"Капризная с-сука!.."

1. «NO! »  

Прежде чем начать, капитан Пауэлл дал присутствующим снова вволю проник-нуться, если можно это так назвать, мрачным смыслом, имевшимся в огромных буквах на центральном мониторе. Проникнуться окончательно и бесповоротно. Уложить в сознание и усвоить. Хотя он не сомневался, что видели все его подчинённые эту лаконичную над-пись уже много, много раз. Не говоря уж о том, что наверняка достаточно долго и эмо-ционально между собой обсуждали.  

Но одно дело – обсуждать и высказывать разные версии…  

И совсем другое – выслушать наконец официальную позицию руководства экспе-диции. Предопределяющую их дальнейшие действия!  

Поэтому сейчас, перед началом давно назревшего и явно неприятного и напряжён-ного разговора, надпись казалась особенно зловещей, и не могла не угнетать и не застав-лять: кого-то – вздыхать, кого-то – чесать затылок, а кого-то и скрежетать зубами.  

В заполненной фактически под завязку кают-компании стояла почти абсолютная тишина, если не считать пощёлкивания реле калорифера, шелеста воздуха, поступавшего из системы кондиционирования, и мерного басовитого гула из-под пола: работали неуто-мимые насосы, прогонявшие жизненно важные жидкости по системам охлаждения, жиз-необеспечения и водоснабжения. В воздухе, как всегда, стоял слабый запах озона, пода-ваемый автоматами в помещения, где собралось много людей. Дезинфекция…  

Капитан поджал губы: пожалуй, достаточно держать людей в напряжении – пора приступать к разговору. Потому что никто уже не смотрел на надпись, а все собравшиеся офицеры и специалисты, электрики, компьютерщики, техники, физики, криотехники, на-нокибернетики, врачи, биологи, и все остальные, переглядывались, или молча смотрели на него. И взгляды эти казались довольно мрачными.  

Всё верно. Давно пора ситуацию – обсудить. Потому что дурацкие слухи и толки о его возможных решениях, и способах выхода из неё, уже поползли по экипажу.  

Поэтому капитан Сигурд Пауэлл щёлкнул переключателем, и планета, как бы отъ-ехав, вернулась к своему более привычному виду: уютный и приветливый отсюда, с высоты полутора тысяч километров, вожделённый, но оказавшийся недоступным, словно локоть для укуса, шарик. С широкими синими пространствами-океанами, светло-рыжими пятнами островов, и полосами коричневой от почвы или песка, и зелёной от растительно-сти, суши континентов. И невесомой пеленой ватно-белых облачков, закрывавших по-верхность в некоторых районах у полюсов и на экваторе.  

В просторном помещении находились, конечно, не все члены экипажа. Но дежур-ная вахта в машинном отделении, на мостике, в зале реактора, в трюме, и на насосной станции, в составе лейтенанта Джека Коллинза, сержанта Соломона Дрейка, второго по-мощника – старшего лейтенанта Алекса Харпера, инженеров Збигнева Честны и Владимира Якушева, и техника Малькольма Шмутца, могла следить за происходящим в кают-компании через имеющиеся там мониторы. И, разумеется, слушать через динамики. При необходимости отвечая или спрашивая через стационарные микрофоны.  

Капитан Пауэлл сказал:  

– Я собрал вас здесь, как вы уже, разумеется, догадались, чтоб прояснить для всех членов экипажа сложившуюся ситуацию, и озвучить официальную позицию руководства экспедиции. То есть – мою и офицерского корпуса. И раскрыть, наконец, неприятную правду о перспективах нашего возвращения домой. На планету Земля. О которой, не со-мневаюсь, многие уже догадались. А сейчас эти догадки подтверждены фактами. Предва-рительная разведка закончена, и мы перепроверили результаты. Сделали выводы. Но!  

Они не окончательны.  

Зонды, летавшие к поверхности, я на борт не вернул. Они так и висят там, снаружи «Пронзающего». В десяти милях от корабля. И вы все наверняка прекрасно понимаете, почему я теперь опасаюсь возвращать их в ангар. Доктор, прошу вас. – он обвёл сидевших перед ним специалистов и офицеров тяжёлым взором. Сел.  

Неприятную обязанность подвести основные итоги «разведки» и изложить их, пришлось взять на себя со вздохом поднявшемуся криптозоологу, биологу, а по совмести-тельству и главному координатору научных исследований экспедиции, доктору Йошидо Кимуро, делавшему анализ изображений, переданных зондами:  

– Приветствую, капитан, приветствую, господа. – доктор невольно прокашлялся, стараясь, чтоб голос звучал громко и разборчиво, – В результате наших исследований ста-тус биосферы планеты прояснён однозначно. Имеем мы там, внизу, на поверхности и в атмосфере, бактериальное, вирусное, и ещё какое-то заражение. Генно модифицирован-ными вирусами, похожими на Ковид – девятьсот двенадцать. С очень высокой долей ве-роятности, при попадании в макроорганизмы, действующими как генетическое оружие.  

Все эти, явно искусственно выведенные, вирусы, бациллы и бактерии однозначно создают смертельную угрозу для жизни любых существ крупнее амёбы. Собственно, там, внизу, не осталось ни единого живого, вот именно – макроорганизма, кроме тех же виру-сов, бацилл и бактерий. Нет даже насекомых.  

А что самое, на мой взгляд, страшное, так это то, что вирусы эти до сих пор живы-здоровы, и никакого стремления исчезнуть, умереть, или мутировать в безопасные формы и штаммы, не проявляют. И на борту нашего корабля нет средств для борьбы с ними.  

У меня – всё.  

Коротко глянув на Сигурда Пауэлла, Кимуро сел.  

– Благодарю вас, профессор. – капитан, встав, снова обвёл всех тяжёлым взглядом, – Итак, жизни в привычном понимании этого слова на нашей родной планете не осталось. Бактериальное, вирусологическое, генетическое, и прочая и прочая, заражение сомнений не вызывает. Анализ, проведённый с помощью аппаратуры зондов, показал, что необыч-ные виды вирусов, бактерий, бацилл и прочих микробов в атмосфере имеются. В больших концентрациях. Причём даже в самых верхних её слоях. Не говоря уже о том, что на поверхности всего этого добра – мягко говоря, полным-полно. А учитывая то, что возможности нашей лаборатории ни в какое сравнение не идут с тем, чем располагали земные специализированные лаборатории и ведущие специалисты крупнейших исследовательских Центров, думаю, вряд ли нам удастся вот так, сходу, выяснить. Что именно из всего этого безобразия убило всех, и людей, и животных, и даже насекомых, там, на поверхности планеты.  

И пока я приказал не впускать на борт зонды с отобранными там, внизу, пробами, потому что….  

Просто боюсь!  

И тоже полагаю, что наших средств дезинфекции их наружной оболочки может оказаться, как справедливо указал уважаемый профессор, недостаточно, чтоб гарантиро-ванно уничтожить всю эту заразу. Наверняка им, этим специализированным супер-мутантам, и вакуум, и космический холод, и жёсткое излучение солнца – нипочём.  

Такие… Хм-м… Устойчивые штаммы были известны, ещё когда мы улетали. Их, собственно, с таким прицелом и вывели – сделав суперприспособляемыми и суперживу-чими. И способными, мутировав – подстроиться к заражению любых существ, и обходить защиту, и оставаться невосприимчивыми к любым вакцинам, антителам, и лекарствам.  

Пауэлл снова замолчал, ещё раз обведя всех тяжёлым взглядом. Руку поднял стар-пом. Капитан кивнул: уж на его поддержку и понимание ситуации он рассчитывать мог:  

– Прошу, первый помощник.  

– Думаю, в данной ситуации это – единственно верное решение, капитан, сэр. И предусмотрительное. Двумя зондами можно и просто пожертвовать – у нас на борту ещё восемь хранятся. – старший лейтенант Эндрю Гопкинс, первый помощник, ведавший за-одно и всеми материальными ресурсами экспедиции, говорил спокойно, но голос его чуть подрагивал, – Ведь не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтоб догадаться: раз нет следов применения апокалипсического, то есть, сверхразрушительного, оружия, вроде ядерного, термоядерного, или субмолекулярного, и никакой ядерной зимы не наблюдается, следовательно все живые существа на планете уничтожены именно особо специализированным биологическим компонентом. Ну, или химическим. Или ещё каким, но схожего действия. Убивающим только все живые существа. Но не оставляющим разрушений.  

– Ну, не совсем всё же так. – доктор Йошидо моргнул, не вставая обернувшись к помощнику, – Растения, то есть, деревья, трава, фитопланктон, там, в океанах – тоже ведь принадлежат к живым организмам. А они остались практически незатронутыми пандеми-ей. И уже успели неплохо потрудиться в плане уничтожения всякой техногенной дряни, вроде токсичных выбросов ТЭС, или заводов. Воздух чист. Я бы даже сказал – кристально чист: ни сажи, ни токсичных выхлопов. Ну, если не считать, вот именно – биологической составляющей в виде бацилл, вирусов, и микробов. Большую часть из которых я просто не могу идентифицировать. Не было их в природе, когда мы улетали!  

Собравшиеся в кают-компании отреагировали на эти общие, логически следовав-шие из ситуации, и наверняка много раз обсуждавшиеся за время подлёта и выхода на ор-биту, факты, по разному: инженеры Ташизаки и Мастерс переглянулись, иронически улыбаясь друг другу, техник по холодильному оборудованию Джон Картрайт остался как всегда сидеть с непроницаемым лицом игрока в покер, старший по реакторному отсеку, техник Рашид Дассаев, почесал в затылке, ядерщик Хуан Санчес нарочито громко хмык-нул, ещё кое-кто покивал. Общее мнение высказал лейтенант Макс Иверсен, штурман:  

– Позволите, сэр? Мы… понимаем сложность ситуации, сэр. Но что бы ни про-изошло там, на поверхности, за те восемьдесят восемь лет, пока нас не было, что-то же вначале случилось! Что привело вот… К этому! Глобально-летальному безобразию!  

В результате которого население наверняка отлично поняло и осознало, что никто из них там, внизу, не выживет. И ещё, к нашему счастью, кто-то умный понимал, что кто бы ни вернулся сюда из отправленных незадолго до катастрофы в дальнюю разведку экс-педиций, справиться с созданной здесь сверх-убийственной заразой этим экипажам будет не под силу. Раз уж с ней не справились земные, вот именно – самые продвинутые и ис-кушённые в этом плане, учёные.  

Поэтому о нас и позаботились. Сделали надпись.  

Кстати, сэр. Как именно она сделана?  

– Да, верно. Я не сказал. Спешу исправить эту оплошность, – Пауэлл кивнул, – Зон-ды отсняли всё вблизи. Сделана надпись очень трудоёмким способом. Зато – очень долго-вечным, как показывает пример тех же Египетских пирамид. Нет никаких сомнений в том, что сделали её роботы и роботехника – погрузчики, бульдозеры и самосвалы с автопилотами на борту. Сами буквы имеют в длину более ста метров, ширину – двадцать, высоту – десять. И состоят из гравия, галечника, и крупных скальных обломков. Сверху выкрашенных белой краской.  

Впрочем, для выяснения этого не обязательно было посылать зонды: всё видно и так, с нашей теперешней орбиты. На то и существует компьютерная обработка. – капитан вернул надпись на экран, укрупнив буквы ещё больше, и огромное предупреждение «NO! » вновь возникло в центре экрана, – А поскольку в пустыне Наска никогда не бывает дождей, или песчаных бурь, и облачность в этом районе крайне редка, останется эта надпись там… Неограниченно долго. И видно её даже с орбиты будет отлично. И пусть краска и сотрётся со временем, но не заметить такую масштабную постройку даже с не столь «продвинутой» оптикой, как у нас, просто невозможно!  

Стало заметно, что белые буквы, постепенно приближавшиеся к зрителям, и выде-лявшиеся на фоне буро-серой поверхности отлично, и правда – сделаны из отдельных ка-менных блоков и кусков неправильной формы, насыпанных высоченными грудами-холмами, и покрыты чем-то белым, пока ещё действительно не стёртым с поверхности камней неумолимыми ветрами высокогорного плато. Рядом с буквами застыли, словно стражи в вечном карауле, титанических размеров механизмы: погрузчики, бульдозера… Самосвалы. Похожие на карьерные – грузоподъёмностью не менее пятисот тонн.  

– Высока, как мне кажется, вероятность того, что хотя бы в первое время кто-то за этими масштабнейшими работами присматривал. – голос подал заведующий компьютер-ным блоком, и главный расчётчик параметров полёта и орбит, Натан Ашкензон, програм-мист высшей категории, – Иначе даже роботы, или ИИ могли бы чего упороть. Ведь нуж-но было всё предусмотреть, наладить добычу обломков из взрываемых окрестных скал, их погрузку, вывоз, формирование букв. Логистика должна быть просто дикой! И такие дела нельзя распланировать и задать какой-то универсальной программой, жёстко и сразу! Это действительно говорит о том, что умерли они все, всё же, не внезапно. А по-крайней мере за несколько… Дней? И, вероятней всего, к тому моменту уже и правда – отлично понимали, что справиться с проблемой вымирания всего населения не смогут.  

– Да, похоже, именно так всё и обстояло. – вставший доктор Йошидо Кимуро моргнул, других проявлений эмоций на его плоском и как обычно невыразительном лице не отразилось, – Смерть всех этих заражённых действительно не была внезапной. Или для них неожиданной. Иначе скелеты валялись бы буквально везде. Но они находятся пре-имущественно в своих квартирах и домах. То есть, погибшие отлично понимали, что они неизбежно умрут. И умирают. И надеяться не на что. Следовательно, ещё какое-то время после заражения… Или отравления – оставались работоспособны. И могли мыслить.  

В-принципе, примерно такая же ситуация имелась лет сто семьдесят назад, при вспышке самой первой модификации коронавируса. Но тогда создать лекарство, и разра-ботать вакцину, к счастью, успели. Да и летальные исходы составляли не более трёх про-центов от числа заражённых.  

– Капитан, сэр! – ожил динамик трансляции: это голос подал сержант Соломон Дрейк, начальник бригады мотористов, – А как же Станция на Луне? Ведь чем бы не отра-вились… Ну, или не заразились те бедняги, что покоятся – мир их праху! – сейчас внизу, эта зараза… Или токсин – не могли ведь распространиться через вакуум! Значит…  

– Ничего это не значит, Соломон. – на вопрос ответил младший лейтенант Кейт Астон, главный связист и радиотехник, – Иначе они ответили бы на наши запросы. Но все три дня, пока мы подлетали, в радиоэфире царило… не сказать, что полное молчание… Ретрансляционные спутники несущую волну поддерживают. Только…  

Никаких сообщений или ответов от живых не было. Сплошная автоматика. Со спутников непрерывно транслируются данные о погоде, навигационные сигналы систем Джипиэс, несущая частота для трансляции телевизионных каналов. Вот только исходящей картинки телецентров нет. С поверхности не передаётся ни-че-го. Это я про Землю. А с Луны вообще нет никаких, в том числе даже автоматических, сигналов.  

– Более того. – Пауэлл нашёл нужным окончательно расстроить несбыточные меч-ты, – Если вспомнить, Станция на Луне и при нас целиком и полностью зависела от поставок с Земли. Кислород, вода, пища… Насколько я помню, когда мы улетали, у них ещё не было даже оранжереи, или помещений для нашей любимой хлореллы. Своя у них имелась только электроэнергия – солнечные батареи и миниреактор. И, тем не менее, это – вот именно, наша последняя надежда. И возможность.  

Узнать, что там, дома, произошло. – он заставил себя перестать играть желваками на скулах, – Не сомневаюсь, что какое-то время они, то есть, дежурная смена учёных на Станции, поддерживали связь с… э-э… погибающими. И прожили после Катастрофы достаточно долго, чтоб принять какие-то… Решения. И записать всё происходившее. Хотя бы в вахтенный журнал. И внести в память компьютеров.  

Потому что запасов кислорода, насколько я знаю, на Станции имелось максимум на два года. И продуктов – на год.  

– Ну, продукты-то можно, при разумной экономии, растянуть, сэр, – это, как всегда немного растягивая слова, высказался сержант Лютер Вайс, кок-диетолог, – Но вот кисло-род… Его ведь можно, вроде, добывать и из воды, сэр? Электролизом. Раз электроэнергия есть. А вода… Я слышал, имелась и там, на Луне? Где-то под почвой?  

– Верно, сержант Вайс, вода там кое-где имелась. Но – не в районе Станции. Её ведь поэтому так и строили – на монолитном базальтовом плато, чтоб случайно не разру-шили никакие лунотрясения, или просадки сыпучих грунтов. Так что с водой… Впрочем, зачем гадать. Зонды номер три и четыре показали чётко и однозначно: лунная Станция находится там же, где находилась, когда мы улетали. И внешне выглядит… Неповреж-дённой. – капитан вывел нажатием кнопки изображение Станции на главный экран, – Во-всяком случае, с высоты километра. Но и – абсолютно необитаемой. Нет даже навигаци-онных огней. Молчат и радиомаяки для автонаведения грузовых и пассажирских ракет.  

Следовательно, прежде чем окончательно что-то по поводу нашего статуса и даль-нейших действий решать, нам в любом случае придётся посетить это последнее прибежи-ще человечества. Ознакомиться с тем материалом, который наверняка поступал к ним в процессе… э-э… агонии нашей цивилизации. Нам нужно узнать. Точно узнать.  

Сможем ли мы вернуться на родину…  

Хоть когда-нибудь!  

Збигнев Честны, главный инженер технических коммуникаций, не пошёл в свою каюту после окончания вахты, практически совпавшего с завершением расширенной чрезвычайной планёрки, как это дело обозначил до её начала капитан Сигурд Пауэлл. Вместо этого Збигнев направился в тренажёрный зал. Однако спокойно, в гордом одино-честве, «покачать железо», как он было собирался, чтоб успокоить взвинченные нервы, не получилось: туда же заявился и младший лейтенант Джером Гастингс, третий пилот.  

– Привет, Збигнев.  

– Здравствуй, Джи.  

После привычного обмена приветствиями они расселись и разлеглись на выбран-ных снарядах: Честны собирался качать дельтавидные мышцы, Джером – икры.  

Минут пять царило напряжённое молчание, если не считать усиленного сопения, скрипа блоков, и рычания: профессионалы предавались работе с максимальной отдачей. Первым остановился Джером. Дождался, пока закончит и Збигнев. После чего сказал:  

– Херня всё это. Мне кажется, капитан специально сильно преувеличивает опас-ность. И если не посылает вниз, на Землю, челнок с первой партией учёных и техников, так не из боязни их заражения. А по каким-то другим причинам.  

Ну не могла тут вся эта понасозданная хрень давным-давно не сдохнуть! Или по-просту – не испариться, если это были яды! За восемьдесят-то лет!..  

Збигнев отвечать не торопился. Вместо этого, отдуваясь, некоторое время делал вид, что старательно закрепляет на тренажёре для пресса дополнительный блин. Тон его, когда всё же ответил, оптимизмом не лучился:  

– Хрень запросто могла не сдохнуть. Может, конечно, я не Йошидо, но кое-что в биологии понимаю. Есть такие организмы – ну, микроорганизмы! – которые и в виде спор, и в виде цист, да и в нормальном состоянии могут запросто жить, что в жерлах под-водных вулканов, при температуре плюс четыреста, что в космическом вакууме, при ми-нус двухста: в далёком двадцать первом веке такие сверхустойчивые штаммы впервые обнаружили на наружной поверхности какой-то там орбитальной космической станции. И они там вполне себе процветали. Так что в этом пункте я с капитаном согласен. Поскольку при нормальной-то, комнатной, температуре выжить всему этому дерьму – как два пальца обо…ать!.. Что же до ядов…  

Они, конечно, могли и испариться, и разложиться…  

Что не гарантирует поступления их новой порции из какой-нибудь хитрой автома-тической ловушки, когда какой-нибудь идиот спустится и попробует пошарить по опус-тевшим улицам! Система «мёртвая рука»!  

Так что нефига нам туда, вниз, соваться, пока точно не будем знать, что там про-изошло. Или у тебя просто руки чешутся подержаться за штурвал посадочного модуля? – Честны наконец посмотрел в глаза Джерома. Убеждённость в своих словах там опреде-лённо имелась. Джером, дёрнув щекой, буркнул:  

– Да, я про такое дело тоже слышал. Ну, минимум-то знаний по биологии… И так-тике партизанской войны, и систем адекватного ответа на нападение, впихивают и в нас, вояк. Но ты не останавливайся – я же вижу, что ты не закончил мысль.  

– Верно. Не закончил. Вот что значит жить тесной замкнутой кучкой целых восем-надцать лет. – Збигнев невольно усмехнулся, пожав плечами, – Я хотел сказать и вот ещё что. Неприятное и фатальное.  

Как мне лично представляется, самое страшное – так это то, что прервётся на нас… Ну, и тех бедолагах, что прилетят сюда через десять, пятнадцать, сорок два, и сколько там им ещё положено, лет, Род Людской. Если только не найдём каких выживших из наших где-то тут, в космосе… Ну, или не обнаружим какой спутник… Или корабль – с Храни-лищем зародышей людей. Или эмбрионов в анабиозе. Здесь же. В космосе.  

Потому что нет и у нас, и у тех, кто вернётся позже нас, никаких средств… да и просто – знаний, чтоб побороть ту наверняка специфическую и крайне стойкую мерзость, что понавыдумывали тут проклятые яйцеголовые в белых халатах!  

– То есть, ты считаешь…  

– Я абсолютно уверен. Что заказан нам путь домой. Навсегда.  

И всё, что нам остаётся – это или заселить снова Станцию на Луне, перевезя туда наши запасы кислорода и всего прочего… И оборудовав там теплицы с баками хлореллы.  

Ну, или просто жить (А, вернее – доживать! ) здесь, на «Пронзающем Бесконеч-ность». Ничего никуда не перевозя. И не переоборудуя. Наслаждаясь сравнительно ком-фортными условиями. И надеясь, что наши машины проработают ещё какое-то время…  

Но!  

