Порок

Я изломана, зла и разбита, а желанье зализывать раны отпускает и кажется диким наравне с опостылевшей драмой. Я покрыта узором из трещин, надави – и исчезну с порывом не ветров, а сказителей вещих, разносящих осколки по миру. Я же сплошь облетевшая вишня, зацвету – и никто не заметит, в этой пьесе я будто бы лишний и ненужный герой для сюжета. Я сама ведь себя и ломаю – по кускам, по крупицам, чтоб болью упиваться, ступая по краю на границе с пучиной морскою. Я иду не спеша, задевая потолок из прогнившей картонки. Мне глаза бы поднять, но не знаю ничего, кроме сырости звонкой. И на миг, столь прекрасный и долгий, я на зов поднимаю смиренно и глаза свои, руки, да толку — лишь душа моя внемлет Вселенной. Я ослепну и слух потеряю, чтобы тотчас прозреть и прорваться из коробки гнилой, забывая глас пучины, молящей остаться. Я не буду тонуть, не затащит, а взлечу, чтоб по небу кометой пронестись, озаряя манящий темнотой сумрак ночи, и где-то я внезапно услышу знакомый и до боли родной сердцу голос, чтобы вспомнить, как ты невесомо со спины обнимал, и твой возглас я, конечно, со смехом задорным заберу сувениром на память, одарю напоследок любовно столь прекрасным и долгим, что таять на щеках моих будут те слёзы, что роняла я все эти годы. Ты сотрёшь их следы, чтобы грёзы возродились, как солнца восходы.