Толстокожие

В памяти раздавался голос продавщицы: "Возьмите тогда эти – ботинки. Как вы говорите, толстокожие. Лучше форму будут держать, раз не хотите туфли. Лакированные – было бы красиво. Блестели бы. И кожа мягкая. Все берут – не жалуются. Вы первый, кто говорит, что все носы будут мятые... Толстокожие подошли? Возьмете? Проходите на кассу".  

И чего не походил в них хоть минут десять! Вот, дурак! Мама всегда говорила: "Обуй, походи, внутренний мир пощупай". Всегда удобную колодку обуви называла приятным внутренним миром. А внешне... Внешность обманчива. Вот теперь и сижу посреди станции, у перехода, со своим ботинком, который держит форму. Только сам в руке его держу. И пластырь, как назло, из сумки выложил. Всю пятку стер!  

За колонной проговорили: «Осторожно, двери закрываются! » И станцию наполнил вой уходящей электрички.  

Как теперь идти… Ещё и по ступенькам подниматься. По ровному – ещё ладно: можно ногу волочить. А наверх? А спускаться как! Хоть на одной ноге прыгай!  

И тут вспомнил, как мама подкладывала под пятку кусок газеты, когда ей туфля натирала. Только что подложить? Стал разглядывать мимо проходящих. Хоть один бы с газетой! Все в телефоны уткнулись!  

От эскалаторов доносился навязчивый голос, рекламирующий очередное агентство недвижимости. Я сам сижу как недвижимость. Как до дома добраться?!  

Точно! Рекламка! Вспомнил, как утром мне всучили листовку с рекламой роллов и суши. И урн рядом не было – в сумку запихал.  

Надеюсь, мамин совет не подведет. Копался в сумке, среди документов, кошелька и контейнера для обеда. Ну, где эта листовка?! Когда не надо, весь мусор под руку попадается, а тут... Как назло! Во! Вот она!  

Свернул бумажку вчетверо. Какая-то толстая – высоко будет. Пополам разорву. Хотя, нет… Попробую сначала такую!  

Отложил сумку на скамейке, бумажку под нее сунул. Дёрнул за шнурок – узел. Да что за день поганый! Попробовал развязать – крепкий гад. Стянул так ботинок. Натертую пятку обожгло.  

Электричка повыла, как недовольная собака, и остановилась. На платформу, на лестницу перехода хлынул поток людей, как сель с гор сошла.  

Я сижу с ботинком в руке… Смотрю.  

Прогудела вторая электричка. Ещё одна толпа устремилась вдогонку. Ну, хоть немного бы график поездов подкорректировали! Нет! Пусть все топчутся на переходе!  

Смотрю, а людская река у самой лестницы что-то, как булыжник, омывает. Кто материться, кто, недовольный, ругается: нельзя ль быстрее, чего на пути встала, носки дома вязать надо! Толпа чуть поредела. Глянул, а там бабулька на нижних ступеньках топчется. Скрючилась, одной рукой тележку с сумкой пытается на ступень затащить, а второй толстый бронзовый поручень схватила, чтоб не упасть.  

Мучается бабка. И дела никому нет! Что за люди пошли! Никакого сострадания! Все толстокожие!  

Я ногу в ботинок сую – никак. Узко. Узел развязываю, тороплюсь… Руки трясутся; так он, гад, не поддается: крепко затянул.  

Смотрю, к лестнице шаркает парень в кроссовках. Вот какая обувь нужна! Выглядит просто, зато в любой ситуации удобно, не то что туфли. И чего так шаркает! Всю подошву сотрет. Пригляделся, а он ещё и на полусогнутых ногах идет. Видел про такую болезнь в интернете.  

Наконец-то! Узел развязал! А бабуля все тужится. Уже на третью ступень вскарабкалась. Надо бежать… Точнее, ковылять помочь бабульке.  

Я только встал, смотрю, а хромой – к бабке. Что-то ей сказал. Берёт её телегу. В одну руку! Прямо, как гантель на бицепс! Держит и с бабкой рядом шагает. Играючи телегу в руке перехватывает, чуть подкидывая. А сам шагает на полусогнутых, еще и ступня левая внутрь заворачивает.  

Думал сначала помочь. Ускорился было... Но парень тверд, чего было встревать. Такого ничем не согнешь!  

Завыла уходящая электричка.  

Новый поток людей хлынул на лестницу. Только теперь поток отклонялся в сторону ещё больше, чтоб омыть не только булыжник, а целую скалу.