Только пока, вот именно, не перемрём от старости. Или не погибнем при очеред-ной аварии. И, как я это уже сказал, завершим собой человеческий Род. Поскольку оста-вить-то после себя детей… Мы не сможем! Не с кем нам их зачинать. И некому их нам родить! И оборудования для клонирования у нас нет. Как и хранилища зародышей или эмбрионов. (Не предусматривалось такового на нашей посудине! ) Как не было его, на-сколько я знаю, и на Лунной Станции. (Да и с какой бы стати оно там было?!)  

А уж сколько мы проживём – неважно. Но умрём мы точно не от удушья. По-скольку наших запасов кислорода теперь, после того, как погибли Стравинский, Сэрсо и Кадышев, хватит ещё на примерно сто пять лет.  

– Но… Погоди-ка. Как-то уж больно глобально ты подходишь. «Хранилище эм-брионов»! Как бы они его создали и запустили на орбиту – если уже все и всё было зара-жено?! – Джером нахмурился, и теперь даже не пытался делать вид, что собирается качать бёдра, – Ладно – «Пронзающий»! Согласен, его снаряжали и оснащали не для колонизации других планет. Но ведь там, на Станции, насколько я помню, должны были быть какие-то… Женщины! Ну, учёные! Им же – разрешалось?!.. Луна же?!  

– Всё верно. Женщины там наверняка имелись. (Даже при нашем отлёте! ) Но по-скольку прошло по объективному местному времени не менее восьмидесяти лет, даже если б таковые женщины и выжили… Они уже наверняка прошли бы через менопаузу. И были бы дряхлыми старухами.  

То есть – зачать и родить так и так не смогли бы.  

Но все эти рассуждения не имеют смысла. Хотя бы потому, что, вот именно – не имелось там, на Станции, сколько-нибудь существенных запасов кислорода.  

– Но кок Лютер говорил про воду и электролиз…  

– Ага, говорил. Но ты же помнишь, что ответил Пауэлл? А, кроме того, во льду, ес-ли б его даже удалось добыть где-то вдали от Станции, наверняка содержались бы какие-нибудь включения других элементов и веществ. Или газов. Которые запросто могли бы быть радиоактивны – вспомни пресловутый гелий-три! – или просто токсичны.  

– Хм-м… То есть – ты думаешь…  

– Хотелось бы, конечно, верить, что ваша разведка на Станции хоть что-то да даст нам. Хотя бы надежду. Хоть на что-то. Когда, кстати, вылетаете?  

– Капитан сказал, что через два дня. Второй челнок не использовали шесть лет. Нужно его подготовить. Зарядка аккумуляторов, смазка механизмов, и всё такое прочее. И, понятное дело, ни сам Пауэлл, как наш первый пилот, ни второй пилот, то есть – пер-вый помощник Эндрю Гопкинс, челнок не поведут. Я его поведу. – Гастигнс фыркнул.  

– Хорошо. Вот я и подожду два дня. И потом подожду ещё какое-то время – сколь-ко вы там будете «разведывать». (Ждал же все эти чёртовы годы! ) И уж потом решу.  

По горло мы в дерьме…  

Или уже ушли в чёрную вонючую глубину вместе с макушкой.  

2. Пересуды  

Заведующий оранжереей, доктор Эдди Маркс, кончиком толстенького мизинчика поправил съехавшие на кончик носа старинные очки в металлической оправе. Когда он потел, такое сползание по влажной и маслянистой поверхности происходило часто – бук-вально каждые пару минут. Но контактные линзы доктор не признавал принципиально: они, по его словам, царапали его роговицу! А глаза у него одни: запасных на складе не выдадут!.. Даже таком огромном и всеобъемлющем, как на «Пронзающем»!  

Значит, так. Задачи ему и его подразделению поставлены вполне конкретные и чёткие. Пищевые ресурсы на корабле нужно срочно пополнить – а не рассчитывать, что они смогут подъесть тут всё, да и перейти на нормальное полноценное питание: уже там, на родной планете. Которая, ясное дело, не поскупится на деликатесы и витаминизиро-ванные фрукты-овощи «а ля натурель» для своих изголодавшихся даже по банальным «грунтовым» огурцам, покорителей космических пространств и их окрестностей.  

Обломились их радужные надежды.  

Да и с «висением» тут, на орбите, всё вполне ясно: в ближайшие сто лет спуск ту-да, к вожделённым ресурсам и закромам, отпадает. Отпадает на неопределённое время и возможность пополнить запасы расходуемых реагентов из баз родной планеты.  

И придётся таким образом изыскивать скрытые резервы, и составлять самим необ-ходимые смеси и компоненты для гидропонной установки здесь. На борту.  

Собственно, ничего принципиально нового ему для этого выдумывать не придётся.  

К счастью, их подразделение внесло необходимые поправки в организацию работы ещё пока их «Пронзающий» летел туда – к Тэте Лиры. Цикл практически замкнут. И все «отходы», что с камбуза, что из гальюнов, так и так попадают на переработку. Огромные чаны с дистиллятом пусть атмосферы корабля и не озонируют… Зато отлично позволяют отстояться и перебродить и перегнить всей той непрезентабельной массе, что создаёт в процессе жизнедеятельности функционирующий… Тьфу ты: живой человек.  

А уж отстоянную массу, после того, как стекла в накопители и очистители жидкая фракция, отлично перерабатывают в компост модифицированные и отобранные селекци-ей, и мутировавшие в необычайно эффективные орудия переработки, старые добрые ка-лифорнийские черви. После которых этот компост полностью готов к употреблению.  

Черви у них – самые, как говорится, лучшие. Надёжные. Отобранные тщательной селекцией. Способны переварить и переработать, кажется, и ржавые гвозди. Хе-хе.  

Только вот нет у них на корабле ржавых гвоздей. Всё здесь максимально долговеч-ное и надёжное. Нержавеюще-стальное, карбоновое, алюминиевое, и титановое.  

И запас витаминов, микроэлементов, да и вообще – всего, что могло бы понадо-биться для борьбы с цингой, аллергиями, авитаминозами, нарушениями веса или ещё ка-кими проблемами – на борт был погружен. И доктора у них – профи! Не дадут болеть…  

– Хван. – доктор обернулся к стоявшему позади него пожилому технику по гидро-понным установкам, – Ты ведь слышал, что сказал капитан.  

– Да, доктор, я всё слышал.  

– Значит, мне не нужно ничего объяснять. Начинай процедуру номер девять.  

– Хорошо, доктор. – немного припадая на правую ногу, техник двинулся к цен-тральному помещению их отсека, окружённому со всех сторон теплицами и парниками, где в гидротрубах выращивались признанные необходимыми растения. И Маркс отлично знал, что техник там будет делать.  

Распечатает предпоследнюю коробку с неприкосновенным запасом микроэлемен-тов, и примется за их разведение. После чего выльет смесь в центральный рекуперацион-ный бак. Откуда она попадёт во все трубы, подающие раствор к корневищам… А после этого – в дождевальную систему теплиц, и оранжереи, где как раз и растут растения, уко-ренённые в компосте. А тот получен из… В том числе – и трупов. То есть – тела несчаст-ных, погибших в той страшной аварии с реактором – съедены членами экипажа «Прон-зающего» как минимум – несколько десятков раз. «Замкнутый цикл», будь он неладен…  

И пусть в первые дни после принятия Пауэллом «странного» решения, пусть уми-рающие и сами попросили об этом, предпочтя так продолжить существование, принеся пользу соратникам, чем быть погребёнными в пучинах космоса, все остальные и ерши-лись, и ворчали, что «не по-людски», но сейчас-то, спустя десяток лет, все понимают: так было нужно.  

Для выживания.  

Проклятье. Вот так и подумаешь, что хоть что-то полезное имелось и в, как ни ко-щунственно это звучит, смерти тех троих бедолаг. Что принесли тогда, ремонтируя чёртов реактор, свои жизни фактически в жертву, и тела – в «расход»: чтоб остальные товарищи по полёту могли пожить…  

Подольше.  

А вот какие-то гнусные твари там, на Земле, наоборот – всё сделали для того, чтоб все их сограждане попередохли!.. И поселиться на родной планете не мог бы уже никто!  

И хотя доктор Маркс был принципиально против ненормативной лексики, но не мог не сказать, пусть и про себя: «Ну не долбо…бы ли все эти начальственные гады»?!  

Сайрус Хоппер открыл дверцу конвертера, и смачно туда плюнул.  

Когда дверцу закрыл, изнутри послышалось привычное жужжание – сканнер. И вот уже его плевок изучен, оценена его масса, и манипулятор со скребком отправляет три грамма жидкости на переработку к анализаторам, поглотителям, и фильтрам…  

Если б это не было так трагично, то можно было бы похихикать: его плевок в ка-кой-то степени скоро окажется во всех оставшихся на «Пронзающем» членах экипажа: поскольку наверняка сейчас направится в бак отстойника, и вскоре снова будет дистили-рован в дисцилированную воду. Снабжён необходимыми солями и минералами, и микро-элементами из кухни доктора Маркса. И попадёт в трубы питьевой воды.  

Где его выпьет и он. И можно будет снова сплюнуть…  

Невесёлые думы младшего техника, не мешавшие ему, впрочем, внимательно изу-чать привычные показания на приборах пульта, прервал приход начальства: в машинный зал заявился комендант корабля, старший лейтенант Станислав Яндринский.  

– Здравия желаю, господин старший лейтенант, сэр. – техник поторопился встать, и вытянуться, – Вахту несёт сержант Хоппер. За время дежурства происшествий нет. Все показатели в норме.  

– Вольно, сержант. – Яндринский поморщился, словно от зубной боли, но сержант знал, что никаких проблем с зубами у экипажа быть просто не может – заменили им всем зубы жевательными пластинами ещё двадцать лет назад, до вылета с Земли. При подго-товке. Как, впрочем, заменяли и всем, кто должен был летать в космосе долго. Или перио-дически, но – на постоянной основе. То есть – работая здесь. В этом самом чёртовом кос-мосе. Само-собой, удалили всем и аппендиксы, и подлатали внутренние органы: от печени до простаты, – Что там со вторым насосом оранжереи?  

– Всё в порядке, сэр. После того, как поменяли пускатель, включается в штатном режиме. Вон: не далее, как пятнадцать минут назад док Маркс откачал из накопительного бака тридцать пять литров воды. Похоже, растворяет очередную партию… реагентов.  

– Хорошо. – лейтенант чуть кивнул, – В следующий раз придётся пускатель уже чинить. Потому что это был предпоследний новый. Продолжайте контролировать.  

Яндринский собирался уж было пройти дальше, по мрачному коридору, образо-ванному огромными трубами, буквально пронизывающими всё пространство обширного помещения, но сержант приостановил его движение вопросом в спину:  

– Лейтенант, сэр… Простите, что спрашиваю.  

– Да, сержант Хоппер?  

– Так что? Получается, спуститься на поверхность нам вообще не удастся?  

– Нет, сержант. В ближайшие даже годы – точно нет.  

– А… Когда?  

– Боюсь, уверенно на этот вопрос не ответит даже доктор Йошидо. Потому как не попали ещё в его распоряжение бациллы или вирусы, что лютуют сейчас там, на поверх-ности планеты. Остались пробы всего этого в зондах, которые пока тоже там – снаружи. Доктору же пришлось довольствоваться только изображениями, полученными микроско-пами зондов, и переданными их видеокамерами.  

А до тех пор, пока эти пробы ему на непосредственное исследование не попадут… Ну, или мы не узнаем из архивов Лунной Станции, что это были за средства поражения, не получится и разработать методы адекватной борьбы с ними. Хотя…  

Надежды на это, как сказали и доктор, и капитан, мало.  

– Так – что?! Мы так навсегда и останемся гнить заживо здесь, в вонючем брюхе нашей чёртовой посудины?!  

Лейтенант оценил и перекошенное побледневшее лицо, и судорожно сжатые кула-ки, и неприкрытую злость в тоне. Перед лицом столь опасных тенденций он даже сделал несколько шагов к дежурному. Тяжело вздохнул. Глянул в глаза техника. Сержант первым отвёл глаза. Старший лейтенант сказал:  

– Наша, как вы, сержант, выразились, «вонючая» посудина, спасала нам жизни уж не упомню сколько раз. Она отлично противостоит и облакам молекулярного водорода, и солнечному ветру, и космическим лучам. И прослужит она нам верой и правдой ещё по-крайней мере девяносто лет. Именно на столько хватит наших запасов. И никакой «внеш-ний» враг нам не страшен. А только – внутренний! То есть – конфликты.  

Которых всегда можно избежать путём простых переговоров.  

Например, если у вас, или кого-то ещё из экипажа есть вот прямо – непреодолимое желание, спуститься вот прямо сейчас – туда, на поверхность, и лично проверить её при-годность для обитания, вы не стесняйтесь, скажите. А лучше подайте рапорт. Официаль-но. В письменном виде.  

Не сомневаюсь, что капитан Пауэлл с большим удовольствием погрузит всех таких недовольных, неверующих, и соскучившихся по не-замкнутому и «невонючему» пространству там, в трюме, в запасной челнок. Да и отпустит с Богом!  

Потому что тогда всем остальным останется запасов гораздо больше.  

А на возвращение уже не надейтесь – вас заразных мы на борт не впустим.  

Так что – хотите подать рапорт?  

– Н-никак нет, сэр! Простите. Это… Это был эмоциональный срыв!  

– Хм. У доктора Людвига нахватались наукообразных словечек?  

– Э-э… – Хоппер невесело усмехнулся, – Так точно, сэр.  

– Понятно. – лейтенант коротко кивнул, – Не думайте, что у вас у одного слюнки текут, и ноги чешутся вновь побродить там, по вожделённой зелёной травке. И полежать, раскинув руки, и дыша не-кондиционированным воздухом, под голубым небом, где пели бы жаворонки, а вокруг стрекотали цикады и ласковый ветерок шевелил бы волосы на голове, и мягко шелестели бы эта самая травка и полевые цветочки…  

Но пока мы не выясним точно, отчего умерли все наземные существа крупнее амёб, сунуться туда может только самоубийца. Или уж совсем закоренелый мазохист. Же-лающий несколько последних дней жизни провести в нечеловеческих мучениях!  

– Да это-то ясно, сэр… Простите ещё раз, что… Не сдержался! Уж больно обидно!  

– Считайте, что вы прощены, сержант. Поскольку отнюдь не первый, кто поднима-ет этот вопрос. Собственно, мне и самому в плане разумности и сдержанности поведения похвастать нечем: это я, не далее, как вчера, предлагал капитану спуститься на втором челноке, и попробовать походить там – хоть и в скафандрах…  

На что он мне вполне спокойно и доходчиво объяснил. Что поскольку погибли все, следовательно, не существует пока надёжных средств и способов борьбы с этой зар-разой! Не создали этих средств даже самые супер-продвинутые и специализированные лаборатории земных учёных. И даже если мы не погибнем там сразу, вернуться, что на челнок, что на «Пронзающий», так, чтоб не поперезаразить всех, кто тут остался, мы не сможем!  

Нечем у нас произвести должную дезинфекцию! Дегазацию. Стерилизацию. Ну, или что там положено провести. Чтоб гарантировано убить всю эту дрянь. Ну вот не до-гадались снабдить наш «Пронзающий» соответствующими реагентами и приборами те, кто его построил и оснастил. Да оно и понятно: кто же тогда предполагал, что самый страшный враг будет ждать нас не там, в пучинах дикого космоса, а – здесь!  

Дома.  

И враг это будет невидим, неощутим, и жутко живуч и смертоносен.  

– Понял, сэр. – Хоппер поджал губы, очевидно, переваривая полученную информа-цию. Но переварил он её быстро, – Получается, хорошо, сэр, что капитан у нас такой за-нудный и дотошный!  

– Он – не занудный, сержант. – лейтенант невольно дёрнул плечом, – Он педантич-ный. И спокойный. И просто может лучше нас сдерживать свои эмоции и контролировать желания. Вроде такого, например, как побыстрее спуститься туда.  

На неповреждённую внешне и безобидную с виду поверхность.  

– Да, всё понятно, сэр. Разрешите продолжить несение вахты?  

– Разрешаю, сержант. – Яндринский, снова кивнув, двинулся, куда собирался, по пути внимательно оглядывая стыки и соединения труб, и манометры. И проверяя датчики утечек.  

Сержант почесал затылок.  

Хорошо, получается, что он всё-таки спросил. Потому что теперь «хитрый» план трюмного старшины капрала Волонтира, и сержанта Йохана Похъёлы, заведующего скла-дом оружия, можно смело… Засунуть им в задницы!  

Не выгорит их дерзкая задумка похищения всеми недовольными членами экипажа второго челнока, или парочки спасательных капсул, и бегства с корабля туда – к вожде-лённой поверхности с пасторальными с виду пейзажами.  

Потому что пасторальные-то они пасторальные…  

Только вот пожить подольше, пусть и в «вонючей», и до чёртиков обрыдшей ко-робке «Пронзающего Пространство», пусть и глядя на все эти набившие оскомину физио-номии, приборы и стальные серые стены, чертовски хочется!  

В рубку радистов капитан явился лично.  

Вскочивших и приветствовавших его офицеров усадил обратно на их рабочие мес-та жестом руки:  

– Вольно. Докладывать можете сидя.  

Лейтенант Джастин Хьюз покачал головой:  

– Нечего докладывать, сэр. Ни единого, даже самого слабого, сигнала. Только ав-томаты. Бакены, ретрансляторы. Промежуточные усилители. Навигационные спутники.  

– Понятно. – капитан сам сел в пустое кресло третьего радиста. Помолчал. Лейте-нант чувствовал, что капитан зашёл к ним неспроста, но спрашивать начальство не торо-пился. Прекрасно знал, что капитан и сам спросит о том, что его беспокоит. И точно:  

– Лейтенант. Хочу спросить вас, как специалиста. Профессионала. Почему они, по-нимая, что погибнут, не наладили какую-нибудь автоматическую передачу? Чтоб мощная радиостанция там, на поверхности, просто годами передавала то, что они попытались до-вести до нас таким сложным и трудоёмким способом?  

– Н-не знаю, сэр. – Хьюз хмурил кустистые брови, всё ещё сомневаясь, говорить ли о своих подозрениях и догадках, – Может быть, не успели?  

– А построить огромные буквы успели. Нелогично. Ладно, вижу, что определённые версии у вас имеются. Имеются?  

– Э-э… Так точно сэр. Имеются. Только…  

– Да?  

– Они чертовски пессимистичны.  

– Ладно. Будем считать, что это – неофициальный вопрос. Не для протокола или вахтенного журнала. Выкладывайте.  

– Мы считаем, сэр, – лейтенант переглянулся со вторым вахтенным, младшим лей-тенантом Питером Бархузеном, тот ничего не сказал, но покивал, – Что все обычные ра-диостанции и их оборудование, там, на поверхности, приведены в негодность. И разрушены. И как раз из-за этого самого разрушения и могло случиться… То, что случилось.  

– Ну-ка, поподробней, пожалуйста.  

– Ну… Если, скажем, одна из противоборствующих сторон выпустила облако, или облака с микромикропами, и минидронами, и роботараканами, как раз и принявшихся за наружные, а потом и внутренние рабочие органы и приборы всяких там антенн и ретрансляторов, то вторая противоборствующая сторона, понимая, что её собираются оставить без связи, и таким образом лишить возможности координировать свои действия против последующих ударов, как раз и могла… Выпустить в воздух всю эту заразу!  

Плюс, конечно, поторопилась уничтожить, уже своими микропами и дронами, ап-паратуру противника! Возможно, микропы и дроны уничтожили не только наружные средства для радиопередач, типа начинки антенн и головок ретрансляторов, но и внутренние. Например, электронные схемы, источники питания, силовые кабели, аккумуляторы. И так далее. Сами знаете, сэр, когда мы улетали, вся эта вредоносно-диверсионная, автономно действующая дрянь уже имелась. И – вполне живучая и работоспособная!  

– Звучит правдоподобно. Если принять за аксиому, что какая-то из сторон всё-таки решилась применить всё это дело. Но вот не верится, что – решился какой-нибудь началь-ственный идиот отдать такой приказ. Не мог он не понимать, что ему адекватно ответят!  

– Так точно, сэр. Должен был он всё понимать.  

Но всё ведь могло быть и по-другому. То есть, я хочу сказать – от желания каких-то президентов, лидеров, или начальников Штабов это могло и не зависеть! Это могло случиться и из-за приказа от ИИ. Ну, например, чьего-нибудь Центрального оборонного компьютера. Он мог, изучая обстановку, решить, что ему что-то угрожает… Или посчи-тать, что ситуация для нанесения превентивного удара максимально благоприятная…  

Вспомните, сэр: на низшем исполнительном уровне, где счёт идёт на тысячные до-ли секунды, таким следящим системам уже даже при нас доверяли: например, самостоя-тельно сбивать ракеты вероятного противника. Или ремонтировать и заменять повреж-дённые цепи и кабели. Помните, инцидент с Тайваньским Боингом? Как следящий ком-пьютер военной базы США на Цейлоне посчитал его небольшое отклонение от стандарт-ного курса – потенциальной угрозой своей базе?  

– Ещё бы не помнить. Но, по-моему, дело тогда закончилось просто выплатой ком-пенсаций семьям погибших, и официальным извинением.  

– Так точно, сэр. Но! Вряд ли в программу этого самого компьютера тогда внесли какие-то кардинальные изменения. А то – вдруг бы противник этим воспользовался?!  

Пауэлл кивнул: всё верно. Замедлять скорость принятия решения, или глобально перепрограммировать такие следящие системы опасно. Эта хитро-мудро запрограммиро-ванная и обученная дрянь может тогда просто не среагировать в случае реальной угрозы. Вон, например: их автоматические противометеоритные пушки. Никого ни о чём не спрашивают, а прекрасно и эффективно работают! Молча паля во всё, что, по их мнению «плохо летит! » Но спросил капитан о другом:  

– Если виноваты дроны и микропы, сможем ли мы найти какие-либо… Следы?  

