Связующее звено

Скульптор Гоша вертел на столе пивные крышки и нервно наматывал на палец проволоку из-под шампанского. Творческая сила преобразования в великое невозможного горела в его мозгу свирепостью буферных фонарей локомотива.  

Тем времен за окном, обрамленным алыми шторами, ярко и решительно велась чистка подушек и перин. В желтом грузовичке, похожем на морской камешек, из пухо-перьевых изделий вытряхивали кошмары и пыльевых клещей. Гуськом стояли мрачные, потрепанные люди, прижимая к груди или утопив в баулищах регалии почивания, которые после брали у них крепыши в синих комбинезонах. Пыхтел и стрекотал агрегат, куда рабочие засыпали через алюминиевую лейку выпотрошенное перо. Перо выплескивалось в лоток снизу чистое и благоухающее.  

Именно эту сцену и пытался воспроизвести Гоша, да так, чтобы всю свежесть и свет весеннего дня вкупе с обновлением некой задушевной, тайной стороны жизни передать в крышке и проволоке. Нелепы и ограничены казались ему самому попытки. Он то и дело закидывал ногу на ногу, чавкал чаем, отжимался и таскал себя за волосы (хотя и с любовью). Но вялой, неподъемной грудой оставался материал. А любые связи между металлом и светлым праздником отсутствовали. Глазами-то он ясно все видел и сердце лежало на верных струнах, но передать свой взгляд и эмоцию не мог.  

Целое утро бился над задачей скульптор и, наконец, оплакивая бессильный ум, задернул шторы, взял банку пива, стал пересаживать астрофитум в большой горшок. За работой бесхитростной и надежной недавнее настоящее – яркое, но пока что беспокойно чужое – обрело теплоту и ясность, смешавшись с соками его души. Как-то сами собой завязались узелки, протянулись нужные нити в паутине композиции.  

Теперь он точно знал, что хочет сказать, и, видя впереди цель, сразу отыскал тропы. Не голую реальность, а самого себя творил он теперь, как и тысячу раз до этого. Уродскую хуебяку родил скульптор, но понятна она была ему до грамма. И показалось Гоше, что иномирные сущности, похожие на золотых пчел, вьются около головы, снимая нектар напряженности и одаривая медом веселого удивления.  

Вдруг случайное слово защекотало горло. Слово это было:  

– Канчиль.  

Канчиль – азиатский оленёк. О канчиле он почти ничего не знает. Зверьки эти чудовищно далеки. И под окнами не гарцуют, не лакают воду из луж. Канчиль точно бы получился у него хороший.  

Отставив в сторону предыдущую работу, Гоша открыл окно для лучшего света. Грузовик все еще стоял во дворе, но вал клиентов поиссяк. Скульптор взял коробочку со степлерными скобами, несколько проводов и принялся за новый шедевр.