Солнышко. Эпилог

Эпилог  

Время от времени друзья переписывались, потом жизнь закрутила обоих, и они надолго пропали друг у друга из виду. Но перед самым отъездом в Германию получил Валера от Максима Степановича пространное письмо.  

Здравствуй, дорогой друг Валера! Давненько не писал тебе. Для начала поздравляю тебя и твою семью с наступившим новым 2000 годом! Желаю всем здоровья и семейного благополучия! И, разумеется, счастья. Именно только что наступивший Новый год, а точнее, поздравление нашего президента нас с этим событием и побудило меня сесть за письмо. За окном зимняя ночь со снегом и морозом, что теперь у нас редкость. Мы с Катей сидели дома и в ожидании новогоднего поздравления слушали всякую чушь по телевизору о предстоящем Миллениуме, из-за которого обнулится время и в очередной раз наступит конец света. Сидели, никого не трогали. И вдруг с экрана с трудом ворочающий языком Ельцин поздравляет «дорогих россиян» с наступающим Новым годом и объявляет им о своей отставке. При этом просит у нас всех прощения за допущенные ошибки, в том числе, и по причине его личной наивности! И так мне, Валера, обидно стало! Помнишь твои проводы в Москву? Я, ты и Катя проговорили тогда целую ночь. К власти только что пришёл молодой, энергичный, полный свежих идей Горбачев. Пришёл на смену до неприличия одряхлевшему и умершему на своём посту Брежневу и двум мелькнувшим и ушедшим в небытие изначально смертельно больным руководителям. Естественно, что приход к власти нового Генсека, породил у всех надежды на лучшую жизнь, хотя, как оказалось, она у нас уже была – как раз при «брежневском застое»… Это станет ясно много лет спустя, а тогда мы говорили о том, как опасна для власти потеря ею уважения в народе. И умница Катя заметила, что это опасно не только для самой власти, но и в целом для государства. И процитировала давнее, 1968 года, пророческое стихотворение гениального Булата Окуджавы:  

Вселенский опыт говорит,  

что погибают царства  

не оттого, что тяжек быт  

или страшны мытарства.  

А погибают оттого  

(и тем больней, чем дольше),  

что люди царства своего  

не уважают больше.  

Нам казалось, что именно Горбачев и вернёт это утерянное уважение. Я ещё тогда пошутил: «Ты, Валера, как будешь фотографировать Михал Сергеича, передай ему, что провинция в него верит и жаждет перемен». Перемены и впрямь последовали. Но, как сказал, правда, по другому поводу наш неподражаемый В. С. Черномырдин, «Хотели как лучше, а получилось, как всегда»… Что получилось, Валера, благодаря Горбачёву, а затем и Ельцину, ты знаешь не хуже меня. У людей в сберкассах пропали честно заработанные и отложенные на чёрный день деньги. Подоспевший дефолт сделал всех беднее в два раза. Повсеместно закрываемые производства вытолкнули на улицу десятки миллионов безработных. А тому, кто работал, зарплат всё равно не плaтили. Как и на что жить народу, властям дела не было. Кто-то, как наша Татьяна Петровна, пытался заработать на покупке-продаже карандашей и тетрадок, кто-то с риском для здоровья и жизни ездил челночить в Турцию, кто-то открывал кооперативы, нередко беря на это деньги у бандитов, и тут же попадал к ним в кабалу. А тот, кто, как я, не шёл к ним на поклон, и, спасая семьи, начинал свое дело, подвергался рэкету бандюков и наездам всякого рода официальных проверяющих... В больницах вскоре стало нечем лечить людей, люди мёрли от болезней, а также от голода и холода, погибали в разборках с конкурентами, кончали жизнь самоубийством…  

Я, как когда-то на вой не, чудом уцелел, и мои ближние тоже остались живы. Нам повезло, что были у нас родственники на селе: когда-то город помогал селу, а тут получилось наоборот. Сейчас всё немного устаканилось, но, где гарантия, что не будет хуже? Когда меня, фронтовика, однажды молодые Катины друзья спросили, как получилось, что страна-победительница в Великой Отечественной войне оказалась в такой дыре, я не знал, что им ответить. Не знаю я, и что ждёт моих детей и внуков. Болит за них душа... Кстати, о детях и внуках. За это время, что мы с тобой не виделись, они, естественно, повырастали. И знаешь, какие бывают удивительные совпадения?! В июне 91-го на моё семидесятилетие, которое, несмотря ни на что, решили отмечать, собралась моя многочисленная родня. И вот Дашин сын, мой внук Василий Миронов прислал через маму мне на юбилей подарок. Протягивает мне Даша фото, а там рядом с Васей стоит паренёк, кого-то мне напоминающий. Но кого?.. Дочка выдержала паузу и говорит:  

– Не мучься, папа, загляни на обратную сторону. Заглядываю, а там подпись: «Любимому деду от внука Василия! Рядом со мной мой армейский друг из Баку Рауф Салимов, правнук твоего боевого товарища».  

