Сокровище самурая.

«Сокровище самурая».  

Я и правда был глупцом, когда испытывал свою судьбу на прочность. И никогда не думал, что сломаюсь вот так вот запросто, как механическая кукла в руках неуклюжего ребенка. И тем обиднее было очнуться от забвения там, где вовсе никак не должен быть. Оказаться тем, кого всегда смешивают с грязью и не слушают его криков. Быть в теле другого человека и при этом оставаться собой.  

Я – Исигава Юма, здоровый тридцатилетний мужчина, со взрывным характером и мастерски владеющем айкидо, вынужден был работать в офисе обычным менеджером, под начальством более талантливого Миядзаки, который к тому же был младше меня на семь лет и являлся племянником президента. С первых дней мы испытывали неприязнь друг к другу. И единственной моей отдушиной в этой жизни было мое маленькое хобби.  

Я выкладывался полностью и словно превращался из послушного и сдержанного кота в настоящего тигра, когда выходил на ринг.  

Закрытые бои.  

Кто-то приходил сюда ради денег и славы, а я любил учавствовать в схватках только ради драки, чтобы спустить пар и выпустить энергию, накопившуюся за нудную трудовую неделю. Может быть поэтому в последнее время я стал выигрывать. Казалось, удача была на моей стороне, но в этот раз она отвернулась от меня, поставив в противовес слишком сильного противника.  

Видимо кому-то надоело терять свои деньги из-за безымянного бойца, коим я был, поэтому в этот бой моя участь была предрешена.  

Слишком сильный удар и я уже лежал на ринге, поверженный, а через минуту – мертвый. Таким вот образом закончилась моя жизнь. Но у судьбы и богов свои шутки и игры. Поэтому мне суждено было очнуться в другом месте и в другое время.  

Я открыл глаза и шумно вздохнул. Я не чувствовал свое тело, но через какое-то время, наконец, смог пошевелить руками. Голова раскалывалась, словно в ней пылало раскаленное ядро, в горле жутко пересохло и хотелось пить. Невольно я застонал. Что это? Разве это мой голос? Я и сам не ожидал от себя, что так резко смогу сесть. Я схватился за горло, но в ужасе отдернул руку, не узнав то, что почувствовал под пальцами.  

Мое дыхание участилось, я ощутил приступ паники. Отдернув покрывало, я в недоумении уставился на свои ноги. Мои ноги? Мои?! Нет, не может этого быть! Эти ноги не были моими! Длинные, жилистые, без единого волоска и явно женские, об этом говорил маленький размер ступней, нежных и белых, словно лепесток сакуры. Какого черта?! А руки? Я выставил перед собой руки – женские! Это точно!  

Так, спокойно! Последнее, что я помню – это ринг и этот неотесанный мужлан с кривой усмешкой на лице – мой соперник, я даже имени его не запомнил! Он так сильно ударил меня в висок, что я рухнул, а потом... Что потом? Ничего, чернота, пустота и жуткая, ледяная тишина. А потом я очнулся здесь, в этом теле. Стоп! В этом теле и здесь? Здесь – это где?  

Я осмотрелся по сторонам. Было достаточно светло, чтобы я мог различить предметы и убранство комнаты. Небольшое помещение в старом японском стиле. Я думал таких уже не бывает. Но единственное, за что уцепился мой взгляд – это маленькое зеркало. Я буквально рванул к нему и с онемением уставился на свое отражение. Та, что смотрела на меня – длинноволосая девушка лет двадцати, не больше, лицом обычная, не красавица, но и не уродина, весьма симпатичная и единственным ярким украшением ее лица были глаза – большие, миндалевидной формы, светло-коричневые, обрамленные черными, пушистыми ресницами, будто подведенные. Вот, пожалуй, и все достоинства этой девушки. Тело было жилистым, почти плоская грудь и сухие бедра, как у мальчишки. Абсолютно не привлекательная в моем понимании.  

И ведь угораздило меня попасть именно в это тело! Я тяжело вздохнул и с тоской посмотрел вокруг еще раз. Не могу понять, где я нахожусь. Странное место и запахи странные, раньше ничего подобного не чувствовал.  

– Эй, Шизука! Хватит спать! Пора за работу.  

Этот грубый женский голос раздался прямо за ширмой, которая через секунду распахнулась и в комнату буквально ворвалась женщина преклонного возраста, напудренная и удушающе пахнущая каким-то приторным ароматом или маслом.  

– Почему ты все еще здесь, Шизука? – кричала она на меня. – Если и сегодня ты не подцепишь какого-нибудь богатого клиента, я продам тебя!  

Какого черта? Продаст меня? Я что, какая-то вещь?  

– Не забывай, – продолжала брюзжать женщина, тем не менее, помогая мне одеться. – Я держу тебя здесь только потому, что твой отец задолжал моему хозяину денег. И ты должна отрабатывать его долги, а не прохлаждаться здесь! И то, что ты умеешь петь, еще ничего не значит! Если ты не начнешь работать, как положено и не заимеешь постоянных клиентов, то ты бесполезна, как и твой отец! А теперь быстро иди к девочкам, они помогут тебе с волосами, раз ты сама не умеешь этого делать, дуреха!  

Я сидел в оцепенении на виду у проходящих мимо мужчин, потому что никак не мог поверить в то, что я теперь юдза – продажная женщина в борделе на улице красных фонарей! О боже, я умер и попал в ад! За что?!!  

Я был так напуган и поглощен в свои мысли, что не заметил, как передо мной остановился мужчина в странной одежде и соломенной шляпе – дзингасе, почти скрывающей его лицо наполовину. Он пристально смотрел на меня до тех пор, пока к нему не подошли двое охранников.  

– Что уставился? – рявкнул один из них. – Или покупай, или проваливай отсюда!  

– Я куплю, – спокойно ответил незнакомец.  

Его мягкий голос вывел меня из ступора, и я изумленно уставился на него.  

– Вот эту, – и он ткнул пальцем в мою сторону.  

Тут же к нему подскочил небольшого роста старикашка – распорядитель этого борделя и, слащаво улыбаясь и раскланиваясь, запел:  

– Мы устроим вас в лучшую комнату, господин.  

Незнакомец протянул ему золотую пластину, схватив которую, старикашка готов был буквально растечься перед богатым клиентом.  

– Значит на всю ночь, господин? – лепетал старик.  

– Да, – ответил мужчина, даже не взглянув в его сторону. – И приготовьте выпивку и еду.  

– Конечно, господин, как пожелаете.  

Через несколько минут меня втолкнули в мою же комнату и закрыли ширму. Этот мужчина уже успел расположиться рядом с футоном, на котором несколько часов назад я очнулся. Возле него стоял столик, заставленный кое-какой едой, фруктами и саке. Незнакомец развязал пояс и положил в сторону свою катану в изящных ножнах, потом сверху аккуратно водрузил дзингасу, которая показалась мне весьма нелепой и смешной.  

– Почему ты стоишь там? – холодно спросил он, взглянув на меня. – Я – твой гость, а ты пренебрегаешь мной и даже не хочешь налить мне саке? Это неуважительно с твоей стороны, Шизука.  

– Мое имя Исигава Юма, – процедил я сквозь зубы и сам же вздрогнул от собственного голоса. Но этот странный мужчина был прав, поэтому, усмирив свое негодование, я подошел к столику, опустился на колени и манерно взял в руку кувшинчик с саке, чтобы наполнить чашки.  

– Странное имя, – изрек незнакомец.  

– А как ваше имя, господин? – спросил я, сосредоточившись на струйке саке, что лилась по моей воле из кувшина в его чашку.  

– А ты забавная, – вдруг усмехнулся незнакомец.  

Ему было лет тридцать, не больше. Мой ровесник в той жизни, подумал я. Черные словно смоль волосы и такие же глаза, мужественное лицо, которое нравится всем женщинам без исключения, широкие плечи, сильные руки.  

– Мое имя Ходзё Такуя, – тихо ответил мужчина, испытывающе глядя на меня в упор.  

– Рад... а знакомству, – выдавил я улыбку и не удержался от вопроса, который мучил меня с того самого момента, как увидел его. – Вы странно одеты, Ходзё-сан.  

На мгновение он удивленно вскинул брови и чуть усмехнулся:  

– Это одежда настоящих самураев.  

– Саму...,- заикнулся я, почувствовав на своей спине холодок. – Кто?!  

– Самурай, – недовольно проговорил Ходзё. – Перед тобой самурай, безграмотное отродье.  

Его слова сильно задели меня, это я-то безграмотный?  

– Я умею читать и писать, – буркнул я, зло сверкнув глазами.  

– А ты с характером, Юма, – улыбнулся Ходзё. – И хозяин сказал, что я первый, кто покупает тебя. Неужели мне повезло, и в таком месте я нашел девственницу?  

Точно! Как я мог забыть? Ведь это место и я в нем... Черт! Надо бежать и как можно скорее! Но как? И тут меня осенило – переодеться в одежду этого самурая и шляпа как нельзя кстати! Возможно мне удастся улизнуть незамеченным, и я на свободе! Напоить его вряд ли получиться, но вырубить Ходзё и связать его я точно смогу.  

Единственное, что нужно – это усыпить его бдительность, а значит быть покладистым и улыбаться.  

– Позвольте налить вам еще саке, господин, – очень вежливо проговорил я и чуть улыбнулся.  

– О, – удивился Ходзё. – Отчего вдруг такая перемена? Или ты что-то задумала?  

– Нет толку от того, что я буду хмуриться, ведь вы не за это заплатили. Поэтому я постараюсь быть услужли... вой.  

Последнее слово далось мне с трудом, я буквально наступил на свою гордость, чтобы произнести это, да еще и от женского лица.  

– А я не ошибся в тебе, Юма, – довольно хмыкнул мужчина, он уже слегка захмелел и его взгляд резко изменился от холодного на похотливый.  

Ого, еще немного и этот самурай начнет распускать свои руки.  

– Помоги мне раздеться, Юма, – попросил он приказным тоном.  

Сжав челюсть, я повиновался, потому что мне нужны были его кимоно, дзюбан, хакама и все остальное. Я уселся на футон рядом с самураем и медленно стал освобождать его от одежды.  

– Ты не из торопливых, – заметил он, внимательно следя за каждым моим движение. – Но мне это нравится. Тем более, что у нас вся ночь впереди.  

– Да, господин, – вымолвил я не без усилий. Черт! Внутри я почувствовал неприятный осадок и, кажется, даже тошноту.  

– Знаешь, почему я выбрал именно тебя, Юма? – вдруг спросил Ходзё, дотронувшись до моей щеки. – Твои глаза. В них я словно увидел твою душу, твое отчаяние и терзания. Эти глаза искупают любую красоту. И сейчас, разговаривая со мной, ты так смотришь, Юма. Этот взгляд, полный гнева и безысходности, удивления и страха, словно в этом хрупком теле сокрыта душа храброго и смелого война. Вот что я вижу в твоих глазах.  

Он увидел меня? Бред! Даже я до конца не могу поверить, что я – это я, а не продажная девка из квартала красных фонарей. И потом, зачем он тут разглагольствовать решил?  

И прежде чем я понял, что происходит, этот Ходзё вдруг обхватил меня за шею и, притянув к себе, поцеловал прямо в губы! Нет! Не может быть! Я целуюсь с мужиком! Ну, это уже слишком. Не знаю, где я нашел силы, чтобы не оттолкнуть его и не заорать от возмущения, но, схватив кувшин с остатками саке, я со всей дури опустил его на голову Ходзё, даже не заметив, что сам поранился осколком. Самурай ёкнул и рухнул на футон без сознания.  

Так, учитывая какой он здоровый, у меня было меньше десяти минут, чтобы связать его. Я старался изо всех сил, не забыв завязать ему рот кляпом и, когда Ходзё очнулся, то не смог пошевелиться. Я прикрыл его почти обнаженное тело покрывалом и начал сам переодеваться, скинув женское кимоно и кое-как надевая одежду самурая.  

Увидев это, Ходзё начал дергаться и мычать. Я присел перед ним на корточки, уже полностью облаченный, с его катаной на поясе и держа соломенную шляпу в руке, чтобы надеть ее.  

– Извини меня, Ходзё-сан. У нас бы все равно ничего не вышло, – сказал я, улыбаясь, словно он мой давний приятель по колледжу. – Я предпочитаю женщин, как и ты. И потом это место не для меня, поэтому весьма благодарен тебе за одежду, твой меч и деньги. Надеюсь, ты простишь мне мою дерзость, а теперь мне пора уходить. Прощайте.  

Я низко поклонился этому связанному и беспомощному самураю, прежде чем выскользнуть из комнаты, а потом и вовсе покинуть бордель, улицу и, наконец, городок. Я так быстро шел, словно за мной гнались все демоны ада и смог перевести дух только после того, как вышел за границы города. Дзингаса так удачно скрывала мое лицо, а одежда самурая мой пол. Я спокойно мог выдавать себя за парня. Хорошая маскировка. Единственное, что было не изменить – это голос, но я решил помалкивать несмотря, ни на что и постараться объясняться жестами, словно я немой.  

Вот уже несколько недель я путешествовал из одного селения в другое, стараясь обходить крупные города стороной, где могли узнать гербы Ходзе. И везде меня принимали за молодого самурая. Даже мой слишком высокий, женский голос не вызывал подозрений, пока во мне видели парня. Поэтому я перестал заморачиваться на этот счет. В любом случае, я не бросил тренироваться и мог, если потребуется, дать достойный отпор.  

Мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к чужой катане и выучить несколько простых приемов. Но самой дурацкой моей идеей было называться именем того самурая, которого я обманул. Это я понял, когда набрел на одно большое селение.  

Я жутко проголодался в дороге и первым делом зашел в закусочную. Бедно, но чисто. По крайней мере, я мог рассчитывать на дешевую, но вкусную еду. Сделав заказ, я сидел за столом и ждал, иногда отхлебывая из чашки простую воду.  

– Такой господин и пьет простую воду? – услышал я голос почти рядом с собой.  

Повернув голову направо, я увидел мужчину, сидящего за соседним столом, в самом темном углу, почти полностью скрытого в тени. Неудивительно, что я сразу его не заметил.  

– Не хочу портить аппетит, – проворчал я недовольно, давая понять незнакомцу, что он сует свой нос не в свое дело. Но кажется его это совсем не задело.  

– А, теперь понятно, – протянул он, усмехнувшись. – Молокосос вроде тебя не может пить саке.  

Я метнул в его сторону злобный взгляд, но не видел реакции незнакомца, так как его лицо все еще оставалось в тени.  

– Мне все равно, что вы об этом думаете, господин, – надменно возразил я, отворачиваясь. – Я вас не знаю, впрочем, как и вы меня.  

– Ты ошибаешься, парень, – вдруг ответил незнакомец, подаваясь вперед и тем самым выходя из тени.  

