Три дня

Салон красоты прыснул дымкой волос. Богини в желтой пыльце фонарей воздушно и повелительно зацокали тоненькими каблучками по узкой улице, вымощенной диким камнем. Из раскрытых форточек их обдавал то запах жареной рыбы, то аромат яблочного освежителя. Отутюженные ноготки мелькали, будто окрашенные по методу Грама бациллы сибирки. Смех бодренький как огурчик оседал росой на гронах винограда, цепляющегося за рамы окон и бельевые веревки.  

Оскорбленный Рамон вышел из квартиры любовницы, и искренность преступления превозмогала в сердце жалостливую церемонность. Ему хотелось раскроить, как увалень Сон топчет неурядицы дня... уничтожить, выпотрошить, ошеломить любую безобидную куколку, внести в безопасность преображений чужой души твердый камень мужской обиды.  

Он метнулся наперерез богиням, расстегнул ширинку и выпучил темный отросток. Но дьявольский напор быка сломился о совершенство снежинки. Девушки хулигански переглянулись и вздернули свои платья. Белья под ними не было. В зрачки Рамона, как в винтовку, втолкнули заряд кошмара, изо рта мигом ушла слюна. Ибо даже для такого тертого трахателя, как он, увиденное было на грани душевной стойкости. У каждой богини между ног, как кованая ручка двери, висел конский член.  

– Пойдем с нами, малыш! – одна из них встала на носочки, будто загарцевала.  

Паника охватила преступника. Но он был злобен и молод и не умел сдаваться. Рамон поднял член к пупку, напрягся и выпустил струю мочи себе в голову. Богини облизнули пухлые губки острыми язычками, мурлыкнули и сделали то же самое. Их струи хлестнули, как розги, оставив на щеках красные следы. Поколотив мочу во рту, они выплеснули ее на камни, лоснящиеся от жара.  

В отчаянии Рамон прибег к последнему средству: замолотил руками, стал подпрыгивать и кричать.  

– Я птица! Птица! – кричал Рамон.  

Свет снисхождения пронизал лики богинь. Веселые очи обрели безмятежность. Скрестив ноги в лотосе, высшие существа сели на воздух, неподвижно святые девушки парили в полутора метрах над мостовой. Преступник бросился на колени, и слезы раскаяния выросли вокруг глазниц его, словно ветлы.  

– Пойдем с нами, – вибрировал томный тембр.  

В этот момент Рамон полностью утратил веру в себя. Личность его истаяла… слилась как стекло с водой, с волей высшего существа. Богини спустились наземь, зацокотали прочь, и Рамон, став на четвереньки, побежал за ними, как пес за смерчем.  

Степной Эльф построил себя домик из слюны на травинке моего сна. Он выбирал аппетитные соки бреда и высасывал их хоботком – иголкой шприца. Ночь вокруг кипела, как раковина, приложенная к уху. Мне снились улыбки девушек, латных дев. У них всегда был кто-нибудь на примете. И с тщанием выбирали. Пустые ампулы. Я держал их в руках, как воду, но они просачивались сквозь пальцы.  

Когда инъекция щебета обожгла под кожей зарю, восковой огонек выскочил из-под моего века и забился, пойманный в паутину на балконной двери. Огонек оставил крылья желтому сенокосцу и спустился вниз по лучу, как по водяной горке. Я проснулся, сел, чувствуя в паху холодок от эякуляции, и недоуменно глядя, как Эльф, запутавшись в шараде форм, то поднимается воздушным шариком, то падает пустой валентинкой, вспучивается оленьим мхом и сжимается атласной перчаткой. Потом он нашел себя и стал, наконец, невидим. А во тьме моего ума уже гасли звезды, и быстрое ночью время замерзало без ориентиров, словно ребенок.  

Ласкать языком сердца твоего сосок,  

видеть губы, как льдинки,  

на верхушке воды этого воскресенья.  

Когда придет мой черед укреплять  

под Северодонецком линию обороны,  

в нижних пластах чернозема  

я найду переливчатые чешуйки  

или глаз, свистящий через зрачок.  

Так и в Любви к тебе  

хочу добраться до дна,  

до раскаленного жара  

мертвенной белизны.  

Не там ли стоит престол  

моей Чужеродности?  

Или на худой конец  

блефует какая-нибудь минога.  

12. 06. 2022  

Кипела штыковая атака под бельмастым небом. Они били артиллерией до тех пор, пока перемолотая земля не стала похожа на море и потом по этому морю они пошли.  

Среди руин красных солнц и зданий, рассыпавших зубы, встреча с неприятелем, как лилия чистой смерти, озарила изможденные лица. Солдаты уткнули винтовки в землю и стали сосать штыки, раздирая слизистую рта и горла. Один из врагов, щерясь идиотской усмешкой, ломал себе пальцы, как замерзшую рыбу. Другой корчился на земле, вдохнув зарин из газового баллона. Третий приложил к мышцам пресса гранату: осколки ребер торчали сквозь разорванную кожу по краям дыры живота.  

Кряжистый Майор, пыхтящий рядом с Ильмой, нес на руках морщинистого и опухшего новорожденного сына. Перед противником он сорвал пеленки и, принося отпрыска в жертву Аресу, отымел визжащее тельце в не заросший пупок. Его визави по сече разрывал свои ноздри каменными галетами из сухпая. Ильма грохнулся на колени и от страха стал втирать себе в глаза землю, насыщенную железом. Потом, услышав мольбу о помощи, он бросился к какому-то бедолаге с культей, из которой хлестал рассудок.  

– Я тебе помогу, брат! – с дрожью прошептал Ильма, не разбирая формы.  

Он стянул с себя пояс, чтобы пережать кровь. Мускулистые медсестры, точно валькирии, схватили его под руки и потащили в тыл. Рядового под шестизначным номером объявили павшим на поле боя.  

В поселок, где он жил раньше, вошла траурная процессия. Сотрудники военкомата с квадратными подбородками несли бронзовые носилки, украшенные ассирийскими крылатыми быками, у которых были лица министра обороны и начальника генштаба. На носилках в бархане роз покоился убитый. Ноги его тоже были обуты в розы. Следом, трубя и барабаня, маршировал полковой оркестр.  

Процессия остановилась у нужной улицы. Та оказалась слишком узкой, чтобы вместить всех. Тогда Ильма встал и пошел домой сам.  

Каждый листик хочет меня раздеть.  

Каждый лучик – залезть под кожу,  

чтобы стать сердцем.  

Я примерил женское платье,  

но мои широкие плечи портили вид.  

Впрочем, прикосновение ткани,  

было, как вода с неизвестным дном.  

Морской огурец в аквариуме  

выбрасывает внутренности,  

и в свете молний  

за стеклом видится  

лицо какого-то незнакомца.  

14. 06. 2022  

Почему бы не составить новый алфавит из фотографий неба? Или взять члены известных актрис-трансгендеров. Была бы эстетически здравая знаковая система!