Аллах и Пацан

-Что это? – Аллах кивнул на предмет в руке прибывшего война-мученика.  

–Это моя пушка, мое оружие, – сказал пацан, гордо демонстрируя травмат.  

–К нам с этим нельзя, оставь на входе, – подключился Пророк.  

–Да вы че в натуре? – возмутился пацан, – Я мамой поклялся никогда не выпускать это священное оружие из рук, ни на том, ни на этом свете! Без него я не войду!  

Аллах подмигнул Пророку и произнес: "Я видел как он доблестно сражался за Славяно-Ариев и героически пал на одном из микрошей города Ч. Он заслужил честь носить ствол в раю. Пускай проходит! "  

Лестные слова Бога, подобно сладчайшему нектару, увлажнили и смягчили суровую пацанскую душу. И воин-мученик ступил в райские сады, где над буйными зарослями дички возвышались изумрудные турники и брусья, на которых качались праведники. Их окружали кодлы некурящих девственниц и веселых кайфариков, суетивших крепкий чафирь с приторной пахлавой. В центре сада располагалось священное Древо Насвая, с его ветвей ежесекундно слетали стаи дивных птиц. Во время полета они закидывали порции благодати на губы достойнейших душ. Сначала немел рот, потом лицо и голова, в конце концов, все тело счастливца сносило на принципиально новые уровни блаженства. Поляны для отдыха были застелены пуховыми подушками и матами, на которых можно было бороться и курить кальян всю вечность. Сизые облака райского дыма наполняли дивные мелодии Боба Марли и Мистера Кредо. Века проносились как миг, рассеиваясь в невесомой атмосфере трансцендентного кумара.  

Несмотря на все райское великолепие и разные ништяки, пацан так и не влился в коллектив – он не смог проникнутся местными гедонистическими принципами. Единственное от чего он действительно кайфовал – это ощущение прохладной стали в руке и созерцание Бога. Пацан полюбил Его как Брата. И как это обычно бывает, младший брат пытался во всем подражать старшему: прикидом, фразами, ужимками. Целыми днями пацан следовал за Аллахом и внимательно вникал в его метафизические диспуты с Омаром Хаямом и Эльбрусом Джанмирзоевым, время от времени вставляя меткие замечания. Всевышнему, в свою очередь, тоже было приятно общество пацана. Больше всего Аллах любил играть на березовой свиреле и наблюдать как он танцует. Пацан танцевал неистово и самозабвенно, взрывая воздух своим громким, безудержным смехом – это и был его рай.  

Так все шло, пока в один из светлых деньков, когда Аллах отправился в местную лавку, чтобы купить апельсинов, не случилось недоброе. К Всевышнему подкрался со спины Ницше, сумевший хитростью и подкупом пробраться в райские кущи. В лапе белокурой бестии блестела заточка, угрожавшая гибелью всему правильному и порядочному в этой вселенной. Но не успел Фридрих замахнуться, как две обоймы обрезиненных ангелов хранителей в одну секунду уложили его копытами к верху. Из дула пацанского травмата неторопливо потянулась струйка белого дыма.  

Аллах похлопал пацана по плечу и улыбаясь своими жемчужными зубами молвил: "Никогда не забуду твоего поступка, Мишаня! " Затем торжественно объявил пацана своим личным Архангелом и вручил золотой травмат, на затворе которого красовалась гравировка, исполненная готическим шрифтом: "Castigat ridendo mores".