Я с удивлением посмотрел на него. Это был молодой мужчина, где-то двадцати пяти лет, хорошо одетый, из самураев. Он мне напомнил кого-то, его лицо мне показалось до боли знакомым, но я никак не мог вспомнить откуда. И эта его наглая ухмылочка, от которой у меня по спине поползли мурашки.  

– Не пойму, к чему вы клоните, – хмуро проговорил я.  

В этот момент хозяин забегаловки принес мне еды. А незнакомец пересел ко мне за стол, прямо напротив. Я заметил, как старик со страхом покосился на него и быстро исчез.  

– Сначала ты должен поесть, – спокойно и холодно проговорил самурай, внимательно меня разглядывая. – Иначе совсем неинтересно.  

Я, не обращая на него внимания, начал поглощать пищу, простую, но вкусную и, наконец, насытившись, довольно вздохнул и бросил на стол несколько монет.  

– Могу я узнать имя того, кто так щедро расплачивается за простой обед и не пьет саке? – улыбнулся незнакомец, почти открыто взглянув на меня.  

Я поднялся, самурай сделал то же самое.  

– Зачем вам мое имя? – бросил я через плечо, намереваясь уйти.  

– Потому что на тебе одежда клана Ходзё и меч моего старшего брата, но ты не Такуя. Кто же ты?  

Услышав знакомое имя, я замер как вкопанный, так оно меня поразило. Минуточку, старший брат? Я резко повернулся к самураю, готовясь вынуть катану. Он сделал то же, встав в стойку.  

– Брат очень точно описал тебя, Исигава, – вызывающе сказал самурай. – И он поручил мне, его младшему брату, Ходзё Ямато, найти тебя и привести к нему. Правда, я бы с удовольствием прикончил тебя прямо здесь и сейчас, как простого воришку! Но у брата к тебе свои счеты.  

Н-да уж. Значит, он шел за мной по пятам, а я еще и помогал ему, называя себя как Ходзё Юма. Сглупил, как подросток, может потому что в теле этой двадцатилетней плоскодонки? Наверняка! Но у нее было сильное и выносливое тело, поэтому шанс отбиться от этого Ямато и сбежать у меня реально был. И, кажется этот самурай не в курсе, что я девушка, иначе он бы говорил со мной по-другому.  

– Я извинился перед твоим братом, – сказал я, улыбнувшись как можно наглее. Во мне уже бушевал азартный огонь, и хотелось почесать кулаки в драке с этим назойливым Ямато. Я осмотрел его с ног до головы, прикидывая свои силы, и даже облизнул губы в предвкушении. – Но с удовольствием вызову тебя на поединок, просто чтобы позабавиться.  

В одно мгновение Ямато стал серьезен и тихо произнес:  

– Согласен. Я знаю хорошее место для поединка. Следуй за мной.  

Его внезапная смена настроения слегка охладила мой пыл, но ненадолго. Я послушно шел за ним, ожидая подвоха или ловушки в любую секунду, но этого не произошло. Ямато отвел меня на край селения и остановился на берегу небольшой реки. Что ж, это было хорошее место для сражения двух самураев. Вокруг ни души, только вдалеке несколько мужчин и женщин работали в поле. Стоп, но и я вроде не самурай! Ну да ладно, выкручусь как-нибудь.  

– Ты всю дорогу оглядывался, – наконец вымолвил Ямато, становясь напротив меня в нескольких шагах и вынимая свой меч из ножен. – Ты думал, что я веду тебя в ловушку, не так ли?  

– Да, была такая мысль, – честно ответил я.  

– Мне не нужен еще кто-то, – презрительно фыркнул мужчина. – Я и один с тобой справлюсь. Вынимай свой меч!  

– Я бы предпочел рукопашную, – пожал я плечами, обнажая свою катану. – Но раз ты так просишь.  

– Самураи сражаются на мечах! – выкрикнул зло Ямато.  

Дерзко взглянув на него, я лишь усмехнулся:  

– Конечно это так, но я – не самурай и вашим правилам не подчиняюсь, так что, прошу заранее простить меня, если попорчу ваше прекрасное личико.  

На лице Ямато я увидел крайнее удивление и недоумение.  

– Как ты смог обезоружить моего брата? В бою он лучший.  

Вспомнив обстоятельства обнажения самурая и мои прощальные ему слова, я чуть не прыснул от смеха, но сдержался и, гордо тряхнув головой, довольно усмехнулся:  

– Я соблазнил его.  

Кажется, я вверг бедного братишку в шок, но это был мой шанс и, более не дожидаясь, я напал на него, вложив в свой удар всю свою силу. У Ямато оказалась хорошая реакция и он, с трудом, но смог отбить мой внезапный удар. Мы махались несколько минут. По округе разносился резкий звук лязгающего металла. Но чем больше я вслушивался в мелодию нашего оружия, тем сильнее она мне нравилась. Мое сердце словно поймало его ритм, и я не чувствовал усталости. Наоборот, я ощутил невероятное возбуждение и наслаждался процессом. Это было совсем по-другому, нежели тренироваться одному. Невольно я улыбался, в моих глазах плясало безумие, и жажда победы, во что бы то ни стало, будто я вновь оказался на том ринге. Я хотел выплеснуть весь свой накопившийся адреналин и энергию, и сейчас моим противником был Ямато. А в общем, мне было все равно кто им будет, только бы выложиться на полную катушку, до обморока!  

Меня поглотил азарт. Я даже смог выбить меч из рук Ямато и, отбросив свой тоже, пошел на него врукопашную. Сколько длилось наше сражение, я не знаю, но очень скоро Ямато лежал на земле, поверженный мной, а я восседал на нем, удерживая его за правую руку и упираясь локтем прямо в месте яремной впадины, словно душил его.  

– Признай поражение, Ходзё, – прошипел я яростно и довольно.  

Кажется, он был сильно удивлен всей этой ситуацией и до конца не мог поверить, что мне удалось победить его. Самурай как завороженный смотрел на мое лицо, в мои глаза, а потом вдруг тихо произнес:  

– Теперь я понимаю своего брата...  

– Чего? – не понял я, чуть приподнимаясь и тем самым ослабив на мгновение свою хватку. Но этого оказалось достаточно для ловкого Ямато.  

Свободной левой рукой он схватил меня за шею и, притянув к себе, неожиданно впился мне в губы. Чего?! И этот туда же? Но я, же теперь в облике парня, разве нет? Невольно я укусил его за губу и тут же был отброшен в сторону. Я вытер свой рот рукавом, но все еще ощущал соленый привкус крови Ямато. Мое чувство превосходство сменилось паникой, и я с ужасом смотрел на самурая. Ходзё облизывал свою раненую губу, чуть улыбаясь и глядя на меня взглядом, полным вожделения.  

– У тебя очень мягкие и нежные губы, Исигава, – проговорил Ямато.  

– Ты что творишь?!- возмущенно вымолвил я. – Целуешь парня...  

– Даже, несмотря на это, ты мне нравишься, – признался он, поднимаясь с земли.  

О, боже, это худшее, что могло со мной произойти. И что теперь делать?  

– Оставьте меня в покое, – буркнул я, подбирая свою катану и вкладывая ее в ножны.  

– Прошу, пойдем со мной, – вдруг сказал Ямато. – Я обещаю тебе, что тебя никто не тронет, даже мой брат. Ты просто вернешь ему одежду и меч, а взамен получишь другие.  

– Я истратил почти все его деньги, – тихо заметил я.  

– Это неважно. На самом деле, ему нужна катана, и он хочет поговорить с тобой, вот и все.  

– Мне нужны гарантии, – обронил я.  

– Я даю тебе свое слово, Исигава, слово самурая, – решительно ответил Ямато.  

Почему-то я поверил ему. Видимо честь самурая для этого человека не пустой звук. И я согласился. Как сказал Ямато, путь займет не более пяти дней, но что меня больше всего беспокоило, так это его старший брат Такуя. О чем он хотел поговорить со мной? И поговорить ли? Может отомстить за оскорбление и убить? И сможет ли тогда Ямато сдержать свое слово и защитить меня?  

Очень долгое время мы шли молча и это меня вполне устраивало, но Ходзё, видимо, заскучал и к концу второго дня нашего путешествия произнес:  

– Мой брат очень серьезный и строгий человек. Я никогда не видел, чтобы он проявлял к кому-то чувства или любовь, даже к собственной матери.  

– Рад за него, – отстраненно бросил я, чуть было не зевнув. Походы пешком утомляли меня.  

– Когда он вернулся не в своей одежде и без катаны, он выглядел странно и не хотел отвечать на мои расспросы. Но через несколько дней брат позвал меня и попросил об одолжении, – продолжал говорить Ямато, не смотря на меня. – Это был первый раз, когда он просил меня, а не приказывал, как отец. Меня удивила его просьба, но больше, с каким лицом он говорил ее.  

– И что же он такого попросил? – равнодушно заметил я.  

– Он сказал мне: «Прошу, брат, найди мне человека по имени Исигава Юма. Он будет одет в мою одежду и при нем моя катана. Наверняка он будет называть себя как Ходзё». Я сразу же понял, кто украл одежду и меч брата, поэтому вспылил и поклялся, что убью вора, но Такуя так странно отреагировал на это, – Ямато сдержанно вздохнул. – Он испугался и почти умолял. Таким я видел его впервые. Он просил не трогать тебя и уговорить придти, чтобы встретиться с ним. Я прочитал в его глазах отчаяние, словно...  

Ямато запнулся, поджав губы.  

– Как ты смог соблазнить его? – вдруг спросил Ходзё, жестко взглянув на меня.  

– Просто надел женское кимоно, – ответил я, пожав плечами.  

Он не нашелся, что ответить, поэтому между нами вновь воцарилось молчание. Однако меня не покидало ощущение, что со мной играют. Мне казалось, что этот самурай Ходзё в курсе того, что на самом деле произошло между мной и его старшим братом, что грозного Такуя обвела вокруг пальца невзрачная девчонка, да еще и юдза!  

Но этот Ямато продолжает смотреть на меня, как на парня и держит себя со мной также. Возможно, испытывает? Что ж, может внешне я и плоскодонка, но внутри я все тот же тридцатилетний мужик с богатым сексуальным опытом и взрывным характером. Поэтому я вижу себя старшим, а, значит, могу немного пощекотать нервы этому кохаю, хоть бы он был и тысячу раз самураем.  

– Скажи мне, господин Ходзё, – обратился я к Ямато, когда заметил вдалеке очертания города. – Ты всех парней целуешь в губы, которые тебе нравятся?  

На мгновение Ходзё смутился, но почти сразу ответил:  

– Нет, ты первый, Исигава.  

– Что ж, – вздохнул я, улыбнувшись. – Я польщен. Но мне интересно другое.  

– Что же?  

– Есть ли в этом городе бордель?  

Я покосился на Ямато, но не увидел в нем того, что ожидал.  

– Конечно, – спокойно ответил он. – Хочешь зайти туда?  

– Если ты составишь мне компанию, – задорно вымолвил я, ожидая отказа.  

– Хорошо, – его голос был так холоден, а взгляд безучастен, что меня почему-то невероятно разозлило. – Как ты предпочитаешь, чтобы тебя обслужила одна или две?  

Точно, это самая настоящая игра и правил здесь нет. Что ж, если этот красавчик хочет поиграть во взрослые игры, то почему бы и нет?  

– А как насчет того, чтобы нам с тобой попробовать одну на двоих? – с азартом спросил я. Опять во мне поднимается эта безудержная жажда соперничества. – Только я буду спереди.  

Ямато пронзительно посмотрел на меня, а потом вдруг хищно улыбнулся, принимая мой вызов, и сказал:  

– Согласен.  

Ай – ай, а он что-то явно задумал. Ну да пусть игра идет своим чередом. Так даже интересней. Похоже, люди совсем не меняются, неважно в каком времени они живут. Прямо, как я.  

И вот вечером, в одном из местных борделей, хозяин нам представлял девушек.  

– Выбери на свой вкус, Исигава, – равнодушно сказал Ямато, отпивая маленькими глотками саке.  

– Доверяешь? – усмехнулся я, жадно разглядывая девушек. Но кажется я уже выбрал. – Мне нравится вот эта.  

Я ткнул пальцем в красивую юдзе с пышной грудью и тонкой талией.  

– Меня зовут Натсуки, рада прислуживать вам, господин, – отозвалась девушка, низко кланяясь.  

– Я заплачу тебе втрое больше, если обслужишь нас двоих одновременно, – сразу же предложил я ей.  

На мгновение глаза Натсуки чуть расширились, но ответила она другое:  

– Желание клиента для меня закон.  

Хозяин проводил нас в комнату и, взяв плату, исчез. Вскоре появилась Натсуки. Ее движения были плавны и изящны, и она была настолько очаровательна, что я готов был потерять голову от возбуждения.  

– Помнишь наш уговор, Исигава? – тихо заметил Ямато, раздеваясь. – Я сзади.  

– Да, я помню, – недовольно проворчал я. Его слова вернули меня к реальности, но не умолили желания. Попробую насладиться и этим. – Тогда раздевать ее буду я и поцелуи только мои, Ямато.  

Черт, я так перевозбудился, что у меня дрожали руки, когда я освобождал Натсуки от ее кимоно. И целовалась она просто замечательно. Я чувствовал странное онемение внизу живота и отсутствие у меня того органа, что был раньше, немного озадачивало. Я не мог понять, что мне делать со своим жаром.  

А между тем Ямато почти полностью разделся и гладил ноги девушки, возбуждая себя тем самым. На мгновение я посмотрел на него. У Ходзё было крепкое, мускулистое тело – плод долгих, многолетних тренировок. Прекрасный образец настоящего мужчины, и выражение лица было таким сексуальным, что я еще больше завелся. Я сосредоточился на груди Натсуки, ублажая ее розовые соски, которые так мило торчали. Я так увлекся, что почти не заметил, как ее рука двинулась к моему паху, пытаясь нащупать мою плоть. Я грубо отбросил ее руку, отскочил от нее и зло прошипел:  

– Не лезь туда, тварь!  

На моем лице отразились и страх, и ненависть одновременно. Я часто дышал и смотрел на Ямато так, словно от его мнения зависит моя жизнь, и что сейчас он приговорит меня к смерти. Что со мной? Меня изнутри будто разрывало, и я не мог пошевелиться.  

– Исигава?  

Голос Ходзё отрезвил меня, и я бросился вон из комнаты, прихватив с собой катану. Я был охвачен настоящим безумием. Я обнажил меч и с силой и остервенением рубил все, что попадалось мне на пути внутреннего двора борделя, куда я выскочил словно ошпаренный. Все деревянные опоры, поилка для лошадей и дерево сакуры познали мой гнев и неудовлетворенность. Щепки так и летели. Никто не осмелился остановить меня. Я продолжал бесноваться, пока не выдохся.  

