Их забота. Их доброта

Жарким утром прыткие горожане, спеша на должность, городили себе судьбу. Пылили во славу неугомонного вида поливомоечные машины. В небесах что-то ветвился стыдливый облак. И как кошка, крался платан в расслабленном ухе у наркозависимого закладчика Лунтика.  

После недельного марафона бедный Лунтик устроился опочить на газоне около мясной лавки. Из глубоких, голубых глаз на личике изможденного ангела торчали, поблескивая игольчато, моховые айсберги намерзшего сна. Идти Лунтику некуда. Он беспризорник. Ему 13.  

И вот едва сомкнулись благословенные его вежды, и мир со всеми своими врагами и враками стал отдаляться, заливаемый умиротворяющим хаосом мыслеформ, чья-то рука принялась тормошить Лунтика за шиворот, тыкать в пупок.  

Он не хотел просыпаться, и тогда немилостивая длань хватанула его за волосы.  

– Ай! Что вы творите!? Ой! Вы... тётенька. Оставьте меня в покое.  

– Мальчик не спи тут. По улицам всякие ходят. А ты такой милый. Страшно.  

И плотная женщина в красном намысте прекратила экзекуцию утомленной безответности. В руке у нее был букетик роз. Из пакета, который она опустила на травку, несло кишками. Она пару раз погрозила кулаком неким воображаемым подлецам, потом погладила мальчика по шее, оросив лаской сквозь суровую мину.  

– Ты лучше дуй отсюда. Спать я тебе не дам. А то не ровен час... закинут в машину, расчленят в антисанитарных условиях и отправят в Евросоюз на органы для богатеньких старичков.  

С тяжёлой головой Лунтик встал с газона и поплелся куда попало. Люди текли, как сок из сжатого мяса. Нигде было не улечься из-за их неусыпных ног. Наконец, он нашел себе таки место на куче веток за серой постройкой дома социальной заботы. У дверей дома стояла очередь небрежно одетых граждан. Щетинистые военные и девушки с повязками благотворительного фонда отвешивали питание из алюминиевых бидонов.  

Лунтик врылся телом поглубже в ветки, подложил под голову мягкий сук. Но уже через миг влажные, щекотные мазки заставили мальчика снова открыть измученные глаза.  

Его облизывал бесприютный пёс. Пёс хотел дарить дружбу и доброту. Ради этого он был готов отгрызть голову.  

Лунтик сел очумело – пёс завилял хвостом. Лунтик толкнул пса – тот подумал, что с ним играют и принес поварешку. Лунтик попробовал встать – пёс ощущая отвержение зарычал, тяпнул его за икру, после чего отскочил, трусливо замерев вдали, и подвывал с раздражением и укором.  

Укуса Лунтик не почувствовал, а хмуро прянул в лучи. От бесчувствия он завернул в магазин бытовой техники; там медлительным инкогнито поблуждал и забрался в отсек духового шкафа.  

В шкафу Лунтик поджал к подбородку колени и глаза его стали щелками. Через матовое стекло приоткрытой дверцы проносились цветные тени, пела популярная богиня, кондиционированный воздух лобзал язык.  

В дреме мир поплыл миллионами разноцветных волокон, на которых качались рыжие орангутанги. Было томно и расклешенно. Тут едкий, тяжёлый свет резанул сквозь веки глаза, вонзился в сердце и упал в душу. Невообразимый крик "Какой красивый мальчик! " сжал мозг щупальцами безумия.  

Незримые руки выволокли Лунтика в полуобморочном состоянии на агору ядовитого сострадания. Случайные покупатели мяли жертву, их кукольного красавца, бросали в карманы ему монетки. Охрана окаменела поражена. Хотя Лунтик был одет плохо, окровавлен и пропылен, словно боевой прапор, трагические мазки только усугубляли привлекательность.  

Управление магазина вызывало по телефону полицию. Это страшное слово издалека привело Лунтика в чувства. Он увидел обеспокоенные лица и между ними светлую, дрожащую пустоту. Путаясь ногами мальчик ослеплено побежал, он оцарапал руку, силящуюся его обнять, кого-то оцарапал ещё и опрометью выкинулся на улицу.  