– Вряд ли, сэр. Зонды же наши ничего и никого не нашли? Хотя и искали… Слиш-ком много времени прошло. И сами микропы и минидроны наверняка уже посдыхали, попадали на землю, и даже попросту исчезли. Сгнили. Разложились. Коррозия!  

– И, вероятно, именно поэтому мы и не можем поймать ничего идущего с Земли. – это подал, наконец, голос лейтенант Бархузен, – Отсюда, с орбиты, видно только то, что сами несущие фермы и тарелки антенн выглядят целыми. Ну, почти. Если не считать обычной атмосферной коррозии. То есть – банально проржавели. А вот цела ли их внут-ренняя электроника или, проще говоря, начинка…  

Выяснить можно было бы только диагностическими приборами. Там. На месте.  

– Куда нам путь пока заказан. – капитан поднялся с кресла, – Ладно, собственно, что-то такое мы уже предполагали, и предчувствовали ещё до того, как я выслал зонды. Тарелки, астрономические телескопы, и прочие гигантские наружные устройства для приёма-передачи радиосигналов действительно на месте. Но вот их электроника вряд ли цела, даже если её никто и не «обрабатывал» специально. Та же коррозия, и разрушение подложек. Кремниевые матрицы тоже не вечны. Максимум – сто лет…  

– Позволите, сэр? – это руку поднял Бархаузен.  

– Да, лейтенант?  

– Тут… Как бы это поточней сформулировать, есть и альтернативная гипотеза. Моя личная.  

– Хорошо, говорите.  

– Я допускаю, что такие автоматические устройства, транслировавшие бы в космос запись о том, что здесь произошло, могли и сознательно не создать и не запустить. По ещё одной причине.  

Престиж.  

– Что?  

– Престиж, сэр. Ну, то есть – нашим боссам там, внизу, стало стыдно, что какие-нибудь инопланетяне, живущие в нескольких световых годах от Земли, могут поймать такую передачу. И узнать. Какие мы идиоты. И что планета – свободна. И можно приле-тать, дезинфицировать, ну, или дегазировать, и – вселяться! Поскольку теперь никто их права на обладание уютным тёплым шариком оспорить не сможет! И даже межгалактиче-ской войны затевать не надо. Мы им её сами – на блюдечке!..  

– Интересная теория. – Сигурд мысленно посмеялся. Но вслух сказал, – Однако уж слишком неправдоподобная. Думаю, о том, чтоб не ударить лицом в грязь перед какими-то там потенциальными пришельцами, что правительства, что специалисты думали в по-следнюю очередь. И всех куда больше беспокоил вопрос экстренной разработки вакцины или лекарства. Поэтому мне лично не слишком верится в теорию о войне с глобальным применением микродронов… Вызвавшую вот это.  

А больше – в войну из-за ошибки, или сбоя, вот именно – оборонных компьютеров.  

Ладно, продолжайте несение вахты.  

– Есть, сэр!  

– Есть, сэр.  

Когда за капитаном закрылась дверь, лейтенант долгим взглядом посмотрел на своего младшего по званию помощника. Сказал:  

– Прекрасно он обо всех этих микродронах, и «сбоях» догадывался и сам.  

– А для чего тогда к нам заходил? Да ещё и «неофициально»?  

– Во-первых, хотел услышать мнение «специалистов». Ну а во-вторых…  

– Да?  

– Капитан у нас – американец. И он пытался, и сейчас пытается найти способ дока-зать, что первый акт агрессии всё-таки произвели русские. Ну, или китайцы.  

Наверняка не прошли даром годы, когда ему промывали мозги в Вест-Пойнте. Зомбируют они там, тьфу ты, – я хотел сказать, зомбировали в этой Высшей Академии, и запудривали мозги – капитально! Задавали, так сказать, на всю оставшуюся жизнь чёткие и конкретные установки. Так мол, и так: наша Америка – намбер уан. Светоч и оплот де-мократии. И у нас – самая передовая техника и технология. Наука! И гуманность. И нико-гда и ни на кого – мы первыми не…  

Так что не верит он до сих пор, что его хренова родина первой напала. Или нача-ла… Ну, или что это именно её «суперпродвинутые» оборонительные компьютерные сис-темы, или свято верящие в свою непогрешимость и вседозволенность, и «технологическое превосходство», вояки, сами спровоцировали и запустили всё произошедшее.  

Вернее, скажем лучше так: на уровне подсознания-то он в возможность, и весьма высокую, всего этого, верит… Но боится даже сам себе признаться.  

– Чёрт. Когда ты так говоришь, у меня прямо мороз по коже. Не хотелось бы ока-заться под руководством комплексующего, и отягощенного навязчивыми идеями расового превосходства, психа. И ведь не посоветуешь ему сходить к доку Людвигу!  

– Не волнуйся. Капитан у нас не националист. А реалист. Что он, собственно, вполне успешно и доказал нам за эти годы.  

И к доку сходит сам.  

Капитан Пауэлл привычным жестом пригласил офицеров сесть, после чего сел и сам во главе небольшого стола, всё равно занимавшего добрую половину передней комнаты его капитанской каюты. Офицеры расселись, поглядывая и на него, и друг на друга.  

Пауэлл перешёл сразу к делу:  

– Господа офицеры. Сегодняшняя планёрка у нас посвящена несколько… Необыч-ной проблеме. А именно – национальному вопросу.  

Поясню. Ранее этот вопрос практически никогда не вставал, но сейчас он может возникнуть, и создать нам… Существенные проблемы.  

Экипаж у нас, как вы прекрасно знаете, многонациональный. Учёные, поскольку они на момент формирования состава экспедиции отбирались из самых лучших и опыт-ных, представляют преимущественно Европу и восточную Азию. Техники и инженеры – из Индии, России, и Латинской Америки. Наш, то есть – офицерский, корпус – в основном профессионалы из США, Китая, и России. А всего у нас на «Пронзающем» имеются представители двенадцати стран и четырёх континентов. И трёх конфессий.  

За всё время полёта практически никогда, – капитан незаметно для всех постучал костяшками пальцев по нижней кромке столешницы, – у нас на корабле не возникало во-просов, связанных с разделением людей не по профессиональным и человеческим качест-вам, а по принадлежности к той или иной конфессии, расе, или национальности. Прошли, к счастью, к моменту нашего вылета, времена, когда одна или несколько рас или наций провозглашались «высшими», или какие-то нации позиционировались как низшие, тупые, ленивые, или просто недостойные. И всех нас воспитывали в обществе, в социуме, где все люди изначально равны в своих правах и способностях. И это правильно.  

Но!  

Завтра нам предстоит отправить разведочную партию на Лунную Станцию. И я не знаю, что они смогут выяснить из местного архива о причинах возникновения конфликта там, на планете. И в чём состояла суть произошедшего конфликта.  

И если таковые сведения там сохранились, и в них недвусмысленно будет указано, и найдутся реальные доказательства, что боевые действия развязали какие-то конкрет-ные страны, или нации, и к тому же руководствуясь подобными… Расовыми, или нацио-налистическими, либо религиозными нормами и приоритетами, у нас на корабле могут начаться, вот именно – проблемы.  

Наверняка тогда представителям таких конфессий, наций, или стран не избежать обвинений в произошедшем. Что само по-себе, разумеется, было бы и дико, и глупо, и не-справедливо. Но!  

К сожалению – весьма вероятно.  

Поскольку не все наши члены экипажа при выборе линии поведения руководству-ются разумом и логикой, а, в силу того, что они – просто люди, и – эмоциями.  

Не буду указывать вам на возможные ужасные последствия таких обвинений.  

Мы все прекрасно понимаем, что те, кто летал с нами все эти годы – отличные специалисты, верные друзья, и выдержанные и мужественные соратники. Стойко перено-сившие тяготы длительного пребывания в тесном замкнутом пространстве, и космосе. И даже жертвовавшие жизнями для спасения остальных. Царствие небесное нашим погиб-шим!  

Однако сейчас терпение оставшихся в живых людей подвергается огромному ис-пытанию. А психика – стрессу. И естественное раздражение, недовольство, злость и даже истерия, могут проявиться в самых… Крайних формах. Не сомневаюсь, что многие из вас, как, во-первых, умные люди, а во-вторых – ответственные за жизнь и безопасность экипажа руководители, не могли уже не размышлять над этой проблемой.  

Для этого я и собрал вас сегодня здесь. Чтоб узнать ваше мнение, и выслушать предложения по возможным нашим действиям. По предотвращению возникновения бун-тов, обвинений, и межнациональных или межконфессиональных «разборок». Начнём по порядку, – капитан кивнул сидящему от него справа первому помощнику:  

– Прошу вас, старший лейтенант Гопкинс.  

Со вздохом первый помощник Гопкинс поднялся. Видно было, что тема ему не-приятна. Но на то они – и офицеры, чтоб подумать, как сохранить здоровье – и физиче-ское и духовное! – своего экипажа!..  

3. «Чудесная» находка.  

Младший техник Малькольм Шмутц знал только один приемлемый способ снятия нервного напряжения. Ну, или проще говоря – подавления очередного приступа отчаяния и лютой злобы.  

Злобы на всё: на идиота-капитана, на козлов-учёных, на врачей, на баранов-сменщиков, на кока-дебила. Кормящего обрыдшей безвкусной баландой. И на неприятно-сти и проблемы, которые они все вечно старались ему создать.  

Вот как сейчас.  

Неужели все остальные, кто слушал тупые рассусоливания в кают-кампании, и по-малкивал в тряпочку, пока Пауэлл со своими приспешниками – ближайшим окружением! – как по нотам разыгрывали этот сволочной спектакль, хоть на секунду им поверили?!  

Что, дескать, раз погибли все там, на поверхности, ещё восемьдесят лет назад, так и им, почти двадцать лет по корабельному времени не ступавшим на землю родной планеты, спускаться на «заражённую» поверхность нельзя?!  

Чушь какая. Бред! Понятно одно: капитан и его банда не хотят выпускать их из этой вонючей консервной банки – «Пронзающего бесконечность»! И осталось выяснить только одно: почему?! Что там они себе задумали такого, чтоб сделать это руками много-страдального экипажа?! Из-за чего этот самый экипаж нельзя выпускать на «свободу»…  

От мыслей буквально пухла голова, скрипели стиснутые зубы, играли на скулах желваки, и сводило, скрючивало трясущиеся пальцы, пока доставал Белинду из ящика. Сопя и матерясь вполголоса.  

Но когда привязал её как обычно, за запястья и щиколотки, распяв на жёсткой кро-вати животом книзу, с широко раскинутыми руками и ногами, от вида беззащитно-доступного прекрасного тела с милыми округлостями, его немного отпустило. Ф-фу-у…  

Попалась, голубка. Никуда не денешься!.. Супер она у него! Сейчас он её сзади… А в следующий раз – уж лёжа на спине. Но вот так – его заводит больше!  

Встав над чёртовой электронной куклой, он уже не задыхался от злости, а вожде-ленно сопел, невольно водя взглядом от доступных в таком ракурсе изящных маленьких ступней с нежно-розовой кожей подошв, до аккуратных пикантных ямочек над ягодица-ми, и выше – по стройной и гладкой спине. Любовался и профилем прелестно-нежного лица… Нет, не зря он заказал себе блонду: светлые волосы делают как бы – кожу – неж-ней, а личико – ещё миловидней!  

Тем хуже для неё.  

Наконец, налюбовавшись, он прикрыл обнажённое туловище синтетической про-стынёй. Для его кратковременной памяти материала достаточно – теперь все «достоинст-ва» его партнёрши обозначены лишь выпуклостями на белой тонкой поверхности, что заставляет вступать в дело уже – воображение!.. А оно у него – хо-хо!  

Зато так нежная и мягкая псевдокожа уж точно не порвётся!  

Плётка-нагайка у него за эти двадцать лет поизносилась, конечно… Но он отлично справляется с её ремонтом. Так что сила удара и зона поражения остались прежними.  

Ну, пора.  

Он щёлкнул выключателем.  

Чуть дёрнулась простыня на спине – включились симуляторы дыхания. Открылись василькового цвета огромные глаза, сразу скосившиеся на него. Изо рта донёсся сдавлен-ный вздох, сразу перешедший в стон, когда его подопечная поняла, что снова «распята». Умоляющий взор обратился к нему, пухлые губы еле слышно прошептали:  

– По… Пожалуйста! Господин! Не надо! Я всё сделаю, что прикажете! Пощадите!..  

Вот. Этого он и ждал. Чтоб она умоляла, и плакала…  

Поэтому с тех самых пор, как флотское руководство выделило ему для личного пользования эту пластиковую шлюху, выбранную им по стандартному Каталогу, и штат-ный флотский программист настроил её на режим полного подчинения, Малькольм и не сменил ни разу выставленный двадцать лет назад режим!  

Возбуждает потому что! Дико возбуждает!!! До сих пор.  

Вон: естество зашевелилось!  

Но с некоторых пор он приспособился к новым ролевым играм. Он – палач. Агент гестапо. Инквизитор. Сутенёр. Плантатор, наказывающий за неповиновение строптивую рабыню. Грубый и жестокий самец! Животное! Так что незачем ждать чего-то ещё. Сло-варный запас у куклы весьма ограничен, и когда из её чувственного ротика несутся просто стоны и междометия, ему гораздо…  

Приятней.  

Ну всё: сегодня он в роли… Инквизитора:  

– Н-ну, признавайся, ведьма! Где научилась колдовству?!  

– Что вы такое говорите, господин?! Я никогда… Пожалуйста, не надо! А-ах!  

Тварь съёжилась ещё до того, как он нанёс удар. Он, посмеявшись, и остановив ру-ку, убедился, что электронная шлюха теперь закусила губки – понимает, что он играет с ней. Как кот с мышкой!.. И она боится его. И неважно, что там она сейчас бормочет.  

И пусть это только программа, (Хоть и отлично кем-то прописанная! ) но ему дос-таточно и этого ощущения от её «стандартных» реакций – передано такое «поведение» создателями этой дряни чертовски реалистично!  

– Говори! Это ты – заколдовала всю чёртову Землю?!  

А истово она всё отрицает – можно заподозрить, что и правда… Без неё тут не обошлось! (Интересно: можно ли научить такую куклу и правда – колдовать?!..)  

Но эти «посторонние» мысли – отвлекают! Сбивают с настроя!  

Наконец он ударил её – сразу сильно и хлёстко.  

Белинда дёрнулась. Застонала, замычала. Затем – завопила.  

Как хорошо, что он навсегда выставил ей голосовую мощность в три процента – так и его соседи за стенами не слышат, как он её «обрабатывает», и он отлично различает всё, что там сейчас лепечет чувственный ротик с пухленькими губками!  

Кровожадно ухмыльнувшись в широко раскрытые косящиеся на него умоляющие глаза, он удовлетворённо выдохнул, и нанёс очередной удар. А приятно смотреть, как она извивается, словно и правда, ощущает невыносимые страдания! Ах ты ж сучка!.. Ну пого-ди! Сейчас он тебе!.. Прикидываешься, мразь?! Ну так получай! Вот тебе! Вот!..  

И только когда пот стал заливать глаза, а там, внизу, всё напряглось и затвердело так, что, казалось, вот-вот зазвенит, он отбросил плётку, и принялся дрожащими теперь от вожделения пальцами расстёгивать форменные штаны. Скинул на пол и простыню…  

Когда забрался на сотрясающуюся от почти беззвучных рыданий гадину, удовле-творённо выдохнул: не так важно то краткое мгновение между тем, как он вставит своего красноголового воина туда, куда надо вставить, и финишем, как важно ощущение.  

Это волшебное чувство: что он – господин и властелин! Большой Босс! И повеле-вает своей рабыней уверенной и не знающей пощады рукой!.. Ну, и другими местами…  

Вот что значит – правильная подготовка! Он почти приехал ещё до того, как за-кончил экзекуцию. Поэтому когда через пару минут угар буйства плоти закончился, и всё, что требовало выхода наружу, из его чресел вышло, он сполз с до сих пор слабо подёргивающегося от традиционных рыданий тела на постель. Выдохнув, и закусив, как недавно и его жертва, губы.  

Обман. Всё – обман. И самообман.  

Не чувствуют стандартные пластиковые куклы для секса, которыми снабжён в со-ответствии с Уставом весь экипаж, никакой боли. Не говоря уж о сексуальном удовлетво-рении. Нет у них в теле никаких рецепторов! Не смогли ни инженеры, ни врачи создать хоть сколько-нибудь приемлемых вариантов… Ну, во-всяком случае, так было, когда они улетали.  

А теперь, похоже, так и придётся до конца жизни «наслаждаться» этой вонючей пластиковой мерзавкой. Зная, что на самом деле она абсолютно бесчувственна, и если и плачет, или даже стонет от наслаждения – делает это только из-за того, что в её процессор загружена такая программа…  

Как обозначено в Инструкции пользователя – «покорная жертва».  

Да и хрен с ним! Пока у него, как говорится, работает, вполне его этот режим уст-раивает. А вот режим, когда уже кукла трахала бы – Его. Или его мозги! – никоим образом ему не подошёл бы! Не нужна ему «сильная и самодостаточная, независимая» партнёрша. Которую ещё нужно было бы уговаривать. Или вести с ней «интеллектуальные беседы».  

Тьфу, идиотизм!.. Такое – для тех, кому поговорить хочется. Учёным, офицерам…  

А он – простой техник!  

Мысленно выругавшись, он протянул руку, и отключил лежащее рядом устройство, призванное поддерживать в «рабочем состоянии» членов экипажа. Мужчин.  

Логичное решение, что с точки зрения психологов, что с точки зрения физиологов. Здоровые и половозрелые самцы должны… Выпускать пары. Избавляться от накопивше-гося в организме семени. Ну, заодно и предотвращать гомосексуальные поползновения и извращённые настроения, могущие возникнуть в сугубо мужском коллективе, когда там совершенно нет женщин!  

Вероятно, да что там вероятно – наверняка! – всё это просчитано и проверено на «добровольцах» штатными флотскими специалистами-психологами, тысячи раз.  

И ведь – работает!  

Он удовлетворён. И успокоился. Ну, почти…  

Теперь только извлечь блок семяприёмника, и промыть и продезинфицировать…  

Но этим он займётся позже. Потому что сейчас устал. И хочет отдохнуть.  

Развязав руки и ноги бессловестной Белинды, он просто спихнул её с кровати на коврик, куда она упала с глухим стуком – словно скинул мешок муки с плеч на палубу камбуза. Он сладко потянулся, криво ухмыляясь. Ну, спокойной ночи, Малькольм!  

Спокойной ночи, милый доморощенный садист-затейник.  

Джером Гастингс щёлкнул переключателем на пульте посадочного модуля, проин-формировав остальных:  

– Перехожу на ручное. Попытаюсь призем… Тьфу ты – прилуниться не слишком далеко от купола со входом. Всем пристегнуться. – этого можно было и не говорить, все и так пристёгнуты! – Ускорения будут… До двух с половиной «же». Я должен экономить горючее. И не забудьте проверить ремни и крепления гранатомётов и плазменных излуча-телей – мне вовсе ни к чему, чтоб они в самый неподходящий момент порхали по кабине.  

– Не волнуйтесь, пилот. Всё под контролем. – голос первого помощника оставался как всегда сух и спокоен.  

Гастингс криво усмехнулся:  

– Главное – ничего из барахлишка не забудьте, когда двинетесь. Вдруг там засели злобные чужие. Готовые оборонять стратегический объект!  

– Ваша ирония, лейтенант, неуместна.  

– Понял, сэр. Простите. Это я… Пытаюсь поднять нам всем «боевой дух».  

На это замечание первый помощник, вопреки прогнозам Гастингса всё же поле-тевший с ними, промолчал.  

Про себя Гастингс подумал, что, собственно, не должен отчитываться, и стараться «поднять боевой дух» двум врачам-биологам, пяти армейским техникам с оружием, инст-рументами и различным оборудованием для проникновения и ремонта. И трём сосредото-ченно-озабоченным инженерам. Информация о том, что он должен беречь горючее – им всем до лампочки. Как и его домыслы и «юморение» про «чужих». А первый помощник Эндрю Гопкинс, возглавляющий эту маленькую экспедицию, знает об экономии и сам. Что же до пристёгивания барахлишка, и людей…  

Пристёгнуты и люди и их весьма богатый арсенал. Поскольку после отделения от корабля исчезло действие гравитаторов, и в челноке царит лишь та сила тяжести, что соз-дают двигатели – своим ускорением… Ну, или невесомость, когда они выключены.  

Но не молчать же, поскольку и так достаточно тоскливое настроение царит у них на борту с того момента, как капитан разрешил в случае крайней необходимости входной люк попросту взломать!  

То есть, Пауэлл заведомо уверен, что никому там, в помещениях Базы, разгермети-зация уже не нанесёт вреда. И не рассчитывает, что механизмы и приводы двери цен-трального шлюза остаются в рабочем состоянии.  

Методичная и аккуратная работа по регулировке вектора тяги и одновременная коррекция места посадки заняли его внимание на целых (! ) пять минут. Касание поверх-ности прошло незамеченным на фоне действительно немаленьких ускорений при тормо-жении и манёврах. Гастингс удовлетворённо вздохнул:  

– Посадка произведена, сэр. До Лунной Станции по дальномеру триста пять мет-ров. Однако на автобусы я бы не рассчитывал – вам придётся идти пешком. Прошу пасса-жиров проследовать к выходу. Виртуальные стюардессы помогут вам вскрыть их. Наде-юсь, вам понравилось летать космолиниями «Пронзающего бесконечность»!  

– А можно всё-таки без неуместного чёрного юмора, лейтенант? – Джером бук-вально затылком чуял, как первый помощник морщит лоб в недовольной гримасе, и под-жимает губы.  

