как непросто, она стойко держалась, не поддаваясь панике.  

Она сделала невозможное: деньги, связи, непростая беседа с главврачом, как результат, лучшая палата, опытный врач, щадящий французский наркоз. Есть надежда, что в будущем у ее Анечки будут дети, а у нее внуки. Операция прошла успешно, Анечку выписали, пустота осталась.  

***  

Изольда Марковна, врач-генетик семидесяти лет от роду, пожившая и повидавшая на своем веку всякого, произвела неизгладимое впечатление. Ее невозмутимость граничила с равнодушием. Так могло показаться на первый взгляд. Рассуждала она нестандартно, назначения поражали неожиданностью.  

Мягкий, но жесткий голос вызывал диссонанс.  

— Та-а-а-к, что тут у нас? – на распев произнесла Изольда себе под нос, изучая бумаги.  

— Прекра-а-а-сно! О-о-очень интере-е-е-сно! — продолжала она, беседуя сама с собой.  

Анечка ничего прекрасного не видела. Она замерла как статуя, ей казалось, что еще немного и она сможет рассмотреть молекулы воздуха в стерильном помещении врача.  

— Деточка, что же вы так расстраиваетесь? Радоваться надо! Сама природа определила исход! Кто знает как лучше? Как атеист и врач, я верю в науку, — продолжала меж тем она, — повидала всякого, и прихожу к выводу, что все-таки есть что-то необъяснимое, что оберегает прочих от более страшного! Не убивайтесь!  

Такого лютого врачебного приема у Анечки не было никогда. Потеря ребенка — горе, с которым ей предстояло справиться. Для нее это не просто случай из врачебной практики и статистические данные, это ее жизнь, боль, незаживающая рана, на которую без спроса сыпали соль для ее же блага.  

Анечка получила целый комплекс назначений и ушла восвояси. Впрочем, Петровичу тоже предстояло поучаствовать в обследовании, он упирался до последнего, позже согласился, но не на все.  

Анечка злилась, замыкалась в себе, но ничего не могла поделать.  

— Хоть так, — наконец решила она, — может и от усеченного варианта будет толк.  

Анечка сдала бесчисленное количество собственной кровушки, отчего на локтевых сгибах с внутренней стороны красовались огромные синяки. Но это ее не волновало, она с замиранием сердца ждала результатов.  

Страх. Ох, как по-разному он влияет на людей: сковывает, пробуждает, побуждает.  

Петрович прием генетика проигнорировал. Он не любил врачей, боялся «приговора», да и вообще решил, что не пойдет и точка. Уговоры успехом не увенчались.  

Анечка, напротив, хотела знать «врага» в лицо и верила, что выход есть всегда, возможно там, где и вход.  

***  

— Деточка, поменяйте мужа! — первое, что услышала Анечка от Изольды Марковны, когда последняя изучила результаты обследований.  

— Это как? Как можно? — севшим голосом спросила Анечка.  

— Очень просто! Это жизнь деточка! Выбирать тебе! Но это самый оптимальный вариант! Через шесть месяцев можешь снова пробовать! Противопоказаний не вижу! — говорила она ровным голосом, не переставая писать заключение перьевой ручкой в карте.  

Оторвавшись от своего занятия, Изольда Марковна сочла нужным пояснить суть проблемы простыми, доступными словами: «Вероятность генетического сбоя слишком велика, состав крови у Вас с супругом схожий, как у близких родственников. Такое бывает, но очень-очень редко».  

— Спасибо доктор, я подумаю, — ответила Анечка. Ее разум кипел, бунтовал и сопротивлялся  

— Удачи, деточка! — попрощалась Изольда Марковна  

Больше они не встречались. Странный доктор навсегда остался в ее прошлом.  

***  

В голове Анечки сложился странный алгоритм, имеющий срок годности и точку отсчета. Она решила дать второй шанс себе и своей семье. Это было самым сложным: она была не одна, но одинока.  

***  

Петрович переживал за Анечку по-своему: курил больше обычного, был рассеянным, отвечал невпопад. Он не умел проявлять своих чувств, от чего сам страдал. В молчаливом диалоге он старался показать, что здесь, рядом и готов помочь, но не знал как. Он окружил свою Нюрочку вниманием и заботой, неумело, по-своему, как умел.  

