Зуза

***  

– Смотрю, Александр Владимирович, офицерскому мундиру ты не изменяешь.  

– Воинскую память считаю нужным хранить. Как и честь, – плечи Александра Владимировича расправились.  

– А мне за четыре года военная форма совсем наскучила. Фрак – куда изысканней.  

– Алексей Петрович, знакомство с Вами – большая честь для меня. Александр Владимирович часто о Вас упоминал. Еще ягненка? Зуза, положи барину мяса! Да посочнее!  

– Не стоит, довольно, – Алексей взял из тонких рук служанки блюдо с увесистыми бараньими ребрами и поставил рядом с тарелкой. – Спасибо, Настасья Степановна, накушался вдоволь! Зуза, а Вы почему не кушаете? Какая худая!  

– Они там все такие, – Настасья Степановна выставила тонкий указательный палец. – Эту хоть откормили.  

– Где ж откормили? – Алексей Петрович похлопал ладонями себе по груди. – Пусто все! Платье под передником болтается.  

– Тебе лишь бы на девок заглядываться, – махнул рукой Александр Владимирович. – Уже пора своей обзавестись, а не по кабакам деньги проматывать.  

– Алексей Петрович, неужели дамы на примете пригожей нет? – оживилась Настасья Степановна. – Присмотрелись бы к окружению, поухаживали бы за кем-нибудь.  

– Чтобы я за бабой бегал! То ли дело – кабак! А какие там шлёндры! Одна другой краше! Грудастые, румяные. Хоть в служанки кого бери, чтоб каждый день любоваться. – Смачно всосав в себя остатки вина, Александр Петрович с прищуром уставился на Зузу. – Вашей – далеко до них! Чепец еще несуразный нацепила, – выдал ироничный смешок.  

– Да, когда увидел, подумал, что так и помрет там, обнимая руины своей сакли, – смакуя вино, вспомнил Александр Владимирович. – Через недели две после твоего отъезда разбили мы черкесов: весь аул полыхал. Гляжу, дым проредился, а у угла разрушенного дома – Мирон со своей братией: потешаются над кем-то, друг на друга смотрят и гогочут. Я подошел…  

– Ну что ты, Алексашка! – толкнула в плечо мужа Настасья Степановна, кивнув на Зузу, смотрящую под стол. На подоле белого передника служанки появилось мокрое пятнышко – Зуза, принеси еще картошки барину. Блюдо опустело. – Проводив Зузу взглядом, продолжила шепотом, глядя на Алексея Петровича – Зарубила кавалерия ее родителей. Алексашка пожалел девку.  

– Ага, гляжу, обступили ее. Да ты ж знаешь, что бы было, если б она Мирону досталась…Подлец еще тот!  

– Наслышан от его опричников рассказов. Понимаю потискать баб да отпустить. А это сволочь самая настоящая! Девка-то мелкая совсем, тощая! – Алексей Петрович, увидев Зузу с блюдом картофеля, от которого валил пар, пододвинул тарелку. – Одну кинь. Вот, скот! – покачал головой то ли от отвращения, то ли от чрезмерного хмеля в голове. Затем расплывчатым взглядом пробежался по столу, запустил пальцы в кадку с квашеной капустой и закинул в рот. – Принеси еще вина, – покрутил в воздухе перед Зузой стеклянным опустевшим кубком.  

В один момент Алексей Петрович оживился и, улыбнувшись, пододвинул стул ближе к Александру:  

– Владимирович, надо тебе служанку менять. Смотрю на твою замухрышку и за тебя расстраиваюсь. Тощая, смуглая. Нос, – Алексей приложил к своему носу загнутый указательный палец, – крючковатый. Еще и коса эта… Растрепанная. Зуза! – крикнул девушке, заходящей в кухню с кувшином в руках. – Наполняй! – его голова непослушно клонилась вниз, на плечо Александра Владимировича.  