– Так точно, сэр, можно. Но если по Уставу – оно уж так тоскливо…  

– И тем не менее. Прошу придерживаться стандартной процедуры.  

– Есть, сэр. – Джером усмехнулся в усы, и показал язык центральному обзорному иллюминатору, поскольку знал, что никто его лица не видит, – Докладывает третий пилот Джером Гастингс. Командир, сэр. Посадка произведена.  

– Отлично, лейтенант. Потрудитесь оставаться на месте, пока разведочная партия не вернётся на борт. Ваша задача: держать модуль в полной готовности к взлёту на случай экстренной эвакуации.  

– Есть, держать в готовности, сэр. – Гастингс уже спрятал свою кривую ухмылочку туда же: в холёные усы. Эвакуация, как же! Чёрта с два тут есть в ней смысл.  

Поскольку наверняка внутри команду исследователей ждут только трупы.  

И прекрасно все они это понимают.  

Он невольно посерьёзнел и передёрнул плечами.  

Не хотелось бы, вот именно, идти с ними…  

Капралы Карпов и Дзорба поставили огромный блок портативного аккумулятора у пакетника входного шлюза с заметным облегчением: пусть и при ноль пятнадцати нор-мальной силы тяжести нести громоздкий и чертовски неудобный ящик было нелегко, и, вот именно – неудобно. Нет, весил он, конечно, не сто сорок килограмм, как там, на «Пронзающем», или на Земле, но огромная инерция, приличный размер, и острые жёсткие углы-рёбра никуда не делись.  

Первый помощник скомандовал:  

– Техник Ходжес. Займитесь пакетником.  

– Есть, сэр. – техник, произведённый за заслуги и профессионализм в капралы здесь же, на корабле, ловко справился с крышкой пакетника, и принялся что-то мурлыкать себе под нос, придирчиво обозревая начинку коробки.  

Всё как обычно. Не по Уставу. Но первый помощник знал, что делать замечания не надо – иначе работа профессионала с вокальными причудами замедлится раза в три. Так что пусть работает, как привык. И плевать, как говорит (Или думает! ) пилот Гастингс, на Устав: время сейчас дороже. Кислород в баллонах их скафандров лучше использовать на осмотр, а не на ожидание…  

Минут десять, пока ловкие даже в скафандре пальцы пристраивали щупы и клем-мы к цепям и деталям в сложной электрике наружного щита электрораспределителя шлю-за, царило весьма напряжённое молчание: техник сосредоточенно работал, дыша, как ни странно, абсолютно бесшумно. Зато наполняя радиоэфир немузыкальным мурлыканьем. Остальные только переглядывались, да тихо вздыхали, не нарушая «процесс» приколами, соображениями, или комментариями: а чего говорить, когда уже всё сказано, и варианты обсуждены. И никто не сомневается в том, что они лезут в могильник…  

Ходжес наконец откинулся назад, пропев несколько тактов из победного марша из «Аиды». Буркнув: «враг сопротивлялся изо всех сил, но победили сильнейшие! », обернулся на первого помощника:  

– Вроде, готово, сэр. Включать? Надеюсь, конечно, что смазка не успела совсем уж закаменеть. Но на всякий случай пусть кто-нибудь поможет мне сдвинуть бронеплиту.  

– Карпов, Дзорба. Помогите технику. Включайте, Ходжес.  

Под совместными усилиями техника и других двух капралов броневая плита, перегораживавшая отверстие четыре на два, посопротивлявшись с десяток секунд пыхтящим и сопящим, и трясущим и раскачивающим её мужчинам, вдруг легко и плавно откатилась вбок, открыв тёмную утробу большого грузового шлюза. Космонавты еле удержались на ногах. Ходжес буркнул:  

– Чёрт. Открылась-таки!  

– Можно подумать, техник, мы сомневались в ваших способностях! – Гопкинс ка-зался довольным.  

Изнутри вырвалось небольшое облачко снежной пыли, ясно указывая, что хотя бы какая-то часть атмосферы там, в помещениях Станции, сохранялась.  

– Заносите. И входите. – первый помощник не стал пояснять, поскольку все и так отлично знали, что делать. Доктор Йошидо, оставшийся пока за порогом, хмыкнул, загля-дывая в глубину тёмного помещения из-за спин бойцов:  

– А почему этот шлюз такой… длинный?  

– Он – технический. – голос первого помощника звучал теперь снова нарочито спокойно. Волнуется тоже, стало быть, даже этот пятидесятилетний ветеран, – И ведёт прямо в ангары. Откуда на поверхность выезжали разведочные и бурильные луноходы. А длина стандартной буровой мачты доходит до десяти метров. А нам этот шлюз подходит больше обычного шлюза потому, что мы с нашим немаленьким хозяйством легко можем тут разместиться. – помощник указал рукой на пять солидных ящиков и три незачехлённых агрегата, которые уже втаскивали внутрь помещения техники и бойцы.  

Убедившись, что все оказались внутри, Эндрю Гопкинс скомандовал:  

– Капрал Ходжес. Закрывайте наружный, и принимайтесь за внутренний.  

Терапевт широчайшего профиля, а по совместительству и штатный хирург доктор Людвиг попытался привычным движением поправить остатки роскошной когда-то шеве-люры на затылке. А когда из-за обнаружения преграды в виде затылочной части шлема скафандра это не удалось, вполголоса буркнул «блин». После чего констатировал пред-ставшее перед ними зрелище следующим образом:  

– Как профессионал-патологоанатом с тридцатипятилетним стажем работы могу констатировать, что пострадавший погиб от удара топором.  

Первый помощник, невольно дёрнув щекой, и заставив себя оторвать взор от рас-простёртого на животе скелета с торчащим из спины, из области сердца, топором, поспе-шил внести ясность в ситуацию:  

– При всём уважении, доктор. Сговорились вы с третьим пилотом, что ли? Ваш с ним неподражаемый чёрный юмор в данной ситуации несколько… Угнетает.  

– Хм-м… Согласен. Приношу извинения. Это… От нервов.  

– Верю. Потому что мы все на взводе. Но картина… Удручает.  

– Вот именно. Потому что все мы понимаем, что такой удар он при всём желании не мог нанести себе сам. Следовательно…  

– Следовательно здесь имела место некая конфронтация. А говоря проще – граж-данская война. Думаю, мы найдём ещё трупы. Капрал Ходжес. Подключайте аккумулятор к местной резервной сети. Пусть заработает хотя бы аварийное освещение.  

– Есть, сэр.  

Трупы нашлись.  

Собственно, их и искать особо не пришлось: некоторые коридоры ближе к центру управления были буквально завалены скелетами в истлевшей одежде. В тускло-красном свете аварийного потолочного освещения все тени казались словно чёрно-кровавыми, и зловещая тишина больно давила на уши и нервы. Иногда даже казалось, что трупы шеве-лятся, хотя первый помощник отлично понимал, что это просто тени от движения налоб-ных прожекторов его подчинённых. Мрачной атмосферы не могли рассеять ни преувели-ченно бодрые команды старпома, кому какой коридор осматривать, ни комментарии док-тора:  

– А у этого – рана в височной области черепа. Сквозная. Следовательно, тоже – ни-каких «естественных» причин.  

Определить, от чего умерло большинство пострадавших, проблемы как правило не представляло: у кого-то огромная дыра в одежде указывала на лом или остриё багра, за-частую валявшихся тут же, у кого-то череп оказывался расколот – наверняка тем же топо-ром. Ещё кто-то буквально плавал в лужах крови, сейчас, разумеется, высохшей, и пре-вратившейся в отвратительно шелушащееся чёрное пятно на полу. У некоторых трупов из спины, или груди торчало что-то вроде рукояток от кухонных ножей. Из чего нетрудно было сделать вывод, что всё огнестрельное оружие кто-то предусмотрительно запер. Или ликвидировал. Впрочем, первый помощник мысленно сам себя поправил: не имелось на Станции никакого огнестрельного оружия! К моменту её открытия никто уже не верил в нападение «агрессивно настроенных» пришельцев. Или террористов.  

Поскольку последние ещё не вышли в космос…  

Доктор Людвиг подвёл мрачный итог:  

– Лично у меня не осталось сомнений. Никаких «внешних» врагов. То есть – «зелё-ных человечков». Никаких болезней. Никакой смерти от старости или голода, или отсут-ствия воздуха из-за разгерметизации… Они перебили себя сами. Вон: в руках вон того и вон того до сих пор зажаты кухонные ножи, а под вон тем трупом – ломик с пожарного щита. А вон и кирка. Всё верно, сэр. Гражданская война.  

– Интересно, почему они не пользовались лазерами, ракетницами, и гарпунами.  

– А очень просто. Не хотели повреждать стены и двери, и нарушать таким образом герметичности Станции. – это высказался второй учёный, доктор Йошидо.  

– Но… с чего бы это им так заботиться о герметичности Станции, если они всё равно перебили друг друга?  

– Не знаю, сэр. Но могу догадаться. Наверняка так происходило оттого, что что-то… А вернее – кого-то они хотели сохранить во что бы то ни стало.  

Несмотря даже на «гражданскую войну»!  

– Но… Кого?  

– Вероятней всего ответ на этот вопрос мы получим на пятом, самом нижнем этаже Станции. Где самые «надёжно» защищённые помещения. Да и Командный Центр распо-лагался именно там.  

Ответ на предположение доктора Йошидо и правда нашёлся именно в Командном Центре.  

Прямо посередине обширного, хоть и несколько низковатого помещения, по пери-метру сплошь заставленному шкафами с документами, приборами, и компьютерным обо-рудованием, высился огромный ящик. Монументальный. Со всех сторон опутанный шлангами, проводами, и обвешанный приборами.  

Саркофаг.  

Две жёлтых лампочки на его передней панели до сих пор тускло светились, и от металлической коробки полтора на полтора на три метра исходило слабое гудение. Прав-да, ощутить это удалось лишь тогда, когда Гопкинс коснулся объекта рукой в перчатке: в ушах возник тихий равномерный гул. Первый помощник скомандовал:  

– Доктор. Похоже, вы не ошиблись. Кого-то они тут сохранить пытались. И по-скольку то, что имеется внутри – наверняка по вашей части, прошу вас.  

Но Йошидо и сам уже заставил себя преодолеть странную скованность, и подойти поближе к агрегату. Счистить слой неизменной пыли с передней части иллюминатора на его верхней стороне. И заглянуть в расчищенное окошко.  

Чтоб ответить, ему пришлось сглотнуть, и даже прочистить горло:  

– Гхм-гм… Тэкс. Поистине, чудесная находка. Имеем одного погружённого в ги-персон пациента, сэр. Предположительно вполне живого. Данные приборов, – он поспе-шил повторно взглянуть на блёкло-зелёные цифры, выведенные проектором прямо на стекло иллюминатора, – говорят о… Нормальном состоянии.  

К этому моменту и первый помощник подошёл и встал рядом с доктором. Однако при всём своём самообладании он не смог сдержать удивлённого возгласа:  

– Чёрт!.. Это же – женщина!  

– Вот именно, сэр, вот именно. И я даже боюсь предположить, какие трудности и проблемы нам эта находка создаст!  

– В-смысле – проблемы?  

– Ну как же! Если (Если! ) нам удастся благополучно вывести её из гиперсна и ожи-вить, и она действительно придёт в себя…  

Мы ведь были в полёте почти двадцать лет! А мы – мужчины! В большинстве сво-ём здоровые и сильные. И естественным желанием любого из нас будет в первую очередь – секс!.. С последней представительницей женского пола! И удержать многих из команды будет… Весьма затруднительно.  

А у этой женщины сейчас в первую очередь должна быть другая функция.  

Возродить вновь столь глупо вымеревшее человечество. То есть – никакого, вот именно, «беспорядочного» секса! А – только с теми, кого мы выберем для этой почётной и ответственной роли! То есть – умными и здоровыми!  

Так что мы должны поберечь нашу единственную…  

Еву!  

– Разумеется, доктор. Вы абсолютно правы. Эта… женщина представляет сейчас поистине колоссальную ценность. И мы не можем допустить, чтоб члены нашей коман-ды… – первый помощник прикусил язык, понимая, что его сейчас слышат все, кто задей-ствован в операции, и те, кто остался на корабле, в рубке, – Э-э… Использовали её не по так чётко сформулированному вами «главному назначению». Хотя…  

Она не кажется слишком уж привлекательной. Лицо не назовёшь миловидным.  

– Думаю, сэр, в нашем случае это не будет иметь никакого значения.  

– Согласен. Но в любом случае, все вопросы, связанные с её воскрешением и даль-нейшим… Функционированием будет решать капитан.  

– Господин старший лейтенант, – доктор Йошидо позволил себе криво усмехнуться про себя, но в его голосе это никак не проявилось, – Не нужно ставить вопрос так. Она – к сожалению! – не оборудование, которое должно, как вы выразились, «функционировать». И с «предназначением», которое мы собираемся ей предложить, а вернее – навязать, может не пожелать согласиться.  

Ведь она – женщина!!!  

Конечно, в её колоссальной ценности, что для нас, что для человечества у меня со-мнений нет. Но с другой стороны было бы… Нетактично решать всё за неё. И сводить её роль к функции «человекоматки». Ведь она – тоже личность. Обладающая определённы-ми правами и в первую очередь – правом на свободу. Решений. Ведь мы – как ни крути, а члены – Социума! И подчиняемся Законам и нормам поведения. И у нас – демократия!  

Поэтому мы ничего не можем ей навязать вопреки её воле! И она должна сама вы-брать и принять то, что ей, вероятней всего, предстоит делать. И делать довольно долго.  

Фактически – до конца её репродуктивного возраста.  

– Хм-м… Согласен, доктор. Но не рано ли мы заговорили о её «решениях» и «пра-вах»? В первую очередь нужно всё-таки воскресить её. И убедиться в том, что сейчас она способна зачать и выносить. И родить. Здоровое полноценное потомство. Все проблемы, связанные с её «решениями» и «правами» встанут только в этом случае!  

Да и то – если она не очнётся полной идиоткой, или не сойдёт с ума, как иногда случается при выводе из гиперсна!  

– Разумеется. В первую очередь – оживить. Это – важнее всего. Сохранив все функ-ции организма.  

И я, как специалист, предвижу здесь определённые проблемы. В частности, что энергопитание этого автоклава в настоящее время явно в критическом режиме. И нужно срочно подключить наши аккумуляторы к его цепям. Потому что несмотря на то, что лам-почки и надписи – ещё жёлтые, и зелёные, горят они в полсилы. Или даже, скорее, в чет-верть накала. То есть – похоже, солнечные батареи и местные аккумуляторы уже не в со-стоянии поддерживать нормальное функционирование систем жизнеобеспечения. И ре-зервное питание нужно подать как можно быстрее!  

Первый помощник тоже треснулся рукой в перчатке о затылочную часть шлема. Затем глянул на техника:  

– Капрал. Вы слышали доктора. Найдите здесь, на приборном щитке этого автокла-ва, выводные клеммы для подключения наших резервных аккумуляторов. И немедленно подключите к ним наш третий резервный блок. Ни при каких обстоятельствах энергопи-тание этого… устройства не должно прерываться! Карпов, Дзорба! Принесите сюда этот блок из входного коридора.  

Капралы отправились наверх, перенести тяжеленный кожух третьего резервного аккумулятора от входного тамбура, возле которого его, как и большую часть доставленно-го на Станцию оборудования, маленький отряд оставил пока – за ненадобностью. Техник с кряхтением опустился на колени, и принялся копаться, и тыкать щупами тестера, в щитке на боковой панели автоклава. Первый помощник неторопливо двинулся вокруг гудящего ящика, внимательно осматривая его кожух и периметр комнаты.  

Внезапно он с возгласом удивления наклонился, подняв с пола покрытый инеем листок бумаги. Впрочем, при внимательном рассмотрении это оказалась не бумага, а ку-сок толстого картона, покрытый словами, написанными с большим нажимом обычной шариковой ручкой. Некоторое время Гопкинс хмурил брови, читая. Сказал:  

– Доктор! Подойдите. – первый помощник говорил нарочито небрежно, но никого го предательски подрагивающий голос не обманул. Все сразу поняли, что Гопкинс нашёл что-то очень важное. Наверняка имеющее отношение и к усыплённой женщине и к ката-строфе на Станции.  

4. Завещание  

Доктор Йошидо прочёл текст очень быстро, буквально за несколько секунд. Отреа-гировал весьма эмоционально:  

– О-о! Вот как… Хм-м… Н-да. Думаю, мы можем смело зачитать это послание и остальным… нашим людям. Раз уж они уже узнали о найденной. Так, как мне представля-ется, будет честнее.  

– Да, пожалуй. Тем более, что… Капитан, сэр! – первый помощник теперь обра-щался непосредственно к Пауэллу, который присутствовал, конечно, в рубке «Пронзаю-щего», но до сих пор не вмешивался в действия своего подчинённого и первого замести-теля, логично полагая, что тому на месте и виднее и сподручней принимать конкретные решения. – Прошу вашего разрешения огласить это… Завещание! Насколько я могу су-дить, оно… Важно. Особенно в контексте того разговора, который мы… – помощник не договорил, но не сомневался, что Пауэлл и так всё понял.  

На некоторое время капитан взял паузу. Но прочтя текст, который Гопкинс поднёс к своей наплечной камере, согласился:  

– Зачитывайте.  

– Есть, сэр. Вот этот текст, уважаемые… э-э… соратники:  

«Обращаюсь к нашим выжившим потомкам, или тем представителям Человечест-ва, кто вернётся из экспедиций к звёздам. Ну, или к инопланетным существам, которые прилетят сюда, в солнечную систему.  

Виновных в том, что вирус «Ковид-193» вырвался на свободу, в результате ли пре-ступной халатности, или был применён сознательно, там, на Земле, найти так и не смогли. Бессмысленные и злобные обвинения со стороны правительств разных стран в адрес вероятных виновных подтвердить конкретными и неопровержимыми фактами и доказательствами не удалось. И все дни перед тем, как прекратились последние радиопередачи с Земли, на нашей родной планете царил вопиющий информационный хаос.  

Однако беспочвенные домыслы и попытки прояснения этого вопроса послужили причиной возникновения конфликта и на нашей международной Станции.  

В результате этого конфликта в живых остался только я, заместитель начальника Станции, профессор Каин Харак, и физик-ядерщик Нелли МакГоннегал. Однако в связи со вспыхнувшей и между нами ссорой, я взял на себя смелость принять следующее реше-ние.  

Первое. Усыпить с помощью снотворного Нелли МакГоннегал. И поместить её в саркофаг для гиперсна, как потенциальную продолжательницу человеческого рода.  

Второе. Уничтожить все имеющиеся в моём распоряжении материалы, полученные нами с Земли в период с начала катастрофы, по сей день, и касающиеся попыток выяснения, кто виновен в произошедшей трагедии. Я посчитал, что эта крайне противоречивая и предвзятая информация ничего не проясняет, а только позорит так называемое Человечество. В глазах что его сыновей, отправившихся к звёздам во имя Блага этого самого Человечества, что инопланетян, прилетевших бы и пожелавших восстановить последовательность событий и причины чудовищной трагедии.  

Третье. Перевести всё энергопитание Станции на поддержание функционирования автоклава с усыплённой.  

Четвёртое, и последнее. Принять дозу цианистого калия, чтоб сэкономить энергию и кислород на моё, бессмысленное теперь, проживание здесь. Поскольку сам я уже не в состоянии «продолжить человеческий род». В связи с преклонным возрастом и климак-сом.  

Прощайте.  

Надеюсь, вам с принятием решений будет легче.  

Каин Харак. »  

Некоторое, и довольно продолжительное, время после того, как стих чёткий и под-чёркнуто нейтральный голос первого помощника, царила тишина.  

Затем капитан Пауэлл сказал:  

– Не могу не поразиться мужеству и рационализму заместителя начальника Лунной Станции. Он, несмотря на чудовищные трудности, и преклонный возраст, сделал то, что должен был сделать настоящий Человек с большой буквы. То есть – не стал вмешиваться в «разборки» тут, на Станции. И, загрузив женщину в саркофаг, самоустранился, завершив все дела, чтоб не… Потреблять лишний кислород и электроэнергию. И сохранил для нас возможность попытаться восстановить род человеческий.  

И постарался предотвратить наши, или чьи-либо ещё попытки выяснить, кто вино-вен в произошедшей катастрофе. Сняв тем самым массу щекотливых вопросов, которые, и правда, могли бы возникнуть у членов нашей экспедиции. И частично нейтрализовал возникновение презрительного к нашей расе отношения, если бы сюда первыми добрались действительно – какие-нибудь инопланетяне. Но где он сам?  

– Боюсь, сэр, что он – в своей каюте. Я нашёл его, просто проходя мимо, чисто слу-чайно, поскольку именно его имя значилось на дверной табличке. Сама дверь была рас-пахнута настежь. А тело лежало на кровати. Без видимых следов насильственной смерти. Да и лицо… Выглядело как бы… Умиротворённым!  

– Ясно, старший техник Дассаев. Кстати, что там с их реактором?  

– С реактором проблема, сэр. Но не техническая. Оборудование, насколько могу судить, не повреждено. Все механизмы и трубы в хорошем состоянии. Просто полностью «выгорело» ядерное топливо: стронций-234.  

– То есть, если бы мы загрузили из наших запасов, реактор снова можно было бы запустить?  

– В-принципе, оно бы так и было, сэр. – старший специалист по реактору не скры-вал в тоне иронии, – Проблема только в том, что у нас, на борту «Пронзающего», нет этого самого стронция. А из того, что есть, синтезировать его невозможно. А применено здесь, в их миниреакторе, именно это редкое топливо, насколько я понял, для того, чтоб при любых обстоятельствах избежать возможности сляпать из него бомбу!  

– Хм-м… – но первый помощник думал недолго, – Следовательно, восстановить энергоснабжение Станции в полном объёме не удастся в любом случае?  

