Дурочка и котёнок

«Не презирайте ни одного из малых сих…»  

(Мф. 18:10)  

Вам когда-нибудь было противно от самих себя? Вот и я в то утро опять испытывала это чувство. Когда проснулась, пока была трезвая. Но крепкий напас конопли меня поправил. Потом второй, чтобы уже наверняка. И снова стало можно жить. Даже можно вспомнить вчерашний день. То есть сегодняшнюю ночь. Хотя, что там вспоминать? Почти не противно было, потому что хорошо накурилась и выпила, только немножко больно. Под ширкой лучше – совсем не больно и не противно. Зато этот честный попался, не кинул, денег дал, как договаривались. Теперь и на ширку будет, и на поесть.  

С детства жизнь моя наперекосяк, как говорится. В школе выучиться не получилось – сложно всё, что другие запросто решали, у меня никак, – и что делать? Меня там все и прозвали «дурочка» – обидно так! А разве я виновата? Потом ещё батя помер от пьянки, и мать с горя… В общем, руки на себя наложила. Я её не виню, она не в себе была с горя-то. Иначе бы она меня не бросила, она меня любила, я знаю…  

Выхожу на улицу из подъезда – и не поздно, главное, проснуться удалось, почти утром, и наутро покурить нашлось, так что получилось и встать с кровати довольно быстро. И погода ещё такая – солнышко, ветерок, – в общем, всё как будто складывалось в это утро. Да, думаю, значит, и с ширкой сложится – и нормально будет, пока есть ширка, даже – хорошо. Может, день или два, может и больше! На больше-то вперёд и не загадывала…  

Иду, значит, и вдруг слышу, пищит кто-то. И где – не пойму, кто – не пойму, только так жалостливо. Повертелась кругом, посмотрела, – поняла, – из люка пищит! Сначала думала, младенец в люк провалился! А крышка наполовину задвинута, только щель есть, а в щель мне не пролезть, хоть и маленькая я совсем, – никак. Ну, младенец, думаю, значит, ещё меньше. Я и так и сяк эту крышку – тяжеленная! – наконец подвинула, чтобы щель пошире, заглянула туда, и тут совсем расстроилась! Не младенец это, а котёнок! Был бы младенец – я бы людей позвала, они – милицию, вытащили бы! А тут – котёнок! Кому он нужен? А пищит так жалостливо – хоть плачь! Я тут и подумала, чем плакать, полезу за ним.  

В люке страшно – я с детства темноты боюсь! Вонь – хуже, чем от иного мужика! Спустилась кое-как ногами вперёд – ноги в какую-то жижу! Кажется, тону! Но нет, оказалось, не тону – дно близко совсем было, – может, по колено. А котёнок ещё громче пищит с перепугу! Он-то не понимает, что я его спасать лезу! Ну, я его в этой жиже давай ловить… Хоть не сразу, но поймала всё-таки, и давай с ним из того люка наверх карабкаться. Одной рукой к себе его прижимаю, успокаиваю, – а он всё-то орёт, бедный, – а сама ногами отталкиваюсь, другой рукой за крышку цепляюсь. По телевизору как-то такое видела, в фильме старом, чёрно-белом, девка так с двумя младенцами из люка вылезала, как я с тем котёнком. Только у неё люк почище был, и всё нормально получилось, даже не изгваздалась, а у меня ноги-то скользят, подтянуться тоже не могу – у меня в школе и по физкультуре «тройку» еле натягивали – а тут ещё крышка на меня вдруг поехала! Я уже в ужасе, что делать?! Кажется, закроется сейчас надо мной, и задохнусь тут от вони, вместе с котёнком, – мне же её изнутри никак не поднять! Стала я тогда Богу молиться, что есть силы! Меня в детстве – давно-давно – бабушка учила… Я тогда ещё как будто нормальная была, не хуже других детей, в садик ходила. И вот, помню, в церковь с ней придём, там пение такое, и свет, и «воню благоухание» какое-то – не то, что тут! – не то, что потом началось… Бабушка-то померла скоро, старенькая совсем была. Молитв я никаких не помнила, но теперь, как припекло, только и смогла, что «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!.. »  

