3 "ВОЙНА" миров ("Кунцевские "трущобы") из романа "Из жизни фотомодели Зингер

ВОЙНА  

("Кунцевские "трущобы") из романа "Из жизни фотомодели Зингер"  

ВЕРА  

Дело в том, что тётя Оля отличалась исключительной религиозностью. Много молилась, ходила в храм на службы, соблюдала посты. Связь с женатым человеком была недопустима. Его можно любить, но только как брата!  

Однако инженер не на братские отношения претендовал. И сама тётя Оля, сколько не отгоняла от себя навязчивые мысли, не могла отделаться от невероятной симпатии, которую испытывала к нему. Конечно, он не смазливый красавчик, поигрывающий мускулами, нет. Но и не жалкий, не хилый. Инженер был человеком среднего роста, плотный, вместе с тем, подтянутый и серьёзный. Очень ответственный и надёжный человек. Вот уже на кого всегда можно было положиться!  

И именно эта внутренняя красота определяла отношение к нему окружающих. Он, пятидесятилетний, нравился и Светлане, и Алисии, хотя они видели в нём, всё же, старшего друга, отца.  

А тётя Оля, получается, стала любовницей инженера. В храме до причастия её не допускали, это закономерно, поэтому страдания и жгучий стыд, которые она испытывала, словами передать невозможно. Однако священник очень спокойно сказал ей, что нужно молиться, и Бог всё устроит. Инженера, которого она тоже привела с собой в храм, священник ни словом, и взглядом не запятнал!  

Когда тётя Оля призналась, что страшится осуждения людей, в гостинице, где она работает, уже пошли пересуды, священник опять спокойно заметил: «Бог, только он судья! »  

И потекла нескончаемая вереница дней.  

Раз не причащают, значит, Богу эта связь не угодна. Тётя Оля очень переживала и больше всего из-за того, что эта история может отразиться на судьбе сына и дочери, потому что она сама, вроде, вносит разлад в жизнь другого человека, а закон бумеранга ещё никто не отменял.  

Но и отказаться от любимого человека не могла! И тётя Оля, подумав, стала потихоньку вносить мир в семейную жизнь инженера. Жене подыскали хорошую работу, и от дома недалеко, и непыльную, и жена там сразу стала первым человеком. А его дочке помогли музыку на спорт поменять (она давно, оказывается, хотела гимнастикой заниматься, да боялась, что в секцию её не возьмут из-за полноты, а её взяли).  

Семейная жизнь инженера налаживалась, с женой нашёл общий язык, но любовь к другой женщине не проходила. Наоборот, она крепла, цвела красивыми душистыми цветами. И уже жена знала о существовании соперницы, которая почти на десять лет старше её. Жена не истерила, но поливала тётю Олю на чём свет стоит: «Любовница в климаксе, как интересно! » Поливала, но на более серьёзный протест не решалась. Мозжачком чувствовала, шаг влево – шаг вправо, и муж развернётся и уйдёт. И ни квартира его не остановит, ни подрастающая дочка.  

Так и жили. Тётя Оля здраво рассудила. Ещё год, и она выйдет на пенсию, уедет домой в свою маленькую квартирку в маленьком городе, будет нянчить внуков. И всё встанет на свои места. А пока пусть будет так, как есть.  

Она уделяла много внимания своей духовной жизни, часто ездила в паломнические поездки по святым местам и знала много интересных историй.  

Как любила Алисия, забравшись на свою вторую полку, слушать её рассказы! Особенно она просила рассказать про рязанских стариц: про блаженную Анну и её дочерей Анисью, Матрону и Агафью, переживших страшные годы революции. Когда дочерей арестовали и отправили по этапу в лагеря на муку мученическую, блаженная Анна с радостью благословила дочерей на этот подвиг, потому что им предстояло пострадать за Христа.  

Алисия в изумлении без конца переспрашивала: «Тётя Оля, как она, родная мать, с радостью отправила своих детей в тюрьму? Кто же своим детям такой участи пожелает? » А тётя Оля отвечала, что мы земными мерками меряем, а есть и другие. В страданиях человек закаляется. И добавляла, что сёстры Анисья, Матрона и Агафья, какие бы тяготы на них не обрушивались, всегда шли на труд с молитвой и радостью. И когда работали на стройках и в полях Казахстана, всё переносили со смирением. А их унижали! Смеялись над ними, часто не давали даже мисок, куда можно было бы налить супу. Они терпели и ни на кого не злились. И за такое смирение, за их неустанные молитвы Господь вознаграждал: посылал в эти места богатый урожай. И гору железных мисок! И тут тётя Оля начинала смеяться, смех её был нежный и какой-то переливчатый, словно колокольчики звенят. Алисия всегда успокаивалась от такого чудесного смеха.  