– Так точно, сэр. Реактор пуст, как бутылка из-под шампанского после Нового Го-да. Местные же аккумуляторы имеют заряд на пределе их живучести: ноль шестьдесят пять сотых процента. А то, что сейчас способны выдать солнечные батареи Станции, со-ставляет не более чем четыре десятые процента от их изначальной мощности. Самораз-рушение, сэр. Ну, и плюс пыль на наружных поверхностях. С вероятностью девяносто процентов через пару лет тут так и так обесточилось бы всё. Включая… э-э… саркофаг.  

Следовательно, мы успели. Вскочить в последний вагон уходящего поезда.  

– Да, это радует. Но непонятно, почему этот… Харак… Не предусмотрел такого?  

– Осмелюсь предположить, сэр, что он не был специалистом ни по реакторам, ни по солнечным батареям, ни по автоматике. – это весьма сердитым тоном влез в разговор техник Ходжес, который всё ещё стоял на коленях перед панелью управления автоклава, продолжая что-то там замерять и переподключать, вполголоса ругаясь, – Да и по электри-честву, если уж на то пошло, он специалистом не был! Он тут такого наподсоединял!..  

Удивительно, как чёртов автоклав попросту не сгорел за все эти годы! Но сейчас всё в порядке. Всё будет работать ещё как минимум пятьсот дней. На столько нашей за-пасной батареи хватит. Ну-ка, чтоб я не вставал, кто-нибудь: посмотрите: нормально ли горят цифры?  

– Отлично горят. Ярко и чётко. Спасибо, техник. Благодарю вас за оперативное устранение… Проблемы. И пусть мы пока не знаем, как нам оживить эту… усыплённую, в любом случае хотелось бы пока хотя бы – сохранить её. В целости.  

– Согласен с вами, первый помощник, – в голосе капитана наконец прорезался на-чальственный тон. – И в связи с этим приказываю: доктор Кимуро и доктор Людвиг. Про-изведите, насколько возможно, тщательный осмотр тела усыплённой. Изучите все физио-логические показатели. Разработайте и предложите как можно более безопасный способ её выведения из гиперсна. Такой, чтоб гарантировать… Хм. Нормальное «функциониро-вание» её организма, как это обозначил уважаемый лейтенант Гопкинс.  

– Есть, сэр. – доктор Людвиг, давно вошедший в Командный пункт Станции, но так и не взглянувший ни разу на женщину в стальном коробе, покачал головой, – Но какой бы план оживления мы, сэр, не предложили, одно могу сказать точно: оживлять её придётся здесь! На Станции. Потому что транспортировать этот саркофаг к нам на «Пронзающий» не удастся. Он просто не поместится в трюм посадочного модуля.  

Следовательно, нужно будет обеспечить сюда и электропитание в нормальном объёме, и восстановить, хотя бы на этом Уровне Станции, нормальное атмосферное дав-ление, комнатную температуру, да и кислород подвести. Ну, и так далее. Доктор Йошидо?  

Доктор поспешил подтвердить выводы коллеги:  

– Совершенно с вами согласен, доктор. Выбора у нас, собственно говоря, нет, сэр. Саркофаг не то, что в трюм модуля не войдёт, он и в эту дверь-то не пролезет! Оживлять её действительно придётся здесь. А для этого нужно, вот именно – обеспечить на этом Уровне нормальные бытовые и производственные условия. То есть, проще говоря, сделать всё, как на «Пронзающем» – и тепло, и воздух, и электричество, и всё остальное.  

Капитан Пауэлл не колебался ни секунды:  

– Внимание. Вот мой официальный приказ. Старший лейтенант Гопкинс. На вас, как на моего первого помощника, я возлагаю все работы по приведению нижнего и по возможности и двух ближайших Уровней Лунной Станции в условия штатного функцио-нирования. Берите на борту нашего корабля любое необходимое для этого оборудование, подключайте всех нужных специалистов, и как можно быстрее приступайте. Организуйте все работы так, чтоб после «оживления» объекта мы могли забрать назад все наши механизмы, запасы, и оборудование. Плюс то, что наши инженеры найдут необходимым демонтировать и эвакуировать на корабль – уже со Станции.  

Те, кто не занят непосредственно в этой операции, в частности, учёные и доктора, могут пока вернуться на борт «Пронзающего». Но только до того момента, когда все ра-боты на Станции по её обустройству будут завершены. С этого времени вам, доктор Ки-муро, и вам, доктор Людвиг, придётся неотлучно находиться именно там, возле саркофага. Вплоть до того момента, как операция по оживлению женщины будет успешно завершена.  

Вопросы?  

Вопрос нашёлся только у техника Ходжеса:  

– Где моя крестовая отвёртка, чёрт бы её побрал?! А-а, вот она: пардон! Оказывает-ся, я на ней сижу…  

В тренажёрном зале сегодня почему-то было оживлённей, чем обычно.  

Мастерсу даже пришлось выстоять маленькую очередь в два человека, прежде чем он попал на тренажёр для икроножных мышц. Лейтенант Макс Иверсен, оказавшийся на соседнем тренажёре, весело бросил:  

– Что, Джон, тоже стараешься привести себя в форму?  

– В-смысле – в форму?  

– Ну как же! Пф-пф… У всех наших только и разговоров, что об этой… найденной! Какая она красавица, и как бы ей понравится… Пф-пф… В-смысле – произвести неотразимое впечатление своими… Физическими кондициями! Чтоб именно с ним эта дама захотела зачать потомство!  

Мастерс рассмеялся – вначале весело. Но потом до него дошло, что штурман и не думает шутить:  

– Чёрт побери!.. А я-то думаю, чего это сегодня здесь народу, как сельдей в бочке! Вот уж не собирался. Участвовать. В кастинге на призового производителя!  

– А зря. – было непонятно, шутит штурман, или говорит серьёзно, – Наш капитан славится своей «правильностью» и… Пф-пф… демократизмом. Вот все и вычислили, что он, разумеется, предоставит даме самой выбрать, с кем она захочет… Ну, то, что положе-но захотеть сделать для зачатия!  

– Ага. Не сомневаюсь. Да, производитель для такого случая, конечно, должен быть призовой. С кубиками на прессе, и фигурой как у заправского культуриста… Но у меня есть два вопроса: первый – куда девать некрасивую морду такого качка, и его тупые моз-ги. И второй – удастся ли эту козу вот именно – воскресить. Как я понял из разговоров наших медиков, с этим проблемы.  

– Да нет с этим никаких проблем. – это влез уже закончивший качать железо инже-нер Владимир Якушев, – Док Йошидо сказал, что автоклав в приличном состоянии, и тело тоже. Закачаны в неё всякие положенные криопротекторы, и всё такое прочее. Так что как только подведут ток, и воздух, и нагреют помещения – можно будет приступать.  

К собственно оживлению.  

– Блинн… – Джон невольно сглотнул, – Не знаю, как вы, а я так предвижу пробле-мы. Как бы наши особо молодые и рьяные не передрались. Как на рыцарском турнире в честь благородной незнакомки. Может, она как раз чего-нибудь такого и захочет! Типа, чтоб победил – сильнейший. И благороднейший! Достойнейший самец!  

– Ха-ха! – Макс Иверсен наконец закончил, и повернулся лицом к нему, – Ты юмо-рист, как погляжу. Где это ты нашёл у нас – «молодых и рьяных»?! Всем – минимум по сорок пять! Да и готов поспорить на свою еженедельную рюмку водки против поломан-ной зубочистки, что если эту леди действительно оживят, и дело дойдёт до драки, ника-ким «рыцарством» пахнуть не будет! Ребята будут готовы уложить противника любым способом. Хоть самым подлым и коварным! Ну как же!  

Настоящая женщина – после двадцати лет с резиновой куклой!..  

Это вам не хухры-мухры!  

– Н-да, проблемы с методикой отбора первого «осеменителя» наверняка будут… – Джон, раздумавший качаться, слез с тренажёра, – И бедолаге Пауэллу придётся наверняка солоно. Не хотел бы я быть на его месте.  

– А я, раз уж речь зашла об этом, не хотел бы быть на месте этой «леди». Пред-ставь, если с десяток наших особо озабоченных говнюков сговорятся, да и вломятся к ней.  

Групповое изнасилование в этом случае гарантировано!  

А уж какие от такого действа получатся дети – можете представить сами!..  

Капитан Пауэлл вынул наушник из уха. Побарабанил пальцами правой руки по столешнице рабочего стола своей каюты, поёрзав на табурете.  

С одной стороны он не пользовался системой прослушки, имевшейся на «Прон-зающем», уже добрых десять лет: команда практически не давала ему поводов подозре-вать её членов в неповиновении, или «агрессивных» настроениях… (Тьфу-тьфу! )  

С другой – хорошо, что всё-таки не приказал демонтировать. Потому что каких только возможных вариантов поведения запертых в течении двадцати лет в замкнутом пространстве половозрелых мужчин он сегодня не услыхал… И все они имели определённую долю вероятности своего воплощения в жизнь. Включая даже столь глупый план, как похищение оживлённой, и бегство с ней на втором челноке на поверхность планеты.  

Не-ет, простыми решениями тут не пахнет. Все слишком возбуждены. И так просто его людей с бойцовского настроя не сбить… Нужно что-то глобальное, радикальное, чтоб команда угомонилась. Отвлеклась. И сексуальные потребности отошли, хотя бы на время, на второй план. Говорят, в таких случаях хорошо помогает какая-нибудь…  

Катастрофа!  

При которой, разумеется, никто не должен пострадать. И тем более – погибнуть!  

Ну и, разумеется, не должно безвозвратно пропасть никаких ценных ресурсов – та-ких, как кислород, топливо, вода… Но!  

На устранение последствий которой можно было бы направить все силы!  

Придётся, следовательно, поднапрячь воображение.  

Доктор Эдди Маркс только-только забрался в бассейн с восхитительно тёплой во-дой, расположенный на заднем дворе его шикарной виллы на лазурном берегу, как вдруг в ушах возник оглушительный гул и грохот! Оглянувшись, он понял, что взорвался вулкан, находящийся в десятке километров от его виллы! Да что же это за?!..  

Но шум и грохот в ушах всё усиливался и усиливался, заставляя уже зажимать уши ладонями, и даже открыть рот и заорать во всё горло. Чтоб уберечь барабанные перепонки от повреждения, а разум – от обморока!  

Доктор обнаружил, что голова, оказывается, лежит на насквозь промокшей от его же пота подушке, а уши он и правда – зажимает!  

Потому что с подволка неистово орёт сирена тревоги!  

Пришлось вскочить, и ринуться со всей возможной скоростью к шкафчику с лич-ной одеждой. Скафандр для внутренних работ сейчас как раз должен подойти – он и не такой громоздкий, как тот, для наружных, и влезть в него куда быстрее и проще! А по-скольку гнусный голос автомата аварийной сигнализации не твердит «Разгерметизация корабля! », то можно и немного успокоиться, одевшись. И проследовав на штатное место своего расположения при тревоге. То есть – в шлюз номер А-2, у входа во второй спаса-тельный модуль.  

Поскольку доктор Маркс не имеет отношения к ремонту систем жизнеобеспечения корабля, и его двигательным установкам, он должен, согласно штатному расписанию, просто «не создавать помех техническому персоналу, непосредственно занимающемуся аварийным ремонтом, и одновременно быть готовым к экстренной эвакуации».  

Внутри шлюза уже стоял доктор Кимуро, сержант Лютер Вайс, он же – кок, а сразу за Марксом в шлюз вошёл и младший лейтенант Джером Гастингс, в обязанности которо-го как раз и входило пилотирование второго спасательного модуля-челнока, если бы в этом возникла необходимость.  

Лейтенант первым делом протиснулся к дальней стене шлюза, и глянул в иллюми-натор, имевшийся в торцевой двери, на трюм номер два.  

– Слава Богу, наш спасательный модуль цел! Во-всяком случае, выглядит неповре-ждённым. Снаружи. – пилот утёр со лба крупные капли пота, – Проклятье! А вот про мо-дуль номер один так при всём желании не скажешь!  

– А… Что с ним, лейтенант? – у Маркса по позвоночнику пробежали мурашки, и голос как-то сразу охрип. Вероятно, от дурных предчувствий.  

– Что с ним, что с ним… Взорвалась дюза его чёртова маршевого движка, будь она неладна! Разворотило всю корму, и вся палуба трюма в обломках и мусоре!  

Слава Богу, цистерны с топливом и окислителем, вроде, не пострадали. А то мы так легко не отделались бы – выбило бы наружную переборку, и в трюме имелся бы чёр-тов вакуум! Хорошо что перегородка кормовой части модуля бронированная. Как и стены первого трюма – утечки кислорода, вроде, нет. Хоть в чём-то повезло!  

– Вы всё это сами видели, лейтенант?  

– Да уж конечно – через центральный монитор нашей рубки! Так получилось, что была моя вахта, и пока в камеру внутреннего обзора трюма не угодил какой-то осколочек, размером с добрый кирпич, чёртов взрыв я пронаблюдал во всей, как говорится, красе!.. Так что сейчас у нашего «технического персонала» будет масса проблем и хлопот! Убо-рочкой придётся заняться капитально! А вот насчёт отремонтировать… Ну, запасной-то маршевый движок на складе есть. Поскольку дюза уж точно ремонту не подлежит…  

Но вот расчистка и установка… Минимум – неделя!  

Доктор Йошидо посмотрел на доктора Маркса. И у того сразу возникло подозре-ние, что и в его голове промелькнула молнией та же самая мысль: «Уж больно «вовремя» взорвался этот самый первый модуль»! Именно он был постоянно «на ходу». И именно его рабочее состояние систематически поддерживали технические службы и специалисты «Пронзающего».  

И на чём же теперь прикажете лететь специалистам по «оживлению» на Лунную Станцию?! Ведь чтобы полностью «технически обслужить» и привести в рабочее состоя-ние пусть и целый, и проверенный второй модуль, тоже понадобится – не менее двух су-ток! Не говоря уж о том, что на устранение того безобразия, что сейчас царит в трюме но-мер один, и установку нового маршевого движка уйдёт как минимум втрое больше време-ни! Хорошо хоть, что трюмы отделены друг от друга, от жилой зоны корабля, и от космо-са – броневыми переборками…  

Но почему?!  

Почему отлично подготовленный, аккуратно «обслуживаемый», и часто использо-вавшийся движок модуля вдруг взорвался?!  

Случайность… Или диверсия?!  

Но кому такая диверсия могла понадобиться?! И – главное! – для чего?  

Впрочем, долго мудрить над ответом доктору Марксу не пришлось. Правда вот, никому не скажешь о мысли, в первую очередь проникшей в голову.  

Капитану это выгодно!  

Чтоб до чёртовой «оживляемой» как можно дольше никто не мог добраться!  

С другой стороны, какой бы смысл всем этим озабоченным кобелям до неё сейчас добираться – ведь она ещё заморожена, похлеще какой-нибудь жабы в сибирской вечной мерзлоте? Да и когда её за пару-тройку суток (Так обещает док Людвиг! ) разморозят, по-надобится как минимум ещё дней пять, чтоб все «функции её организма» пришли в над-лежащую, стабильную, форму. То есть – сама по-себе разморозка – тот ещё стресс. Как для тела, так и для психики «воскрешаемого». А уж для женщины – и подавно! Так что команда не может не понимать, что минимум неделю после начала операции контактиро-вать, не говоря уж о «заниматься сексом» с дамой будет категорически нельзя.  

Что не отменяет, конечно, «очень хочется! » Все половозрелые кобели их экипажа сейчас напоминают ему вожделённо облизывающихся котов, наматывающих круги вокруг банки со сметаной! Накрытой пока стеклянным колпаком.  

Сирена наконец заткнулась. Зашипела внутренняя трансляция, и капитан Пауэлл сообщил:  

– Капитан в рубке. Согласно приборам, непосредственной угрозы жизни экипажа нет. Однако! Тот факт, что нас… э-э… подвёл, да ещё в столь важный момент, маршевый двигатель нашего дежурного челнока, заставляет обеспокоиться. И задуматься.  

Над надёжностью и нормальной работой всего нашего оборудования!  

И если раньше мы могли руководствоваться мыслями такого плана, что «вот доле-тим до дома, а там уж техники и инженеры доков Истсайда подлатают наш «Пронзаю-щий» капитально, и заменят все выработавшие свой ресурс механизмы и коммуникации», теперь такими приоритетами руководствоваться нельзя!  

Потому что нам предстоит жить здесь. И, вероятней всего, хотя бы первые годы выращивать наше потомство здесь же. На нашем корабле.  

И всё здесь мы должны отремонтировать, и подготовить к новым, гораздо более продолжительным, условиям работы! Потому что ни на какие другие помещения или мес-та обитания нам надеяться смысла нет. Станция на Луне тоже отпадает – там нет электри-чества. И тяготение в ноль восемнадцать от стандартного приведёт наши мышцы в такой тонус, что планеты нам станут недоступны! Из-за банальной атрофии этих самых мышц.  

И – главное.  

Мы не можем допустить, чтоб жизни женщины, которую мы планируем, разморо-зив, перевести сюда, угрожала даже малейшая опасность. Поэтому: приказываю.  

Первое. Всем, кто отвечает за непосредственное техническое обслуживание перво-го посадочного модуля и его дока, немедленно приступить к его ремонту, и уборке поме-щения. Желательно закончить работы по монтажу нового маршевого двигателя в течении недели. Второе. Всем остальным. Приступить к самому тщательному осмотру вверенных их заботам участков, и имеющихся на них механизмов и агрегатов. Заменить все нена-дёжные детали на новые. С целью предотвращения возможных отказов и поломок. Тща-тельно отремонтировать старые, демонтированные ранее, детали. В настоящее время хра-нящиеся на складе. Мы должны, повторяю, предотвратить даже намёки на возможные не-исправности на нашем «Пронзающем»! Всё должно работать, как швейцарские часы!  

Потому что, повторяю в третий раз, именно здесь нам предстоит жить весьма дол-го. И растить наших детей. И, вероятней всего, детей их детей. И учить их. Ремонту ко-рабля. Ну, и всему, что знаем.  

Приступить к выполнению.  

Докладывать по мере выполнения всех операций по ремонту и техобслуживанию.  

5. Технические проблемы  

Техник по системам охлаждения и криооборудованию Джон Картрайт матерился уже вслух.  

С охлаждающими установками чёртова реактора, да и, если уж на то пошло, холо-дильниками камбуза всегда были проблемы. А теперь получается, всё это жутко ненадёж-ное, и на пределе живучести работающее барахло, придётся уговаривать, чтоб оно прора-ботало ещё хотя бы как минимум столько же лет, сколько уже продержалось!  

Это вообще – нереально! Что бы там не думал капитан.  

Поэтому вытерев руки о стоящую колом от долгого использования масляную тряпку, в которую превратился за двадцать лет фартук с карманами для инструментов, Джон направился прямиком к каюте Пауэлла.  

На его аккуратный стук изнутри послышалось:  

– Войдите!  

– Здравия желаю, капитан, сэр!  

– Здравия желаю, техник. Проходите, садитесь.  

Сам Пауэлл, вставший из-за стола, тоже опустился на стул во главе этого самого стола для планёрок. Картрайт, пройдя к первому креслу справа от капитана, опустился на него:  

– Капитан, сэр. У моего подразделения проблемы.  

– Я внимательно слушаю вас, техник.  

– Мы со старшим техником Дассаевым и капралом Гринвичем долго совещались. И пришли к неутешительному выводу. Охлаждение реактора не продержится дольше пяти лет. Сгнили, из-за аварии, в которой тогда погибли наши люди, и от действия охлаждающего раствора, трубы второго контура. Их стенки сейчас по данным ультразвукового сканнера, не толще пяти миллиметров. А были – двадцать!  

А у нас на складе этих труб больше нет!  

И ещё. Холодильные камеры камбуза примерно в таком же паршивом состоянии. А к ним запасных контуров или змеевиков даже нет на складе. Не предусмотрено. Потому что умники из проектного отдела рассчитали, что тридцать-то лет они прослужат. А затем их просто заменят. В доках, при капремонте корабля.  

– Тэк-с… – Пауэлл побарабанил, как он это всегда делал в случаях затруднений, пальцами по столешнице, – Ваши предложения? Ведь я правильно понял – вы что-то при-думали? Иначе не пришли бы?  

– Э-э… Совершенно верно, сэр. Придумали. Вернее, это Дассаев придумал. Он предложил снять трубы с контуров охлаждения Лунной Станции, и перетащить к нам. Выкинуть наши, а поставить станционные. Поскольку реактор Лунной Станции мы уж точно запустить не сможем, там эти трубы теперь не понадобятся! А нам они позволят прожить более-менее спокойно ещё как минимум тридцать лет! Их состояние, по оценке техника Дассаева, удовлетворительное!  

– Хорошее предложение. Действительно, лучше заменить изношенные и корроди-ровавшие трубы на те, что ещё в рабочем состоянии. Но… Подойдут ли они для нашего реактора? Ведь на Станции – миниреактор?  

– Подойдут, сэр. Реакторы практически однотипны, только размер и горючее рабо-чей зоны другое. Эти реакторы строили фактически одновременно, и большая часть кон-структивных решений, и технических характеристик, и даже основные габариты для условий Космоса у этих моделей – типовые. То есть – стандартизированные. Так делали, именно, как раз для того, чтоб при случае – заменять детали, узлы, или даже целые блоки. Только вот…  

– Да, Картрайт?  

– Только вот на время такого ремонта нам придётся останавливать наш реактор минимум на трое суток, и спускать из системы всю циркулирующую там сейчас кипящую жидкость! А без реактора нам придётся сидеть только на аварийном освещении. Ну а с ремонтом холодильников камбуза… Проблем не будет. Заменим на то, что добудем на Лунной Станции. Постепенно. По очереди.  

– Понятно. – капитан кивнул, нахмуренные брови сказали Джону, что проблемку он подбросил начальству ту ещё, – И сколько времени уйдёт на демонтаж и транспорти-ровку запасных труб со Станции? И демонтаж наших, и установку добытых?  