Сама не помню как, а вылезла из того люка. Кладу котёнка на землю, – ну, говорю, беги теперь, – а он никак! Лежит только, и тихонечко так попискивает! Раньше хоть орал, а теперь – пищит тихо-тихо! Ой, думаю, так это ж я, дура, его, поди, задавила, пока вылезали! И что делать? Схватила я его опять на руки, и давай бегать, искать, кто б помог, – а от меня все только шарахаются! Оно и понятно, вся перемазанная, ободранная, растрёпанная, – в общем, не товарный вид! И тут вдруг осенило – в ветеринарку его надо! У меня сосед свою собаку всё в ветеринарку возил, он знает! Бросилась я обратно в подъезд, к соседу в дверь звоню, тот на меня орать: «Что надо? Чтоб я тут тебя близко не видел! » – это он так всегда, когда жена дома. Так я уж внимания не обращаю, говорю сразу: «Где твоя ветеринарка находится? Котёнок помирает! » Он тут сразу успокоился, сказал адрес, – ну, я туда.  

В автобусе надо было ехать, чуть не высадили, но тут уж я ни в какую – котёнок, говорю, помирает! Тут за меня одни даже заступаться стали. А другие – ещё громче орут – милицию, говорят, позовут! А что мне до той милиции – приводы у меня и так есть, а что по-серьёзному, так с меня взять нечего, плюс справка из ПНД. Вот я им как всё это и сказала, так все сразу и притихли. А участковый, кстати, меня хорошо знает, сам ко мне ходит – честный мужик, кстати, не кидает, только дюже вонючий.  

Так вот с грехом пополам и доехала до ветеринарки. Вбегаю туда – там народу, собак, кошек! Охранник было хотел меня тормознуть за внешний вид, но я опять давай орать: «Котёнок помирает! » – тут меня сразу пустили, да ещё без очереди, люди-то там такие добрые оказались! Врач только спросил, мол, деньги-то есть? Я говорю: «Есть, как раз сегодня-то есть! » Очень кстати! А он ещё засомневался, хватит денег-то? Ну, я достала всё, что есть, – говорю, вот, уложиться надо. А он говорит, уложимся!  

Так и стали того котёнка лечить. Сначала в один кабинет, там ему животик побрили, помазали мазью, стали какой-то штучкой по животику елозить и на экран смотреть – что у котёнка внутри – только мне-то ничего не понятно! Ну, говорю, что там? А животик-то у него раздулся весь. А там, говорят, плохо всё, срочно операция, и то шансов, в общем, немного. А я говорю, много или не много, а вы делайте! Его сразу в другой кабинет, туда меня уже не пустили. В коридоре сидела, опять молилась вовсю: «Господи, помилуй!.. » Долго молилась!.. Наконец, выходит врач, довольный такой, я сразу поняла, всё в порядке! Котёнка вынес – махонький такой, забинтованный весь, спит себе спокойно. Там полкоридора сбежалось посмотреть – люди сюсюкают, собаки носы тянут, нюхают. Понесли котёнка в третий кабинет, под капельницу, тут уж мне сказали рядом сидеть, смотреть, как в капельнице капли капают, если что не так, позвать. Там я с ним просидела долго – сижу, котёнка одним только пальчиком поглаживаю, и Бога благодарю.  

И началась с тех пор у меня совсем другая жизнь. Котёнку лекарства прописали, корм специальный, диетический, в ветеринарку на осмотр ходить. Тут деньги-то у меня и кончились – ни тебе ширки, ни даже покурить или выпить. А по трезвому как мужиков принимать? Противно же! Они сами приходили, а я уж гоню их, на порог не пускаю, говорю – не могу больше, да и котёнок болеет. Ну, обзывали дурой, конечно… А что денег нет, так я пошла в ПНД пожаловаться, так у меня и мамка всё ходила туда жаловаться, как припечёт, и меня раньше водила, там хоть чем, да помогут, лекарства выпишут, чтоб спокойно было и спалось хорошо. Вот и я думаю, хуже не будет, схожу. Там на меня врач смотрел, как будто на того котёнка, когда я ему всё рассказывала. Лекарства тоже выписал, только сказал, ничего, кроме них, не употреблять, нето помру. А самое главное, пенсию выписал, – там хоть немного, но нам с котёнком хватает.  

Так теперь и живу, и от самой себя больше не было противно ни разу. А ещё, в церковь стала ходить, Бога благодарить, – там пение, свет, «воню благоухание», как в детстве! – там чудится мне иной раз, что и бабушка опять со мной рядом, и тогда тихонько плачу от счастья.