– Ты закончил? – услышал я голос Ямато прямо за спиной.  

– Да, – бесцветно ответил я, выронив катану и рухнув на колени. Я совершенно ослаб и меня била крупная дрожь от перенапряжения. – Извини, я все испортил.  

– Ничего, – спокойно ответил Ямато, присаживаясь рядом и кладя мне руку на плечо. – Я быстро с ней закончил.  

Но его слова только причинили мне боль, которая вдруг скопилась на глазах и прорвалась двумя горячими ручейками. Я был поражен и уничтожен этим фактом. Я ощутил себя настолько жалким и беспомощным. Но больше всего меня угнетало то, что я не могу любить женщин и удовлетворить себя, как делал это Ямато или любой другой мужчина. Черт!!! Но конечно я больше злился на себя. Что мне теперь делать с этим дурацким томлением в моем теле? Конечно, я немного спустил пар, но, кажется, этого было недостаточно.  

– Ну ладно, – резко бросил я, вытирая слезы и поднимаясь. – Хватит здесь рассиживаться, пойдем, переночуем в какой-нибудь гостинице, где есть офуро.  

– Разве ты не хочешь закончить с Натсуки? – удивился Ямато.  

Вот идиот, умеет он «поднять» настроение!  

– Нет, – отмахнулся я и добавил, пренебрежительно усмехнувшись. – Ненавижу шлюх.  

– Так зачем..? – не понял Ямато.  

– Хотел тебя подразнить, – честно ответил я. – Но, кажется, я немного перестарался, извини.  

Подобрав катану и вложив ее в ножны, я двинулся на улицу. Ямато последовал за мной. Хозяин борделя не стал нас останавливать и не потребовал плату за причиненный мной ущерб, потому что мы ушли раньше времени. Да и наверняка он не осмелился связываться с самураем, носящему имя Ходзё.  

Мы нашли приличную гостиницу, но даже офуро не сняло с меня напряжения. Мне было по-настоящему плохо. Я вернулся в комнату и, кажется, Ямато уже спал. Удобно расположившись на своем футоне, я невольно вспомнил все, что произошло в этот вечер, и вновь почувствовал это томление и жар, что поднимался от самого паха. Нет, мне просто необходимо хотя бы раз кончить, чтобы прекратить все это. Надо вспомнить, как делают это женщины. Я просунул руку под юкате, добравшись до пульсирующей точки и, от неожиданно пронзившей меня приятной молнии, выгнулся и тихо застонал. Я замер, зажав рот другой рукой, и со страхом посмотрел на Ходзё. Но он даже не пошевелился. Кажется, я не разбудил его. Что ж, надо продолжить и поскорее заканчивать. Я ласкал себя там внизу и получал потрясающие ощущения. Так вот, что чувствуют девушки, когда их там трогают. Очень скоро наступила долгожданная разрядка, я выгнулся, задрожав, и не в силах сдерживать собственные стоны. Я закусил свою руку, мне было больно и очень хорошо одновременно. Перед глазами плыли цветные круги, а в ушах звенело. Дальнейшие прикосновения вызывали дрожь и ощущения, будто меня ударяет током, поэтому я убрал руку и, повернувшись на бок и закрыв глаза, слушал свое тело и сердце, что бешено стучало, но теперь его ритм постепенно восстанавливался. И только после всего этого, я, наконец, вздохнул и просто вырубился, провалившись в приятный и глубокий сон.  

На следующий день, перекусив в местной забегаловке, мы отправились в путь. Ямато был уверен, что прибудем как раз вечером. Это была хорошая новость.  

– Скажи, Исигава, а какие девушки тебе нравятся? – вдруг спросил Ямато.  

– Не знаю, – пожал я плечами. – Красивые, конечно, ну и чтобы грудь была не плоская, с гладкой кожей, и не из робких, но не лишенные рассудительности.  

– В общем, не шлюхи, – заключил как-то странно Ямато.  

– Да, – растерянно отозвался я. – Все так.  

– Не понимаю тебя, Исигава, – тихо сказал он, немного помолчав и хмуро взглянув на меня. – Не можешь сделать это с красивой девушкой, но быстро удовлетворяешь себя сам и стонешь, словно какая-то шлюха.  

Я встал как вкопанный и почувствовал, как мои щеки заливает краска.  

– Так ты слышал? – еле вымолвил я охрипшим голосом, пытаясь проглотить сухой ком в горле.  

– Да, – невозмутимо ответил Ямато, тоже останавливаясь и подходя ко мне ближе. – И видел твое лицо в тот момент, и до сих пор не могу избавиться от этого наваждения.  

Он был так близко, но я не мог отстраниться или отвернуться, заворожено смотря в его глаза. Он взял меня за подбородок.  

– Что ты скрываешь, Исигава? Ты не можешь с женщиной, но и меня ты отвергаешь. Неужели никто не способен тебя удовлетворить?  

Губы Ямато покрыли мои и были горячими, а влажный язык требовательно исследовал мой рот. Я не оттолкнул его, а поддался этому порыву только потому, что внезапно ощутил новый приступ томления и жара в своем паху. Что? Я возбудился только от поцелуя?  

– Я хочу тебя, Исигава.  

Я не заметил, как очутился в его объятиях и его робкий поцелуй превратился в страстный. Нет, нельзя, чтобы он узнал обо мне! Я с силой вырвался и схватился за катану.  

– Неужели я так противен тебе? – с тоской взглянул на меня Ямато.  

– Нет, – выдавил я через силу. – Ты мне не противен, но это неправильно.  

– А если я скажу, что люблю тебя?  

Я изумленно посмотрел на Ходзё. От его слов внутри все сжалось.  

– Я же парень, – попытался я отшутиться. – А два парня...  

– Мне все равно, что ты парень, – с серьезным лицом ответил Ямато. – Мои чувства не изменятся. Прошу, подумай над этим.  

– Сначала нужно вернуть катану твоему брату, – дрогнувшим голосом сказал я, отворачиваясь от Ямато. – Я подумаю над твоими словами, но не торопи меня.  

– Да.  

Кажется, он даже приободрился. Я дал ему ложную надежду, на что-то полагаясь. Но я уже заранее знал, чем все закончится. Такуя позаботится об этом и раскроет младшему братишке правду. Меня ждет позорное разоблачение и скорее всего смерть. Даже здесь, в этом времени, я не мог превзойти Миядзаки. Да, я уже давно вспомнил, кого мне напомнил Ямато, но услышать от него, кто так похож на моего тогдашнего соперника, моего начальника, признание в любви, совершенно меня размазало. Что это за странные чувства? Словно в груди тесно, и почему я ощущаю себя виноватым и таким одиноким?  

Вокруг замковых стен, окружая дворец сегуна, располагались районы приближенных даймё и самураев.  

Дом семьи Ходзё был большим, деревянным с тростниковой крышей. Много охраны, много слуг. Сбежать мне вряд ли удастся. Да, я боялся того, что меня ждало, но другого пути не было и оставалось только смириться.  

– Следуй за ним, – сказал Ямато, указав на слугу. – Брат ждет тебя, Исигава.  

Мое сердце подпрыгнуло, но я и виду не подал и даже не взглянул на него, последовав за слугой. Меня впустили в комнату, устланную татами, в центре которой находился открытый очаг. Вдоль одной из стен стояли три комода разной величины, представляющие собой искусную работу мастеров по дереву.  

Войдя в комнату, я сразу же заметил Ходзё Такуя, сидящего недалеко от очага. Увидев меня, он очень тепло улыбнулся:  

– Прошу, проходи, Исигава. Я ждал тебя.  

Я вздохнул и сел напротив него, в нескольких шагах. Я снял с себя катану и положил перед собой, при этом низко склонившись.  

– Прошу простить меня, господин. Я очень виновата перед вами.  

Я продолжал дышать в пол, но был спокоен. Что бы ни случилось дальше, я сам во всем виноват, поэтому с достоинством приму наказание, какое бы оно ни было.  

– Я вижу, ты позаботилась о моем мече, спасибо тебе.  

Я выпрямился и с удивлением посмотрел на мужчину. Самурай продолжал чуть улыбаться, он не злился и даже не был недоволен. Что это?  

– Так вы не злитесь на меня? – осторожно спросил я.  

– Нет, – ответил Ходзё. – Может быть сначала, но вместе с тем я был смущен одним обстоятельством. Я долго думал над всем этим и мне просто необходимо узнать правду от тебя.  

– Правду? – не понял я.  

– Да, когда ты уходила в моей одежде и с моей катаной, ты мне кое-что сказала. Я помню каждое слово. Я помню все до мельчайших подробностей – твой восхитительный взгляд, твое прекрасное лицо. Но лишь одно слово заставило меня волноваться. Ты сказала о себе – благодарен. Ты поблагодарила меня от лица мужчины, и это не было ошибкой или оговоркой. Ведь твоя сущность отличается от твоей внешности, как и твое имя – Исигава Юма – это мужское имя.  

Я нахмурился, опустив глаза. Такуя догадался, но что теперь он предпримет, что захочет сделать с таким недоразумением, как я?  

– Я не знаю кто ты, – вдруг сказал Ходзё, чуть подавшись вперед. – Но тем приятней мне осознавать, что именно я теперь владею этим сокровищем.  

Его слова сильно взволновали меня и разозлили. Опять меня принимают за вещь! Это немыслимо.  

Я вызывающе посмотрел на Такуя и серьезно вымолвил, отчеканивая каждое слово:  

– Я никому не принадлежу! Я сам по себе!  

– Возможно, – кивнул Ходзё. Он был спокоен, но в его взгляде не было превосходства или презрения, только любопытство и что-то еще, что меня смущало. – Но ты все еще Нисимура Шизука – дочь Нисимуры Тадаши, торговца тканями, что проиграл все свое состояние и отдал дочь в уплату долга.  

Секунду Такуя молчал, пронзая меня своим взглядом, а я лишь сильнее сжал свою челюсть.  

– Говоря, что я владею тобой, Исигава, я имел в виду именно это. Я оплатил долг твоего отца и выкупил тебя у хозяина борделя, хотя это было и не просто.  

– И я должен благодарить вас, Ходзё-сама? – недовольно спросил я, гневно зыркнув на мужчину.  

– Думаю, да, – непринужденно ответил он.  

– Именно поэтому вы хотели, чтобы я пришел к вам?  

– Да.  

– Значит, я обязан вам, Ходзё-сама? И что же вы хотите от меня, господин?  

– Как я уже сказал, для меня ты – настоящее сокровище и я хочу беречь и лелеять тебя, Исигава. Ты позволишь мне это?  

Мой гнев испарился, уступив место растерянности и легкому недоумению.  

– Я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной, – продолжал говорить Ходзё. – Хочу заботиться о тебе и опекать.  

– Вы говорили о моей сущности, – выдавил я из себя, понурив голову. – И вы были правы, Ходзё-сама. Исигава Юма – это мужчина, который не слишком терпелив и взрывается по любому поводу, стоит только найти причину. И он любит женщин, как и вы, господин. Могу сказать только, что я оказался в теле Нисимуры только потому, что умер во время боя.  

– Ты самурай? – тут же спросил Ходзё.  

– Нет, – покачал я головой. – Боевое искусство – это мое хобби, увлечение и больше ничего.  

– И, тем не менее, – улыбнулся Такуя. – Ты – уникален и я восхищаюсь тобой. И я знаю, что тебе некуда идти. Я предлагаю тебе остаться здесь, со мной, в безопасности.  

– Стать вашей редкой игрушкой, Ходзё-сама? – горько усмехнулся я.  

– Все зависит от того, как ты сам к этому относишься, Исигава, – снисходительно ответил Такуя. – Но здесь ты не будешь слугой или рабом. Ты будешь моим партнером и братом, конечно же для остальных сестрой, а если ты согласишься, то я хотел бы сделать Шизуку своей женой.  

Чего?! У меня челюсть отпала от удивления. Какого черта здесь происходит? И, кажется, этот самурай не шутит, он абсолютно серьезен. Мне стало как-то не по себе, но, если подумать, меня же и не собирались никуда отпускать. Я пришел сам в эту ловушку и очень скоро на меня наденут ошейник и цепь, чтобы я не сбежал. Какая ирония. Что же мне делать?  

– Я согласен стать вашим партнером, Ходзё-сан, но не более того, – сказал я после недолгих раздумий. – Я даже готов прислуживать вам, но с женой вы переборщили.  

– Да, ты прав, – смущенно отозвался Ходзё. – С этим я перестарался, извини. Но я хочу, чтобы ты переоделся в более подходящую одежду и больше не прятался за мужским кимоно.  

– А? – я удивленно взглянул на Такуя.  

– Ты прекрасный цветок, Исигава, и должен быть окружен только лучшим. Я уже приказал все подготовить: комнату, одежду, украшения. Я хочу видеть этот цветок самым красивым.  

Его слова смущали и вгоняли в краску. Мне захотелось сбежать, но сейчас это было невозможно, значит нужно ждать и выживать.  

Я согласно кивнул и Ходзё тут же позвал слугу – им оказалась девушка по имени Наруру. Она проводила меня в мою комнату, а потом помогла раздеться и, сопроводив в купальню, омыла мое тело и волосы. Я был безучастен, потому что все мои мысли были заняты сложившейся ситуацией. Зачем все это происходит? Почему я в теле Нисимуры? И ради чего Ходзё Такуя так заинтересован во мне? Хотя нет, он сам сказал мне причину – для него я редкое сокровище, которым он хочет обладать. Редкая вещь в руках коллекционера. Но возможно это просто мое наказание свыше за то, что вел весьма беспорядочный образ жизни, причиняя всем своим женщинам боль и страдания. Ведь от них мне нужно было только одно – секс. Я не интересовался их жизнью, их чувствами и был равнодушен, не проявляя интереса вне постели. Скольких я бросил сам, многие бросали меня, но я никогда не о чем не жалел. Так может теперь мне предстоит испытать на собственной шкуре, как это быть игрушкой, которая ничего не значит для своего хозяина? Но отношение этих Ходзё совсем отличается от того, как я относился к своим любовницам и подругам. Чем больше я думал об этом, тем сильнее запутывался и ничего не понимал.  

Когда Наруру достала одежду, я чуть было не рассмеялся от досады. И снова женское кимоно, правда, теперь из дорогого шелка с красивым рисунком, расписанное вручную. Потом Наруру подвела мне глаза, чуть припудрила лицо и подкрасила губы, сделала прическу и одела на шею и руки украшения. После повязала оби. Когда я был готов, она проводила меня обратно в ту комнату, где меня ждал Ходзё Такуя. Но теперь рядом с ним сидел его младший брат Ямато и еще две женщины: одна из них молодая, лет шестнадцати, а вторая – намного старше Такуя и я предположил, что это была его мать.  

– Прошу, Нисимура-сан, присоединяйся к нам, – улыбнулся Такуя, приглашая меня сесть за стол, за которым они собирались ужинать.  