– Ну, поскольку их реактор холодный, и сохранять жидкость не нужно, думаю, ес-ли у нас будет человек пять помощников, управимся за пару суток. Ну, плюс ещё несколь-ко часов на погрузку и перелёты. И, как я уже доложил – три дня на установку на наш.  

– Удовлетворительно. Что ж. Приступайте к подготовке. Грузите на борт второго челнока все необходимые инструменты и оборудование. Я скажу первому помощнику, чтоб выделил вашей группе ещё пятерых человек для оказания непосредственной, так сказать, и чисто физической, помощи. Там, на Станции. И здесь.  

Скажу и о том, что вашей работе придаётся первостепенное значение. Потому что без электричества, которое даёт наш реактор, «Пронзающий» – просто кусок металла, ле-тящий по орбите. Но!  

Как я уже говорил, сделать всё это нужно будет до того, как наши доктора размо-розят и переправят к нам на борт эту женщину. То есть – как только будет закончен про-филактика и расконсервация второго челнока – сразу и вылетайте. Думаю, за ближайшие двенадцать часов вы успеете погрузить в его трюм всё, что понадобится для демонтажа.  

Да, техник! Заодно посмотрите на их складе – если найдёте что-то, что будет нуж-но вашему, или другому техническому подразделению – тоже грузите! Да вообще – всё грузите и демонтируйте, что покажется вам полезным и необходимым! Ну а кроме того, вы – не первый, кто приходит ко мне с подобными проблемами. Так что представители других подразделений тоже будут помогать вам… Очищать склад Станции. Подчистую.  

И это разумное и правильное решение.  

Потому что на Лунную Станцию мы вряд ли вернёмся.  

Но кроме деталей и механизмов забрать оттуда нам ничего не удастся.  

Потому что профессор Харак уничтожил не только матричные платы всех компьютеров, но и запасные платы, и флэш-носители. Даже на складе.  

Так что будем беречь как зеницу ока наш центральный Компьютер.  

Для него запчастей нет!  

Доктор Эдди Маркс хмурился.  

От этого чёртовы очки сползали на кончик носа ещё чаще, чем обычно, но он по-правлял их уже автоматически – не задумываясь. Поскольку было не до них!  

Вот уж задачку поставил перед ним капитан!  

Обеспечить «размороженную» полноценной, и обогащённой витаминами  

едой!  

А где прикажете её взять – эту самую «витаминизированную» еду?! Впрочем…  

Он подошёл к коммуникатору, и позвонил прямо капитану. В его каюту.  

– Капитан слушает.  

– Это доктор Маркс, сэр. Вы приказали обеспечить размораживаемую витамина-ми… Мне вот кое-что пришло в голову.  

– Да, доктор?  

– Из наших запасов не осталось ничего: мы надеялись на ресурсы Земли. Но!  

У нас в холодильниках имеются запасы зерна. На случай, если б мы нашли подхо-дящую планету, и попробовали вырастить земные растения в новой почве. А поскольку такой планеты мы не нашли, эти запасы нетронуты. Вы не будете возражать, если я по-пробую прорастить семена имеющейся там пшеницы, да и скормить нашей… э-э… подо-печной эти ростки? Согласно заверениям учёных, как раз в таких молодых ростках очень много витаминов! Можно будет сделать из них нечто вроде… Салата.  

– Хм-м… Не возражаю. Сколько там зерна?  

– Около килограмма, сэр.  

– Хорошо. Попробуйте для начала прорастить грамм двести. Прорастите и ещё ка-ких-нибудь зёрен. Скажем, овса. Столько же.  

– Есть, сэр. Тогда… У меня всё.  

– Хорошо. Отбой. – капитан повесил трубку. Доктор Маркс тоже.  

Так, нашёл он себе работёнку. Теперь нужно найти широкую плоскую кювету, и насыпать на дно немного перегноя. И высадить чёртовы семена. А они двадцать лет лежа-ли в холодильниках. Прорастут ли?.. И как их поливать? И сколько держать под лампами? И сколько ждать, пока пустят ростки? И до какой высоты дать им дорасти, прежде чем срезать?  

Вот заботу он себе нашёл!  

Но чего не сделаешь ради… Женщины!  

Техник Ходжес во второй прилёт на Луну чувствовал себя почти как дома.  

Двери внешнего шлюза открылись легко, а на нижнем уровне Станции калориферы нагрели запущенный в рубку из баллонов воздух почти до ноля градусов. Единственная проблема – пришлось повозиться и с внутренними, межуровневыми, шлюзами, и «техобслужить» и их – чтоб драгоценный воздух не выходил из помещения с саркофагом.  

Пока оба доктора, Кимуро и Людвиг, совещались, тыкая пальцами в цифры на пе-редней панели саркофага, и в тело своей подопечной, Ходжес решил переговорить с группой, направленной на демонтаж труб местного реактора:  

– Алло, здесь техник Ходжес. Вызываю старшего техника Дассаева. Как у вас там дела? – в наушнике щёлкнуло, и зазвучал слегка задыхающийся, вероятно, от усилий, го-лос Рашида Дассаева:  

– Нормально дела, спасибо. Как движется разморозка?  

– Спасибо, тоже неплохо. Наши доктора уже потыкали в даму пальцами, и даже сошлись на том, что её возраст, вероятно, позволит ей родить не менее десяти раз.  

– Отлично! Будем надеяться, что капитан всё же решит разыгрывать очерёдность оплодотворения по жребию. Тогда и у меня есть шансы. – на это замечание Ходжес успел только пару раз хихикнуть, поскольку прыщавая физиономия старшего по обслуживанию реактора специалиста уже стала притчей во языцех, но вдруг в их разговор вклинился доктор Кимуро:  

– Уважаемый техник Ходжес. Вы позволите оторвать вас от содержательнейшего разговора с вашим коллегой? И пригласить к пульту управления этого автоклава. Потому что настало время начать, собственно, разморозку!  

Вздохнув, Ходжес подошёл к панели. Опустился на колени. Сказал:  

– Разумеется, позволю. Приношу извинения за то, что отвлекал вас досужими раз-говорами. Мне просто хотелось узнать, как там обстоит дело с демонтажем труб реактора.  

– Нормально оно обстоит, Ходжес. – Дассаев тоже посмеивался, – но всё это фигня по сравнению с вашей с уважаемыми докторами работёнкой! Готов поспорить на дохлого таракана против канистры спирта, что и все ребята, кто сейчас с нами, и те, кто потрошит местный склад, даже дыхание затаили, только б не упустить ни одной детали из пред-стоящего вам… Действия!  

Потому что если что-то пойдёт не так, накроются медным тазом все наши страда-ния, старания и заботы! И поглотит великий Космос навсегда цивилизацию жалких лю-дишек с планеты Земля!.. А тогда смысл наше…  

Старшего техника прервал весьма сердитый голос первого помощника, стоявшего возле саркофага, но ни во что пока не вмешивающегося, и осуществлявшего «общее руко-водство операцией»:  

– Уважаемые коллеги. Считаю плоский юмор и беспредметные разговоры неумест-ными в данной ситуации. Поэтому приказываю. Прекратить разговоры, не относящиеся непосредственно к делам, которыми занят каждый специалист. И заняться, вот именно – делами.  

– Есть, сэр!  

– Есть, сэр!  

Разморозить девушку, как её называл доктор Кимуро, удалось пусть не за два-три, но за четыре дня. Всё это время оба доктора и техник неотступно находились в рубке Станции, и спали посменно. Сама Лунная Станция в это время медленно но верно пре-вращалась в гулкое, и пустое от механизмов, коммуникаций, и запчастей, пространство. А вернее – в саркофаг. Потому что все тела и скелеты капитан приказал отнести в местный спортзал. Поскольку только оттуда было нечего забрать.  

Переносить эти тела на «Пронзающий» Пауэлл посчитал бессмысленным, по-скольку предать их, как положено, земле, наверняка не удалось бы. После того, как оказа-лись окончены все работы по демонтажу-переносу, первый помощник лично провёл сим-волический обряд погребения. Прочтя над телами молитву, и отдав честь.  

– Ну, если теперь что здесь, на Станции, и сохранится лучше всего, так это – как раз эти скелеты. Поскольку кости в вакууме не гниют.  

– Не нужно иронизировать, сержант Дрейк. Раз поверхность планеты нам заказана, лучшего места последнего упокоения, чем эта Станция, для них не найти!  

– Да, сэр. – сержант покивал. Затем сказал, – Мы перенесли её койку и все осталь-ные личные вещи из её каюты. Может, ей понадобится ещё какая-нибудь одежда? Или бумажные книги? Или, может, картины, или фотографии какие. Разных мест. Тут, в-принципе, остались. В других каютах.  

– Хм-м… Правильная, как мне представляется, мысль. Перенесите все книги, какие найдёте. Пусть они и дублируют нашу электронную библиотеку, но… Некоторые люди до сих пор предпочитают их. И читать, и просто ощущать в руках. Действуйте.  

– Есть, сэр.  

Сержант ушёл, Гопкинс направился в рубку.  

Момент, который он там застал, принято называть решающим.  

Техник Ходжес, лицо которого стало почему-то красным, как у варёного рака, во все глаза пялился на нагую до пояса сидящую на кромке ящика фигуру, которую с обеих сторон поддерживали под руки оба доктора, а глаза на сером и влажном от пота лице оживляемой как раз открылись. Словно два раскалённых гвоздя они впились в глаза пер-вого помощника.  

Женщина открыла рот. Но голос отказался ей повиноваться. Она сглотнула. Сердито что-то промычала. Снова открыла словно сведённый судорогой рот. Голос, скорее, не звучал, а шипел. Но тон оказался весьма злобным и с налётом горечи.  

Но фраза, прозвучавшая очень тихо, оказалась тем не менее очень разборчива:  

– Мне плевать на мой «долг перед всеми людьми»!  

И ни с кем я трахаться для «продолжения рода» не буду!!!  

Челюсть у лейтенанта Гопкинса отпала до груди как-то сама-собой. Глаза выпучи-лись. А слова буквально застряли в горле. (забыл он как-то о своём «самообладании офи-цера») Похоже, ступор охватил и обеих, тоже пооткрывавших рты, докторов. В отличии от техника Ходжеса, «просёкшем» юмор ситуации:  

– Вот уж сказано от души, и чертовски конкретно! Уважаю! Ну, с добрым утром, леди! – техник не придумал ничего лучше, как не вставая с колен, помахать даме ручкой.  

– Здравствуй… те. Кх-кх. Вы – кх…то? – она снова сглотнула, голос постепенно набирал силу и звучал громче.  

– Я – техник Иезекия Ходжес. Это – первый помощник нашего капитана, старший лейтенант Эндрю Гопкинс. А те двое мужчин, что вас сейчас поддерживают – доктор Ганс Людвиг, и доктор Йошидо Кимуро. Именно их стараниям вы и обязаны своему успешному воскрешению!  

6. Пробуждение  

– Что ж. За ваши «старания», вам, конечно, спасибо… – дама по очереди бросила взгляд на одного и другого докторов. Правда, особой благодарностью её взгляд отнюдь не пылал, – Значит, это всё же произошло… – теперь тон был задумчивым, голос звучал чуть громче, – И – сколько?  

– Что – сколько?  

– Сколько я… спала?  

– Вы, уважаемая Нелли, спали около семидесяти пяти лет. – в диалог вступил нако-нец и первый помощник, – Но наши уважаемые доктора заверяют, что ваш возраст прак-тически не изменился от того, в котором вы были, когда вас… э-э… усыпили.  

– Сволочь! – на лице женщины снова прорезалась целая гамма эмоций, – Вот ведь гад! Мерзкий ублюдок!  

– Простите, мисс, я вам, вроде, ничего плохого пока не…  

– Да это я не о вас, лейтенант. – она досадливо махнула ручкой, дёрнув бледным плечом, – Не помню вашего имени. А про этого старого козла – Харака! Тварь. Он, значит, подсыпал-таки мне снотворного! И изнасиловал!  

– Прошу прощения, милая леди, но это нереально. – это вклинился доктор Йошидо, – Вы ведь в курсе, сколько ему было тогда лет?  

– Ну… да. Семьдесят один.  

– Вот-вот, и я о том же. У него давно наступил климакс. Ну, если верить его заве-щанию. А у нас нет оснований ему не верить.  

– Что ещё за завещание?  

– Мы его вам обязательно покажем, уважаемая Нелли. Когда перевезём к нам на корабль.  

– Меня зовут не Нелли. И больше не называйте меня так.  

– Извините. Но именно это имя значится в ваших доку…  

– Я знаю, что там значится! – перебила первого помощника уже вполне громко го-ворившая женщина, – Но это – для официальных документов. А зовут меня – Наиля.  

– Хорошо, уважаемая Наиля. Мы будем называть вас так, как вам угодно.  

– Вот именно. И делать вы тоже будете всё, как мне угодно. Если, разумеется, же-лаете, чтоб я действительно выполнила. Ту идиотскую «функцию», про которую мне по-стоянно талдычил этот старый козёл!.. Думаю, от неё мне не отвертеться, как ни крути… Вы ведь – экипаж вернувшегося со звёзд космолёта?  

– Да, леди. Наш корабль называется «Пронзающий Бесконечность».  

– Ага. Помню. Я застала ваш старт. Ладно, где моё полотенце? – никакого перехода или изменения тона при смене темы никто из мужчин не заметил. Да её, похоже, и не было. Женщина сделала попытку самостоятельно вылезти из саркофага, но ничего у неё не вышло: мышцы ещё не держали туловище. Наиля еле слышно матюкнулась.  

– Вот оно. – Гопкинс снял требуемое средство гигиены со стула, на котором оно висело, и подошёл к саркофагу.  

– Ну и чего вы мне его тычете?! Лучше помогите вылезти из этого чёртового гроба!  

– Минуту. – Гопкинс перекинул полотенце через плечо, чтоб освободить руки, и, схватив ту за талию, действительно помог Наиле выбраться из саркофага, и слезть на пол, воспользовавшись и помощью обеих докторов. Впрочем, угодить на даму оказалось не просто:  

– Уберите ваши холодные руки! Ай! Да вы что тут, совсем все ополоумели?! Могли бы хоть коврик какой подстелить! А вдруг я простыну – пол же стальной!  

– Коврик, уважаемая Наиля, остался с другой стороны саркофага. Сейчас мы вам его… – но техник Ходжес уже переправил требуемое оборудование к ногам обхватившей себя руками женщины. Она только буркнула: «Спасибо», встав на него ступнями.  

Как ни странно, попытки первого помощника помочь ей в обтирании розовым махровым полотенцем дама пресечь не пыталась. Зато когда тело оказалось вытертым и слегка покрасневшим от интенсивного растирания, Наиля отыгралась:  

– Почему тут так холодно?! – оба доктора только переглянулись: в помещении, со-гласно их указаниям стояло плюс двадцать восемь по Цельсию! – А где мой комбез? Нет, не этот! И не этот. Что, трудно было принести все вещи, которые были в моём шкафчике?!  

Техник Ходжес, криво усмехаясь, подтащил к саркофагу большую картонную ко-робку, стоявшую в углу:  

– Вот, уважаемая Наиля. Тут всё, что имелось в вашем шкафчике. И чемодане.  

Женщина, завернувшаяся в полотенце, заглянула внутрь:  

– Вы – что?! И правда – с ума все посходили что ли?! Почему мои трусики лежат вперемешку с комбинезонами и косметикой?! О-о! Тут же – и книги! Всё же испачкается!  

– Приношу извинения за то, что они лежат так. – это снова вступил лейтенант Гоп-кинс, – Но насчёт «испачкаться» можете не волноваться: мы тщательно протёрли от пыли и всего прочего ваши вещи, и выстирали и продезинфицировали их все!  

– Да как вы посмели?! Ненавижу!!! Терпеть не могу, когда кто-то ковыряется в мо-их личных вещах! Особенно – в нижнем белье! – глаза у Наили снова горели, как у дикой кошки, а рот буквально брызгал слюной.  

– Можете не сомневаться: всё абсолютно стерильно, и не повреждено!  

– Да я не об этом, лейтенант! Какой вы тупой! Я – в принципе против того, чтоб мои вещи лапали и осматривали посторонние! Тем более – мужчины! Это – интимные предметы туалета! Какое вы имели право ковыряться в них?! Пусть и продезинфицированными руками.  

На это замечание довольно долгое время никто не мог ничего ответить – поскольку никому просто ничего достойного в голову не приходило. Затем техник Ходжес сказал:  

– Мадам! Если вам от этого станет спокойней, могу сообщить: все ваши вещи вы-стирал, и выгладил вашим же утюгом лично я. Один. И никто другой в них не «шарил», не ковырялся, и не осматривал. И уж можете быть уверены: про такой «подвиг» я ни с кем особо распинался не…  

– Вот как? Хм-м… – похоже было, что дама сменила гнев на милость, услышав подлинное раскаяние в голосе техника. Во всяком случае, она убрала свирепое выражение на лице, а головку вздёрнула, – В таком случае, спасибо ещё раз, техник. Только не считайте, что это накладывает на меня какие-то обязательства по отношению к вам! Ни в каком плане!  

– Ну что вы, леди! Мне такое и в голову не приходило! – но взгляды, которыми техник награждал пробуждённую, пока первый помощник помогал ей вытереться, проти-воречили этим словам, и женщина не могла, конечно, их не заметить.  

– Ладно. Отвернитесь все! Мне нужно одеть… – тоненькие кружевные трусики, ко-торые бледная рука достала из коробки не оставляли сомнения в том, чего именно дама собирается надеть, – Повернётесь, только когда разрешу!  

– Уважаемая миссис МакГоннегал. – это влез наконец взявший себя в руки доктор Людвиг, – Позвольте всё же вам помочь. Хотя бы в плане способности стоять на ногах. Смотреть на вас мы не будем. А то вас всё ещё качает! А мы с доктором Кимуро – всё-таки вдвое старше вас! И как представители науки – выше этого!  

– Ага – два раза выше! Ну и дела: прямо Сусанна и сладострастные старцы… – но криво усмехнувшись, Наиля всё же вздохнула. И соблаговолила внять уверениям, – Ладно, уважаемые доктора. Согласна. Колбасит пока действительно… Словно в штормовом море.  

Оба доктора, бережно поддерживавшие даму за предплечья и талию, скромно от-водили глаза к стенам рубки. Техник Ходжес и первый помощник отвернулись к выход-ному люку.  

Некоторое – и довольно продолжительное! – время кроме сопения и тихих руга-тельств слышно ничего не было. Затем дама смилостивилась:  

– Ладно уж. Разворачивайтесь!  

Вот теперь Гопкинс смог наконец по-достоинству оценить сокровище, которое спас для них «сволочь» Харак.  

Лицо – не сказать, что миловидное, но по-своему привлекательное. Правильные черты, смоляные брови, чётко очерченный волевой рот, большие, широко расставленные карие глаза. Очень живые и выразительные. Фигура… Пожалуй, её можно было бы на-звать стройной. Или, скорее, спортивной. Голубой комбинезон, плотно облегая тело, не позволял усомниться, что перед ними – женщина: широкие бёдра, контрастная, хоть и не тонкая, талия, длинные ноги, изящные меленькие ступни. Которые Наиля почему-то не спешила спрятать в стандартные полусапоги, оставив те стоять рядом с ковриком.  

Короткие прямые волосы странного коричневого оттенка женщина активно выти-рала другим, голубым, полотенцем, взятым из всё той же коробки:  

– Ну?! Как я вам? Только без вранья! Нравлюсь? – движения тела, заключённого в наряд, позволяющий теперь только по косвенным признакам судить об этом самом теле, как ни странно, производили куда более сильное впечатление, чем когда это самое тело было абсолютно обнажено и неподвижно. Первый помощник, прекрасно понимавший, что дело тут в воображении, всё равно невольно сглотнул. Доктора традиционно молчали, всё ещё поддерживая даму с обеих сторон.  

Дело пришлось снова взять в свои руки Ходжесу. Иначе, как он понял, леди снова рассердится. На отсутствие адекватной оценки её прелестей:  

– Супер! – техник не постеснялся плотоядно ухмыльнуться и поднять кверху боль-шой палец, – Секси! Ва-аще класс! Богиня! Вы только оделись, а я уже снова хочу стрип-тиза! Чтоб мне лопнуть, если у меня уже не… Ну, это… Отреагировало!  

– Техник, вы – хамло! Причём – редкостное! Да ещё и циник впридачу. – но по ми-ло покрасневшему лицу было понятно, что пусть грубая, но лесть Ходжеса оказалась даме приятна, – Как вас только ваше начальство терпит!  

Отреагировал и первый помощник:  

– С трудом. Особенно его ненавязчивый и тупой юмор. Но… Леди Наиля! Вы пре-красны. Без дураков. И я очень рад, что к вам вернулось хорошее настроение.  

– Ага – хорошее! Как же! Как ни вспомню, так!.. Сволочь этот Харак. Задолбал он меня, буквально весь мозг вынес. И затрахал своими моралистскими проповедями! О моей будущей «почётной обязанности», и «долге»! Перед чёртовым человечеством. Нет, я просто не могу, – она подкатила глаза к подволку, оскалившись мелкими белыми зубками, – спокойно вспоминать об этом! А если и здесь начнётся та же бодяга, я, я…  

Поубиваю вас всех! Сама!  

Вид у их подопечной при этом заявлении был такой, что и у докторов, и у помощ-ника, и техника, да и у всех, кто наблюдал эту сцену через видеокамеры на борту «Прон-зающего», не возникло ни тени сомнения, что уважаемая Наиля сможет это сделать!  

Поэтому лейтенант Гопкинс поспешил увести разговор от щекотливой темы:  

– Леди Наиля. Простите, только сейчас догадался спросить. Как вы себя чувствуе-те?  

– Как, как… Хреново. Голова гудит, будто перепила. Алкоголя. Руки-ноги трясут-ся. Холодно до сих пор, хотя я вижу, что оба уважаемых доктора потеют – значит, здесь натоплено от души… Ну а в-принципе – жива. И, вроде, всё помню. Это – главное.  