Помнишь, ты помогал Катюше советами по превращению моих записей о войне в фотоальбом? Он был создан в нескольких экземплярах и роздан родне. Вот откуда Вася знал о моём военном прошлом. А услышав знакомую фамилию, рассказал своему товарищу про нашу с его прадедом дружбу. Не представляешь, как мне было приятно! И ещё одно событие произошло на том юбилее, о котором хочу тебе рассказать, а заодно и повиниться перед тобой. Когда я впервые из твоего письма узнал, что ты планируешь уехать на ПМЖ в Германию, я ничего не написал в ответ, но внутренне тебя не одобрил: и потому, что ты вообще бросаешь страну, и потому, что собираешься жить у наших врагов. Конечно, между нами теперь мир, но мне трудно, как и многим из моего поколения, всё забыть и всё простить. Как можно ехать жить в страну, чьи солдаты топтали нашу землю, в страну, которая бомбила наши города, в страну, в войне с которой полегли десятки миллионов советских людей, наконец, в страну, на чей совести 6 миллионов уничтоженных евреев, к нации которых принадлежишь и ты? Не получится ли с вами, евреями, как в том старом анекдоте про грешников, которых Господь на одном корабле целый год собирал, чтобы однажды потопить всех разом? Повторяю, я тебе тогда о своём отношении к твоим планам умолчал.  

Но Бог шельму метит! На моё семидесятилетие приехал из Ленинграда Сашка с семьёй. Отзывает меня на кухню поговорить. Вижу, мнётся, вздыхает, никак не начнёт. Подбадриваю: – Выкладывай, сынок, что случилось?  

– Пап, – говорит, – мы решили уехать…  

– Замечательно! – радуюсь я, – давно пора! Этот ваш Ленинград для Розочки с её астмой – хуже нету! Жить будете у нас, места хватит.  

– Да нет, – говорит, – пап. Мы из России решили уехать. В Израиль.  

Я аж подскочил:  

– Куда?!  

– В Израиль. Юля ж у меня Фрайберг…  

Начал я ему было про родные пенаты говорить, а он смотрит на меня, как на больного.  

– Папа, – говорит, – я по загранкам походил, мир повидал. Люди в цивилизованном мире, в большинстве своём, живут богаче нас, дольше нас, и думаю, счастливее нас. Для нашей страны с такими ресурсами и с такой уникальной культурой это неправильно, обидно, но это факт. Помнишь, ты рассказывал, как твой отец во время голода ушёл с хутора и тем вас с мамой спас? Сейчас, конечно, не голод, но, пойми, я тоже спасаю свою семью. Здесь мне Розу не вылечить, а израильский климат ей подходит, об уровне медицины я уже не говорю… Надеюсь, пап, мы расстаёмся не навсегда, и у нас тут всё наладится. Хотя чует моё сердце, что эта история с перестройкой добром не кончится.  

Ну и, как говорится, благословил я, Валера, сына и его семью на отъезд. А он, как в воду глядел! В августе 91-го – путч, в декабре – Беловежское соглашение. И где теперь она наша великая, могучая, непобедимая страна СССР?  

Вот каким пространным и грустным письмом я неожиданно разразился в ответ на новогоднее поздравление нашего, теперь уже бывшего президента… Катя давно уже спит, но всё равно от неё тебе привет! Напиши, Валера, как ты? Не пропадай. Дружески Максим. 1 января 2000 года, 3 часа утра.  

P. S.  

Проснулись мы с Катей ближе к обеду, перечитали письмо, всплакнули… Собрался я его было запечатать, да вдруг увидели мы в окно, как по тропинке к нашему дому приближается дочь Аня со своим двухметровым женихом Никитой. Резвятся, снежками кидаются. Остановились перед намётом, который всегда в этом месте по каком-то одному ему ведомому закону образуется. Обнялась молодёжь, целуется. – Смотри, – говорит Катя, – обнимашки-целовашки, прямо как у нас с тобой.  

А я вспомнил, как когда-то, в день нашей встречи с Катей, перемахнул я эту преграду, и говорю: – А вот через сугроб перепрыгнуть слабо-о-о?! И тут этот Никита, словно услышал, берёт нашу Аньку на руки и в один шаг перемахивает преграду... И знаешь, Валера, подумалось нам с Катей, что есть в этом что-то символическое, что не всё так грустно, что наши дети, как когда-то и мы, обязательно перешагнут через все неизбежные в их жизни преграды и обязательно будут счастливы. Чего мы, друг Валера, и тебе желаем! Твои Максим и Катя 1 января 2000 года, 11 часов утра.  

Письмо это Валера извлёк из ящика в день отъезда в Германию. В суматохе сунул его со всей другой корреспонденцией в какой-то баул. По прибытии на место нашёл его, прочёл и отправил в Нижний Новгород подробное письмо. Ответа не последовало. Возможно, либо Валерино послание, либо ответное Довгаля затерялась в дороге. Через год, когда жизнь иммигранта входит в более или менее размеренное русло, Валерий вспомнил о предстоящем юбилее друга и позвонил ему, чтобы поздравить. Вместо ответа беспристрастный автомат многократно повторил ему про неправильно набранный номер…