«Неужели девушек никому не жалко было? Неужто никто не пытался им помочь? » – теребила она тётю Олю. «По-разному бывало, – со знанием дела отвечала тётя Оля. – И заключённые, и охранники видели, что сёстры беззлобные и отзывчивые, и к ним уже хорошо начинали относиться. А потом людей осенило, что по сестринским молитвам в таких неплодородных местах появляется отличный урожай! И сестёр зауважали! Но от них всегда требовали снять крест и прекратить молиться, считая это наветами и ересью. Они ни в какую! Уже на поселении жила одна из сестёр, а гонения не прекращались. За то, что она молится, власти даже приказали жителям не давать ночлега, чтобы сломать её волю. Но всегда кто-нибудь, да приютит девушку! »  

Алисия удивлялась, но больше всего не верилось, что сёстры ни на кого зла не держали. «Не может быть, чтобы они не мечтали отомстить и наказать злодеев! » – восклицала Алисия. Тётя Оля снисходительно усмехалась. «Что ты, какие они злодеи? – ласково приговаривала она. – За нашу душу всегда борются тёмные и светлые силы. Старцы говорят, что, если тебя обидели, то это сделал не человек, а злой дух. Поэтому они и наставляли: «Всем всё прощай, живи, как мёртвый». Тётя Оля ещё нередко наставляла, что всегда нужно подавать милостыню, и бомжам, и наркоманам, и пьяницам. «Их вразумляют неутроенностью, а нам дают возможность помочь, – говорила она и добавляла: – Если ты подаёшь милостыню и помогаешь неимущим, твои потомки никогда не будут голодать. Рязанские сестры всегда помогали, хотя их обижали часто.  

Алисия не унималась: «А почему же Бог допускает подобное безобразие? » Тётя Оля опять понимающе улыбалась и вновь ссылалась на старцев: «За всё благодарить нужно. Если тебя обидели или оскорбили, с тебя сняли грех. И плохие дела, и плохие мысли дали возможность искупить. Поэтому слава Богу за всё! »  

Но сама тётя Оля смиренной не была, только казалась таковой. Хорошо это или плохо, трудно с ходу сказать. Но бабушка Гизела полагала, что неплохо.  

Она благоволила тёте Оле за то, что та в своё время за них с Алисией заступилась, да так, что никто уже потом не пытался их притеснять.  

ВОЙНА  

А конфликт разыгрался из-за денег (деньги всегда являются барометром человеческого поведения). Одна жиличка из соседней комнаты попросила у бабушки Гизелы взаймы, зная, что та получает пенсию и доход у неё постоянный, хоть и маленький. Бабушка Гизела, разумеется, не дала. И не столько из-за скупости, сколько из-за жизненных установок. Неизвестно, отдадут деньги или нет (и когда отдадут), а потом что это за дурной тон просить взаймы у людей, которые сами еле концы с концами сводят? Они с внучкой за каждую копейку трясутся: платить надо за два койко-место, а ещё недешёвый проезд, питание, а какие дорогие курсы английского языка для Алисии (учится девчонка, а иначе, зачем они здесь в Москве околачиваются? ).  

Жиличка была бабой разбитной и подняла такой хай, что чуть стёкла не вылетели!  

– Ах, вы фашисты проклятые! Немцы паршивые! Катитесь в свою Германию! Били мы вас, да видимо не всех перебили!  

И тут Алисия с работы вернулась. Её недавно продвинули по службе, и она, пройдя кастинг, снялась в коммерческой рекламе (для каталога). На радостях каталог в свою общагу принесла и всем показывала, где она стоит в обнимку с поварёшками и с кастрюлями из какого-то особого сплава.  

Теперь разъярённая жиличка припомнила ей этот успех.  

– О-о-о! Кто пришёл! Моделя из борделя!!!  

Бабушка ещё рта не успела открыть, а тётя Оля как выскочит из кухни с веником в руках. И этим веником жиличку и по носу, и по животу, да со всего размаху! Та здоровая баба была, но не ожидала такого нападения, и в ужасе заблажила. Но тётя Оля не сбавляла темпа атаки.  

– Я тебе покажу сейчас «из борделя»! – шипела с невероятной злостью тётя Оля. – Я тебе покажу фашистов! Получай, зараза! Пьянь голубая. Гадина!  

Жиличка в ответ тоже давай руками махать, но бабушка Гизела уже пришла в себя и тут же поспешила тёте Оле на помощь. Вместе они так отчехвостили нахалку, что у той навсегда пропала охота связываться не то что с четой Зингер или с тётей Олей, а вообще со всеми женщинами в общежитии.