«Багровый рассвет»

Мир. Мир, такой изменчивый, непостоянный…. Мир снова был не таков, как прежде. Едва ли прошла война одна, как веет войной новой. И не убоялись смертей премногих, и не научил их горький опыт ничему. Царство первое прошло, и раздробленной оказалась вся земля. Царство второе зловеще прогудело, но не прислушались, а зря. Царство третье подошло, и вот, уж много месяцев багровый цвет у почв.  

Человек он был практичный крайне, и ораторством владел успешно. И видя пред собой толпу, довольно руки потирал, победу предвкушая. Возвысился он много лет назад, гипнозу подвергая, соперников уничтожая. Власть, власть голову вскружила – желание повелевать превыше всего было.  

Внушал тот демон людям думы о свободе, ядовито речи говоря. И слушали глупцы сие с раскрытыми от надежды ртами. Ибо падали они уже не раз, ведь всякий шаг был правилен не до конца иль вовсе ересью казался.  

Они поверили ему, как беззащитное дитя Творцу. Месть и ненависть застлали им глаза, и нарушен был покой.  

И планы сего дьявола были отчаянно дерзки, ведь цель поставлена прибрать к рукам все страны.  

«К чему нам деньги тратить на больных? », – капал бром тот Сатана. – «Ведь им ничем уж не поможешь, мучают себя и нас». Словно совсем без Бога люди жили, словно не молились перед сном Ему.  

«Зачем преступников держать под стражей, мне ответьте? Ведь они неисправимы до скончания веков. Выпущу их Я на волю, ну и что же? Браниться будут пуще прежнего на всех. Не лучше ль сразу порешить их, и делов? Чтоб проще было нам всем жить».  

И оставил Бог те места, и был ли Он вообще. А люди до последнего внимали, что раскаянье возможно для всех-всех.  

«Неужто вы позор тот позабыли, и не хотите отмстить? Заслуживает враг лишь смерти, так давайте же начнём! » – лил на рану соль диктатор и владыка человеческих безвольных душ.  

«Избавить Я хочу народ Свой от тех напастей, что зовутся еретики и геи. Им бесполезно объяснять, с рожденья разум их тот затуманен. Скорей же их всех на дыбы, чтоб нация являлась чистой».  

Имелись те, кто раскусил весь замысел змеи, но истребилась их душа из стада сего навсегда.  

«Долой проклятых иудеев! Это же они распяли Того, Кому рьяно так уж поклоняетесь. Разве возжелаю Я недоброго для расы нашей превеликой? И пусть же да господствует на всей Земле только лишь она одна».  

Приятно было подданным от стараний одного из них. Бальзамом на душу полился сильный яд. Отравило зелье все помыслы у молодых парней, и стали образовывать кружки. И превратились сборища те в сильные организации; конвейеры вербовщиков, убийц и прочих падших нелюдей.  

Второй лик Люцифера возродился чуть восточнее. И схожими его идеи оказались. Ведь для того, чтоб попрочней усесться в кабинете, достаточно всего лишь всех друзей убрать, врагов приблизив окончательно вчерашних. И расстреляны все те, кто считал иначе, и был уличён за то, чего не делал никогда.  

Предшественник, возможно, действительно хотел чего-то лучшего для своей отчизны. Но не получилось, и пошли прахом все труды. И всё насмарку находилось ведь и так, но возвеличился князь тьмы в его обличье.  

Заткнулись крестьяне, замолчала нищета. Навязана была культура против воли, не спросив разрешения. И хозяйства не принадлежали больше простым людям. Потеряла смысл революция: новый ставленник намного ль лучше казнённого царя?  

Ещё одно ничтожество находилось там, где, согласно общепринятому мнению, не могло быть греха. Да, о да: на Святом Престоле восседал хозяин этого мира.  

Проницательностью он был не обижен, и двигался туда, где ветер дует, посвежей. Не лишён он был и сплетен, и интриг, и нужного окружения как рядом, так и в стане врагов. И почуял однажды, что одно из двух зол меньше, а другое, соответственно, больше. Выбрал земной отец всех христиан челобитье ближайшему к себе недругу, потому что тот увещевал защитить мир верующих в Троицу слепцов. Атеизм дальнего же недруга епископ Рима расценил как наиболее треклятое зло, и поклялся всячески бороться с оным.  

Не разглядели подвоха другие правители. Прочие и вовсе отгородились от чужих проблем. Кое-кто же не захотел ввязываться не в своё дело, прекрасно зная, что цунами, происходящее из эпицентра на ложе океана, ещё как аукнется землетрясением у них самих.  

И запахло в воздухе войной. Выкатилась бочка с порохом из строя вправо. Хватило б спички, а люди ждали, ждали, ждали. Боялись, но молчали, и для жизни себе предавали на смерть родных своих и близких. И зло, что было раньше, моментально возведено было в квадрат и куб. Страшно стало жить, опасно; настолько, что люди трусливо оглядывались по сторонам, чувствуя слежку. И брат ныне не брат, сосед – не сосед; друг, который – не друг, и враг, который всегда враг. Друг, который мило улыбается в глаза и непринуждённо кивает головой на реплики, во всём и вся соглашаясь; и это тот же самый друг, который предаст за краюху хлеба и за глаза наговорит того, чего отродясь не существовало.  

Иродов всё больше, Иовов всё меньше. И многие тысячи лет одно и тоже каждый день. Не проходит замысел убить, поскольку есть он в изначальном виде. Мир не становится краше от деяний властителей его. Всё то же самое, лишь в ином обличье. Стираются грани, меньше белых пятен. Только душа не становится чище и новее.  

Он пришёл. Он снова пришёл. Причём, явился сразу в трёх ипостасях. И кто же кого? Кому выгоднее мир? Кто за то, чтобы как можно подороже продать шкуру? И нет более великодушия, нет взаимопонимания, нет обоюдной помощи, нет добрых сердец на троне, нет сострадания, нет чувств, обрушилось вконец.  

Кто выдохнется поскорее? Кто устанет побыстрей? Кто первый флажочек белый кинет на пол? Когда перестанут бросать перчатку к стопам этим? Когда рука не схватится за нож? Когда разум возьмёт верх? Нужны ли такие жертвы и ради чего? Грех – не только солгать; грех также и в том случае, когда задумано солгать – тогда, когда действие не совершено, не доведено до конца. Однажды будет мир, но будет ли он лучше? Однажды закончится братоубийственное поругание, но далеко ли до следующего, очередного? Прекратится ли начатое не сегодня и не вчера? Закончится ли завтра?