Аккордеон на стуле. Глава 2

Глава 2 Рассказ Марии Ивановны  

Родилась я городе Полоцке Витебской области в Белоруссии в начале века. По комсомольской путевке была направлена на педагогические курсы в Минск. После двух лет обучения вернулась в родной город и стала работать учителем младших классов. Вскоре познакомилась с хорошим парнем, и через год мы поженились. Муж мой Игорь Васильевич трудился слесарем на заводе сельхозпродукции, был коммунистом. В 1925 году, после рождения нашего первенца Васеньки, я тоже вступила в партию. В 1932 году появились на свет близняшки, Ульяночка и Галочка. Жизнь текла своим чередом. Сын учился в девятом, а дочки в моём третьем классе, когда началась война. Мужа призвали в армию, и больше я его никогда не видела. Пропал без вести.  

Война стремительно приближалась к нашему дому, время на эвакуацию уже не было. По решению Полоцкого горкома члены партии, не успевшие эвакуироваться, должны были уйти в партизаны, чтобы сражаться с врагом. Так я вместе с детьми оказалась в партизанском отряде в Витебском лесу.  

Командир отряда, председатель местного колхоза, был недоволен: «Одни бабы да дети, – ворчал он, – как мне с таким воинством воевать? » Узнав, что Васенька неплохо владеет немецким, определил его в разведку. Меня, как и большинство женщин, оформил в трофейную команду. Мы должны были собирать оружие, оставленное отступающими красноармейцами на полях сражений. В свободное от заданий время рыли землянки, не очень заботясь об их утеплении: надеялись, что к осени Красная Армия погонит захватчиков обратно. Но, к сожалению, надежды наши таяли, даже не с каждым днём, а с каждым часом.  

Проходящие через наш партизанский отряд отступающие части 22-й Армии, видя, что в отряде в подавляющем большинстве женщины и дети, скрепя сердце, оставляли в отряде несколько бойцов с оружием. Потянулись к нам и местные жители, не желающие жить под фашистами. Буквально через две недели наш партизанский отряд представлял собой боевую часть, способную наносить урон врагу. Комиссар отряда, один из оставленных бойцов, приказал основательно готовиться к боевым действиям: землянки утеплить, построить новые – для госпиталя, кухни, оружейной мастерской. К всеобщей радости детишек организовали школу с первого по седьмой классы. Набралось 27 человек. Так я стала одновременно директором и учителем партизанской школы. Занятия проходили в большой землянке, все классы вместе.  

После занятий вместе с женщинами, не принимающими участия в боевых действиях, ходила по близлежащими деревням и сёлам за съестным для нашего отряда. Я же наряду с провизией просила учебники, тетрадки, карандаши, ручки, чернила для партизанской школы. В одном селе попросила бывшую мою коллегу подарить нам глобус, без которого невозможно преподавать географию. Наконец коллега дала мне учебное пособие при условии, что верну его после войны. Глобус сгорел во время одной из бомбёжек нашего отряда. А я вот уцелела… (После войны мне довелось вновь побывать в этом селе, и я решила навестить старую учительницу, чтобы попросить прощения за то, что не уберегла глобус.  

Соседи поведали мне её трагическую историю. Римма Яковлевна Малкина была сослана в их село в 1931 году из Ленинграда как член семьи врага народа. Мужа её обвинили то ли в меньшевистской, то ли в троцкистской деятельности, осудили и отправили на Соловки. Она стала преподавать географию в сельской школе. За прекрасное знание своего предмета быстро заслужила уважение у детей и коллег. То, что она еврейка, никто и не догадывался, а сама она не очень-то об этом и распространялась, да и внешне Римма Яковлевна была похожа больше на украинку.  

В августе 1941 года, оккупировавшие село немцы вывесили приказ: «Всем евреям нашить на одежду шестиконечную жёлтую звезду, взять провизии на два дня и явиться к десяти утра к сельскому клубу. За неисполнение приказа – расстрел». Не найдя жёлтой материи, старая учительница обратилась к соседке по коммунальной квартире. Узнав, в чём дело, та стала отговаривать учительницу: «Никто не знает, что ты еврейка, не ходи, погибнешь! » Римма Яковлевна согласилась с ее доводами и осталась дома.  

Через год старую учительницу выдал полицай из местных, бывший её ученик. Недолго думая, фашисты привели свой зловещий приказ в исполнение прямо во дворе дома. Вместе с ней расстреляли и соседку, белорусскую женщину Алесю Жданок. )  

Первое время и вплоть до конца сорок второго года было очень трудно: боевого опыта мало, холодная зима, вечное недоедание, отсутствие связи с «большой землёй». Но уже к Новому году стало полегче. С большой земли в партизанский край начали прилетать  

самолеты, привозить оружие, продукты, наладилась связь.  

