Терапия души (глава 5)

Глава 5.  

В последующие дни нам с Наташей приходилось видеться только по утрам, когда мы собирались на утренее правило. Да вечером, когда, уставшие, но счастливые, возвращались со своего труднечиства.  

В один из дней мне поручили вместе с Дарьей окучивать картошку. Там она рассказала мне свою историю о том каким долгим и тернистым был её путь в этот монастырь.  

– Я-то воспитывалась в семье, где о Боге и слышать не хотели. Мою бабушку называли пережитком прошлого и запрещали с ней общаться. А я её очень любила и тайком бегала в гости.  

Тайком же она меня и покрестила в маленькой церквушке, где луч солнечного света, пробившийся в маленькое оконце щекотал мне нос. Я очень хотела чихнуть, но терпела, чтобы не нарушать торжественного момента. В итоге, когда батюшка вешал мне на шею крестик, я не стерпела. Мой чих эхом раздался под сводами церкви. Батюшка улыбнулся и тихо сказал:  

– Вот ты и заключила договор с Богом.  

Дома я прятала крестик под одеждой, чтобы папа не заметил. А но ночам украдкой его целовала и читала Отче наш, как учила бабушка.  

Но всё тайное всегда становится явным. Папа заметил на моей шее веревочку и со злобой её сорвал. Он топтал ногами крестик и страшно ругался.  

– Ничего, ничего, внученька, – утешала бабушка, когда я на следующий день прибежала к ней жаловаться. – Боженька всех любит и без крестов на шее.  

Потом жизнь закрутилась, завертелась, как и положено, когда ты еще ребёнок. Бабушкины молитвы охраняли меня и мою семью. Но папа, когда уходил на небеса, не хотел ничего слышать о покаянии. Я до сих пор молюсь о его прощении. Как знать, может быть, и свидимся с ним там.  

Замуж я вышла рано, в девятнадцать лет. Любили друг друга очень. Ну, во всяком случае, мне тогда так казалось. А потом он начал выпивать. Сначала по праздникам, которые затягивались по неделям. Потом поводы высасывались из пальца и каждый вечер он приходил с работы пьяным. Я старалась быть с ним ласковой, ведь любовь способна на всё. Но однажды он первый раз меня ударил. Это было так неожиданно, что я первые минуты не поняла ничего. Даже папа, в припадках злости, никогда не поднимал руку ни на меня, ни на маму.  

А потом он избивал меня систематически и даже при сыне, который забивался в угол и тихо плакал.  

– Уходи от него, – говорил батюшка Александр, когда я в очередной раз пришла к нему с подбитым глазом, стараясь не морщится от боли. У меня были сломаны рёбра.  

– Куда же я уйду, если это муж мой? – спрашивала я, а у самой темнело в глазах и кружилась голова. Было больно дышать и стоять на ногах.  

Я упала в обморок. Очнулась уже на больничной койке, а рядом сидела матушка Елизавета, жена батюшки Александра. Она сказала, чтобы о сыне я не беспокоилась, он поживет пока у них.  

За две недели, пока я лежала в больнице, муж ни разу не пришёл ко мне. Как потом выяснилось он допился до чертиков и у него случился удар. Несколько дней он пролежал в квартире, и никто даже не знал, что он преставился.  

Батюшка Александр помог мне с похоронами, а матушка Елизавета с уборкой квартиры. Ведь, когда муж был жив, я даже ремонт не могла сделать. Не за что было, всё пропивалось и выносилось из дома.  

И вот тут, казалось бы, живи, да радуйся, дыши полной грудью, да хвали Бога за его милости. Первое время я так и делала. Тем более сын подростал и я была счастлива, что он не видит больше тех ужасов, которые ему пришлось пережить из-за отца.  

Первые звоночки были ещё в детстве, когда мой Ильюшенька проявлял жестокость к животным. Но я это списывала на детскую травму.  

– Молись, – говорила мне матушка Елизавета. – Нет ничего сильнее материнской мотивы.  

А потом он связался с плохой компанией и я потеряла сына. Школу он так и не окончил. Домой приходил только тогда, когда надо было переодеться или переночевать. Но, за что я не перестаю благодарить Бога, он никогда не ударил меня. В его взгляде никогда не было ненависти ко мне.  

Первый раз его посадили в двадцать лет. Дали пять лет колонии строгого режима.  

На свободе он пробыл недолго, около года. И снова семь лет строгого режима.  

А сейчас идёт десятый год его двадцати пяти летнего срока. Не знаю, удастся ли ещё увидеть мне моего сыночка перед смертью.  

А этот монастырь стал для меня спасением и отрадой души. Да и матушка игуменья молиться за моего Илью.  

Какими же неисповедимыми бывают пути божьи, думала я, лежа на своей кровати и вспоминая прошедший день.  

Продолжение следует...