Эмоция – осязаема, это – живая субстанция, обладающая в равной степени и созиданием, и разрушением.  

Несмотря на все усилия Петровича между ним и Анечкой образовалась полоса отчуждения.  

Они сели в разные автобусы, увозившие их в разные стороны, причем Нюрочка вскочила на подножку первой. Она замкнулась, ушла в себя, ее сознание не готово было принимать внешний мир, а посему внешний мир не принимал ее. Но она все еще была его Нюрочкой, она была рядом.  

***  

— Сигиз, что делать не знаю, моя Нюрочка гаснет с каждым днем, — обречённо сетовал Петрович потухшим голосом.  

— Надо поменять обстановку, переключится, пора Вам в отпуск, подумай об этом!!!  

***  

В сезон холодов и вьюг Петрович решил удивить и одновременно порадовать свою Анечку. Для путешествия он выбрал экзотическую страну в другом полушарии планеты.  

— Чем плохо? Из зимы попадаешь в лето: жаркое, солнечное, манящее. Теплый океан, всегда хорошая погода, всё включено, только отдыхай! — так рассуждал он.  

В качестве группы поддержки Петрович собрал почти всю семью.  

— Так будет веселее, — подумал он, — глядишь, и Анечка развеется.  

Ане было все равно. Она и до этого не участвовала в выборе тура, а сейчас ее совсем ничего не интересовало.  

Как обычно, она собрала чемодан, лекарства и все, что полагается брать с собой на отдых.  

Аэропорт встретил их светящимся табло. Вокруг сновали люди с чемоданами, каждый был занят своим делом. Устроились в уголке, подальше от посторонних глаз. По традиции разлили коньячок, предусмотрительно перелитый в бутылочку из-под Кока-колы, достали бутербродики, аккуратно нарезанные кусочки яблок и груш. Выпили закусили за удачный отдых и мягкую посадку. Впереди их ждал долгий перелет и ожидание чуда…  

***  

Экзотика чужой страны отвлекла Анечку. Но глубокие душевные раны кровоточили и плохо затягивались, она решила кардинально изменить себя и пространство вокруг себя.  

Ученики отошли на второй план, она «довела» их до конца учебного года и оставила педагогическую практику навсегда...  

Туман рассеивается… Пелена спадает…  

***  

Впереди Анечку ждало много непонятного и непостижимого. «Серпентарий» во всей своей красе: склоки, сплетни, подковерные игры, борьба на своем месте за свое место.  

Анна Васильевна, насколько могла, абстрагировалась от внешней суеты. Стать профи — стало задачей номер один. Среди этих людей она чувствовала себя инородным телом, занозой, либо она адаптируется, либо система «выплюнет» ее, как отработанный материал.  

Она стала десятым сотрудником «разношерстного» коллектива. Кабинет, в котором ей предстояло проводить треть суток, больше походил на хлев. Имелась в этом странном и неухоженном помещении клетка с хомяками, которая убиралась через раз. Сотрудники, сплошь женщины, сидели друг у друга на головах и стол для Ани ставить было некуда. Однако чей-то изощренный ум все-таки сделал невозможное и стол впихнули. Ее посадили спиной к двери, от которой ее отделяли 1, 5 метра.  

Анна Васильевна постигала азы новой профессии морально голой и подавленной. Поскольку личного пространства у нее не было, ничего личного в этой системе координат у нее тоже не было. В шаге от ее спины постоянно шныряли туда-сюда люди из разных подразделений компании.  

***  

Для погружения и адаптации Анечке назначили куратора. Выбор пал на Юлию Николаевну, суровую женщину с обостренным чувством справедливости. Камень за пазухой она не держала, за словом в карман не лезла, отпор давала круто, резко и прямо в глаза. Два раза повторять не любила и часто говорила: «Записывайте в блокнот! Некогда мне по десять раз одно и тоже объяснять! ». К такой лишний раз не подойдешь и не спросишь! При этом, за внешней броней скрывалась очень добрая, милая и ранимая женщина.  

Но Анечка этих качеств пока не видела, она с трудом втягивалась в работу, преодолевая себя и работая над собой каждый день. Ей казалось, что постичь и понять этот абсурд просто невозможно. Она отчаянно отчаивалась, но не сдавалась. В момент, когда безнадега накрыла Анечку с головой, неожиданно пришла помощь.  