– Рад, что вы столь прагматично смотрите на это дело. И если вы чувствуете себя достаточно в силах, может, вы позволите проводить вас к нам на корабль? Там уже подго-товлена удобная большая каюта, нагретая до комфортной температуры. Мы взяли на себя смелость принести для вас скафандр, более-менее подходящий по размеру. Потому что скафандры Станции кажутся нам из-за долгого хранения в ненадлежащих условиях – не-надёжными. Да и испорчены многие из них. Ну, вы, наверное, в курсе.  

– Да уж! Эти идиоты просто поубивали друг друга, и рубя, и пронзая… И не глядя на то, кто – в скафандре, а кто – и без!  

– Простите моё неуместное любопытство, леди. – это в разговор вступил доктор Кимуро, – А из-за чего, собственно, разгорелся конфликт?  

– Не из-за меня, если вы об этом подумали. – желчного тона дама постаралась на-пустить побольше, – Я не настолько самовлюбленна, чтоб идти против фактов. Да и Ма-рина Солнцева была всё же посимпатичней меня… Царствие ей Небесное.  

Они перегрызлись из-за поиска виновных. В том, что там, на Земле, случилось.  

– В-смысле – виновных? Ведь вряд ли кто из обитателей Станции на Луне мог ока-зать какое-то…  

– Да нет, доктор, – видно было, что Наиля слегка раздражена на непонятливость врача, – разумеется, никто из здешних обитателей не виноват в том, что разразилось внизу! Просто… У них возник спор, кто, а вернее – какая страна первой применила. И почему. А из тех обрывочных и противоречивых сведений, которые доходили оттуда, снизу, кон-кретно понять ничего не удавалось. Потому что поднаторели во лжи все эти политики, обозреватели, и военные… Уж так друг друга обвиняли! Аргументировано. А кто сейчас отличит фейк – от правды?! Вот именно. Глобальная брехня, словом!  

Ну вот и принялись наши балбесы ругаться, да обвинять друг друга. Словно те учёные и технический персонал, которые оказались здесь – и правда, несут какую-то от-ветственность за тех, оставшихся внизу, идиотов! А оружие в ход они пустили только по-тому, что единственный человек, который мог бы их как-то сдерживать и вразумлять, на-чальник нашей Станции, полковник Ян Паттерссон, в самый неподходящий, если можно так выразиться, момент, умер от сердечного приступа.  

К сожалению, его смерть не вразумила, а просто дала возможность нашим самым ярым «националистам» обвинить в его смерти своих противников! Ну, и понеслась…  

– Но как же вы выжили, леди? Ведь трупы остальных женщин, всех восьми, мы нашли? И скончались они все… От насильственной смерти.  

– Дуры потому что были! Активно поддерживали! Того или другого. А уж как свои поганые рты открывали, защищая, или обвиняя… Вот и получили своё!  

А я… Э-э, это было нетрудно. Я просто не вступала ни в какие «блоки», «союзы», «группировки», и не принимала ничью сторону. А заперлась в рубке. То есть – здесь.  

На моё несчастье, этот тупой козёл, Харак, тоже был в это время здесь. Пытался с помощью трансляции вправить мозги всем воевавшим. А они чихали на его проповеди, морали, и призывы! Ну а пойти к ним и попытаться вразумить лично, он не пытался. Арт-рит не позволял. Он последние месяцы вообще старался ходить поменьше. Ноги болели.  

– Но как же он сюда, на Станцию тогда попал? В космос же не берут…  

– Верно. Но в его случае НАСА сделало исключение. Этот козёл был исключитель-но профессиональным специалистом по астрофизике. Что-то там глобальное и важное вы-явил в чужих галактиках пять лет назад. Получил и Нобелевскую. За это самое. Чего вы-яснил. Ну а если честно, то все, кто помимо него оказался на Станции, молодые и здоро-вые, отлично понимали, что еле живому калеке здесь не место. А уж тем более – нельзя назначать его зам. начальника Станции. Пусть и номинально. Но…  

Мозги у него и правда работали. Как часы! Он даже здесь успел чего-то открыть.  

– Понятно, леди. – лейтенант, помогавший всё это время Наиле залезать и запако-вываться в скафандр, наконец вздохнул с облегчением, – Ну вот. Теперь можно и идти. Техник Ходжес захватит коробку с вашим… э-э… оборудованием.  

– Хорошо, только пусть уж будет поосторожней с ним. Кстати! Мы что – сюда больше не вернёмся?  

– Нет, уважаемая Наиля. Лунная Станция расконсервации уже не подлежит. Пото-му что уже нет самого главного, что нужно для жизни в космосе – электричества. Выгоре-ло горючее в вашем реакторе. А солнечные батареи выработали ресурс, и окончательно испортятся года через два.  

– Погодите-ка… Но как же тогда сохранился мой саркофаг?!  

– На последних резервах аккумуляторов. И того мизера, что давали солнечные па-нели. Мы с нашими аккумуляторами успели сюда буквально в последний момент!  

– Ага, понятно. – в скафандре трудно передёрнуть плечами, но Наиле это удалось, – Ладно. Одевайтесь, раз так, и сами. И ведите.  

А то, несмотря на одну шестую чёртова «же», ноги не держат!  

Капитан Пауэлл, предвидя трудности с адаптацией дамы, долгое время жившей при пониженной гравитации, да ещё и ослабленной после гиперсна, приказал сбросить силу тяжести на борту «Пронзающего» до ноль четырёх всё тех же «же».  

Однако когда челнок причалил, и створка наружного люка «Пронзающего» закры-лась, их подопечная не упустила случая поворчать:  

– Вы что тут, хотите меня убить? Живёте при повышенной гравитации?  

На это снова ответил техник Ходжес:  

– А вы, уважаемая Наиля, сколько времени прожили на Луне?  

– Четыре месяца. Буквально двух недель не дотянула до возвращения домой!  

– Ну, тогда всё понятно. Мышцы адаптировались к пониженной нагрузке, и усохли. Больше нужно было времени уделять «лечебно-спортивным» мероприятиям в спортзале!  

– Ну вы меня ещё поучите, техник! – дама сердито фыркнула, – Раз так нагло себя ведёте, ничего вам не дам!  

Ходжес осклабился:  

– Ой-ой, как мы заговорили! Подумаешь, испугала! Не больно-то и надо! Моя пер-сональная кукла даже посимпатичней вас! А уж вежливая и безотказная – и не говорите!  

Наиля взъерепенилась:  

– Наглая скотина! Ваши пошлые шуточки, техник, засуньте себе в зад!!! Я, я… По-жалуюсь капитану!  

– И – что? Он отберёт у меня мою Розамунду? Ничего не выйдет. Отбирать, даже на время, у членов экипажа средства личной гигиены и поддержания иммунитета запрещает Устав Космофлота!  

Зашипела, открываясь, дверь модуля. За ней оказался лично сам Пауэлл, разумеет-ся, слышавший весь диалог через наушник. Лицо капитана выражало сосредоточенную серьёзность. Хотя Ходжес видел, что Пауэлл еле удерживает… смех:  

– Техник Ходжес. За пошлые шутки и неподобающее обращение к даме – два наря-да вне очереди. На кухне.  

– Есть, два наряда вне очереди, сэр! – но по лицу Ходжеса было видно, что он сво-ей вины «не осознал». И вполне доволен.  

7. Придирки, склоки, и качание прав начались!..  

Но Наиля явно считала, что техник наказан недостаточно:  

– Спасибо, конечно, сэр. Я ведь правильно понимаю – вы тут всем командуете? Ну так вот: скомандуйте, чтоб у этого доморощенного юмориста и наглого пошляка отобрали его чёртову Розамунду! Хотя бы на месяц!  

– Сожалею, миссис МакГоннегал. Но я не могу нарушать Устав Космофлота. А там действительно чёрным по белому записано: «запрещается изымать или отбирать даже на короткое время средства личной гигиены членов экипажа, и оборудование для снятия нервного напряжения и повышения иммунитета!.. » Ну и так далее.  

– Ах, вот как. Ну хорошо. Тогда добавьте ему от меня лично ещё наряд на кухню!  

– Техник Ходжес. Отбудете три наряда вне очереди.  

– Есть три наряда, сэр. Можно вопрос?  

– Задавайте.  

– А с каких это пор у нас на «Пронзающем» сменился командир?  

– С тех самых, как вы имели глупость привезти сюда меня!!! – глаза Наили снова метали молнии, и рот кривился от плохо сдерживаемого гнева, – И поскольку всем вам очень нужно восстановить чёртово человечество, а других «приспособлений» для этого вам Господь Бог не предоставил! Вот вам и придётся, техник, засунуть свой поганый язык в место, где солнце не светило, и следовать моим приказам! И выполнять мои «капризы»!  

– При всём уважении, миссис МакГоннегал, ваши, как вы изволили выразиться, «приказы», экипаж будет выполнять лишь в том случае, если их одобрю я. И – если они не будут противоречить Уставу Космофлота, и банальному Земному законодательству.  

– Опомнитесь, капитан! Какое – «Земное Законодательство»?! И Уставы?! Нет уже ни Земли, ни людей, кроме нас!  

– Вот именно, миссис МакГоннегал. Мы – последний оплот Земной Цивилизации. И не должны превращаться в стадо неуправляемых скотов. Или озабоченных кобелей. Поэтому пока здесь, на «Пронзающем», жив хоть один член экипажа, все существующие Уставы и Законы будут соблюдаться!  

– Вот повезло, так повезло! – Наиля фыркнула, – Опять попался бюрократ! И тоже – «правильный», прямо как мой «любимый» Харак! В таком случае, напоминаю вам, ува-жаемый, не знаю вашего имени…  

– Капитан Сигурд Пауэлл. – впрочем, добавлять «к вашим услугам, миссис», капи-тан не спешил. Поскольку явно считал необходимым вновь восстановить свой авторитет в глазах команды.  

– Вот-вот, капитан Пауэлл. Так вот: напоминаю вам, что мне вы – никакой не капитан, и не начальник! Мне начальник был полклвник Паттерсон, но он мёртв. Как и все, кто командовал в той или иной степени моей личностью и карьерой на Станции, или там, на Земле. И подчиняться вашим дурацким будущим приказам я не намерена!  

– Очень жаль, уважаемая миссис МакГоннегал. Я имею в виду, мне жаль, что вы так плохо знаете Уставы и Законы. И Правила внутреннего распорядка. Что на космиче-ских Станциях, что на космических кораблях. В параграфе пять Устава, подпункты с пер-вого по восьмой чётко прописано, что на время космического рейса, или вахты, весь эки-паж безоговорочно подчиняется приказам начальника. Если это – Станция. Или капитана – на корабле. В той степени, в какой они не противоречат… Я уже говорил, чему.  

Ну а все, кто спасены, в результате ли реагирования на SOS, или на другие… вне-штатные ситуации – с других кораблей или Станций, считаются временными членами экипажа спасшего их корабля, и тоже обязаны подчиняться всем положенным правилам внутреннего распорядка, и Законам, и приказам его командира.  

– Говорю же: бюрократ! Ну и как вы собираетесь заставить меня выполнять то, чего я не захочу выполнять?!  

– Никак. Поскольку никаких нарушающих Земные законы, или попирающих ваши конституционные права, приказов, я отдавать не собираюсь. Другое дело, если вы откаже-тесь выполнять мои приказы, соответствующие внутренним Правилам, Уставу, и Зако-нодательству. В таком случае я имею право за неподчинение применить к вам любые стандартные, административные, или другие, санкции, которые предусмотрены этими документами для тех, кто не…  

– Ой, хватит! Довольно! – Наиля скривилась, словно ей задели за обнажившийся в зубе нерв, – Зануда! Педант! Буквоед хренов! – Она замолкла на мгновение, поскольку, похоже, что до неё наконец дошёл смысл сказанного капитаном Пауэллом, – Впрочем… Если вы не будете заставлять меня заниматься сексом с целью продолжения так назы-ваемого «человеческого рода», меня вполне устраивают такие наши взаимоотношения!  

– Леди. Заставлять вас выполнять то, что вы так охарактеризовали, повторяю, никто не собирается! Вы – абсолютно свободная личность, и, как я уже сказал, все ваши конституционные и человеческие права мы будем скрупулёзно соблюдать.  

– Ха! – леди Наиля, похоже, наконец, просекла ситуацию, потому что на её лице расплылась довольная улыбка, – А как же – «восстановление?!» Чёртова человечества?  

– Восстановление, как вы изволили выразиться, человечества – слишком серьёзная задача, чтоб решать её силовыми методами. Или экспромтом. Да ещё в столь эмоциональ-но окрашенных беседах. Мы с вами, миссис МакГоннегал, ещё вернёмся к этому вопросу, но гораздо позже. Скажем, когда вы подкрепите свои силы обедом, и соответствующим отдыхом. В своей каюте. Ну, или позже – когда вам будет удобно.  

А сейчас, если не возражаете, старший лейтенант Харпер, и инженер Честны помогут вам добраться до этой каюты. И можете быть вполне спокойны: без вашего желания никто вам здесь навязывать даже самую почётную и нужную миссию не будет!  

– Ага! – похоже было, что женщина всё ещё испытывает определённые сомнения в правдивости заверений капитана, но обнаруживать это, высказывая вслух, она не собира-ется, – Мысль понятна. Отдохнуть и пообедать, и правда, было бы неплохо. А то у меня, как говорят уважаемые доктора, семьдесят пять лет во рту маковой росинки не было!  

Старший помощник, слова которого приписали уважаемым докторам, решил тем не менее не уточнять, кому именно принадлежало это высказывание. Вместо этого он с видимым облегчением передал свою подопечную, отпустив её предплечье, в слегка под-рагивающие руки второго помощника, лейтенанта Алекса Харпера. С другой стороны Наилю аккуратно взял под локоток инженер Збигнев Честны.  

– Ну, ведите! Помогите последней дочери Человечества добраться до её каюты! Вперёд, храбрые космонавты, гордо пронёсшие знамя человечества по Вселенной, и с чувством хорошо выполненного долга вернувшиеся на родину. Которая, к сожалению, не только не оценила ваш подвиг, но и всё сделала, чтоб вы осознали ничтожность своих жизней, и никчёмность своих усилий! Ну и кому теперь нужны добытые вами кровью, потом, и прочими лишениями, знания?!  

Техник Ходжес, вполголоса, но уж так, чтоб всем присутствующим было отлично слышно, проворчал:  

– Может, стоит и ей дать пару нарядов? А то её ирония и юмор ещё почище моих!  

– Ведите, джентльмены! А то мне может прийти в голову вернуться, и дать, нако-нец, этому нахалу по морде! – последнее замечание делано тяжко вздохнувшая дама тоже пробормотала вполголоса. Затем уже громко добавила, – Поддерживать и вожделеть моё божественное тело разрешаю! – и, поняв, что реагировать на её подколку никто из новых «поддерживальщиков» не собирается, дама смилостивилась, – Ну? Куда идти-то?  

– Прямо, уважаемая миссис МакГоннегал. И по вон тому коридору – направо. – второй помощник старался соблюдать нейтралитет в голосе. Хотя по весело искрящимся глазам заметно было, что он наслаждается перепалкой и ситуацией вовсю. Збигнев же предпочёл поддерживать ершистую даму молча. И только очень тихо и печально вздыхал, поводя глазами.  

В спину удалявшейся делегации прозвучал напутственный оклик от Ходжеса:  

– Лейтенант, сэр, и вы, господин инженер! Вы там с ней – того! Поосторожней! Лучше, вот именно – помалкивайте в тряпочку, и только глазами моргайте! А то – схло-почете, как я, три наряда!  

Ну, или уж – по морде!  

Взгляд, брошенный на техника через плечо, красноречивей всяких слов сказал о том, что думает про его неподражаемый «юмор» воскрешённая дама. Но технику это явно было до лампочки. Поскольку он принадлежал к разряду людей, про которых говорят: «ради красного словца не пожалеет и отца! »:  

– Ух ты! Вот-вот, и я про это! Если б не скафандр – так точно во мне уже дырку прожгли бы!  

Обернуться ещё раз, на новое замечание, Наиля сочла ниже своего достоинства. Зато она отыгралась, так вильнув выдающимся во всех отношениях задом, что у всех ви-девших это не осталось тени сомнения, куда она засунула бы юмор техника.  

Зато когда маленькая делегация скрылась за порогом входного люка, капитан, гла-за которого тоже подозрительно искрились, счёл своим долгом сделать замечание уже от себя лично:  

– Техник Ходжес. Я попрошу вас впредь свой неуместный юмор и комментарии придерживать при себе. И не усложнять ситуацию. Женщина нам попалась… Обидчивая.  

– Это если мягко сказать, сэр! Уж больно много она на себя берёт! – Ходжес вздох-нул, – Но вы правы. Незачем зря злить или дразнить её. Так что – есть, придерживать свой «тупой и плоский юмор» при себе!  

А ей придержать её юмор запретить сможете, сэр? А то – обидно!  

На это замечание капитан промолчал.  

Оба основных блюда и компот, которые в каюту спасённой доставил лично шеф-повар Лютер Вайс, кое-как приспособившийся к царящим сейчас на корабле ноль четыре «же», дама поглотила с отменным аппетитом. Ела женщина аккуратно, неторопливо, ста-ралась тщательно пережёвывать пищу. Компот пила, откинувшись на стуле. Когда закон-чила, помахала в сторону видеокамеры в углу каюты, которую, как понял капитан, теперь смотревший на неё через экраны рубки, сразу заметила:  

– Можно забирать посуду!  

Капитан щёлкнул переключателем селектора, подключающем к трансляции только камбуз:  

– Сержант Вайс. Можете забирать пустую посуду от миссис МакГоннегал.  

– Есть, сэр.  

Следить, как кок направляется к каюте новоприбывшей, аккуратно стучит в дверь, и заходит, было скучно. Зато следить за последовавшей затем сценой – нет.  

– Разрешите, миссис МакГоннегал? Посуду можно забрать?  

– Да! Спасибо, было вкусно. На ужин я желаю отбивную котлету с картофельным пюре, борщ, и салат из свежего лука-порея. Ну, и штрудель на десерт.  

– Извините, миссис МакГоннегал, выполнить ваш заказ я не смогу. Во-первых, у нас нет ни лука-порея, ни возможности достать свежее мясо. Во-вторых, из тех запасов, что остались на «Пронзающем», и даже из тех, что мы эвакуировали с вашей Станции, я могу готовить лишь стандартные рационы. Предусмотренные приложением два к Уставу Космофлота.  

Так что, уж не обессудьте, на ужин вам будет то же, что и всем.  

– Что?! И вы – туда же?! Да что же вы за кок такой?! Ни капли сострадания к сто-летней оголодавшей женщине! Вы – бюрократ почище вашего Пауэлса!  

– Не «Пауэлса», мадам, а Пауэлла.  

– Да мне до лампочки! И что бы там он не говорил о том, что я обязана подчинять-ся его приказам – это чушь! Никому я ничего не обязана! Потому что я – самостоятельная и самодостаточная женщина! И у меня есть права! Прописанные в Конституции!  

– Ваших прав, мадам, – было видно, что кок чувствует себя стеснённо и не хочет грубить. С другой стороны, ему нельзя позволить наглой даме оскорблять капитана – это подорвёт авторитет как самого капитана, так и унизит в какой-то степени и его подчинённых, – никто ущемлять не собирается. Но капитан чётко объяснил вам ситуацию. Вы – спасённая. На нашем корабле вы – временный член экипажа. А, значит, обязаны соблюдать и внутренний распорядок, и дисциплину, и подчиняться приказам начальства! Если бы капитан посчитал, что вам нужна какая-то особая диета, или рацион – он бы отдал мне соответствующий приказ!  

– Ах, вот как?! То есть – мне придётся жрать то, что жрут и остальные мужчины на вашей посудине?!  

– Ну… До особого распоряжения – именно так, миссис МакГоннегал.  

– В таком случае передайте капитану, что я объявляю голодовку! Я желаю питаться теми блюдами, и из тех продуктов, которые больше соответствуют моему полу. И моим потребностям, как женщины!  

Кок позволил себе вежливо улыбнуться:  

– При всём уважении, миссис МакГоннегал. Рационы для женского состава воен-ных кораблей и космических станций ничем не отличаются от мужских! Чтоб не было даже намёков на «расовую дискриминацию», сексизм, и прочие нетолерантные взаимоот-ношения! Уж мне-то можете этого не объяснять – я в курсе всех Законов и Правил. Един-ственное исключение может быть сделано для больных и беременных! А констатировать факт болезни или беременности могут только наши доктора. Которые посчитали вас вполне здоровой. О чём и доложили капитану. А тот дал мне соответствующие указания о вашем рационе.  

Или… Вы – беременны, мадам?  

– Нет!  

– В таком случае, не обессудьте – стандартный рацион. Ну, плюс витаминизиро-ванный салат, который специально для вас сейчас возделывает в теплице док Маркс.  

– Вот как вы заговорили, кок. Что ж. В таком случае, пусть капитан распорядится, чтоб сюда пришёл кто-нибудь из докторов. И осмотрел меня. Мне нужна особая диета!  

– Вас уже осматривали, мадам. Вы – здоровы.  

– Ну так пусть осмотрят ещё раз! И выслушают! А то… У меня перед глазами мер-цают этакие… Искрящиеся звёздочки! А это говорит о понижении гемоглобина!  

Пауэлл понял, что поскольку пределы компетенции кока явно преодолены, тот в затруднении – что ответить. Но нашёлся сержант Вайс быстро:  

– Я доложу о вашей проблеме моему начальству, мадам.  

– Ну, спасибо и на этом, кок. Когда, кстати, ужин?  

– Через пять часов, миссис МакГоннегал. В семь часов по корабельному времени, – кок указал рукой на круглый старинный электрический хронометр с настоящими стрелка-ми, имеющийся над проёмом выходной двери.  