В наш отряд из центра прислали радистку. Молодая, девчонка совсем, на гимнастерке радистки была нашивка за ранение, и гордость этой молодой девочки – медаль «За отвагу». Звали её Милка, не знаю, было ли это её настоящее имя. Даже командиры, нарушая субординацию, называли её не товарищ красноармеец, а Мила. «Мила, зайдите к командиру, Мила, вы сегодня назначаетесь в наряд... »  

В свободное от боевого дежурства время Мила частенько помогала мне в нашей партизанской школе, но думаю, что её привлекала не только педагогическая деятельность, но и увлечённость моим Васенькой. Он к тому времени был командиром отделения разведчиков. Если раньше Васенька заходил к нам в школу проведать меня и сестрёнок раза два в неделю, то с появлением Милы его посещения стали каждодневными, а бывало и по несколько раз за день. В мыслях я уже строила планы на будущее. Вернётся муж с войны, а во дворе его встречают наши близняшки, невестка Мила с коляской, в которой посапывает Ванечка – их с Васей сын. Мой Игорь обнимает всех нас, а мы смеёмся и плачем, смеёмся и плачем…  

В феврале фашисты решили уничтожить партизанское движение в Белоруссии. Для этого немецкая армия задействовала регулярные войска, бронетехнику, тяжёлую артиллерию, авиацию и всю сволочную армию предателей. * Мы с женщинами из отряда тогда в очередной раз пошли в село за съестными припасами. Пройдя несколько километров, увидели в небе три немецких самолёта, низко летевших над землёй в сторону нашего партизанского лагеря. Услышав разрывы бомб, стремглав побежали в расположение отряда.  

Прибежали примерно через час после бомбежки, увидели ужасающую картину. Лагерь был почти полностью уничтожен, везде раздавались крики о помощи, повсеместно бушевал огонь, сжигая все, что не было уничтожено бомбами. Хотя землянка под школу почти не пострадала, но это не вселяло никакой надежды, что дети остались невредимы. После занятий школьники отправлялись в госпиталь помогать медперсоналу, к тому же присутствие детей благоприятно повлияло на психологическое состояние раненых. Первые бомбы, как утверждали выжившие, в этом кровавым месиве, упали на землянку, где лежали выздоравливающие. Там-то обычно и находились дети, в основном, девочки. Васенька, при первых разрывах бомб, бегом понёсся к госпиталю, беспокоясь о сестрёнках, но, пробежав несколько метров, упал замертво, сражённый пулеметным огнём самолёта-убийцы.  

……………………………………………………….  

* Через много лет, посмотрев фильм «Каждый четвёртый», я узнала, что операция против партизан в районе Витебска, проводившаяся с 22 февраля до 8 марта 1943 года, в немецких военных планах носила кодовое название «Kugelblitz» («Шаровая молния»). Общее командование операцией осуществляли генерал-майор Якоби….........................  

Но об этом я узнала позднее, когда вышла из беспамятства. Увидев разрушенную землянку выздоравливающих, упала на землю замертво и очнулась лишь на третьи сутки. Пришла в себя от прикосновения к губам фляжки с водой, сквозь застилающую глаза пелену увидела очертания человека с перебинтованной головой. «Васенька…» – «Нет, это Мила…» Вспомнив всё, снова провалилась в забытье.  

Две недели выхаживала меня Мила. Она и рассказала мне, что погибших от бомбежки похоронили в братской могиле, в большой воронке. Васеньку, Ульяночку и Галочку она положила рядом. Сама Мила была ранена в голову и, пролежав без сознания часа полтора, сумела сама себе наложить повязку и остановить кровотечение. Осмотревшись, заметила меня. Огонь подбирался ко мне и, казалось, вот- вот накроет моё неподвижное тело смертельным покрывалом. Мила оттащила меня в безопасное место. Нам на помощь пришли партизаны из соседнего отряда. Собрав всех уцелевших и раненых, уложили на повозки и повезли в свой лагерь.  

Жить мне не хотелось, и я молила Б-га, хотя и была закоренелой атеисткой, чтобы он воссоединил меня с детьми. Но Всевышний не услышал мои молитвы. После выздоровления оставили меня в этом отряде при госпитале ухаживать за тяжело ранеными. Работать учителем я не могла, да и детей из нашего отряда осталось 9 человек, которых вскоре с первой же оказией отправили самолётом на «большую землю». Вместе с ними улетела и Мила. Адрес её полевой почты я намеренно не взяла, так как без слез смотреть на неё не могла, при каждом взгляде на Милу передо мной вставал Васенька. Прорыдав на плече, друг у друга, мы с ней навсегда попрощались. Она шла к самолету, постоянно оглядываясь, словно не веря, что это конец истории её первой любви.  

После освобождения Полоцка в начале июля сорок четвёртого года я вернулась домой. Город лежал в руинах, наш дом разрушен, немногочисленное население на нашей улице было мне незнакомо. Как оказалось, в Полоцке уцелело чуть больше тысячи человек из 32 тысяч, живших здесь до войны  

Выяснив в военкомате, нет ли каких сведений о судьбе мужа и получив отрицательный ответ, отправилась в горком партии. Горком направил меня работать учительницей младших классов в единственную уцелевшую школу, предоставив мне квартиру в коммуналке.  