Я поклонился всем и, не поднимая глаз, опустился на то место, куда указал Такуя.  

– Представляю вам мою гостью – это Нисимура Шизука – моя невеста, – спокойно сказал Ходзё-старший.  

Я изумленно уставился на него, впрочем, как и остальные, сидящие за столом.  

– Что ты такое говоришь, брат? – нахмурившись, спросил Ямато, метнув в мою сторону подозрительный взгляд. – Откуда она здесь взялась?  

– Ну, – невозмутимо протянул Такуя. – Ты сам привел ее сюда по моей просьбе, или ты уже забыл, Ямато? Она и есть Исигава Юма.  

О, боже, ну почему я чувствую себя таким виноватым? И именно перед Ямато? Я сглотнул и с опаской посмотрел на Ходзё-младшего. Такого лица я еще никогда не видел – удивление, растерянность, а еще презрение и гнев.  

– Не нужно так удивляться, – продолжал говорить Такуя. – Нисимура-сан – онна-но-онна – женщина-самурай. Ей приходилось называть себя мужским именем и ходить в хакама, чтобы не подвергаться домогательствам со стороны мужчин. Впервые увидев ее, я понял, что наша встреча судьбоносна и я решил во что бы то ни стало сделать ее своей невестой и женой.  

Черт! И возразить сейчас я просто не могу. Не в том положении я был. А Такуя умен и весьма хитер, но в чем была его выгода? Неужели все из-за того, чтобы удовлетворить свою прихоть обладать мной, как редкой вещью? Не понимаю.  

– Моего младшего брата Ямато ты уже знаешь, Нисимура-сан. Это сестра моего отца – тетушка Симидзу и ее младшая дочь Камико.  

– Зачем ты все ей рассказываешь, брат? – раздраженно спросил Ямато.  

– Я так хочу, – серьезно произнес Такуя, строго взглянув на него. – Ты что-то имеешь против меня, Ямато? Я – старший в этой семье, как тебе известно!  

– Прости меня, – извинился Ямато, чуть поклонившись с уважением.  

Остальная часть ужина прошла в молчании. Мне было неловко, и я почти ничего не съел и ни на кого не смотрел. После все также, молча, разошлись, но Такуя велел мне остаться. Когда слуги убрали стол и оставили нас наедине, я наконец посмотрел на Ходзё и прямо спросил:  

– Зачем вы сказали, что я ваша невеста?  

– Чтобы оградить тебя от неприятностей и сплетен, – вздохнул Такуя.  

Что ж, возможно это было и так. И словно прочитав мои мысли, Ходзё добавил:  

– Без определенного статуса в этом доме ты не смог бы остаться, Исигава, а так, мое слово никто не может оспорить, и ты здесь в полной безопасности.  

– Благодарю, – процедил я сквозь зубы.  

– Ха-ха, – тихо рассмеялся Такуя. – Ты сказал это с таким выражением, словно имел в виду другое.  

Я недовольно посмотрел на Ходзё и решительно заявил:  

– Мне не нравится эта одежда, я бы предпочел хакама и хаори. И эта косметика на моем лице мне тоже не нравится.  

– Ты не желаешь скрывать своей сущности, Исигава, не так ли? Но я не против, ты получишь все, что хочешь, но с одним условием.  

– Каким?  

– Я слышал от хозяина борделя, что Шизука божественно поет. И мне бы хотелось услышать ее чудесный голос.  

Ну да, конечно! А что я собственно ожидал? Я ведь всего лишь его вещь и требовать от меня подчинения – это его воля.  

– Мне нужно время, – тихо сказал я, чуть нахмурившись.  

– Конечно, Исигава-кун, – кивнул Такуя. – Сколько тебе будет угодно, но не слишком долго. Как бы было замечательно, если бы ты и Камико спели для меня вместе.  

Он говорил непринужденно и при этом улыбался, словно мы были одной большой, дружной семьей. Меня немного покоробило, ибо я видел ситуацию в другом свете: Такуя – господин, а мы все – его рабы.  

Мои мысли были прерваны внезапным появлением Камико. Девушка почти бесшумно открыла ширму, зашла и просеменила в центр комнаты, опустившись рядом со мной и поклонившись Ходзё. У меня промелькнула смутная догадка, что эта девушка все это время была за ширмой, подслушивала и ждала, когда Такуя произнесет ее имя.  

Эта самая Камико была очень красивой и изящной девушкой с аппетитными формами, полностью удовлетворяющая моим вкусам. Но почему-то сейчас я ничего не чувствовал, я был равнодушен и меня это очень удивило. Много раньше я бы не упустил шанса пофлиртовать с ней и даже склонить к близости, пощекотать себе нервы, взбудоражить кровь, ощутив прилив желания и похоти. Однако сейчас, увидев прекрасную Камико, в моей памяти почему-то всплыл образ Ямато, его лицо в тот момент, когда он возбудился, лаская ноги проститутки Натсуки.  

Я смутился от собственных мыслей и даже покраснел. Не понимаю, с чего вдруг эти воспоминания так ярко завладели моим сознанием? Я резко склонился в поклоне и порывисто попросил:  

– Прошу, Ходзё-сама, могу я уйти в свою комнату, я очень устал.  

Мне было все равно, как я это сказал и от какого лица, лишь бы побыстрее уединиться и никого не видеть.  

– Да, можешь идти, Нисимура-сан, – снисходительно ответил Такуя.  

Не обращая внимания на Камико, даже не взглянув на нее, я быстро ушел, но в последнюю секунду передумал и вышел в сад, что раскинулся за домом самурая.  

Я внимательно осмотрелся вокруг себя, выискивая возможность, но дом Ходзё хорошо охранялся, да и слуг было предостаточно, почти незаметные они сновали туда сюда, погруженные в свои обязанности. Но я уверен, что моя персона была под особым наблюдением и о побеге сейчас я мог лишь мечтать.  

Как же я хочу вернуться в свою прежнюю жизнь, в тело Исигавы Юма и жить так, как я хочу! Впервые я пожалел о том, что умер так глупо и так рано. Мне был дан второй шанс в теле Шизуки, молодой девушки, но моя сущность была сильнее. И эта волшебная возможность жить заново теперь казалась мне полным бредом, и была не нужна. Как бы это не было больно осознавать, но я хотел умереть и больше не чувствовать неловкости и смятения при Ходзё, не слышать собственное сердце при воспоминании о Ямато. Неужели я влюбился в мужчину? Мрак. Тем более не имеет смысла оставаться здесь и наблюдать за тем, кто никогда не простит твоего обмана и не будет твоим.  

Ходзё-старший сдержал слово и позволил мне одеться как мужчина, правда, вместо катаны он приказал выдать мне танто. Несколько недель прошли спокойно, обоих братьев целыми днями, а порой и ночами не было дома, и я мог чувствовать себя в относительной безопасности. Ни тетушка Симидзу, ни ее дочь Камико не разговаривали со мной, иногда даже не приглашали за стол. Все свое свободное время я проводил на площадке, вдалеке от охраны, выматывая себя упорными тренировками. А еще я прокручивал в голове текст песенки, что мне вспомнилась. Она была единственной, которую я знал, так как часто слышал, как моя мать напевала ее, когда о чем-то беспокоилась. Это была ее такая своеобразная защита от неприятностей. Слова песни и мотив были просты, но могли затронуть струны души, если исполнитель очень старался. Однако я, Исигава, никогда не блистал в пении, да и вообще не интересовался этим, а про Шизуку говорят иное, якобы она обладает божественным голосом. Как же мне быть? Уже сегодня вечером я должен спеть для Такуя-сана, но совсем не уверен, что у меня что-то получится. Но может мне повезет? Ходзё разочаруется и прогонит меня, наконец? Я надеялся на это в глубине души. Поэтому пообещал себе не стараться.  

Я не стал удовлетворять просьбу Такуя и не надел красивое женское кимоно, которое он преподнес мне на этот вечер. Так я хотел его разозлить, но, появившись, в чем я обычно ходил, Ходзё лишь довольно хмыкнул. В его взгляде не было и тени раздражения или недовольства. Кажется, здесь я просчитался. Но я не терял надежды и был уверен, что голос и моя бездарность в пении меня не подведут.  

– Я жду от тебя лучшего, Исигава-кун, – улыбнулся Ходзё.  

Мы были вдвоем, что было странно, однако так даже лучше. Ответ держать мне придется только перед Такуя. Я вздохнул, закрыв глаза и поймав про себя мелодию, открыл рот и начал петь. Но чем больше я извлекал звуки из своей гортани, тем отчетливей понимал, что даже такой профан, как Исигава не способен испортить таланта Нисимуры. У Шизуки действительно был потрясающий, глубокий и мягкий голос. Я не приложил почти никаких усилий, а простая песенка превратилась в нечто чудесное. Когда я закончил и взглянул на Такуя, то мое сердце готово было остановиться. Ходзё смотрел такими странными глазами, от чего по моему телу побежали мурашки. Он не мог произнести и слова, часто дышал и буравил меня немигающим, полным вожделения взглядом. И я испугался.  

Стоило Такуя сделать движение в мою сторону, как я инстинктивно сорвался с места и бросился вон из комнаты, а там и из дома. Я спрятался в кустах под деревом, в небольшом саду самурая, чуть не плача и проклиная себя, на чем свет стоит. И пока я занимался самобичеванием, я и не заметил, как возле меня на тропинке остановились двое. По голосам я узнал Ямато и Камико. Невольно я притаился и превратился вслух.  

– Я очень ждала вашего возвращения, Ямато-сама, – тихо лепетала девушка. Жаль я не мог видеть ее лица. – И мне было удивительно, что вы вернулись не один.  

– Так пожелал мой брат, – вздохнул сдержанно Ямато. Как всегда сама серьезность. – Я не мог его ослушаться.  

– Я понимаю.  

Да о чем эти двое вообще говорят?  

– Но все-таки, – проговорила Камико. – Я должна вам сказать, что мои чувства как и прежде...  

– Я знаю, но...  

– Да, я чувствую, что вы изменились, Ямато-сама. После своего путешествия вы стали другим и уже не балуете свою Камико вниманием и лаской.  

Чего? Неужели эти двое имеют отношения?  

– Прости меня, Камико-чан, я был беспечен и неосторожен к тебе, и это моя вина.  

– Но Камико все равно вас ждет, господин, и любит вас. Она верна вам.  

– Я знаю, – почти раздраженно ответил Ямато и наклонился над девушкой.  

Уверен, он поцеловал ее, а мое сердце в этот момент сжалось и заболело. Ком подкатил к горлу, и я почувствовал на своих щеках влагу. Я плачу? Я снова плачу из-за этого Ямато?! Не может быть. Как же это все глупо и, в первую очередь, я глупец и неудачник. Я доверился тому, кто был безразличен ко мне с самого начала! Ходзё-младший просто играл со мной от скуки или любопытства ради, не знаю. Но теперь я уверен, что все было игрой.  

– Ты мне тоже нравишься, Камико-чан, – услышал я нежный голос Ямато. – Но сейчас не подходящее время.  

– Значит, вы тоже ее слышали, Ямато-сама?  

– Да.  

– Она прекрасна, не так ли?  

– Да.  

– Все ею очарованы, – продолжала говорить девушка дрожащим голосом. – И вы тоже, господин?  

– Слишком сильно, – ответил Ямато.  

Больше я ничего не слышал, так как эти двое ушли вглубь сада. Значит Ямато и Камико вместе. Тогда зачем я здесь? Все эти самураи, их кодекс... Меня вдруг осенило! Ходзё до мозга костей преданы чести и служению кодексу, поэтому ни за что не пойдут против, никогда не нарушат данное ими слово! Вот оно! Мне нужно только получить его слово! Клятву!  

Я бегом устремился в дом, при этом пугая своим видом слуг. Я позвал Наруру, и она помогла мне помыться и переодеться в женское кимоно. Мое сердце бешено стучало, когда я, с разрешения Такуя, входил в его спальную комнату. Его футон уже был разложен и мужчина готовился ко сну, одетый лишь в юкату. Он был сильно поражен, узнав, что я срочно хочу его видеть. Но еще больше он удивился, увидев меня в женском кимоно и с распущенными волосами.  

– Что-то случилось, Исигава? – встревожено спросил он, наблюдая за мной.  

Я дождался, когда нас оставят наедине, покорно сел рядом с Такуя и поклонился.  

– Я пришел просить об услуге, Ходзё-сама, – прямо сказал я, выпрямившись.  

– Что же это? – поинтересовался мужчина.  

– Я исполню любое ваше желание, господин, в обмен на мое.  

– Поэтому ты пришел сюда в таком виде? – усмехнулся Такуя. – Ты вдруг передумал, зная, что я еле сдерживаюсь?  

– Да, так и есть, – спокойно ответил я, но я сильно сжал руки в кулаки, чтобы скрыть мелкую дрожь.  

– Что ж, я так думаю, что ты знаешь, чего я так хочу с тех пор, как ты здесь появился, Исигава, – проговорил Такуя, подвигаясь ко мне совсем близко и прикасаясь к моей щеке. – И ты не убежишь от меня, когда дело зайдет дальше?  

– Нет, я клянусь, – решительно сказал я.  

– Хорошо, что у тебя за просьба? – довольно вымолвил Ходзё, улыбаясь по-кошачьи.  

– Мне нужно ваше слово самурая, что вы исполните все, что я ни попрошу.  

– Как необычно, – пожал плечом Такуя. – Но я готов рискнуть.  

– Вы клянетесь?  

– Да, даю тебе свое слово самурая, что исполню любое твое желание, какое оно бы ни было, – очень серьезно произнес мужчина.  

Что ж, у меня не было причин не верить ему. Он тронул мои губы и выдохнул:  

– Ты и вправду не сбежишь от меня сейчас?  

– Нет, я не убегу.  

Я закрыл глаза и полностью вверился в его руки. Такуя повалил меня на футон и осыпал мое лицо поцелуями. Он был нежен и осторожен, шепча мне на ухо возбуждающие слова и лаская меня языком и своими сильными руками. Он не торопился, даже когда мы лежали уже обнаженные. Тепло и томление, что разливались по моему телу, окончательно затуманили мой мозг. Я отключился от реальности полностью и громко стонал, пока голова Такуя находилась между моих ног, а его горячий язык внутри меня.  

А потом он накрыл мое тело своим и очень осторожно вошел в меня своей каменной плотью. Я мог слышать лишь свое сердце, мне казалось, что я захлебываюсь от опьяняющих ощущений и вот-вот умру от перевозбуждения. Я хрипел и содрогался в объятиях Такуя, пока он двигался во мне. Мой пах словно онемел, но тем приятней там было от трения и влажности. Я потерял голову, обнимая потное тело Такуя, ловя его губы и целуя его жадно, словно от этого зависела моя жизнь. И хотя Такуя время от времени шептал мне всякие нежности, я мог отвечать лишь стонами, сдерживая себя от шепота одного имени – Ямато.  