– Ага. Хорошо. Ну, тогда до встречи. – как ни странно, но кока удостоили привет-ливой улыбки на прощанье. Похоже, про своё смелое заявление о голодовке леди забыла. Или сыграла отбой. Однако Вайс, лицо которого выдавало сильное внутреннее напряже-ние, больше ничего не сказав, поспешил убраться из каюты Наили. И щёлкнуть её замком, проверив, заперта ли дверь. В связи с этим фактом кок явно испытал большое облегчение. Оно читалось и в жесте, когда мужчина вытер выступивший на лбу пот рукавом белого халата, и в умоляющем взоре, который он кинул на видеокамеру на потолке коридора, тихо проворчав: «Ну, чует моя задница, она нам всем здесь даст про…раться! ».  

И уже вслух:  

– Капитан, сэр! Вы же всё слышали и сами? И то, что я отвечал ей? Что мне делать?  

– Вы всё правильно делали и отвечали, сержант. Спокойно возвращайтесь на кам-буз, и занимайтесь своими обычными обязанностями. Ничего «особого» для нашей спа-сённой готовить не нужно. Разве что доктор Маркс успеет вырастить к ужину свою «ви-таминную» траву.  

Но доктора Кимуро я к нашей даме всё равно направлю.  

Второй помощник, старший лейтенант Алекс Харпер, войдя в свою каюту, выдох-нул. Дверь запер.  

Неторопливыми уверенными движениями снял форменный китель. Повесил его и брюки на стул. Прошёл в ванную. Скинул армейские, повидавшие виды, майку и трусы.  

Стоял под струями обжигающего душа долго. Вымыл и голову. Ему нужно было прийти в себя.  

Нет, не то, чтобы аккуратное поддерживание дамы под ручку, когда они со Збигневым вели её к её каюте, так уж сильно возбудило его… Хотя – да!!! Возбудило!  

Эта нежная даже сквозь ткань комбинезона плоть, такая, кажется, податливая! И – тёплая! Без дураков тёплая! А не как у его персональной куклы – где просто пластик с по-догревом… А тут…  

Исходит от этой капризной зар-разы, и правда – какой-то животный магнетизм!  

Это что же получается – разок потрогал, пусть только за ручку, и – всё?! Запала в душу навек?! И он уже – просто раб вредной злобной, но – сексапильнейшей козы?!  

Не-ет, что-то у него воображение не на шутку расшалилось!  

И сейчас ему явно придётся для снятия нервного напряжения…  

Повязав полотенце вокруг чресел, он вышел из ванной.  

Его куклу звали Ольга. Странное имя для него, уроженца солнечной Калифорнии, но когда впервые увидал её лицо во Флотском Каталоге, именно это имя первым, и как-то – само-собой, пришло на ум. Ну и ладно – он вполне доволен.  

Поскольку выбрал режим для неё – «уважение и подчинение», Ольга его никогда не подводила. Вот и сейчас, стоило щёлкнуть тумблером, спросила:  

– Милый! Ты в порядке? А то у тебя обеспокоенное выражение лица!  

– Всё в порядке, солнышко моё. Но… От ласки и твоего внимания я бы сейчас не отказался!  

– Так в чём дело, любимый? Я – вся в твоём распоряжении! Ну, иди сюда! – его да-ма прилегла на кровать, оставаясь милым личиком к нему, отработанным движением не-торопливо приподнимая край подола платья, и обнажая пухленькие стройные ножки… Которые всегда так возбуждали помощника, несмотря даже на то, что прекрасно осозна-вал он, что всё это – Программа!.. Равно как шаблон – и платья, которыми «укомплектова-на» его девушка – типовые, но от этого всё равно не менее вызывающие, модели…  

Но автоматика сработала и теперь. Или это его?.. Вот чёрт!  

Проникая во влажные и упругие своды всё глубже, и работая всё яростней, Алекс Харпер отлично понимал: не свою «Ольгу» он сейчас наяривает, а…  

Всё равно представляет и лицо, и тело чёртовой капризной и своевольной… Но от этого – и такой притягательной и возбуждающей Наили!!!  

8. Подробности Биографии  

Доктор Йошидо Кимуро чуть склонил голову к плечу. Да, он знал, что так стано-вится похож, по словам некоторых членов экипажа, на экзотическую беззащитную птицу, но поделать с этой привычкой ничего не мог. Да и не считал, если честно, нужным: ему под семьдесят, а в его возрасте обычно привычек не меняют! Дама, расположившаяся за столом, соизволила встать со стула:  

– Приветствую и вас, доктор. Так это вы столь опрометчиво заявили этому болвану капитану, что я здорова?  

– Именно так, мадам, – доктор прочистил горло, – Как ни странно. Но на вашем со-стоянии практически никак не сказались ни семьдесят лет «спячки», ни почти полное от-сутствие электропитания саркофага в последние годы. Вы – абсолютно здоровая, половозрелая, и самодостаточная представительница Хомо Сапиенс. Женского пола.  

– Ну, вы ещё скажите – самка! – Наиля дёрнула плечиком, и сердито фыркнула, – И никакая я вам не – «абсолютно здоровая»! У меня по всему полю зрения плавают… Или летают – уж не знаю, как назвать – этакие блёстки! Ну, как маленькие искорки. Или звёз-дочки. Когда чихаю, или наклоняюсь.  

– Да-да, я помню, миссис Наиля. Кок передал капитану Пауэллу, а тот сообщил об этих симптомах мне. Вывод, в-принципе, вы сделали правильный. Понижен уровень гемоглобина. Ничего страшного. Я принёс старинное надёжное и проверенное средство – вот. – худая, вся в коричневых старческих пятнах, рука достала из кармана халата и поставила на стол небольшой чёрный пузырёк из старинного стекла, – Желательно пить небольшими глоточками, каждые два-три часа. Запивая водой.  

– А как же традиционное – «чайную ложку»?  

– Насчёт чайной ложки, признаюсь, виноват. Не догадался захватить её из камбуза. Правда, не уверен, что мне бы её выделили. Потому что у нас на весь «Пронзающий» она такая одна. «Классическая». Кок Вайс что-то там ею отмеряет, когда стряпает. И носит всегда в кармане фартука.  

– Э-э, ладно, шут с ней. Буду принимать «маленькими глотками». Кстати – что это?  

– Это – гематоген. В-принципе, тоже – классический, но… Модифицированный и витаминизированный. Отлично повышает уровень, вот именно, гемоглобина. Впрочем… Показания, которые дал анализ вашей крови говорят, что вообще-то его уровень лишь слегка понижен. Так что восстановится нормальное его содержание быстро. За пару суток. Но приём этого лекарства, конечно, положительно скажется на динамике привыкания вашего организма к постепенно повышающейся гравитации.  

– А сколько она сейчас?  

– Ноль четыре «же». Капитан приказал выставить такой уровень. Чтоб вы легче адаптировались. Понемногу повышать планирует каждые два-три дня.  

– Ага. Понятненько. Против этого не возражаю. Действительно, хотелось бы вер-нуться к нормальным условиям, и не какой-нибудь рохлей. – Кимуро невольно подумал, что вот уж на кого не похожа его вполне целеустремлённая и собранная подопечная, так как раз – на «рохлю», – Теперь вот ещё что, доктор. Цикл у меня – нормальный. Ну, был до того, как эта скотина упаковала меня в чёртов гроб. И по-идее у меня дней через пять-шесть должно начаться… Ну, вы понимаете, что? – на доктора выразительно посмотрели, – И кровопотерю нужно будет как-то восполнять, что бы там не задвигал ваш кок по поводу одинакового для всех рациона!  

– Хм-м… Согласен, восполнять надо… – доктор нахмурился. Но нашёлся быстро, – Мы перевезли с вашей станции все тамошние запасы продуктов. У вас на кухонном скла-де оказался кагор. Думаю, как раз для женского состава экспедиции, и именно для таких случаев. Хотя, насколько я знаю, большинство космонавток предпочитают… Простите – предпочитали на время работы в космосе прерывать естественные Циклы с помощью… Медикаментозных средств. И поддерживать с их же помощью эту… Паузу.  

– Да, пятеро из наших дур так и сделали. Ну а с остальными девочками мы регу-лярно распивали шикарное сладкое вино. Ещё и похабные песни орали, ходя в обнимку по коридорам! Слышно было на всю Станцию!  

– Миссис МакГоннегал. При всём уважении. Не думаю, что всё было именно так.  

– Экий вы чёрствый, доктор. И скучный. И правильный – почти как ваш капитан. Уж не дадите девушке пошутить и поприкалываться.  

Доктор покачал седой головой. Чуть улыбнулся:  

– Я согласен с использованием шуток, в том смысле, когда они позволяют членам экипажа снять стресс, расслабиться, или, вот именно – от души посмеяться. Но когда шут-ки, или так называемые «подколки» и «шпильки» используются для того, чтоб в той или иной степени унизить, или даже оскорбить объект таких шуток – я с ними не согласен.  

– Ой, доктор, не берите в голову! Я тут пока ещё не взялась за это дело серьёзно, и никого ещё не «доставала», и уж тем более – не оскорбляла. И вообще – как я поняла из краткого общения с некоторыми «членами» – вы тут умеете за себя постоять!  

Доктор криво усмехнулся:  

– Согласен. Юморок техника Ходжеса иногда бывает… Утомителен.  

– Утомителен?! Вы только этим слабым словом можете его обозначить?! Да дерьмо собачье этот ваш техник! Похоже, он развёлся там, дома, со своей женой, из-за своего сволочного характера, вот и отыгрывается теперь! Из-за комплексов!  

– Это, конечно, не моё дело, миссис МакГоннегал, но техник Ходжес никогда не был женат. Он записался в наш экипаж сразу после курсов по подготовке лётного и тех-нического персонала. И – профессионал высочайшего уровня в своём деле!  

– А-а, понятно. Не женат поневоле! Стало быть, тут действует правило: «Конечно: кто ж выйдет замуж за такое говно»! Вот и пришлось переключиться на «профессию».  

– При всём уважении, миссис Наиля. – доктор Кимуро понял, что не в первый раз вынужден повторить это выражение. – Но позвольте вопрос. Личного плана.  

– Валяйте. Вы же – доктор! Вам можно!  

– Миссис Наиля. Ваш лексикон.  

– А что с ним?  

– Он… Ну как бы это сказать… Не совсем обычен для, во-первых – члена научной экспедиции. А во-вторых, вот именно – взрослой женщины.  

– А-а, вы тоже это подумали. Что у меня комплексы «ущемляемого подростка»? Пытающегося таким способом сойти за «крутого». Нет. Могу вас, доктор, заверить: я все-гда так разговариваю. И разговаривала. Буквально с детства – сколько себя помню. Это привычка, привитая мне матерью. И она же дала мне и это имя.  

– Татарское, насколько я понимаю.  

– Верно!  

– А фамилия? Ведь, если не ошибаюсь, она – шотландская?  

– Точно. Рассказывать, не надейтесь, не буду, но вкратце… Извиняюсь, но будет похоже на легенду. Ну, или уж – на «любовную» драму. Книжками в розовых обложках, где таких историй пруд-пруди, и в моё время были забиты прилавки всех книжных!..  

Натан Ашкерзон, программист высшей категории, осторожно, как всегда делал, работая со своим обширным компьютерным хозяйством, нажал на клавишу.  

Порядок, материала вполне достаточно. Теперь его персональная программа смо-жет сделать с объёмной моделью женщины всё, что он захочет. Тот факт, что он наблюдал за их подопечной в обход капитанских приказов, и так, что его никак не отслеживали следящие системы Главного компьютера корабля, практически не вызывал никакого трепета, или, там, чувства беспокойства. А уж насчёт того, чтоб чувствовать себя «виноватым» – дудки вам! В том, чтоб отслеживать с помощью лишней пары внимательных глаз новоприбывшую, никакого криминала нет. Пусть уж будет лучше «под присмотром», чем «сама по себе»! Мало ли что этой хамке и нахалке может прийти в её взбалмошную головку!  

Нажав ещё несколько кнопок, Натан пробежался пальцами по виртуальной клавиатуре перед собой. Кивнул сам себе. Вздохнул в предвкушении. Ну, сеанс начинается!..  

Вот и нет в каюте Наили доктора Кимуро. А сама девушка на экране расчетливо неторопливым и грациозным движением встала. Двигаясь, словно манекенщица по по-диуму, то есть – далеко занося одну ступню за другую, подошла к пилону, который Аш-керзон запрограммировал в центре её большой гостиной. Здесь ей – раздолье!  

Правая ручка девушки грациозно обвилась вокруг блестящей железяки. Взор стал глубоким, интригующим, призывным…  

А вот она и запрыгнула на шест! О-о! А она недаром спортивна на вид! Тьфу ты – это же программа… Но смотрится, да, смотрится!  

А уж когда дама начала нарочито небрежными жестами избавляться от предметов одежды, программа «заработала» по полной: у программиста высшей категории зашеве-лилось, и налилось силой всё то, чему полагалось налиться! Искоса кинув взгляд на шкаф, где уже вторую неделю томилась невостребованная Анна, Ашкерзон удовлетворённо вы-дохнул: не зря копил силы и «экспириенс»! Сейчас что-то будет! Фейерверк!..  

Расстегнув ширинку комбеза, он достал своего шаловливого проказника. Ух ты!..  

Сплюнув на правую ладонь, он неторопливо провёл ею… А теперь – вот так… И – так… Восторг! О, богиня! Ну давай, давай, крутись!..  

– «Один очень гордый но влюбчивый шотландский джентльмен» в своё время втюрился по уши в мою мать. Наплевал на родовые традиции, и протесты родственничков, и сделал ей предложение. А она имела глупость, подумав, согласиться. И какое-то время они даже пожили в его родовом имении. Там, в северной Шотландии. Ну а потом… – Наиля невесело усмехнулась, – Жизнь, как это пошло говорится, доказала, что нельзя в одну упряжку запрячь трепетную лань и коня-тяжеловоза. Только здесь – моя «правильная» и упёртая мамочка изображала тяжеловоза. Она всегда лучше всех знала, как всё «должно быть! » И что можно делать, а что – нет… Это я – про их взаимоотношения.  

Ну а уж с общими «морально-традиционными установками» и мировоззрением…  

Пипец!  

Скажу конкретней: не устраивали её порядочки, царившие в западной Европе. А ещё конкретней – то, что мой отец хотел сделать из меня мальчика. Ну, вернее, чтоб я са-ма приняла такое решение, когда пришло бы предусмотренное для этого законодательст-вом время. Отец считал, что все нужные задатки и склонности у меня есть, и пытался сде-лать так, чтоб я попеременно – то платье, то мальчиковские шортики и рубашечки… Как будто он даже говорил, что этот наряд и имидж идёт мне больше!  

– Хм-м… Не могу не отметить, что определённая сермяжная правда в его рассуж-дениях имелась. Походочка у вас…  

– Доктор! И вы туда же! Никакой я вам не «мальчик в глубине души»! Да, я умею за себя постоять! Что словом, что кулаком, – Наиля показала доктору весьма профессио-нально сложенное в боевой хват «орудие», – И всегда старалась спуску никому не давать. И командовать мной я никому не позволю!  

И если мой бывший так этого и не понял – это его проблема!  

– Зато я понял, миссис МакГоннегал. Но вы не договорили про вашу мать.  

– А, да. Отвлеклась на своего… Бывшего. Ещё одна скотина – и даже похлеще да-вешнего Харака! Ну, это я только позже поняла. Уж больно умело, гад, прикидывался. Хорошим. Добрым, мягким и пушистым. Хорошо хоть, на своей фамилии осталась… Так вот про мать. Собственно, рассказывать про неё, и наше житьё-бытьё, можно долго. Или уж – роман написать. Типа «Анны Карениной». Только там под паровоз бросили бы Вронского. Избитого. А старпёра Каренина – вообще удавили бы!.. Его же лосинами!  

Словом, не сложилось у матери в Шотландии. Ну вот и пришлось ей вернуться в родную Уфу, и воспитывать меня в полном соответствии с её представлении о процессе воспитания самостоятельной, самодостаточной, гордой и независимой, и подкованной во всех науках и бытовых навыках, дочери! Так что умею и готовить, и ручки приборов кру-тить! И, вроде, неплохо, раз предложили работать на Станции. Тьфу, опять про Харака…  

– Простите. Не хотел будить в вас неприятные воспоминания и ассоциации. – док-тор явно сконфузился.  

– Ай, бросьте вы! В конце-концов, вы – не психоаналитик, а я – не пациент. Тьфу ты – нет, я как раз пациент. Но воспоминания о детстве… Никакие они на самом деле не «неприятные»! Я даже папашку своего видала два раза. Он имел глупость приезжать, ко-гда мне исполнилось пять, и девять.  

Но мамашку вернуться не уговорил. Она, уже во второй его приезд, всё сказала, что думала, по поводу его спесивых родственничков, гендерном образовании, операции по смене пола, и мерзкой Шотландской погоды. И, как ни странно, как раз вот это, по-следнее, его и оскорбило до глубины души! Больше не приезжал. Но алименты присылал исправно. И письма мне писал. И я даже на них что-то отвечала… И рисуночки свои в письма вкладывала – всё по старинке, никакого интернета. Пока он не погиб через год.  

– Простите ещё раз. Мои самые искренние соболезнования!  

– Э-э, бросьте, доктор. Я его почти не знала. Потому что когда ма уехала от него, мне было всего три.  

– А от чего он… погиб?  

– Банальнейшим образом. Играл в гольф, оступился. Упал в лужу. Вымок. А дул сильный ветер. Ну, вот и подхватил воспаление лёгких! Отягощенное каким-то очеред-ным Ковидом, который как раз свирепствовал в тот год… Ну вот и умер.  

– Мне очень жаль.  

– Мне тоже. Мужик он, судя по письмам и поведению, был неплохой. Упёртый только очень. Впрочем, тут они с матерью друг друга достойны.  

Может, а вернее – скорее всего, именно поэтому и не ужились.  

– М-м… Пожалуй. Не даром же говорит народная японская мудрость: «два тигра на одной горе не живут».  

– В точку! Но я, как уже сказала, против отца ничего не имею. На образование деньгами обеспечил. В завещании отписал мне энную сумму – с условием получения при наступлении совершеннолетия. Но что это мы всё обо мне и обо мне. Давайте уж про вас, доктор. Где родились, как жили? Как попали в вашу тухлую экспедицию к звёздам?  

Доктор Кимуро заметно смутился:  

– Миссис МакГоннегал. Право, моя жизнь вполне обычна, и с детства была спла-нирована родителями. И предсказуема. Отец – видный биохимик, доктор наук. Обеспечил мне и элитную специализированную школу, и университет. Но в свою лабораторию не взял. Поскольку я всё-таки специализировался больше по ксеноморфной флоре-фауне.  

– Это – как? Земной науке же тогда, до вашего полёта, ни о какой-такой «инопла-нетной» флоре-фауне не было ничего известно!  

– Ну, почему же? – доктор опять чуть нагнул голову к плечу, – Микроорганизмы, типа бацилл-вирусов, и даже бактериофагов, способных выживать на наружной поверхности космических Станций, и даже в хвостах комет, и на астероидах, были известны ещё в двадцатом веке… Ну вот я и заинтересовался. И – надолго, как можете видеть!  

– А… Семья?  

– Жена не возражала, чтоб я полетел. А дети… К тому времени выросли, и обзаве-лись своей семьёй. И им тем более было… То есть – они тоже – не возражали.  

– Понятно. Извините. Всё верно: банально и предсказуемо. Но, раз вы – здесь, это говорит минимум о двух вещах. Во-первых, вы – выдающийся микробиолог.  

– Благодарю. А во-вторых?  

– А во-вторых, – было видно, что Наиля удержала-таки то, что рвалось на язык, и сказала вовсе не то, что собиралась, очевидно, пытаясь пощадить чувства пожилого док-тора, – Смотрю, тяга к новым знаниям у вас сильнее, чем любовь к насиженному месту!  

– Ну… Можно это и так назвать. Хотя зря вы щадите мои стариковские чувства. Это – вы правильно подумали! – из-за того, что я в сорок пять стал… Несостоятелен как мужчина, моя «продвинутая» жёнушка и сказала мне… Было и правда… Очень обидно.  

Ну, что сказано, то сказано! Прошлого не воротишь!  

– Блинн… Теперь я должна извиниться, доктор. Я знаю, что иногда жестока и не-сдержана. И порывиста. Но я – не нарочно. Не хотела заставлять вас страдать!  

– Ничего, милая девушка. Всё это – дела давно минувших дней. Острова памяти, как говорится в нашей поэзии, поросли сорняками и мхом. Мне больше не больно.  

– Вот и славно. Потому что поговорить с вами приятно. Не то, что с Пауэллом. Или этим козлом Ходжесом!  

– Я смотрю, он-таки не оставил вас равнодушной.  

– Ну, трудно быть равнодушной к такому заправскому хамлу!  

Капитан Пауэлл оторвал взор от экрана, и вынул наушничек из уха. Посмотрел влево, на сидящего в напряжённой позе лейтенанта Джека Коллинза, командира третьей вахты. Вот уж завис мужчина, так завис! Словно детективный сериал смотрит. А всего-навсего слушает, как доктор и его подопечная обмениваются воспоминаниями…  

– Лейтенант Коллинз.  

– Да, сэр?  

– Я – в столовую. Поужинаю и уйду в свою каюту. Если что – звоните прямо туда.  

– Слушаюсь, сэр.  

С ощущением, что они что-то упустили, несмотря на все свои планы и раскладки, капитан вышел из рубки. Он знал, что проводив взглядом его спину, лейтенант снова об-ратит внимание на тех двоих, что мирно беседуют сейчас в каюте выжившей.  

Но поскольку от лейтенанта никогда практически не удавалось добиться какого-либо проявления тех или иных эмоций, Пауэлл немного беспокоился. Знать отношение Коллинза к ситуации хотелось бы.  

А то, как говорится, «в тихом омуте…»