Первые дни на работу ходила, как на каторгу. Дам задание ученикам, отойду к окну и молчу половину урока, изредка смахивая слезы. Со временем, видя, как блестят глазёнки детей, когда рассказываешь о странах, морях, о природе стала постепенно оттаивать. Перед новым 1945 годом заметила я около школы мальчонку лет семи в поношенной, не по размеру свободной одежде, который поджидал учеников после занятий и о чём-то с ними говорил, а те, пожимая плечами, проходили мимо. Мальчонка оставался и ждал следующую ватагу школьников.  

Накинув пальто, вышла из школы, подошла к мальчику, спросила:  

– Как звать тебя? »  

– Сашкой кличут.  

– А фамилия?  

– Не знаю...  

– Родители есть?  

– Нету…  

– Ты ждёшь кого-то?  

– Большие пацаны говорили, что у меня сестра старшая была, она в школе училась, может, узнает меня и возьмёт к себе жить, а то в развалинах совсем холодно.  

– В этой школе?  

– А где же ещё, чай одна у нас тут школа.  

– Хочешь кушать?  

– А то, кто же не хочет?..  

– Пойдём со мной, я тебя покормлю.  

– Не-а… Знаю я вас, тётенька! Вы меня за шкирку и в милицию, а потом в детдом…  

– Давай, Сашка, сделаем так. Я пойду впереди, а ты следом, и, если увидишь милицию, – убежишь.  

– Ладно… Только, чур, не обманывать!  

Дома Сашка в одно мгновение проглотил тарелку супа.  

Сейчас дам добавки», – сказала я.  

– А это что? » – спрашивает.  

Объяснять не стала, налила ещё супа. Смотрела, сквозь слёзы, как он жадно ест. Обратила внимание, что к хлебу не прикасается, спросила почему. Сашка схватил кусок и прижал к груди:  

– Тётенька, миленькая, можно я хлеб другу отнесу?  

– Как зовут друга? » – спросила я, и какое-то неясное предчувствие шевельнулось в душе.  

– Мы зовём его «малой», весной прибился к нам, взял меня за руку и весь день ходил со мной.  

– Собирайся, – говорю, – пошли! ».  

Он опять: «Ты же, тётенька, обещала не сдавать меня в детдом! »  

– Никто тебя никуда не сдаст! За твоим «малым» пошли.  

По дороге спросила, чего он так детдома боится, был там уже что ли?  

«Нет, – отвечает, – не был, но большие пацаны говорили, что там плохо и нет этой, как её, свободы…»  

Минут через 20 пришли на разрушенную до основания улицу, именуемую среди беспризорников «развалины». В одном из подвалов на куче тряпья лежал ребёнок лет пяти.  

– Малой, – сказал Сашка, – я тебе хлеба принёс».  

Ребёнок открыл глаза, увидев меня еле слышно произнёс «мама», и с улыбкой на кукольном личике закрыл глаза. У малого был сильный жар.  

«Сынок», – не сдерживая слез, сказала я, сняла с головы платок, запеленала почти невесомое тельце и поспешила с ним на руках домой.  

– Тётенька, – сказал Сашка и тоже заплакал, – возьмите и меня к себе, я буду вас слушаться и во всём помогать! »  

Три недели выхаживали мы вместе с Сашкой мальчика, которого назвали Ванечкой. Так у меня образовалась новая семья, и зажили мы втроём в нашей десятиметровой коммуналке… С первых дней Ванечка стал называть меня мамой, а Саша "мамой Машей", как бы подчеркивая Ванечке, что это только его мама, а он мой друг, но вскоре и Саша последовал его примеру.  

Месяц спустя, оформив на детей документы об усыновлении, а также карточки на продукты, стала я задумываться о перемене места жительства. В родном городе каждая пылинка, каждый шорох, каждое деревце напоминало мне о моей потере. После победы, узнав в военкомате о том, что мой муж Игорь Васильевич пропал без вести в первые дни войны, я ещё больше укрепилась в желании переехать в другой город.  

В 1949 году получила я письмо от своей подруги Миры Фишер, с которой я познакомилась на педагогических курсах в Минске. Мира работала учительницей химии в нашей школе, она была мне самой близкой подругой. Муж её, партийный работник, в 37 году попал под вал репрессий и был сослан на поселение в сельскую местность близ города Арзамаса. Мира с двумя малолетними детьми поехала к мужу.  

В письме подруга сообщала, что её муж Арон Коганов в первые дни войны добровольцем ушёл на фронт и до ранения воевал в штрафном батальоне. После выписки из госпиталя был переведён в артиллерию. Погиб он в августе 43 года на Курской дуге. В письме Мира приглашала меня перебраться к ним в село Ломовка, что в 11 километров от Арзамаса Горьковской области – в местной школе была острая нужда в учителях начальных классов.  

Не раздумывая долго, собрала пару чемоданов, сыновей – за руки, и отправились мы в дальнейшую нашу жизнь.  

Шли годы… Саша после восьми классов уехал в Горький учиться в ремесленном училище на столяра. Через два года-и мы с Ванечкой перебрались к нему. Ванечка, успешно сдав вступительные экзамены, стал студентом Дизелестроительного техникума, по окончании которого поступил работать на завод «Двигатель революции» мастером в ремонтный цех. Я до пенсии работала в школах по специальности в нашем Ленинском районе.