Такуя долго не мог успокоиться, оправдываясь тем, что никак не может мной насытиться. Я позволял ему любить меня, и к концу этой эпопеи был изможден и выжат как лимон. Я буквально вырубился на груди Ходзё и крепко спал до тех пор, пока меня не разбудили.  

Это была Наруру. Невольно вспомнив прошлую ночь и ту ситуацию, что подтолкнула меня к этому, я жутко смутился и покраснел. Масла в огонь добавила и другая прислуга, они не смели посмотреть мне в глаза и отворачивались от меня с презрением. Вот оно! Последняя капля моего самообладания. Но окончательно меня добило то, что выходя из комнаты Такуя в растрепанном виде, в одной лишь юкате, что дала мне Наруру, я столкнулся с Ямато! Ему понадобилась всего секунда, чтобы все понять и в одночасье я был одарен презрительным, почти брезгливым взглядом, словно облит ледяной водой. Я готов был умереть со стыда, но нашел в себе силы прошептать ему, когда проходил мимо:  

– Вы не смогли защитить меня, как обещали.  

Не видел его выражения лица в этот момент, да мне уже было все равно. Я бежал по коридору, чтобы спрятаться в своей комнате, скрыться ото всех. И меня не остановил неожиданный вскрик Ямато:  

– Исигава!  

Я оделся сам в черное мужское кимоно, хакама и хаори без всяких отличительных знаков, застегнул пояс с танто и кайкэном, и вот в таком виде явился на обед. Волосы я убрал в тугой высокий хвост, на ногах кожаные дзории.  

Я поприветствовал всех сидящих за столом, был сдержан и холоден, несмотря на недовольство тетушки, неловкость и смущение Камико, улыбку Такуя и ненависть Ямато. Мысленно я уже разорвал всякие связи с семьей Ходзё, впрочем, вряд ли они были и раньше, но теперь осталось малое – уничтожить телесную оболочку.  

Обед проходил в полном молчании и когда он подошел к концу, я, наконец, вымолвил:  

– Я готов сказать свое желание, Ходзё-сама.  

Такуя и все остальные изумленно посмотрели на меня. Я не стал ходить вокруг да около и прямо произнес:  

– Прошлой ночью господин Ходзё-сама дал мне свое слово самурая, что исполнит любое мое желание в обмен на свое, – я не смотрел на присутствующих, сосредоточив взгляд на стоящей передо мной чашке. – Его желание было исполнено, теперь перед всеми вами, как свидетелями, я хотел бы сказать свое желание.  

– Что это значит? – вдруг вспылил Ямато, взглянув на брата.  

– Все так, как говорит Нисимура-сан, – гордо улыбнувшись, сказал Такуя. – Между нами есть некий договор. Так пожелала сама Нисимура. Свою часть этого договора она выполнила, и я дал слово самурая, что исполню любое ее желание.  

– Разве такое возможно, брат? – процедил сквозь зубы Ямато. – Неужели ты опустился до таких вот сделок?  

Такуя понял намек и сердито прикрикнул:  

– Я никогда не отказываюсь от своих слов! И Нисимура-сан по-прежнему моя невеста! Просто мы немного опередили время, вот и все.  

– Надеюсь, брат! – злобно ответил Ямато.  

– Вам нет причин ссориться из-за такого пустяка, – по-доброму улыбнулся я, чем вновь озадачил всех окружающих. – Скоро это не будет иметь никакого значения, и ваша жизнь продолжится, как и прежде.  

– Так какое твое желание, Нисимура-сан? – очень ласково спросил Такуя.  

Я улыбался, когда взглянул на него. Кажется, Ходзё-старший был счастлив и я, наверно, понимал причину этого, но Такуя так и не сказал мне до конца те самые слова, которые так легко когда-то произнес Ямато, не вкладывая в них никакого смысла, кроме своего эгоизма. Как грустно. Для них я всего лишь интересная игрушка и не более. Но, как, ни странно, в этой глупой игре в чужую жизнь, последнее слово останется все-таки за мной – Исигавой Юма!  

Я пронзительно взглянул на Такуя, перестав улыбаться, и решительно отчеканил:  

– Мое желание очень простое, Ходзё-сама. Я хочу, чтобы вы убили меня.  

– А?!  

Все замерли, ошарашенные моими словами. Я сглотнул, увидев, как побледнел Такуя. Он сменился в лице, ему было больно услышать такие слова от меня.  

– Нет, – еле вымолвил он, мотнув головой.  

– Вы дали слово самурая! – резко бросил я, делая вид, что злюсь, но на самом деле во мне был только страх. Я боялся сломаться окончательно и утонуть в омуте жизни и тела Шизуки. Я не желал потерять своей сущности.  

– Но Нисимура...,- попытался возразить Такуя.  

– Не называйте меня так! – крикнул я в отчаянии. – Я ненавижу это имя, и это тело! И вы это знаете, Ходзё-сама! Прошу, сдержите свое слово и исполните мое желание.  

Внутри словно взорвался вулкан, все мои чувства перемешались, и в душе образовался настоящий хаос. Мне показалось, что я услышал отчаянный женский крик, но с усилием переборов это наваждение, я сидел, сжав руки в кулаки и хмурясь от негодования и безысходности. Больно! Как же мне больно и одиноко!  

– Когда? – услышал я бесцветный голос Такуя.  

Почти с надеждой я взглянул на него и взволнованно ответил:  

– Прямо сейчас, в саду. Я прошу сделать это вас, Ходзё-сама. Я не самурай и не могу совершить сеппуку, тем более в теле Шизуки. Это будет неправильно. Отрубить мне голову будет справедливо.  

– Нет! – вдруг воскликнул Ямато. Его выражение лица было гневное, он кипел негодованием и презрением ко мне. Впрочем, как я и ожидал. – Я сделаю это, брат. Ты не должен пачкать свои руки!  

– Благодарю вас, – вымолвил я и низко поклонился Ямато в знак уважения. – Да, это будет правильно. Но не будем терять времени.  

Я поднялся. То же сделали Такуя и Ямато. Госпожа Симидзу и Камико остались сидеть на своих местах, все еще пораженные и бледные. Они так и не произнесли ни слова, а я уже забыл об их существовании, когда вышел в сад самурая.  

Погода была великолепной: теплое, яркое солнце, летний ветерок и как нельзя, кстати, тишина, словно природа замерла в предвкушении чуда. Но сегодня это будет лишь моя смерть.  

– Разве ты не боишься, Исигава? – тихо спросил меня Такуя. Он был подавлен и в его глазах я увидел океан грусти, что так пронзил мое сердце. Но пути назад уже не было.  

– Нет, Такуя-сама, – улыбнулся я в ответ. – Я не боюсь. И потом, может, быть мы еще встретимся с вами, и все будет по-другому.  

Я встал на колени и в последний раз посмотрел на чистое небо.  

– Я ни о чем не жалею, Такуя, и я знаю, что сделал все правильно, пусть даже если я верил в другое.  

Ходзё вдруг обнял меня крепко и прошептал мне на ухо:  

– Я люблю тебя, Юма.  

Я был настолько поражен, что не мог что-либо ответить, с изумлением взглянув на Такуя. Этот мужчина, сильный и красивый, сейчас еле сдерживал свои слезы. Я видел его влажные глаза и сожаление в них. Но было поздно что-то менять. Слова уже сказаны и их нельзя вернуть назад.  

Ко мне подошел Ямато и вынул из моих ножен кайкэн.  

– Я убью тебя, Исигава, пронзив твое сердце кинжалом. Сердце, такое же холодное, как и ты сама! И я сдержу свое слово, защитив тебя от этого мира.  

Он ударил меня в грудь, и лезвие легко пробило одежду, кожу и мышцы, пронзив легкое, оно рассекло мое сердце, словно масло. Мгновение острой боли, и волна шума накрыла мои уши, а в глазах внезапно потемнело. Вот и все, я умер, опять. Надеюсь на этом все, и закончится для меня. Эта странная боль в душе и воспоминания о его объятиях и ласках сотрутся из моего сознания, его горячее дыхание и нежность, его... любовь...  

Я дышу? Странно. Разве мертвые могут дышать? А если вздохнуть сильнее? Опять получилось! Просто невероятно. А если открыть глаза?  

Я тупо уставился на белый потолок. Глаза не сразу привыкли к этой неестественной белизне. Значит, я все-таки умер, раз вижу лишь этот болезненный свет? Но очень скоро я разочарованно вздохнул, поняв, что нахожусь в больничной палате реанимации.  

– Доктор Кавамура, он очнулся.  

Это первое, что я услышал, но двинуться я не смог. То ли сил не было, то ли тело меня совершенно не слушалось. Потом я увидел лицо врача, этого Кавамуры, молодого мужчины с приятной улыбкой и словно с поволокой глазами, которыми он «гипнотизировал» и буквально успокаивал.  

– Вы слышите меня? – обеспокоенно спросил он, наклоняясь надо мной. – Вы помните, как вас зовут?  

Да, я помнил все и от этого мой мозг готов был расплавиться, но Кавамура помог мне с этим, дав сильное обезболивающее. Я спал и видел прекрасные сны, яркие, полные невероятных событий, заполненные Такуя. Почему же он? Неужели, с самого начала, я был к нему неравнодушен? Нет, невозможно. И чем больше я об этом думал, тем сильнее сомневался в том, что случившееся со мной действительно происходило. Может это был всего лишь сон, привидевшийся мне, когда я лежал в коме? И теперь, когда я, Исигава, вернулся домой, я никогда не встречу Ходзё, этого благородного самурая, который теперь мне казался лишь плодом моего воображения. Я ощущал гнетущее сожаление и печаль.  

Травма, что я получил во время боя, была серьезной. Мое тело с трудом справилось с этим. Как я потом узнал, больше месяца я пролежал в коме. Потом почти год мне понадобилось для полного восстановления. Моя медицинская страховка была истрачена, работу я потерял в тот самый момент, когда в компанию сообщили о происшествии. Меня уволили сразу, как только стало известно, что я участвовал в нелегальных боях.  

Я вышел из больницы практически нищим и бездомным, никому не нужным. Я изменился внешне и внутренне. Ценность жизни еще составляла мое мироощущение, но не было столь приоритетным, нежели желание набить желудок вкусной пищей. На оставшиеся у меня деньги я снял комнатку на окраине города, а позже устроился курьером, чтобы оплачивать аренду жилья и удовлетворять свой аппетит в еде. Спустя какое-то время я понял, что этого вполне достаточно в моей жалкой жизни, и я успокоился, коротая свободное время либо за книжкой, либо в легких тренировках в каком-нибудь захудалом тренажерном зале. Иногда в свои выходные я подолгу гулял в каком-нибудь городском парке или бесцельно слонялся по торговым центрам.  

Однообразная, тихая жизнь с единственным для меня утешением – яркие воспоминания о Ходзё Такуя. Я никак не мог выбросить его из головы и сердца и даже сейчас, будучи Исигавой, продолжал любить его. Я все-таки нашел смелость признаться себе в этом и уже не прятал эти чувства где-то глубоко в душе, лелея их и согреваясь от их приятного тепла. Так было удобно мне и моему разбитому сердцу.  

Я работал усердно и даже мне иногда доверяли доставку очень ценных вещей или документов. И однажды мне поручили доставить вот такой вот ценный пакет. В списке доставки он значился последним, а по времени – это был конец моего рабочего дня, и после него я уже мог не торопиться. В адресе значился богатый загородный район, шикарный особняк. Но, прочитав имя получателя, мое сердце вдруг бешено забилось от волнения. Ходзё Такуя! Мои глаза меня не обманывали – это имя точно такое же, как у того самурая! Что ж, такое совпадение, может быть, успокаивал я себя, но вряд ли также совпадет и во внешности. Поэтому мне необходимо было увидеть этого человека, во что бы то ни стало.  

Когда на звонок открыл пожилой мужчина в костюме обслуги, я сразу же сказал, что доставил пакет лично господину Ходзё Такуя и могу отдать его только ему. Дворецкий секунду мешкал, но потом сделал знак следовать за ним.  

В особняке стояла такая тишина, что наши шаги отчетливо заполняли пространство комнат и коридора, по которому мы шли. Я не позволял себе засматриваться на что-либо, поэтому сосредоточил свое внимание на спине дворецкого, идущего впереди меня. Потом он постучал в одну из многочисленных дверей и, открыв ее, почти равнодушным голосом сказал:  

– Хозяин, приехал курьер с ценным пакетом для вас.  

– Впусти его, – услышал я голос из глубины кабинета. Этот голос мне показался очень знакомым.  

Я смело вошел и поклонился.  

– Пакет для господина Ходзё Такуя, лично в руки, – официально оттараторил я, лихорадочно шаря глазами по комнате и наткнувшись на мужчину в костюме, стоящего возле окна и смотрящего наружу.  

Высокий, короткие черные волосы, дорогой костюм на подтянутой фигуре сидел просто идеально. Когда он повернулся и пошел ко мне, я уставился на него, не мигая, в полной растерянности, пораженный в самое сердце – это был он, мой самурай, Такуя-сама! Как такое возможно? Значит все правда, все, что со мной случилось. Это не случайность. Это судьба!  

Он подошел совсем близко. Ходзе оказался выше меня сантиметров на двадцать, шире в плечах, учитывая тот факт, что в больнице я сильно похудел. Мужчина был того же возраста, что и мой самурай. Странно и чудесно одновременно. По моему телу мгновенно разлилось тепло, именно то, что я когда-то испытал, будучи Нисимурой, но даже сильнее прежнего.  

Мои щеки предательски запылали. Когда я это понял, было уже поздно, Ходзё заметил и очень удивился.  

– Так вы отдадите мне пакет? – подозрительно посмотрев на меня, спросил мужчина.  

– Ах, да, простите, – растерянно улыбнулся я и подал пухлый конверт. Я смутился и отвел глаза, когда отдавал пакет ему в руки.  

И тут мой взгляд упал на стену кабинета, на которой висела укиё-э – гравюра на дереве, довольно большая, изображающая женщину – война. Она была старинной, но так искусно написана, что я даже сменился в лице, узнав ту что была на гравюре. Я сглотнул и невольно сделал шаг к изображению.  

Я и не заметил, как сказал вслух:  

– Нисимура!  

Как точно она была написана: это лицо, эти волосы, этот наряд самурая, боевая стойка и обнаженный меч в руках, катана Такуя-сама. Так вот какой он видел ту девушку.  

– Откуда вы знаете имя этого самурая? – раздался рядом голос Ходзё.  

