Грибник.

– Да ты что, я ж в этом лесу каждую сосенку знаю, – говорил Степаныч, успокаивая своего племянника Женю.  

Евгений грибником не был от слова совсем. Нет, мухомор от подберёзовика он отличить мог. Белые грибы тоже знал как выглядят. Лисички очень любил, особенно тушёные в сметане.  

А вот что касается ориентирования в лесу тут уж Евгений был полным нулем и даже без палочки.  

– Топографический кретинизм у меня, – то ли с гордостью, то ли с сожалением заявлял он всегда, когда тёща говорила, что надо бы по грибы ехать.  

И ехала она одна, махнув на беспутного зятя рукой.  

А тут скандал случился. Ну, как скандал, тёща в шутку сказала, что зять у неё золото, но каши с ним не сваришь. Говорит, что раньше-то мужики были так мужики. И мамонта в пещеру притащат, и грибов целую котомку приволокут. Не то что, говорит тёща, мой Евгений, который в трёх соснах боится заблудиться.  

Ну, у зятя-то, конечно, самолюбие взыграло. Мамонта он тащить не собирался, а вот грибов тещеньке насобирать вознамерился. Пусть эта ядовитая женщина не думает, что он совсем уже пропащий человек.  

А Иван Степанович, родной дядька Евгения, был не то, чтобы заядлым грибником, но, иногда любил с корзинкой по лесу погулять. Поэтому Женя и приехал к нему на дачу, зная, что тот за любой кипишь, кроме голодовки.  

– Ой, племяш, мы с тобой этих грибов столько наберём, столько наберём, что эта старая грымза захлебнется от зависти, – говорил Степаныч, заходя с Женей в лес. – А то ишь, ведьма, чего удумала – мамонта ей подавай.  

Первый гриб Евгения был огромный подосиновик. Он так обрадовался, думал вот утрет тёще нос.  

– Э, Женёк, так дело не пойдет. Он же червивый нарочь, – Степаныч разломил шляпку пополам, показывая нутро гриба.  

Грустно стало Евгению, что первый блин комом оказался.  

Отходить-то от дядьки он боялся, хорохорься не хорохорься, а ориентация дело опасное. Поэтому у Степаныча корзинка была наполовину полная, а у племянника только три сыроежки на дне лежали.  

Но Евгений был парень целеустремлённый, если сказал – наберу корзину грибов, то значит наберёт.  

В общем, проходили грибники часа три, пока у обоих не были полными корзины. Сели на поваленное дерево отдохнуть, да домашнего кваса попить. Хороший квас у Степаныча был, ядрёный.  

– Я ж туда ячменя жареного добавляю, да несколько ягод изюма. Он в подвале настоится, а в жару вон как хорошо идёт, – говорил он, вытирая рукавом усы.  

– Квас-то хорош, с этим не поспоришь, но надо бы из леса выходить. А то ж мне ещё к вечеру домой надо попасть, чтобы Лидка своей матери успела позвонить и похвастаться какой у неё муж добытчик и золото, – говорил Женя, обеспокоенно вертя головой в разные стороны.  

– Тю, это мы сейчас мигом. Я ж этот лес, как свои пять пальцев знаю, – говорил Степаныч, шагая через бурелом.  

Евгений еле поспевал за ним. Хоть и был у него топографический кретинизм, но ему почему-то казалось, что идут они не в ту сторону. Ну, если логически рассудить, то, если они всё время шли на юг, то возвращаться-то должны были на север. А Степаныч с уверенностью танк шёл и шёл на юг что-то бубня себе под нос.  

Евгений уже ничего не спрашивал, он устал, он стёр себе ногу и проклинал себя за то, что хотел что-то доказать тёще. Он просто шёл следом за дядькой и хотел наконец-то увидеть просвет между деревьями, что говорило бы о выходе из леса. Но просвета не было. Выхода – тоже.  

Наконец, после двухчасового скитания по лесу, Степаныч захохотал:  

– Ну, что я тебе говорил? Знаю, знаю я этот лес как свои пять пальцев. Степаныч ещё никогда не блудил...  

Но не успел он договорить, как остановился и, присвистнув, почесал затылок. Евгений тоже недоуменно обвёл взглядом заброшенную железную дорогу. Он знал, что она находится в нескольких километрах от дач.  

– Нет, ну я же знаю этот лес, как свои пять пальцев, – виновато ворчал Степаныч, пока они шли по заросшим травой шпалам.  

Евгений злился, но шёл молча. Ему ли не знать, что такое заблудиться в трёх соснах.  

Но, как бы он не сердился на своего всё знающего дядьку, а домой он всё же приехал с добычей. Где его уже ждала обеспокоенная жена и тёща, которая сто раз пожалела о своих словах. Она уже рисовала в своем воображении диких зверей, загнавших Евгения на дерево и собиралась звонить в МЧС, чтобы те немедленно ехали его искать.  

Но когда открылась дверь и в неё ввалился её зять, то она со слезами на глазах принялась его обнимать.  

Ведь живой зять, это лучше, чем разорванный дикими зверями. А с корзинкой грибов вообще – золото.