Пастух

В одной тихой деревушке, где чистое небо, пение птиц, шелест листьев и  

благоухание полевых цветов были такой глупой обыденностью, жил пастух. Все его  

называли чудаком, что было вполне объяснимо: он ни с кем не разговаривал,  

кроме своих овец, которые всегда покорно следовали за ним.   Каждый житель  

этой деревни, так же как и любой приезжий, желал узнать секрет такого  

послушания со стороны животных. Но пастух отказывался разговаривать с людьми,  

объясняя это усталостью и недостатком сил на еще одних овец. Логично полагать,  

что отнюдь не многие его уважали, почти все относились к нему  

пренебрежительно и в шутку называли «усовершенствованным пастухом» -  

старались употребить всевозможные колкие словечки из поверхностно  

прочитанных ими книг, показывая тем самым свой фальшивый интерес к  

«современной» литературе и выделяя из произведений лишь мелкие детали, а не  

основной конфликт.  

Но вернёмся к пастуху (который на самом деле был не усовершенствованным,  

а только походил на усовершенствованного). Он на всех смотрел свысока и только  

на некоторых обращал внимание: наблюдал c каким-то загадочным прищуром,  

выпытывающим все сокровенные думы. А его вечным поиском были умные люди с  

красочным потоком мыслей. Его не понимали, потому что, безусловно, все  

крестьяне считались пустыми и необразованными людьми, которыми не двигала  

страсть к познанию мира и которые не были ни на что способны, кроме как  

послушного выполнения своего вечного долга перед помещиками.  

Однажды в деревню поселилась очередная семья, бежавшая от своих долгов  

и проблем из города. Это стало таким частым явлением, что можно было  

совершенно спокойно встретить своих давних знакомых на новом месте  

жительства. Пастух не обратил внимания на приезд ещё одних светских особ, он  

давно разочаровался в жителях деревни и давно ни в кого не вглядывался. Многие  

говорили, что он даже потерял хватку в уходе за своим стадом. Но пастуху было не  

до провокационных сплетен. Он постоянно думал о чём-то своём, изредка делясь с  

овцами. Те только отвечали «бе-бе-бе», но пастуху этого было вполне достаточно  

для продолжения странного диалога между ними…  

Предлагаю вернуться к приезжей семье. Тут должно быть знакомство с  

каждым из ее представителей, описание их типичной внешности, привычек и  

мелких особенностей, добавлявших лишь скудные отличия между ними, однако не  

облегчающих задачу в понимании их внутренних тревог и переживаний. Скажу  

лишь, что, как и все остальные семьи, они пытались разукрасить себя в гордых,  

самоуверенных, образованных и интеллектуальных личностей, за которыми на  

самом деле крылся лишь страх. Единственная на кого я могу обратить ваше  

внимание (только потому, что она является неотъемлемой частью истории) -  

девушка Мэри. Она считала, что умные и неординарные мысли постоянно  

срывались с её уст и сразу же преобладали над чужими – не только по их богатому  

изложению, но и по способности выражать глобальные прогрессивные идеи с  

индивидуальной позиции. Заметим, что это всего лишь ставило её на другую  

параллель, не пересекающуюся с менталитетом окружения, но не сильно  

отходящую от общего истока.  

По приезде она была уже наслышана о пастухе с прескверным прозвищем. В  

родном городе её называли на похожий манер и поэтому нетерпение узнать чуть  

больше об этом необычном, но в чём-то близком ей человеке накапливалось с  

каждым днём. Когда любопытство достигло апогея, она решилась на визит. С того  

самого момента и началась пелена сказочного родства душ.  

Это был солнечный ясный день. Босые, нежные ножки девушки неуверенно  

пробирались к бродившим овцам на ближайшем поле. Пастух заметил её  

приближение чуть раннее и с любопытством наблюдал за ней.  

– Хорошая сегодня погода, не правда ли? – крикнула Мэри издалека – Так и  

хочется раствориться, позабыть обо всём, наслаждаясь природой.    

– Как видите, я этим и занимаюсь – с отстранённой задумчивостью промолвил  

пастух.  

Осмотрев собеседника, девушка молча села рядом с ним на деревянную  

старую скамью.  