Заголосили автомобили, велосипедисты и пешеходы... темный, открытый люк со вставленной в него веткой поглотил Лунтика мягко, как океан. Там, в дивной, чавкающей пучине он привалился щекой к шершавой ржавчине, и земляная жаба схватила его за мизинец, вылезший через кеду. Наконец-то волшебное, святое и долгожданное...  

Врач скорой помощи приводила мальчика в чувство нашатырем. Ее брови были нарисованы, в скуле блестело золоторубиновое сердечко. Подле нее стояла пара патрульных с елейно-зверскими лицами.  

– Какой симпатяга, – сказал один, кивая на Лунтика.  

Другой молча достал зиплок с феном и держал его в пальцах – трепетно, словно цветок для мамы.  

Лунтик похолодел. Зиплок, очевидно, был извлечён умелыми ручками стража закона из его карманов, пока он валялся без сознания.  

– Твоё, – подтвердил догадку патрульный. – Жопа тебе ацетонная.  

Врач ткнула Лунтику в глаз тонким, серебряным фонариком. Мальчик сморщился и замычал.  

– Есть жалобы? Что-то тревожит?  

– Ууууууу. Отстаньте.  

– Все нормально с ним, – врач повернулась к патрульным. – Забирайте. У меня ребенок такого же возраста. Это для их блага. Сразу надо приструнить, чтобы глупости в ум не лезли. Делом занять правильным. В детскую колонию его. Для блага.  

Лунтика втолкнули на заднее сиденье патрульной машины, заблокировали дверь и привезли в отделение, по дороге прихватив бесноватого деда, устроившего танец семи покрывал на проезжей части. От деда несло мочой и водкой. Он пел шароварную песенку, наваливаться на Лунтика при поворотах и был хорош.  

В отделении полиции оказалось мирно и холодно. В окно скреблась хвоя голубой ели. Молодая полицайка – инспектор по делам несовершеннолетних – отвлеклась от компьютера и обратила на Лунтика добрый взгляд.  

– Как тебя зовут мальчик?  

–...  

– Где твои родители? Это они дали тебе наркотики?  

–...  

– Ты чего-то боишься? Мы только пообщаемся, а потом отпустим.  

–...  

– Не спать, когда с тобой старшие говорят. Отвечай, а то тебе...  

– Жопа ацетонная, – подсказал недавний патрульный и запил колой из двухлитровой бутылки глазированный пончик.  

Вопросы бежали темной, непонятной массой, как кочевые муравьи эцитоны.  

Наконец, полицайка притомилась. Она откинулась на офисном кресле, заложив руки за голову. Кресло скрипнуло.  

– Крепкий орешек. – и обратившись к патрульному-сластене. – Отведи его к нашему психологу.  

– Ага! Тот живо мозги мозги вправит.  

Кабинет психолога находился на втором этаже. Рядом с дверью стояла пыльная монстера, над ней был подвешен стенд с рисунками детей полицаев ко дню соборности.  

Психолог встретил их, радушно раскинув руки; он сверкал бриллиантово-каштановой бородой, был заряжен и попрыгуч. На стене за его спиной висела катана.  

– За что паренька взяли? – удивился он. – В фонтан какал?  

Патрульный ежово ухмыльнулся.  

– Нарик. И партизан. Ничего говорить не хочет.  

– Чудак-человек! – заорал психолог и ударил ладонями по столу. Зачем тебе наркотики? Вкушай легальные вещества. Попробуй сальвию дивинорум. От нее можно попасть в ад, а можно превратиться в диван. Попробуй аяхуаску. Ее Дима Комаров в своей программе пил и на всю страну показали. У нас же не рашка слабосилая, где джойнт блюрят. Попробуй мухомор! Попробуй гавайскую розу! Купи в интернете споровой отпечаток и вырасти кубенсисы сам! А как повзрослеешь, сразу иди на фронт, получишь ПТСР и тебе выпишут рецепт на медицинский каннабис...  

Тут сердце Лунтика, измаянное спидами, разорвалось от недостатка сна. Мальчик обмяк на стуле, и долгожданная темнота облекла его своей милостью.  

Психолог с час еще тараторил, не замечая трупа. Потом он вдруг на полуслове замолк, тревожно огляделся вокруг себя. В ушах у психолога гудела серая духота. За окном затухали сумерки.