Я испуганно посмотрел на него и буквально отшатнулся, когда мужчина вдруг протянул ко мне руку. И тут со мной случился очередной приступ. Иногда они накрывали меня, когда я сильно волновался, но это было так давно. Мои глаза закатились, а мозги словно закипели от внезапно переполнявшей их боли. Я схватился за голову и рухнул на пол, глухо застонав и рефлекторно сворачиваясь в позу эмбриона. Когда боль достигла своего пика, я потерял сознание.  

В кромешной тьме я услышал голос.  

– Юма, где же ты?  

Я узнал своего самурая. Это был его голос.  

– Такуя-сама, я здесь! – крикнул я что было сил.  

– Юма, я так долго искал тебя, – продолжал я его слышать. – Я ждал тебя.  

– Где же вы, Такуя-сама? – в отчаянии воскликнул я. – Где же вы?  

– Я здесь, успокойся, – голос самурая был совсем рядом со мной, словно он шептал мне на ухо. Мне казалось, что я даже чувствую тепло его дыхания. – Юма.  

– Я люблю вас, Такуя-сама, – улыбнулся я и заплакал. – Я до сих пор люблю вас! Люблю...  

– Эй, парень, ты в порядке?  

Я открыл глаза и резко сел.  

– Тебе стоит немного отдохнуть, – обеспокоенно проговорил Ходзё. Он смотрел на меня странным взглядом, словно во мне было что-то смущающее или необычное. Я невольно прикоснулся к своему лицу. Нет, это все еще я – Исигава Юма, вот только почему мои щеки мокрые? Неужели я и вправду заплакал? Какой позор!  

– Тебе уже лучше?  

Я вскинул на мужчину испуганный взгляд, но потом нахмурился и вздохнул:  

– Да, все хорошо. После травмы у меня иногда бывают приступы. Простите, что доставил вам столько беспокойства.  

Я поднялся, оправляя свою служебную форму.  

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь, – вдруг сказал Ходзё.  

– Нет, благодарю, – я низко поклонился. – Я и так доставил вам массу хлопот, что непростительно с моей стороны.  

Я уже сделал несколько шагов к двери, когда Ходзё остановил меня.  

– Подожди, ответь мне на вопрос.  

– Какой? – удивился я, повернувшись к нему.  

– Откуда ты знаешь имя самурая, изображенного на этой гравюре? – и мужчина указал на укиё-э.  

Какой смысл врать, если мне все равно не поверят, не так ли? Так подумал я в тот момент и, улыбнувшись, ответил:  

– Это вовсе не самурай. Ее имя Нисимура Шизука и многие думали, что она онна-но-онна, но эта девушка была всего лишь несчастной юдза, которую пожалел и выкупил богатый самурай. Она влюбилась в него, но выбрала смерть и погибла.  

Ходзё стоял пораженный и не мог вымолвить и слова, а я воспользовался его ступором и, оттараторив, спасибо, что выбрали нашу компанию, чуть ли не бегом выскочил из особняка, сел в служебную машину и дал по газам. Я сбежал, как когда-то сбежала Нисимура от своего самурая. Но на этот раз это было правильным решением.  

Несколько дней я ходил сам не свой, и это отразилось на моей работе. Мой начальник, зная о моей травме, был настолько великодушен, что дал мне три дня выходных в счет отпуска. Я согласился, и первый же свой выходной провел дома, лежа в постели и тупо смотря в потолок своей маленькой комнаты в шесть татами, в которой жил. Я размышлял над тем, как жестоко судьба пошутила надо мной, столкнув с прямым потомком самурая Ходзё Такуя, внешне похожим на него как две капли воды, словно в насмешку моему бедному, исстрадавшемуся сердцу. А с другой стороны, я был так счастлив вновь увидеть его, услышать этот голос, почувствовать рядом его тепло, пусть даже мгновение. Боже, и с каких это пор я стал таким слюнтяем? Воистину говорят, что любовь меняет людей и делает их настолько же сильными, насколько и слабыми.  

К вечеру я проголодался и приготовил себе нехитрый ужин, собираясь поесть, когда в мою дверь вдруг постучали. Я никого не ждал и точно знал, что гостей у меня не может быть, поэтому даже с места не двинулся. Наверняка ошиблись. Но стук повторился и уже более настойчиво.  

– Да иду, иду, – ворчал я, нехотя вставая и открывая замок. – Кого принесло так...  

Я не договорил, застыв как вкопанный, увидев на пороге Ходзё Такуя. Вот так сюрприз! У меня даже челюсть отпала от удивления.  

– Извини, что побеспокоил, но я хотел поговорить с тобой, Исигава-сан.  

– А? О чем это? – не понял я.  

– Можно мне войти?  

Я впустил Ходзё в свою холостяцкую берлогу и закрыл дверь.  

– Откуда вы знаете, где я живу? – поинтересовался я, приглашая его за столик, за которым я собирался ужинать.  

Он сел напротив меня, а я подал ему чашку с зеленым чаем, которую налил себе сам за несколько минут до его прихода. Несмотря на его неожиданный визит, я был спокоен. Первое волнительное впечатление уже испарилось.  

– Я навел кое-какие справки и, учитывая мое положение, мне не составило труда узнать твой домашний адрес, – ответил Ходзё.  

– А, ну да, – небрежно усмехнулся я, поглощая свой ужин. Я не предложил гостю его по той причине, что приготовил только для себя, да и вряд ли такой господин захочет отведать простой еды. Поэтому я не стал на этот счет заморачиваться.  

– Так о чем вы хотели поговорить, господин? – поинтересовался я, между поеданием порций.  

– Неделю назад, когда ты доставлял мне пакет и с тобой случился приступ, ты сказал мне нечто странное, – начал Ходзё.  

– Странное?  

– Ты почти в точности пересказал легенду о человеке, изображенном на гравюре.  

– Легенду? – удивился я.  

– Да, – кивнул мужчина. – Эта гравюра, как и свиток к ней, были написаны одним мастером, имя его неизвестно, но заказывал эту работу самурай Ходзё Такуя, мой далекий предок. Я полагал, что об этом никто не знает, кроме моей семьи. Так откуда ты знаешь так много об этой гравюре?  

Я нахмурился, но что я мог сказать ему? Я доел свой ужин и отставил тарелку в сторону. Но я молчал, просто не зная, что говорить.  

– Но гораздо важнее, что еще ты знаешь из этой легенды, – вдруг сказал Ходзё. – Расскажи, прошу тебя.  

Я вздохнул и серьезно произнес:  

– Вы действительно хотите это услышать?  

– Да, – твердо ответил мужчина.  

Я взъерошил свои волосы, подбирая слова, а потом начал:  

– Нисимура обманула самурая, украв его одежду и катану, и сбежала, потому что не хотела становиться проституткой за долги своего никчемного отца. Одевшись как мужчина, она стала выдавать себя за мужчину. Но самурай был из знатного рода и потеря катаны – это позор. Поэтому он попросил своего младшего брата найти беглянку и привести к нему, что, собственно, и произошло. Но вместо наказания, обманутый самурай принял Нисимуру в свою семью и сделал своей невестой. Предположительно что-то случилось в доме самурая, и однажды Нисимура пришла к нему с просьбой. Она готова был исполнить любое его желание в обмен на его слово, слово самурая. Взяв с него клятву, Нисимура отдалась Ходзё – сану, как того пожелал он. А на следующий день, во время обеда, при свидетелях она попросила исполнить его клятву и убить ее. Увидев реакцию самурая на ее слова, Нисимура осознала, какую чудовищную ошибку она совершила, но было поздно. Слова уже были произнесены, а самурай не мог нарушить данное им слово. Нисимура умерла в саду. Клинок ее кайкэна вонзился ей прямо в сердце. Но Такуя-сама не смог сделать этого сам. Желание Нисимуры исполнил Ямато, его младший брат, который ненавидел девушку.  

– Ты словно там был и все видел своими глазами, – заворожено произнес Ходзё. Он был ошеломлен, что выдавало выражение его лица.  

– Нет, конечно, – махнул я рукой, улыбнувшись. – Просто я люблю легенды.  

– Ты...,- Такуя секунду медлил, а потом выдал. – Ты и вправду невероятный, Исигава.  

– Что? – не понял я. – В каком смысле?  

– Извини, – смешался вдруг Ходзё, на мгновение, отведя глаза. – Просто кое-что еще было на том свитке, чего я раньше не понимал, но теперь, кажется, все проясняется и это невероятно.  

Я озадаченно смотрел на мужчину, все еще не понимая его слов.  

– Работа мастера была прекрасна, что гравюра, что свиток, но на обороте кто-то написал нечто странное, чего я раньше не понимал: « Он пришел в мою жизнь внезапным снегопадом, был нежен, как лепесток сакуры, и подарил моему сердцу надежду и любовь. Твой самурай будет ждать тебя среди вечности и солнца, мой драгоценный камень, мое сокровище, Исигава Юма».  

Я закрыл лицо руками и крепко зажмурился, чтобы не расплакаться. Мой Такуя оставил мне это послание. Мое сердце билось так часто, а в груди было такое волнение, что я готов был впасть в истерику.  

– Мне нельзя волноваться, – пробурчал я. – Иначе приступ повториться.  

Через несколько секунд я оказался в крепких объятиях Ходзё.  

– Я не знаю, что происходит, – очень спокойно произнес он. – Но тогда, будучи без сознания, из твоих глаз вдруг полились слезы, и ты хрипел и звал меня. Ты признавался мне в своей любви снова и снова с таким отчаянием, что мне пришлось успокаивать тебя, как и сейчас. Я шептал тебе, успокойся, Юма, я здесь, рядом с тобой.  

Я уткнулся в грудь Ходзё, вдыхая его запах, чувствуя его тепло. Я больше не тревожился, мне было хорошо и уютно в его крепких объятиях. Затуманенными глазами я посмотрел на Ходзё и, невольно потянувшись к его губам, прошелестел:  

– Такуя-сама, я скучал, Такуя-сама...  

Что нашло на нас обоих, неизвестно, но наши губы вдруг слились в поцелуе, страстном и горячем. Я потонул в этой нежности, словно в сладком омуте, совершенно отключившись от реальности. Я словно вернулся к своему самураю, в ту самую ночь, когда отдал ему свое тело и сердце.  

Но, что бы это ни было, я слишком быстро вспомнил о реальности, о том, что я теперь мужчина и больше не могу любить Такуя. Я с силой оттолкнул Ходзё и, резко встав, отвернулся от него.  

– Простите, – тут же извинился я подавленно. – Это было ошибкой, мне не следовало.  

– Я сам этого захотел, – прервал меня мужчина, подходя сзади ко мне. – Ты не виноват. Я сам пришел к тебе, Юма.  

– Уходите, – процедил я сквозь зубы. – Я не хочу вас больше видеть.  

Я слышал, как сдержанно вздохнул Такуя и, ничего больше не говоря, ушел, хлопнув дверью. Как же я жалок и ситуация эта крайне безнадежна. И тем больнее моему сердцу, полюбившему мужчину.  

Дни тянулись монотонно и однообразно. Я продолжал работать, словно робот, иногда соглашаясь на сверхурочные. Ходзё не пытался со мной связаться и будто бы забыл обо мне. А я бесцельно существовал, гонимый течением жизни, ни за что, не цепляясь и ничем всерьез не интересуясь. Я уже забыл день, когда в последний раз видел Такуя, но в какой-то момент все мое размеренное существование оказалось под угрозой полного уничтожения.  

Как и всегда я пришел на работу, но меня сразу, же вызвал к себе начальник Фудзита и заявил, что увольняет.  

– Как это? – ошарашено вылупил я глаза, ничего не понимая.  

– На тебя поступила жалоба, Исигава, от очень серьезного нашего клиента, – недовольно проговорил Фудзита. – И он потребовал уволить тебя сразу же, как только ты появишься здесь.  

– Как же так, Фудзита-сан? – воскликнул я возмущенно. – Я же очень старался, да и не было недовольных клиентов!  

– А вот господин Ходзё другого мнения, – проворчал начальник.  

Ах, вот оно что! Значит этот Ходзё решил окончательно испортить мою жизнь? Гребаный ублюдок! Я не стал спорить или оправдываться. Я уже знал, что мне делать. Не долго думая, я отправился в особняк Ходзё, чтобы лично навалять этому засранцу Такуя. Но его не оказалось дома, меня вышвырнули за ворота, однако я не собирался просто так сдаваться и сел недалеко от центральных ворот, чтобы не пропустить главного виновника моего внезапного увольнения.  

Я прождал весь день, а Ходзё появился только вечером. Он заметил меня, когда остановился у ворот, ожидая их открытия. Такуя вышел из машины и жестом подозвал меня к себе.  

– Садись, Исигава.  

Я хмуро зыркнул на него, но послушал. Молча я последовал за ним и в особняк. Увидев меня, дворецкий хотел что-то сказать, но Ходзё опередил его, резко бросив:  

– Он со мной! И не беспокойте нас.  

– Да, хозяин, – покорно отозвался старик и сразу же исчез.  

– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – спокойно сказал Такуя.  

Он провел меня в комнату на втором этаже особняка, похожую на библиотеку и кабинет в европейском стиле. И вот, на высоком комоде, словно какая-то драгоценность на подставке стояла катана самурая Ходзё Такуя. Я узнал ее сразу. Я был несказанно счастлив лишнему подтверждению того, что все случившееся со мной не было сном.  

– Можешь взять ее, – улыбнулся Ходзё.  

Упрашивать меня дважды не было необходимости. Я осторожно взял катану, почувствовав ее тяжесть, провел по ней рукой, ощущая знакомую шероховатость и холод.  

– Она прекрасна, – выдохнул я радостно и вынул меч из ножен. И не потерял былого блеска и остроты. Я несколько раз взмахнул им и вновь положил в ножны. – Катана господина Ходзё всегда восхищала меня.  

– Этот меч стал фамильной ценностью и единственной вещью, уцелевшей после пожара, – вздохнул мужчина. – Пять лет назад сгорел один из наших домов. Мои отец и мать погибли в этом пожаре.  

– Прости, – сказал я, кладя меч на место.  

– Тебе не за что извиняться, – улыбнулся Такуя. – Это был несчастный случай, и я уже пережил эту трагедию. Так зачем ты пришел ко мне?  

Ах, точно! Я совсем забыл о цели своего визита и уже не помнил, что сильно злился на Ходзё.  

– Вы знаете, почему я пришел, – мрачно сказал я.  

– Да, конечно знаю, – спокойно вздохнул Такуя. – Ведь я специально все подстроил, зная, что ты сразу же прибежишь разбираться.  

– Специально?!- воскликнул я.  

– Да, – невозмутимо кивнул мужчина. – С тех пор, как мы с тобой в последний раз виделись, я думал, что все случившееся – глупая ошибка, сумасшествие двух взрослых, которые просто запутались в своих проблемах и решили таким вот образом отвлечься. Но проходили дни, недели, а я не мог забыть тебя, Исигава. Я не понимаю, что со мной творится, потому что сколько себя помню, мне всегда нравились женщины и никогда я не воспринимал мужчин серьезней, чем просто друг или знакомый. Но, почему же с тобой все по-другому?  

