«Сказ о мечте» (2-ая версия)

На краю скалы, у обрыва высился одинокий замок, внушительный и грозный. Его башни и шпили виднелись издалека – отстроен замок был на совесть и когда-то являлся хорошим маяком для мореплавателей; путеводной звездой. И в прежние, стародавние времена он исправно служил фортом, опорным пунктом, занимая выгодное, ключевое, стратегическое местоположение. Но уже лет десять в этих краях господствовала тишина и немая боль. Вы не услышите здесь ни стука копыт, ни скрипа карет проезжих. Здесь уже давно не было пиршеств; звука веселья, звона посуды, шума и смеха гостей. У замка не было лица; сошла с него улыбка. Он больше не являлся пристанищем для всякой радости... Как когда-то.  

За обрывом, в туманной пропасти виднелось море, холодное и неприветливое; бездонное. В шторм море бушевало так, что волны прибоя почти достигали скалы. И год за годом стачивали её, истончали.  

С трёх других сторон, но не вплотную, замок был окружён дремучим, величественным лесом – старой и могучей дубравой, через которую едва продиралась единственная, почти заросшая травой тропа, ведущая к замку. Произраставшие в лесу деревья не были совсем уж ветхими, и ветки их не были сухими, но на них виднелся оттенок некоей усталости, оттенок времени.  

На первый взгляд у вас может сложиться впечатление, что тот замок давно заброшен, необитаем – ведь и окошки вечером не светятся от свеч.  

Однако ворота распахнулись, и на лужайку вышел человек. Он был ещё молод, но в его взгляде чётко читались грусть, печаль и тоска. Мужчине было около тридцати или чуть более того; он был не высок и не низок. Его русые волосы были длинны, но лишь чуть ниже плеч. В серых глазах некогда блестел весёлый огонёк, но пропал уже давно.  

Хозяин замка был предельно мрачен и суров. Он жил отшельником, ни с кем не водился. Его врата всегда были заперты даже для возможных путников, для страждущих, ибо человек этот озлобился на весь свет, и на то имелись веские причины.  

Присев на траву, рыцарь задумался. Посидел так некоторое время, а затем двинулся в сторону обрыва, но для этого необходимо было обойти замок, зайти ему в тыл. Почему? Это место было для него отдушиной; он мог здесь расслабиться и помечтать. Здесь нет посторонних глаз и ушей, ибо лес таит в себе ещё много тайн и опасностей, тогда как здесь, вдыхая лёгкий морской бриз, он мог собраться с мыслями, тщательно всё обдумать.  

Встав во весь рост у самого края скалы, не боясь непредсказуемого ветра, который мог бы запросто столкнуть его в глубокую пропасть, аскет уставился вдаль. Но перед собой он видел не горизонт; нет.  

Он вспомнил что-то, и мимо него пронеслись события из далёкого прошлого, и стереть эти воспоминания не смогло даже время. Рыцарь увидел себя ещё совсем маленького; увидел, как стоит застенчиво и робко, исподлобья наблюдая за взрослыми. Потом – страшное перед глазами: он видел огонь, он видел смерть. Он видел, как пришёл Враг, и сжёг дотла его деревню; убил его родных и близких прямо на его глазах. Его же самого, как котёнка, сграбастали за шкирку, и забрали неведомо куда. Как ни кусался, как ни царапался, как ни вырывался…  

У стоявшего на краю пропасти пересохло в горле, а на глазах выступили слёзы. Вспомнилось нечто ещё.  

Мир не без добрых людей (так ему когда-то казалось). Закончилось рабство: больше не батрак на мельнице, больше не раб на галере. Он завоевал доверие и уважение; рыцарский титул. Ему дарованы были и замок, и земля; он всего добился сам, своим усердием. Но умер прежний король, и восстал другой, который развязал войну с эльфами. По своему долгу рыцарь был за короля, но по совести – за тех, в чьих окрестностях вырубались деревья.  

Рыцарь повоевал изрядно; в походах побывал. Он поучаствовал в таких переделках, в каких любой другой уже бы загнулся и не поднялся. И брал воин не силой, но верой в победу; своим упрямством и упорством. И вот, когда дело дошло до того, предать ли короля или встать на защиту угнетённых, он выбрал переговоры, ибо имел вес и уважение при дворе. И внял люд, и оценил эльф, и распространилась молва. Но только с тех пор посылали рыцаря на самые ответственные задания, и ходил-бродил-выискивал он самыми опасными тропами. Жертвуя собой, рискуя жизнью, но всякий раз достигая намеченной цели.  

