Сказка о том, как один прапорщик двух генералов спас

Жил да был один генерал. И всё-то он умел делать, просто на удивление. Подпись имел красивую, с завитушками и узорами византийскими, и неспешно рисовал её на бумагах служебных, там, где цветные флажки подклеены. И щёки умел надувать, и бровями шевелить. И голос имел громкий, и тело толстое, и фамилию внушительную – Пузопятов-Сдобный.  

Сидел генерал в своем кабинете, похожем на ложу театральную, только побольше, и бровями шевелил. Так бы он и продолжал приносить пользу Отечеству, кабы не случилось с ним удивительное происшествие.  

Задремал как-то генерал в своём кресле после второго завтрака, а как проснулся, увидел он перед собой бумагу необычайную. На первый взгляд – бумага как бумага, форматом в пол-аршина, трудолюбивыми финнами изготовленная. Вот только… Не было на ней цветного флажка, рядом с которым нужно подпись поставить!  

Нахмурился генерал, но флажок не появился. Надул он щёки, и опять не появился флажок. Посмотрел генерал под стол, не ползёт ли кто из челяди, чтобы флажок подклеить незаметно. Нет никого, лишь ковёр персидский колосится.  

Попытался генерал прочитать бумагу, зашевелил губами, но кроме слова «Уважаемый» ничего не разобрал. Разучился от непривычки.  

Рассердился тут генерал на буквы непонятные, ногами затопал, по столу застучал руками белыми и пухлыми. Не помогло, как лежала заколдованная бумага, так и лежит.  

Запахнул генерал полы халата, поправил саблю, посмотрел в зеркало, ровно ли висят на груди широкой ордена и грамоты почётные в рамочках. И двинулся в приёмную, как туча грозовая неотвратимая. Долго ли, коротко, дошел он до приёмной, а там – ни души.  

Вышел генерал в коридор и видит: люди куда-то спешат с бумагами наперевес. Подумал генерал, что война началась, выхватил саблю и вперёд побежал. А как за угол завернул, оказался в тупике, где прямо посреди стены красная лампочка горит. Подумал генерал, что это бомба, присел и глаза зажмурил.  

А стена вдруг сама собой раскрылась и из лифта вышел какой-то человек с саблей и в тапочках. Генерал как закричит на него: «Я сам Пузопятов! А ты кто такой? Паачему без доклада?!» И не успел докричать, как слышит в ответ: «Я генерал Тугомозгов-Завизированный! Пачему в халате на службе?!!!» Посмотрели тут генералы друг на друга, перестали топать, заулыбались приветливо и начали беседу беседовать.  

– Ваше превосходительство, – говорит один, – как же Вы в такой оказии оказались?  

– Да разбежалась куда-то челядь приёмная, я вышел из опочивальни и заблудился. А с Вами что приключилось, Ваше превосходительство?  

– Да тоже вышел из опочивальни, а ключ от неё обронил, и он в щель под дверью обратно проскочил. Комедия, словом!  

– Ну, давайте же как-то выбираться. Есть хочется ужасно.  

– Да, со второго завтрака крошки во рту не было.  

Взяли тут генералы друг друга под руки белые и пошли куда глаза глядят.  

Долго шли они коридорами дремучими, карабкались вниз по крутым лестницам, нащупывали путь по скользким ковровым дорожкам, расспрашивали безуспешно редких калик перехожих. Прошли они вёрст пятнадцать, присматриваясь и принюхиваясь, но из съестного нашли только жвачку, к паркету прилипшую, да щепотку табаку трубочного с ароматом вишни.  

И вышли в конце концов генералы вновь к тому месту, где стена раздвигается. А уже вечер незаметно спустился, зажглись фонари коридорные. Ни души вокруг, и есть хочется прямо нестерпимо.  

Вдруг слышат генералы: «Рыба! Рыба!!! » Побежали голодные генералы на клич, ввалились в какую-то комнату и увидели картину возмутительную. Лежит на трех табуретках, прикрывшись газетой «Ведомости», некий прапорщик, мужик мужиком. И сам с собою в домино играет. Козла забивает, негодяй! И курит ещё сверху.  

