Прочь из рощи

* * *  

Лил дождь.  

А Верджил, деревенский парень, сидел на скамейке и большими кусками запихивал хлеб в рот, долго пережёвывая, смакуя.  

Горячий, мягкий.  

Свежеиспеченный он, давал аромат, наполняя душевным теплом избу поселенцев. И эффект усиливался, пока за слюдяным оконцем бушевала стихия.  

Все ели хлеб…  

Младшие дети, коих здесь же ютилось пятеро, стали спокойнее. От того же самого ощущения масштабных неприятностей, за тонкой гранью, отделяющий мир от жилища.      

Глава, но Верджил часто называл его "Главарь", семейства, спал на печи. Мать занималась хозяйством.  

И это были часы покоя для деревенского парня. Четверо детей после него, погибли, поэтому шестнадцатилетний, он имел существенное превосходство в возрасте. А другие дети? Они не так важны для Верджила, как и мать,  

… как и отец…  

* * *  

А на следующий день выглянуло солнце.  

Дул прохладный ветер.  

Всё казалось Верджилу ненатуральным.  

Кругом пара домиков и бескрайние поля, зелёные сочные луга.  

На них паслись стада, дубравы раскинулись мощными залами, с зелёными лиственными сводами, древесными арками. И Верджил больше хотел туда, чем на вспаханную землю, полоть и убирать вездесущий сорняк.  

Сорняк был как темный бог, проявляющий ненависть и добавляющий работы, с коим парень боролся, стремясь в вечности к тупой победе…  

Иногда, это было на ползу. Верджил работал, стараясь часто смотреть куда-то в почву, под ноги.  

Потому что, когда поднимал взгляд и долго глядел в изумрудные океаны, что-то не нравилось ему. Нечто там большое и темное не хотело бедного, ничтожного обывателя, топчущего травы и мелкий кустарник, или плодородную землю.  

Верджил не был лентяй…  

Может лишь счёл так, по исходу долгих месяцев.  

Но отец злился на него.  

"Главарь" семейства лицезрел, как его чадо зевает и пялится в обувь.  

Так их общение стало идти на нет.  

От отца источало раздражением и духом наказания, поэтому контакта следовало избегать, по крайней мере – было решено.  

И деревенский парень начал замыкаться…  

* * *  

Дни текли…  

Протекали через потолок сознания.  

Оскудевшее самосознание поселенца перестало рожать мечту после укрепления на сей земле, после возведения изб, распашки полей и установления твердой ноги надвигающейся цивилизации.  

На бескрайние степные просторы она шла неумолимой поступью.  

Человек выходил из-под плети феодала и здесь строил свободную полосу прогрессивной жизни.  

Продуктом чего стали не только строения и урожай, но и новое отношение к жизни, более лёгкое и воздушное.  

* * *  

С такой легкостью и шел Верджил.  

В один из дней вечером, когда прочие жители сошлись на традиционные развлечения, молодой, якобы лентяй, ушёл в направлении северо-запада. Никто не задался вопросом, на удивление.  

Верджил подумал об этом.  

Примерно в двух милях от селения располагалась дубовая роща.  

Там идущий остановился, и прилег в тени источников древесного величия и могущества.  

* * *  

После этого вечера Верджил пресёк изменения.  

Совершил, приложив усилия, попытку остановить губительно тёкшие опустошения души. Правда, отношения с родичами наладить не решился. Уже понимал, что нанесены шрамы на строящееся, казалось бы, так легко и естественно, единство.  

С детства считалось, что его семя внутри теплая и приятная.  

И почему это стало не так?  

Но парень уже осознавал, что разрушилось то нечто, что было.  

А иное возведено в норму, получило признание холодное всеобъемлющее нечто. И поглотило его дух.  

Верджил хотел бежать от тяжести.  

Друзья из прочих дворов, жители деревни перестали его воспринимать, как своего. Просто он оставался нигде. И его перестали тянуть за рукав рубахи, за ворот, те руки окраинного общества, что ранее крепко держали его прикованным к деревенскому действу, отпустили…  

* * *  

Солнце сменило луну ещё пару раз.  

Когда, глядя на окошко из прозрачной пароды и видя его несовершенство, этот молодой переселенец, как был воспитан, сказал себе, так тихо:  

— Я должен уйти отсюда.  

И закутался в ткань, по уютнее, по темнее, по теплее…  

"Что мешает мне податься в служение культу? Там я точно так же буду работать на поле, что умею. На полях культа. Но кто на меня косо посмотрит? Кто-нибудь сделает вид, что меня нет? Со мной уже не здороваются! Нет, я просто хочу уйти… Хуже не станет. Всё будет в порядке. И со мной, и здесь, со всеми".      

За окном прогремела гроза.  

Начался дождь…  

* * *  

Отступление в духовную жизнь было отложено на день.  

Но ночью следующего дня он всё равно ушёл.  

Не пустив слезу.    

— Мне нечего сказать вам, люди. — произнес Верджил, делая очередной шаг, ступая кожаной мягкой обувью на пыль дорожной колеи.