***  

Мила всегда была сама по себе. Тихая, спокойная, немного замкнутая, со своим мировоззрением и мнением. Она много наблюдала, анализировала и делала выводы. Мила никогда ни на кого не ориентировалась и никого не пускала в свое личное пространство. Обеденное время было для нее святым. В любую погоду она выходила любоваться окрестностями. Весной восхищалась нежной зеленью, летом любовалась буйством цвета, осенью собирала каштаны и кленовые листья, зимой ее завораживал затейливый танец снежинок. Видеть красоту в первозданном виде дано не каждому. Она видела прекрасное в круговороте бытия: в причудливых формах и изъянах, в неказистой грубоватости коры, в естественном увядании природы...  

Анечке повезло: стол Милы по счастливой случайности оказался рядом. Мила долго присматривалась, и, наконец, тихонечко, еле слышно предложила: «Ты спрашивай что непонятно, я помогу! ». Простая фраза стала началом их дружбы на годы, на десятилетия.  

Мила стала негласным наставником и гуру для Ани. Они стали общаться, проводить вместе время. Их прогулки на свежем воздухе стали регулярными, впрочем, как и беседы о главном, важном, наболевшем.  

***  

Срок, определенный Анечкой собственным индикатором времени, был на исходе.  

– Надо собираться, – подумала Анечка, – ничего не выходит, а у Ваньки всё еще сложится, и семья, и дети... Не буду ни его держать, ни сама держаться.  

Звонок Милы, вырвал Анну Васильевну из задумчивости.  

– Как дела? – спросила Мила  

Аня замешкалась с ответом.  

– Может со мной махнешь? – продолжала Мила, – у нас экскурсия намечается по святым местам: семь монастырей, будет интересно! Организатор обещала глинтвейн.  

– А поехали, легкий морозец не помешает щекам, – ответила Анечка.  

На том и расстались.  

***  

Небольшой автобус ожидал около метро Тульская. Паломники явно знали друг друга не первый год, переговаривались, шутили, вели себя свободно и раскованно. Анечка заворожённо следила за собравшимися. Осознание причастности к процессу не приходило. Она не понимала зачем здесь, с этими людьми едет непонятно куда и в общем-то непонятно зачем. Мила молчала, изредка делала комментарии и ненавязчиво объясняла про святых, про их житие, про силу веры. Мила открыла Анечке нечто удивительное, непостижимое, за гранью видимого и осязаемого. Аня стояла под куполом Храма и чувствовала, как спокойствие и энергия наполняют ее, боль утихает, приходит умиротворение. Анечка обновлялась и возрождалась. Она не умела просить, не знала правил, она стояла и поток ее сознания обращался ВЫШЕ. Она просила, просила, просила отчаянно, своими словами от всего сердца.  

***  

Калейдоскоп дней поочередно крутил картинки, сменяя день за днем.  

Сочельник. Температура за бортом минус 29 градусов, моментально замерзало не только тело, но и глазные яблоки. Анна Васильевна чувствовала странное, легкое недомогание: небольшая температура, слабость и легкий озноб. Лабиринт ограждений, выстроенный вокруг Елоховки, не останавливал бесконечную очередь за Богоявленской водой. Мила с Аней поперлись все равно, поскольку для всех с верой пьющих Крещенская вода обладает целительной силой. Они выдержали испытание и добрались до цели, в руках бесценная святая вода. За полтора часа каждая превратилась в снегурочку, на ресницах кристаллизовался иней, носы и щеки онемели от холода, про конечности вообще лучше ничего говорить.  

Вопреки законам природы и здравому смыслу никто из них не заболел, и даже Анечке стало легче.  

***  

Удивительна сила веры. Мы слезно просим, искренне верим, терпеливо ждем и вот парадокс – не ожидаем. А зря!  

Так получилось и с Аней. Изменения в организме она заметила не сразу, а когда поняла в чем дело, абсолютно осмысленно отказалась от дорогого перинатального центра и встала на учет в обычную женскую консультацию, как это делают миллионы женщин. Не все шло гладко, она слушала себя и свое тело, боролась за своё дитя, снова и снова просила.  

У Анечки родилась крохотная девочка, Сашенька, ее рыжее, своенравное СОЛНЫШКО с ямочкой на щеке.  

Исчезла пустота, появился смысл, теперь она не одна и не одинока!!!