Я с удивлением посмотрел на Ходзё. Увидев его выражение лица, мой гнев испарился, а сердце вдруг забилось быстро и гулко.  

– С первой же нашей встречи ты заинтересовал меня, – продолжал Такуя. – Сначала мне было любопытно, что тебя так сильно поразила та гравюра, потом ты потерял сознание. И меня совершенно ошеломило твое признание в любви, ибо тебя я тогда видел впервые. И все же, – немного помедлив, сказал мужчина. – У меня сложилось впечатление, что я тебя знаю, правда, откуда, я не мог вспомнить. Но еще больше меня поразило то, что ты так хорошо знаешь легенду семьи Ходзё. В какой-то момент я понял, что хочу вновь увидеть тебя. Так я узнал, где ты живешь.  

– Да, я помню, – отозвался я.  

Ходзё подошел ко мне совсем близко и заставил посмотреть ему в глаза, взяв за подбородок.  

– Когда мы с тобой целовались, Исигава, у меня реально встал, – серьезно проговорил Такуя. – Даже сейчас, просто смотря на тебя, я еле сдерживаюсь, ты возбуждаешь меня.  

Я ждал, что он поцелует меня, но Ходзё сжал мою руку и, бросив «пошли», потащил меня куда-то. Втолкнув меня в комнату, Такуя запер дверь на ключ и, снимая с себя пиджак, тихо сказал:  

– Раздевайся.  

Сказать, что я сам не хотел этого, значит солгать. Но я еще пытался воспротивиться.  

– Мы же оба мужчины, – попытался я возразить.  

– Я изучил этот вопрос, – невозмутимо ответил Ходзё, доставая из комода презервативы и смазку. – Мужчины тоже могут заниматься сексом друг с другом.  

– Я никогда этого не делал, – смутился я, чувствуя, что заливаюсь краской.  

– Я тоже, но с тобой, Исигава, я хочу заняться любовью, – честно признался Ходзё, подойдя ко мне совсем близко. – Ты мне нравишься и я хочу тебя.  

Он поцеловал меня и я совершенно потерял голову. Его прикосновения были горячими, поцелуи возбуждали. Мы помогли друг другу раздеться и переместились на кровать. Руки Такуя были нежными и сильными. Он настойчиво изучал каждую частичку моего тела, иногда пуская в ход губы и язык. Я таял от его ласк, не в силах сдержать стонов.  

– Прошу, – шептал Ходзё. – Дай мне услышать твой голос.  

– Такуя-сама, – прошептал я, прерывисто дыша.  

– Просто Такуя, – попросил он. – О, Юма, я люблю тебя, люблю...  

В те самые мгновения, когда мы соединились, мне показалось, что и наши души соприкоснулись. Я вновь ощущал объятия своего самурая. И пусть мы были вместе лишь одну ночь, но я помнил все очень хорошо и теперь наслаждался каждым его прикосновением к моей коже, каждым его страстным поцелуем.  

Когда я и Такуя принимали душ, волна желания вновь накрыла нас. Полночи мы не могли успокоиться. Ходзё был ненасытен, впрочем я также не уступал ему. Лишь в три часа ночи мы уснули в объятиях друг друга. Я был уставшим, но счастливым, и мне уже было наплевать на то, что будет потом, после пробуждения.  

Очень скоро я смог оценить фантастический талант уговаривания господина Ходзё. Он честно признался, что не хочет отпускать меня и его решение сделать меня своим личным секретарем и помощником даже не обсуждается. Я покорился судьбе и ему, потому что сам не желал оставлять Такуя даже на минуту. Я любил его.  

Тесно общаясь с Ходзё по работе и в личном плане, я открыл для себя новые грани характера Такуя. Ему было тридцать четыре года, безупречный во всем, но и нежный ко мне. Он был строг и серьезен на работе, в компании, которой управлял, но иногда даже он позволял себе теплый взгляд в мою сторону и улыбку, смущающую меня. Мои щеки слегка краснели от удовольствия, и я был счастлив.  

Как-то так получилось, что Ходзё полностью меня монополизировал. Я работал с ним, а вскоре мы стали жить вместе в его токийской квартире, которую Такуя специально купил для нас. Я потонул в круговороте личных отношений, которых раньше у меня никогда так долго ни с кем не существовало. Я позволил себе делать то, что раньше вызывало во мне лишь негодование и отвращение, когда какая-нибудь очередная моя подружка в прошлом просила меня сделать – готовка, уборка, стирка. Почему-то для Такуя я хотел это делать и с удовольствием потакал его прихотям. Например, вместо двух кроватей в нашей спальне стояла одна большая двуспальная, которую Ходзё покупал лично. Как его секретарь, я не мог возражать, а как его любовник я был только рад.  

Однако, как говорится, нет идеального места на земле, нет идеальных отношений, нет идеальных семей и людей в том числе. Буря всегда придет в спокойное море, чтобы потом дать место новому.  

Однажды Ходзё провел свой выходной день без меня. Он ничего мне не сказал, куда и зачем отправляется, а вечером, равнодушный и немного раздраженный, ничего мне не говоря, заперся в своем кабинете и заночевал там. Впервые он повел себя так со мной, ничего не объясняя и даже не взглянув в мою сторону. Может я надоел ему? Неужели он осознал всю невозможность наших отношений и решил избавиться от меня? Нет, Такуя бы сразу сказал мне, если бы хотел расстаться. Тогда что происходит?  

А потом эта маленькая проблемка стала разрастаться, словно снежный ком, превращаясь в неприятности со всеми вытекающими последствиями.  

Такуя отправился на деловой обед, оставив меня в офисе компании. Я сидел в кабинете Ходзё, улаживая дела по телефону, когда без стука вошел Миядзаки. О, да, я узнал его сразу, как только он бесцеремонно вторгся в кабинет президента. Увидев меня, он на секунду замешкался возле двери, но потом решительно подошел к столу, за которым я сидел, и презрительно усмехнулся:  

– Так вот как выглядит наш незаменимый и милый секретарь!  

Милый? Какого черта он так говорит? И потом, почему при виде человека, так похожего на Ямато, в моей правой груди я ощутил сильную боль?  

– Но мне, кажется, я видел тебя раньше, – подозрительно смотря на меня, произнес Миядзаки.  

Я поднялся и слегка поклонился:  

– Исигава Юма к вашим услугам, господин Миядзаки. Очень давно, я работал в вашей компании.  

– Точно, – протянул мужчина, сузив глаза. – Я помню тебя, ты тот самый Исигава, что участвовал в закрытых, нелегальных боях. Я уволил тебя сразу же, как только мне сообщили, что ты попал в больницу, когда тебе в очередном поединке проломили голову. Значит, ты все-таки выжил? Досадно.  

Я с недоумением посмотрел на него. Миядзаки странно говорил.  

– Если бы ты тогда умер, мой брат не связался бы с таким ничтожеством, как ты! – злобно воскликнул Миядзаки.  

– Ваш брат? – удивился я.  

– Да, – прорычал Миядзаки. – Ходзё Такуя мой двоюрный брат и я знаю, что ты не только работаешь его секретарем, но и живешь с ним!  

Так вот в чем дело! Значит, поэтому он сюда пришел без предупреждения и звонка, видимо зная, что Ходзё здесь нет, и я остался в кабинете один.  

– Что тебе нужно от Такуя? – вызывающе спросил Миядзаки. –  

– Зачем вы спрашиваете, зная о наших отношениях? – спокойно спросил я.  

– Я не могу смириться с тем, что такой рационалист и консерватор, как Ходзё, мог увлечься тобой, мужчиной! – процедил сквозь зубы Миядзаки, гневно пронзая меня взглядом. – Он никогда не интересовался мужчинами! Наверняка ты повлиял на него! Ты шантажируешь его!  

– Это не так, – попытался я возразить, но слушать меня никак не входило в намерения Миядзаки.  

– Но ты зря обольщаешься, Исигава, – презрительно усмехнувшись, вдруг проговорил он. – Недавно Такуя ходил на омиай, а в данный момент он обедает в ресторане со своей невестой и будущей женой! Ты, как и в прошлый раз, останешься за бортом.  

Его слова острым кинжалом вонзились мне в сердце. Но уж лучше кайкэн, как тогда, чем терпеть унижение от этого сопляка. Я оттолкнул его и бросился вон из кабинета.  

– Можешь бежать, Исигава, но ты уже опоздал! – услышал я за спиной злорадный голос Миядзаки.  

Нет! Неужели опять? Эта нестерпимая боль в сердце, когда оно разрывается от одной только мысли о предательстве. Я больше не вынесу этого, я должен увидеть все собственными глазами. Я знал, где проходил деловой обед Ходзё. Ресторан находился в нескольких кварталах от бизнес – центра и я добежал до него за пятнадцать минут. Я смог отдышаться и с сильно бьющимся сердцем открыл двери и вошел внутрь.  

Я заметил Такуя сразу же. Он действительно сидел за столиком с молодой девушкой лет двадцати пяти и они о чем-то непринужденно беседовали, при этом тепло улыбаясь друг другу. По их виду и атмосфере вокруг них было понятно, что это свидание, а не деловая встреча. А в какой-то момент я увидел, как Такуя слегка прикоснулся к руке девушки.  

Это была последняя капля. Я понял, что больше не нужен ему. Мой самурай разлюбил меня.  

– Простите, господин, у вас заказан столик?  

Я словно очнулся от наваждения, посмотрев на менеджера и, улыбнувшись через силу, спросил:  

– Вы могли бы вызвать мне такси?  

– Да, конечно, – удивленно кивнул мужчина и набрал номер на своем телефоне. Через минуту он обратился ко мне. – Такси ждет вас у входа, господин.  

– Отлично, – я достал из кармана сотовый и пластиковый ключ от квартиры Ходзё и все это протянул менеджеру. – Вот, ровно через десять минут передайте это вон тому мужчине, – я указал на Такуя. – Он поймет, и, – я вынул из бумажника десять тысяч йен и сунул в руку менеджера. – Это за причиненное беспокойство, благодарю вас.  

Я быстро вышел из ресторана и сел в такси.  

– На ближайшую станцию, – скомандовал я водителю, и закусил нижнюю губу, сосредоточенно думая о том, что больше не хочу видеть или слышать о семье Ходзё. С меня хватит! Я не какая-то игрушка, которую можно вот так запросто выбросить за ненадобностью, наигравшись ею вдоволь. Но, как же он мог так подло поступить со мной? Хотя, что я собственно ждал от наших отношений – долгую и счастливую жизнь до конца? Нас даже семьей нельзя назвать! Но теперь, когда меня не будет рядом, Такуя сможет жениться, завести детей, ему же нужен наследник. А мне остается лишь доживать свои дни, в надежде на то, что после своей смерти я, наконец, смогу встретить своего самурая и воссоединиться с ним.  

Я сбежал далеко. Другая префектура, другой город, намного меньше столицы, маленький и тихий, но даже в нем я смог затеряться. Мне повезло. Я устроился на работу и снял комнату одновременно. Я устроился помощником в бакалейный магазинчик господина Араки – пожилого мужчины, но активного и очень доброго, полного оптимизма. Он же и сдал мне небольшую комнату прямо над магазином. Плату за нее он брал мизерную, но взамен я приглядывал за его магазином и иногда гонял хулиганов, что изредка появлялись здесь. А так, жизнь текла спокойно и размеренно.  

– Обычно молодежь стремится в большой город, – сказал однажды Араки, помогая мне раскладывать товар на полки, пока не было покупателей. – А ты, Исигава-кун, наоборот, решил обосноваться в этом захудалом городишке.  

– Не так уж он и плох, – улыбнулся я. С Араки было интересно поговорить. – Мне здесь нравится.  

– Когда так говорят, это значит, что человек убежал от каких-то проблем, и решил не возвращаться.  

– Да, вы правы, Араки – сан, – согласно кивнул я. – У меня были проблемы личного характера.  

– Значит любовь, – протянул старик, доказывая свою проницательность.  

– Да, – печально отозвался я.  

– Она выбрала другого? – осторожно спросил старик.  

Я пристально посмотрел на него и честно ответил:  

– Нет, это был мужчина, и он решил жениться, ничего мне не сказав.  

Араки изумленно уставился на меня, не находя слов.  

– Наверно я достоин презрения, раз полюбил мужчину, – горько усмехнулся я.  

– Нет, я вовсе не презираю тебя, – очень быстро проговорил Араки. – Просто ты выглядишь мужественно и совершенно не похож на...  

– Я понимаю, – вздохнул я, избавляя старика от того, чтобы продолжить недосказанное. – Я и сам от себя не ожидал такого.  

– Значит, он был особенным человеком, раз ты его полюбил, – заключил Араки, с пониманием взглянув на меня.  

– Да, – улыбнулся я. – Он был моим самураем.  

– И ты до сих пор его любишь, – констатировал старик, складывая аккуратно коробки на полку.  

– Да, я всегда буду его любить, – тихо проговорил я. – Он – мой единственный и я уже давно его простил, несмотря на то, что он предал меня. Слишком многое нас связывает.  

– И тем не менее он отпустил тебя так легко.  

– Нет, я сам сбежал, как трус и не захотел с ним поговорить. Я знал, что не смогу противиться ему и поверю в любую его ложь, а быть игрушкой я не хотел.  

– Это правильно. Чувство любви или есть, или его нет, – философски заметил Араки. – И потом, если он любит тебя, то обязательно найдет способ встретиться и все объяснить. А если нет, значит, он с самого начала обманывал тебя.  

Я коротко улыбнулся и как раз вовремя зашел покупатель и Араки ушел за кассу, а я остался выкладывать товар дальше. Значит, если бы любил, то обязательно нашел? Возможно. Но я слишком хорошо спрятался от Ходзё, да и уверен, после моей выходки с телефоном и ключом от нашей квартиры, Такуя понял все и вряд ли кинется меня разыскивать. Ведь с тех пор прошел почти год.  

Я потерял надежду, а вместе с ней я потерял себя, превратившись в тень. Я походил на скучного, ничем не примечательного человека, с кислой улыбкой и тусклым взглядом. Мне казалось, что я даже стал выглядеть старше своих лет. В какой-то момент старик Араки пожалел меня и устроил настоящую взбучку.  

– Что бы с тобой не произошло, Исигава-кун, это еще не конец! Ты молод и у тебя есть таланты, так скажи на милость, зачем ты хоронишь себя здесь, словно какой-то старик? Не превращайся в жалкое ничтожество просто потому, что тебя однажды отвергли! Если бы я вешал нос каждый раз, когда меня бросали, я бы уже давно лежал в могиле!  

Доля истины в словах Араки была. Конечно же, я не был столь оптимистичен, как он, но мог изменить ситуацию, изменившись сам. Я ничего не терял, кроме своей гордыни и замкнутости.  