– Наслаждаться. … Это сложно. Особенно когда печальные и тяжёлые мысли не  

дают желанного покоя. – Пастух промолчал, но через некоторое время задал  

вопрос, позволяющий высказать все банальные переживания, разрывающие столь  

юное сердце девушки:  

– Так и что же вас тревожит?  

Мимо пробегали шаловливые ребятишки, крича что-то друг другу вдогонку.  

Мэри призадумалась и вскоре ответила:  

– Говорят, что дети – цветы жизни. – Пастух по привычке слегка кивнул головой  

и перестал теребить хрупкую травинку, ожидая продолжения. – Но что тогда  

жизнь? Плодородная земля, порождающая людские судьбы, или кладбище, где  

даже аккуратно сложенные свежие цветы не благоухают?  

Не затрудняясь с ответом, молодой человек лишь получше всмотрелся в  

серьёзное лицо девушки и нежно улыбнулся её наивности.  

– Мэри, вы ставите такое широкое понятие в слишком узкие границы. Жизнь у  

каждого из нас уникальна. Мы все – художники, а наши картины – неповторимы.  

Именно поэтому её невозможно ни с чем сравнить. Другой вопрос, проявится наш  

талант или так и останется гнить, не найдя должного применения...  

Итак, эти двое обсуждали темы, далёкие от мировоззрения и ценностей  

жителей ближайшей деревни, ровно, так же как и от истины даже мне  

неизвестной.  

С тех самых пор Мэри постоянно наведывалась к пастуху. И с каждым днём  

она всё больше мучила себя попытками понять смысл своего существования,  

боялась сомнений и хотела избавиться от них. Но чем больше она общалась с  

пастухом, тем сильнее она угнетала себя вечными вопросами, теряла свою милую  

уникальность, зелёное красноречие и постепенно начинала потухать, потухать,  

потухать…. В очередной поход к своему другу, Мэри терзала душевная боль. Она  

рассказала ему о людях, об их коварности и… о счастливых глупцах. В какой-то  

момент из её уст вылетело что-то неосознанное и непродуманное до конца:  

– Помнишь, ты говорил, что я умна? Не поверишь, как сильно я хочу быть  

такой же глупой, как и все эти овцы! -  С привычной артистичностью она указала на  

всё стадо и печально выдохнув, погрузилась в эту отдалённую мечту.  

Пастух лишь переспросил просьбу девушки:  

– Ты не хочешь быть обличителем всего насущного?  

Мэри обрадовало смутное понимание в глазах своего друга, и она беззаботно  

повторила:  

– Да… это принесло бы мне в жизнь столько спокойствия!  

Она так мечтательно это прошептала, что пастух задумался на некоторое  

время, затем в растерянности ушёл в свой погреб и через несколько минут  

вернулся с запыленной коробкой, которую явно не доставали уже очень давно,  

скрывая от лишних глаз. Все овцы, нынче бродившие по полю вдруг столпилось в  

одну кучу рядом со старой скамьёй. Пастух в свою очередь достал колбочку, в  

которой была жидкость приятно зелёного цвета. После он нарушил гнетущую  

тишину, полную интриги и ожидания совершенно обычной фразой, которую  

многие знали и без него:  

– Мэри, нам стоит бояться своих желаний. Они могут исполниться. -  

Продемонстрировав колбочку с жидкостью ещё раз, он продолжил – Хватит одной  

капли, дабы освободить тебя от гнетущих мыслей.  

Мэри недоверчиво посмотрела на колбочку, а после с недоумением  

взглянула на пастуха и в испуге убежала, придумывая отговорки не возвращаться.  

Может это покажется вам странным, но через некоторое время неожиданно  

для самой себя, наша бедная эгоистичная Мэри вернулась и с понурым взглядом  

попросила у пастуха это противное «глупое» противоядие.  

Как только первая капля коснулась губ девушки, от головы моментально  

отошли все тоскливые, угрюмые мысли и вместо них появилась потребность лишь  

в сладкой зелёной, сияющей на солнце траве. Да-да, вы всё правильно поняли.  

Мэри превратилась в самую обычную белую овцу с пушистой и приятной  

шёрсткой, а крики «Я глупа! Я глупа! Какое счастье! » стали последними криками в  

её сознательной жизни.  

Пастух грустно улыбнулся, посмотрел вдаль и повёл свой скот пастись дальше  

в поля, где чистое небо, пение птиц, шелест листьев и благоухание полевых цветов  

были такой глупой обыденностью.