Некстати.

Ей всегда хотелось быть слабой женщиной, а не такой, чтобы и коня на скаку, и в горящую избу, и мамонта в пещеру. Она была железной, непробиваемой, с яйцами, как шептались за её спиной подчинённые. Но ведь руководитель и должен быть таким, думала она, сидя в своём кресле, после очередной "летучки".  

– Катюха, я даже в постели с тобой чувствую, как строго ты на меня смотришь, – шутил Сергей, перебирая её волосы, когда она лежала у него на груди и слушала стук его сердца.  

Адюльтер – такое красивое и, одновременно, смешное слово. Она повторяла его про себя, лёжа на том месте, где пол часа назад лежал он. Кровать была ещё тёплой, но уже одинокой и пустой.  

Он всегда уходил в одиннадцать вечера. Не объясняя и не оправдываясь.  

– Ты же сама всё понимаешь, моя железная леди, – говорил он, целуя её в губы. Это был сухой поцелуй, как "летучка" в её кабинете. Когда он сидел на противоположном конце стола, опустив голову и что-то записывая в своем блокноте.  

Она обратила на него внимание ещё пять лет назад, когда её только поставили руководителем отдела, а он пришёл в их компанию по рекомендации. Зять директора – фигура неприкосновенная.  

Она и не прикасалась, просто смотрела. Смотрела так, как смотрела на всех. По крайней мере ей казалось, что она смотрела на него, как на всех.  

Однажды он, после её обычного:  

"У меня всё. Можете приступить к своим обязанностям", остался в кабинете.  

– Вы что-то хотели? – спросила она, глядя на него поверх очков.  

Он молча встал, подошёл к двери, медленно повернул ключ и подошёл к ней. Она с интересом следила за его движениями, стараясь сохранять невозмутимый вид. Он подошёл к ней вплотную и её накрыл аромат терпкого парфюма. А потом он прижал её к стене и впился своими мягкими губами в её губы.  

Это было только один раз. Один первый и единственный раз в её кабинете. Потом всё происходило в её квартире, на её одинокой кровати, под звуки французского блюза, которые приводили его в невероятное возбуждение.  

Любила ли она его? Скорее да, чем нет.  

Любил ли он её? Скорее нет, чем да.  

– Мы рабы обстоятельств, – любил философствовать он после того, как всё случалось и они лежали в постели и медленно пили вино.  

Она с ним соглашалась, а про себя думала, что всё это лишь красивая отговорка. Не было бы никакого рабства и никаких обстоятельств, если не было бы так удобно. Ей удобно быть руководителем отдела и терять это место из-за какой-то там страсти не хотелось. Ему удобно работать в фирме тестя и трахать свою начальницу и терять такое теплое местечко ради мимолетного увлечения ему тоже не хотелось. Было бы иначе, то он закрутил бы с любой девицей в офисе, благо с ними на фирме проблем нет. Но, тогда проблемы были бы у него. У девиц не было бы таких обстоятельств, которые бы им мешали разрушить его удобную жизнь. Поэтому он поступил мудро.  

Она не спрашивала любит ли он свою жену. Это было глупо, нелепо, и по классике жанра. Конечно же он любил свою жену, ведь она была дочерью его шефа. А шеф подарил своей дочери огромную квартиру в центре города на свадьбу, а зятю машину. Конечно же он любил свою жену.  

И её, Катюху, он тоже любил. По своему. По-мужски. Ведь она была строгой в офисе, а в постели дикой и страстной кошкой, которую легко приручить, если знать за каким ушком почесать.  

А ей всегда хотелось быть слабой. Чтобы готовить по утрам сырники, пританцовывая под французский блюз в широкой футболке мужа. А потом на цыпочках входить в комнату, где спит их дочка и, целуя её в теплую щёку, шептать на ушко, что пора вставать. Ей всегда этого хотелось, но позволить себе такую слабость она не могла.  

Вот и сейчас, глядя на две полоски, которые были так некстати, она отгоняла от себя видения счастливой жизни с эфемерным мужем, набирая номер знакомого гинеколога.  

Ведь что такое счастье? Это свобода от рабских обстоятельств, роскошь которой не все в силах себе позволить. Или не хотят позволить. Или…