– Алексей Петрович, Вам, я вижу, уже довольно. Завтра в дорогу. Тяжело головушке будет трястись по кочкам. Дороги у нас – сами знаете какие. Зуза, – Настасья Степановна жестом показала, чтобы та поставила кувшин на стол. – Тебе, Алексашка, тащить своего раненного хмельной пулей однополчанина. Зуза, пойдем со мной, – служанка помогла женщине встать.  

Зуза увлеченно рассматривала портреты над камином, столик со стеклянными баночками, наполненными жидкостями, от которых исходил приятный аромат – нечасто она бывает в комнате Настасьи Степановны.  

– Вот это все, – Настасья Степановна указала на разложенные на перине платья, – нужно будет сжечь в бане. Разрезать и сжечь.  

Зуза принялась собирать ненужный хозяйке гардероб:  

– Но, барыня, платья хорошие.  

– Ты это называешь хорошие, – платья то и дело взмывали в воздух. – Здесь порвано, здесь свеча упала, здесь по шву расходится.  

– Я могу зашить, – Зуза аккуратно перебирала пальцами места на платьях с прорехами. – Незаметно будет. Сможете носить.  

– Еще чего! В штопаных платьях ходить. Как мещанка. Сжечь! Или… На тряпки себе возьми.  

Зуза бережно сложила платья одно на другое, повесила себе на руку и тихо вышла из комнаты.  

***  

– Господи, голова… – Алексей Петрович пытался приподняться, опираясь дрожащей рукой на спинку кушетки. – Даже когда треклятый черкес, отбиваясь, прикладом заехал, так не гудела. – Что за шум за стеной. Кому не спится. Швейная машина? – гадал Алексей Петрович. – Настасьи Степановне совсем по ночам заняться не чем! Будет стрекотать. И так звенит в ушах!  

Прищуренными глазами осматривал комнату и остановил взгляд возле его ложа на небольшом комоде с изогнутыми ножками, похожими на неокрепшие ноги ягненка. Графин с водой! Алексей попытался дотянуться, но все тщетно. – Проклятье! – собравшись с силами, ухватился за край скатерти, чуть потянув на себя, но графин и тяжелый подсвечник на краю крепко держали ее. – Бесовщина какая! Черт вас дери, – он со злостью дернул на себя расшитую скатерть. Графин приблизился, что можно было взять, но бронзовый подсвечник зашатался из стороны в сторону и, не устояв, гулко рухнул на пол.  

За дверью в соседней комнате прокатилась череда торопливых шагов. Дверь, скрипнув, приоткрылась:  

– Алексей Петрович, случилось что-то? Шум… – Зуза пробежалась взглядом по освещенной полоске пола.  

– Все в порядке. Сейчас только соберусь с силами, чтобы встать, – комната наполнилась сиплым кряхтением.  

– Лежите, лежите. Что Вам подать? – Зуза, заметив подсвечник, тут же поставила на комод.  

– Воды. Во рту все как будто сморщилось. Налей, – облизывал засохшие губы, видя как прозрачная струйка поблескивала в пробивающихся из приоткрытой двери лучах света.  

– Аккуратно. Вам помочь? Не разлейте. Давайте я придержу, – Зуза слегка улыбнулась, услышав с какими звуками Алексей Петрович поглощал воду.  

– Ох, голова, – Алексей Петрович опустился на кушетку. – После двух ночей, проведенных в кабаке, так не болела! Ты не представляешь! Проклятая боль.  

Зуза хлопала глазами, осматриваясь по сторонам. Отвернувшись чуть в бок, ее рука юркнула под передник в области груди. Раскрасневшись, разжала пальцы и вчетверо сложила платок. Зуза опрокинула кувшин – вода обильно смочила ткань.  

– Так полегче будет. Давайте, барин.  

– Зуза, как мне все надоело!  

– Вы завтра уже будете дома. Пойдете… в кабак, – Зуза отдернула руки, прикрыв рот. Щеки запылали. Она заерзала на стуле.  

– Вот эта жизнь мне и надоела! – Слова служанки ничуть не смутили Алексея Петровича. – Пустота.  

Зуза прижала своей маленькой ладошкой ко лбу Алексея Петровича мокрый платок.  