Вцепились в прапорщика генералы и ну его мутузить. Кричат: «Ты здесь лежишь, хам остолопский, чувырла бессмысленная, а мы с голоду пропадаем!!! » Видит прапорщик, что генералы сурьезные, вытянулся в струнку, а сам думает, как бы от такой напасти избавиться.  

Перво-наперво предложил он генералам чаю напиться. Вмиг сожрали генералы пачку чая вместе с фольгой, а чайником в мужика запустили.  

Почесался он и повёл генералов сначала в начальнический вип-ресторан, а потом и в столовую для смердов. Глядь, а они уже закрыты крепко-накрепко, лишь запахи прельстительные помойные в воздухе витают. Делать нечего, решил прапорщик генералов домой доставить. Стал он их выспрашивать, где изволят жить-поживать. Генералы вспоминали-вспоминали, и вот что ответили:  

– Живём, – говорят, – там, как если бы, к примеру, поехать по прошпекту широкому, да мимо мужика на железном коне, а потом направо, по улице, которая раньше в честь писателя называлась. Ну, который рассказ «Му-му» написал – про лошадь, о которой ему няня рассказывала.  

– Это, стало быть, улица Горького, нынешняя Тверская? – спрашивает начитатанный прапорщик.  

– Во! – отвечают генералы. – Там ещё красная буква «Мэ» недалеко светится.  

– Хорошо бы ещё номер дома узнать, ваши превосходительства, – говорит прапорщик.  

– А может, тебе сообщить ещё и номер счёта заграничного, где деньги лежат, службой Отечеству заработанные? – рассердились генералы. – Вези как есть, там нас любой узнает!  

Почесал прапорщик в затылке и решил вызвать машину самоходную. Пошарил он в карманах, но нашёл лишь скрепку и таракана полудохлого. Делать нечего, нужно своим умом обходиться. Снял мужик со своей каморки дверь, обтесал её на манер каноэ, прибил к ней два стула замшевых, привязал к ручке канат железный. Посадил в эти сани самодельные генералов, впрягся и потащил их на воздух городской, до туманности загазованный. У ворот прислужники еще мигалку на сани приделали, чтобы какой-нибудь гаишник не вздумал остановить транспортное средство нестандартное.  

Три часа колесил прапорщик по Тверской с окрестностями, весь очумел и взлохматился. А генералы знай покрикивают, чтобы он строевой шаг не терял.  

Наконец остановился мужик у одного дома невысокого, этажей на триста. Смотрит, а там у парадного, рядом с фонтанами незамерзающими, скульптурная группа установлена: знакомые лики генеральские на львиных туловищах с крыльями. И под каждым крылом по портфелю. Тот дом оказался! И вовремя: генералы от голода и лишений уже доходить начали. Свистнул тут прапорщик молодецким посвистом, и к нему со всех сторон лакеи бросились с дворецкими, мамками-няньками и секьюритями широкоспинными. Отпихнули они прапорщика в сторону, поломав сани, подняли генералов и унесли их в покои белокаменные откармливать-отпаивать.  

Постоял минутку мужик, подивился на житье капиталистическое, пока его взашей не погнали. Вышел он за ворота, перекусил тем, что в карманах нашёл, да и отправился восвояси.  

А как вернулся к себе в каморку, к табурету осиротевшему, то увидел, что на стене уже благодарность висит в рамочке. За спасение жизней генеральских и вообще настойчивость в решении служебных задач.  

А пониже благодарности висит в рамочке взыскание за утерю стульев казённых, порчу имущества в количестве одной штуки дверей, оставление поста в опасности и несоблюдение субординации при сопровождении особ генеральского звания. А ещё пониже висит приказ по личному составу об отобратии у прапорщика всех ранее полученных благодарностей и присвоении ему, в порядке продвижения по службе, звания младшего прапорщика.  

Посопел прапорщик в раздумьях, да делать нечего. Свернулся он калачиком на табурете уцелевшем и захрапел. И снилось ему, что сидит он в кафе на Монмартре и трескает устрицы а ля фуфлонье, запивая их пивом «Бочкарёв». Подумал во сне прапорщик: «Жё ву при, мадемуазель, изволите ли понимать! Шармант! » Вспомнил он тут, что таких слов говорить и во сне не может, перевернулся на другой бок и заснул беспокойным сном, чутко поводя ушами, чтобы старший по наряду, змей бескрылый, незаметно не подкрался.