И однажды он приоткрыл своё сердце, но рассмеялись в лицо. О дерзновенных планах узнал и король, и вот: на долгие-долгие годы опала. Изгнан, предан и брошен; оболган, несправедливо наказан.  

С тех пор так и живёт затворником в своей цитадели; в обители крепкой и мощной. И зарёкся больше никогда в своей жизни не доверять людям. Не говорить с ними. Не слушать, не внимать, и самому не увещевать.  

Прошло много лет, но вы не думайте, что замок пустует; в нём ещё теплится жизнь и надежда.  

И вот: наклонился властелин твердыни каменной, и увидел водную гладь. Лицезрел её он не впервые; но размышлял он ныне об ином.  

– Может, пробил час; настало время. – Глухо выговорил тот человек, и сделал шаг вперёд, ибо мучительно больно было ему его одиночество. Шрамы были не на теле, но в душе.  

Внезапно он услышал едва ощутимый шелест крылышек.  

– А, это ты. – Не поворачиваясь, уныло произнёс изгнанник и скиталец, вечный рыцарь и страдалец. – Я знаю, что ты здесь… Чего тебе?  

Но кулачки нетерпеливо застукали, забили, забарабанили по его спине.  

Сдерживая улыбку (он никогда не улыбался, но его душе сейчас стало как-то спокойнее и легче), изгой повернулся к той, которая его потревожила.  

Перед ним стояла Джоэль – белокурая девочка-фея из параллельного мира; она улыбалась. Джоэль изучающе, с интересом наблюдала; глядела на этого явно недружелюбного, не настроенного на беседу буку своими большими серо-голубыми глазками. Её причёска всегда являла собой два хвостика либо две косички. О, это было самое любопытное, самое любознательное создание в мире! Она излучала такую жизнерадостную энергию, что рыцарь враз перестал хмуриться.  

– Скоро в твоей жизни будет праздник! – Ошарашила она рыцаря своим заявлением.  

– Праздник? В моей жизни? – Недоверчиво оглядел он это весёлое, доброе, беззаботное, симпатичное и по-детски искреннее солнышко. – С трудом верится; скорее, эти две вещи несовместимы вовсе. – Элеан, боюсь, в этот раз ты ошибаешься. Не разделяю я твоего оптимизма, прости.  

– Я всё помню! – Топнула ножкой Джоэль. – Так написано в твоей истории, и так будет; при том условии, если ты всё сделаешь правильно.  

Джоэль всегда появлялась из ниоткуда. Обычно эта юная волшебница прилетала, чтобы поиграть у Маркула (таково его имя) в саду; побаловаться и порисовать. Это было крайне редко (может быть, второй или третий раз), но метко. Вот и снова та проказница вприпрыжку побежала в его сад. Ну как, как можно долго дуться и обижаться на это дивное, прелестное дитя? Невозможно…  

– Погода что-то портится. – Самому себе сказал Маркул через некоторое время, и тяжёлой поступью проследовал по кирпичной дорожке от крутого берега к своему саду. – Элеан, улетай скорее! Ты намочишь свои крылья…  

Он знал, что в замок фея не залетит; закрытые пространства не для неё.  

Но Джоэль уже и след простыл. А на столике в саду лежала записка со словами, и чернилами там было написано примерно следующее: «Не забудь про то, что я сказала! ». Минутой позже Маркул уже не смог бы прочесть те строки, ибо погода и впрямь не заладилась: пошёл сильнейший ливень.  

Настроение снова куда-то пропало, и одинокий мужчина улёгся на боковую. Хм, он сегодня даже не охотился: от Илвы пришли известия, что лес стал чёрен и небезопасен. Смерти он не боялся; боялся лишь мук и страданий (да и то, скорее, не телесных). В дальнем краю леса Маркул не бывал давненько; наверное, завтра с утреца он туда наведается и посмотрит, кто тревожит лесных жителей, кто нарушил границы дозволенного и не даёт никому покоя.  

Некогда всеми преданный, но не уничтоженный человек попытался заснуть; но не тут-то было!