Несколько капель воды поползли из-под тряпочки на лоб, а затем, пропетляв по переносице, заблестели на щеке. Тонкие пальчики Зузы легким касанием стирали остатки воды; Алексей Петрович крепко прижал к щеке теплую ручку своей ладонью с огрубевшей кожей:  

– Спасибо тебе, Зуза. Даже легче стало. Твоя рука как лекарство, – улыбнулся Алексей Петрович.  

– Отдохните, барин. Что-нибудь нужно принести?  

– Ступай, Зуза. Уже поздно. Ничего не нужно.  

***  

– Чемоданы – внизу, саквояж – тоже. Все взял, –Алексей Петрович закрыл дверь в спальню и, покачиваясь, принялся спускаться по лестнице.  

– Батюшки! Выглажен! Сюртук так и лоснится! Я смотрю, ожил! – смеялся Александр Владимирович.  

– Ой, не знаю. Ты мне вчера по голове, часом, не настучал? – улыбался в ответ Алексей Петрович. – Гудит!  

– Вина ты изрядно набрался! – похлопал по плечу товарища Александр Владимирович.  

– Тяжко мне. Еще дождь всю ночь чечетку по крыше отбивал. Моя голова!  

– Алексей Петрович, будете в наших краях – непременно ждем. Рада знакомству с Вами – Настасья Степановна протянула ручку в белой перчатке.  

– Непременно! Благодарю. Служанки вашей все утро не видно.  

– Суббота, – с ноткой торжественности произнесла Настасья Степановна. – С утра в баню шла. Стираться.  

– Что не так? – гадал Александр Владимирович, наблюдая, как Алексей Петрович, отвернув сюртук, запустил руку во внутренний карман. – Потерял что-то?  

– Сам не понимаю. Чувство, словно чего-то не хватает. Вот здесь, – Алексей Петрович, похлопал по груди слева. – Табак оставил что ли. Нет, вот же он! – из приоткрытого кармана на боку саквояжа выглядывал уголок кисета.  

– Слава Богу, самое важное нашлось! – Владимир Александрович любезно открыл дверь перед уезжающим гостем.  

– Какие лужи! Всю дорогу, небось, размыло! – воскликнул Алексей Петрович, сокрушаясь над обилием воды на подъездной дороге. – Все сапоги выпачкаю. Только начистил. Как блестят! – после чего, взглянув на возничего, крикнул, – Яшка, подгоняй ближе!  

Алексей Петрович сделал пару шагов на носочках, влез на подножку и, улыбаясь, помахал рукой Настасье Степановне и Александру Владимировичу, окинув взглядом напоследок ярко-бирюзовый дом.  

Алексей Петрович чувствовал, как его брови ползут вверх, а глаза округляются: «Невероятно! ».  

Бричка тронулась. Алексей Петрович, покачнувшись, уселся в тени навеса. Его голова вынырнула напоследок: не отрываясь, с минуту смотрел на балкон, после чего скрылся в глубинах повозки. Бричка неспешно скрылась за шумящими на повороте деревьями.  

Лучи утреннего солнца поблескивали на черных распущенных волосах Зузы. За узорами балконных перил вырисовывался элегантный силуэт в изумрудном приталенном платье. Умелые руки сотворили шедевр из выброшенного барыней одеяния.  

Воздушным, еле заметным движением тонких пальчиков Зуза махнула в след: туда, где еще несколько мгновений назад скользила, проседая в грязи размытой дороги, бричка Алексея Петровича.  

Сквозь шум шелестящий листвы раздался оглушительный голос. Алексей Петрович бежал поскальзываясь. Некогда блестящие сапоги были усыпаны жирными следами стекающей грязи.  

«Зуза! » – проголосил он, смотря на балкон.  

Служанка, раскрасневшись, заулыбалась и исчезла в балконных дверях.  

Мимо Александра Владимировича и Настасьи Степановны промелькнула Зуза. Она бежала, приподняв платье, в раскинутые руки Алексея Петровича.