Во мне что-то щелкнуло. Я перестал хандрить, похоронив глубоко в себе память о Ходзё. Я запретил себе думать о нем и тем более переживать из-за этого. Чтобы хоть как-то заполнить свободное время после работы, я записался на специальные курсы живописи. Конечно же среди нескольких школьников и студентов я выглядел странно, но приняв оборону из улыбки и доброжелательности, очень скоро я со всеми подружился. Курсы преподавал симпатичный парень двадцати шести лет – Сакураи Хару, но все его звали просто Хару – тян. Он позволял такую фамильярность, чтобы быть, таким образом, ближе к своим ученикам. Однако у меня не хватало духу так называть человека, который был моим преподавателем, поэтому я называл Сакураи сенсеем и никак иначе.  

У Сакураи была очень необычная внешность, сразу же проглядывала смешанная кровь. У него были светлые волосы, серо-зеленые глаза, красивое лицо и мягкая улыбка, и, учитывая то, что он не держал в своих руках ничего тяжелее кистей для рисования, его тело можно было охарактеризовать как слишком хрупкое для мужского, скорее это походило, словно он остался в фазе юношества. Может быть, поэтому он был больше популярен у парней, чем у девушек.  

Это я заметил в первые же дни, когда начал посещать курсы. Школьники из старших классов и тем более студенты так и липли к Сакураи, стараясь услужить ему хоть чем-нибудь и стать заметными на общем фоне группы. А Хару – тян относился ко всем одинаково по-доброму и, казалось, не замечал тех знаков внимания и флирта, что ему оказывали ученики.  

Но однажды я стал исключением в его правилах. Правда, я это заметил не сразу. Только тогда, когда несколько моих одногрупников окружили меня перед началом занятий.  

– Не думай, Исигава, что ты какой-то особенный для сенсея, – прошипел один из парней. – И мы внимательно следим за тобой. Только попробуй, тронь его хоть пальцем, и мы разделаемся с тобой.  

Я ничего не сказал в свое оправдание или защиту, а лишь покачал головой, потому что не воспринимал Сакураи иначе как учителя. Но с этого времени я невольно стал присматриваться к нему и к своей досаде убедился в обоснованности угроз учеников. Сенсей действительно относился ко мне по-другому и его выдавали взгляд и жесты, когда он обращался с чем-нибудь ко мне или указывал на ошибки в работе. Меня это только расстраивало и, однажды, я подкараулил Сакураи в его выходной день, когда он выходил из магазина с покупками.  

Увидев меня, он очень удивился.  

– Сенсей, мне нужно поговорить с вами, – серьезно произнес я.  

– Что ж, – сдержанно вздохнул Сакураи, поняв по одному моему виду, о чем пойдет речь. – Пойдемте ко мне, я здесь живу недалеко, там и поговорим.  

Я коротко кивнул. Через несколько минут мы были на месте. Сакураи впустил меня в свою маленькую, но очень уютную квартиру. Вокруг была чистота и порядок, хотя я ожидал увидеть творческий хаос.  

– Я слишком рационален, чтобы стать хорошим художником, как мой отец и дед, – вдруг сказал Сакураи, проходя на кухню и выкладывая продукты из пакетов. – Во мне нет нужного потенциала, творческой жилки, как говорил мой учитель в академии художеств. Поэтому вместо художника я стал преподавателем. Теория мне всегда давалась легче практики. По отдельности я могу изобразить любые элементы, и они будут идеальны, но вот объединить в композицию и придать картине чувства и эмоции я не способен.  

Я сел на диван и мог свободно наблюдать за Сакураи, который деловито хозяйничал на кухне.  

– Зачем вы мне это рассказываете, сенсей? – спросил я.  

– Просто так, – пожал он плечами. – С чего-то нужно начинать разговор, не так ли? И потом я, кажется, догадываюсь, о чем вы хотели поговорить.  

– Правда?  

– Недавно несколько учеников угрожали вам?  

Сакураи смотрел на меня открыто и чуть улыбался, но это была улыбка грусти.  

– Было дело, сенсей, – честно ответил я. – Но вам не стоит беспокоиться, они всего лишь дети.  

– Но их большинство, а вы один.  

– Я смогу постоять за себя, сенсей, но, надеюсь, до этого не дойдет, если вы продолжите относиться ко мне так же, как и к остальным.  

– Что ж, – вздохнул Сакураи. – Я понял вас, Исигава-сан. Поужинаете со мной? У меня есть пиво.  

Это было похоже на мирное соглашение, и я не стал отказываться.  

– С удовольствием, сенсей.  

Сакураи оказался хорош в готовке, а пиво растопило остатки неловкости и разговорило нас. Незаметно мы перешли на дружеский тон, обращаясь, друг к другу на ты.  

– Давно хотел спросить тебя, Исигава, – обратился ко мне Сакураи, доставая из холодильника еще две банки пива и протягивая одну из них мне. – Почему ты поступил на мои курсы?  

– Сначала я хотел просто развеять скуку, – честно признался я. – Но потом меня это заинтересовало, хотя и было тяжело.  

– Да, художник из тебя так себе, хотя портреты тебе удаются лучше всего, элементы одежды и позы, – немного подумав, Сакураи добавил. – И оружие. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что ты специально интересуешься только этим.  

– Возможно, – уклончиво ответил я. – Разве это плохо?  

– Нет, нет, – быстро сказал Сакураи. – Наоборот, мне это даже нравится, увлечения настоящего мужчины.  

– А что насчет тебя, Сакураи? Почему один и в этом городе?  

Хару улыбнулся слегка и тихо произнес:  

– Ничего особенного со мной не случилось. Все банально и просто. Человек, с которым я встречался, разлюбил меня и бросил, променяв на смазливую девчонку. В общем-то, я был готов к этому и, получив от него отступные, я сразу же уехал подальше. Мне показалось, что этот городок не плох для того, чтобы спрятаться от собственной ничтожности.  

Я нахмурился, услышав эти слова. Его история похожа на мою, но вот только не меня бросили, а я сбежал без оглядки.  

– Ты мне сразу понравился, Исигава, – вдруг сказал Сакураи. – Среди всех этих людей, ты выделяешься. Не знаю почему, но мне показалось, что мы чем-то похожи с тобой, словно нас терзает одно и то же чувство.  

Да, Сакураи, ты прав, мы мучаемся от одного чувства – любви к мужчинам, что предали нас, так или иначе. Поэтому мы неосознанно тянемся друг к другу, но я слишком сильно ранен в сердце, чтобы позволить другому мужчине прикоснуться к себе. И потом, меня интересовал только Такуя и это непреложная истина.  

– Ты можешь рассчитывать на мою дружбу и поддержку, Сакураи – сан, – прямо сказал я. – Но утешать тебя я не буду.  

– Я уже это понял, ты – натурал, – разочарованно усмехнулся Сакураи.  

– Да, извини меня, если подал тебе ложную надежду.  

– Ничего, я сам виноват, напридумывал невесть что, – улыбнулся Хару, шумно выдохнув. – Ну что ж, тогда друзья?  

– Да, – я протянул ему руку и он с удовольствием ее пожал.  

– Тогда мне стоит принять ухаживания кого-нибудь из учеников, иначе я с ума сойду от одиночества, – тут же проговорил Сакураи, подмигнув мне.  

Очередная его шутка, но я решил подыграть ему.  

– Только выбери постарше, – посоветовал я Сакураи. – А то получишь от родителей.  

– Учту, – кивнул Хару и мы оба прыснули от смеха, представив такую недвусмысленную картину.  

Однако, спустя несколько недель я узнал, что Сакураи действительно стал встречаться с одним из своих учеников, студентом Хигути – куном. Я бы и не узнал, если бы случайно не застал их целующимися в одной из подсобок. Меня это неприятно удивило, потому что решил, что Хару тогда шутил. Ну, в конце концов, это его личное дело и я не имел права вмешиваться. Поэтому сосредоточился на работе и рисунках.  

И в какой-то момент мне, наконец, удалось нарисовать самурая так похожего на Ходзё Такуя. Меня это увлекло, и я стал по памяти рисовать все, что видел, когда был Нисимурой. Что-то получалось, что-то нет, но потихоньку я стал воссоздавать, то прошлое, по которому теперь, увы, скучал. И это было печально.  

Все свои рисунки я складывал в альбом, невольно соблюдая хронологию событий.  

Увидев этот альбом, Сакураи пришел в восторг и попросил его показать одному профессору истории из Токио.  

– Зачем это? – не понял я его намерений.  

– Просто хочу узнать его мнение, раз уж я буду проездом, – пояснил Сакураи. – Возможно, твои рисунки подойдут как иллюстрации к книге.  

Мне было все равно, и я отдал ему альбом с условием, что он вернет его мне в целости и сохранности.  

Почти неделю от Сакураи не было известий. Вместо трех дней его поездка затянулась на семь. Но вернулся он очень довольный собой, однако первым делом заявился ко мне на работу, чтобы поблагодарить и извиниться.  

– Я очень виноват перед тобой! – в отчаянии воскликнул он, низко поклонившись.  

– О чем это ты? – не понял я его, озадаченно смотря на парня.  

– Твой альбом, – сглотнул Хару и умоляюще посмотрел на меня.  

– А что с ним?  

– Я отдал его своему другу Сугимото, а этот идиот, даром, что профессор истории, показал его одному человеку, бизнесмену, и тот забрал его себе и не вернул, – сокрушенно проговорил Сакураи. – Я пытался встретиться с ним, но он лишь передал чек, как плату за твой альбом. Вот он. Прости меня, Исигава.  

Хару протянул мне бумажку – чек на предъявителя, а в нем сумма – один миллион йен! Это что шутка такая? Но увидев подпись «покупателя», я нахмурился. Ходзё Такуя. Я тяжело вздохнул и, убрав чек в карман, лишь равнодушно бросил:  

– Да черт с ним с этим альбомом, не расстраивайся, Сакураи – сан.  

Хару растерянно улыбнулся и осторожно заметил:  

– А он щедро заплатил за твои рисунки, Исигава, может у тебя действительно талант?  

– Нет, – махнул я рукой. – Просто у этого человека совершенно нет вкуса.  

– Наверное, – протянул Сакураи.  

Больше мы этой темы не касались, но и рисовать я практически перестал. Лишь иногда пытался изобразить катану господина Ходзё. А найдя ее фотографию в интернете, наконец, смог написать в точности. Я воспроизводил меч самурая в разных ракурсах и цветовой гамме, сохраняя неизменными гравировку на ножнах и изящную рукоять.  

Старик Араки дал мне выходной, а Сакураи пригласил пообедать в кафе, чтобы немного развеяться самому и поплакаться.  

– Ты снова поссорился с Хигути – куном? – по-доброму усмехнулся я.  

– Да, – обиженно буркнул Сакураи. – Этот мальчишка ревнует меня ко всем, кто со мной заговаривает. Была бы его воля, он бы запер меня в четырех стенах и никогда бы не выпускал.  

– Он хочет быть уверенным, что ты любишь только его, – заметил я. – Поэтому и ревнует.  

– Да я вроде бы повода не даю, – пожал плечами Хару.  

– Ага, а говорил ты ему прямо, что любишь его? – прямо спросил я.  

Сакураи растерянно взглянул на меня и с досадой ответил:  

– Нет, не говорил.  

– Вот и проблема. Признайся ему, наконец, в своих чувствах, и Хигути – кун сразу же успокоится.  

Сакураи вдруг нахмурился.  

– Или ты не любишь его, Хару? – осторожно спросил я.  

Парень тяжело вздохнул и тихо проговорил:  

– Я не знаю, Исигава, что я чувствую к нему. Мне с ним очень хорошо, но порой он меня раздражает своей ревностью и недоверием, а я даже в мыслях не держу изменить ему или еще что-то в этом духе.  

– Ну, так и скажи ему об этом, – настаивал я.  

– Я боюсь, что обижу его этими словами, и он бросит меня, – совсем расстроился Сакураи.  

– На самом деле, чем сильнее любишь, тем сложнее говорить о своих желаниях, боясь причинить возлюбленному боль. Но только по-настоящему влюбленный в тебя человек способен простить тебе любые слова и поступки, – задумчиво проговорил я. – Если бы он нашел меня, я бы его простил.  

– Его?!- изумленно переспросил Сакураи.  

Я понял, что проболтался.  

– Забудь, – зло прошипел я, грозно сжав кулаки.  

– Хорошо, – испуганно пролепетал Хару. – Уже забыл, не волнуйся.  

– Извини, – виновато вздохнул я. – Это до сих пор причиняет мне боль.  

– Ты любил его?  

– До сих пор только его, – коротко вымолвил я и посмотрел на Сакураи так, чтобы он больше не задавал лишних вопросов. Он согласно кивнул и надолго замолчал.  

Мы шли по улице в сторону магазина, где я работал.  

– Чем займешься на следующие выходные? – спросил Сакураи и, не дожидаясь моего ответа, добавил. – Может, в кино сходим?  

– А как же Хигути?  

– И его прихватим, – улыбнулся Хару.  

Я встал посреди улицы, парень тоже остановился. Взглянув на него, я усмехнулся:  

– Хочешь понаблюдать за ревностью своего парня, а меня – в качестве его груши для битья?  

– Почти попал в точку, – промурлыкал Сакураи. – Неужели так заметно?  

– Знаешь, тебе лучше не играть на его чувствах, иначе...  

– Вот это да! – вдруг воскликнул Сакураи, прервав меня таким образом. – Настоящий самурай!  

Я проследил за его взглядом и оцепенел. В нескольких метрах от нас стоял Ходзё в самурайском повседневном кимоно, очень похожем на то, что я изображал на своих рисунках в альбоме.  

– Здесь нам придется расстаться, сенсей, – вымолвил я, даже не посмотрев на Сакураи.  

– Он нашел тебя, не так ли? – догадался Хару.  

– Да, – ответил я и пошел прямо к Ходзё.  

До странности я был спокоен, но сердце готово было вырваться из груди. Сколько времени прошло, а мои чувства к Такуя так и не остыли. Кажется, стали только глубже и сильнее.  

– Пойдем ко мне, – только и сказал я вместо приветствия.  

Ходзё молча последовал за мной в комнату над магазином.  

– Неужели ты так ехал всю дорогу? – спросил я его, заходя в комнату.  

– Нет, я оделся специально, чтобы ты узнал, что я в городе, – ответил невозмутимо мужчина, развязывая оби и снимая кимоно. Под ним оказались рубашка и брюки.  

– Что-нибудь выпьешь? – обыденно спросил я, намереваясь подойти к холодильнику, но Ходзё вдруг схватил меня за руку и притянул к себе.  

– Я хочу только тебя, Исигава, – прорычал Такуя и накрыл мои губы поцелуем.  

Его тепло и страсть опалили меня, и я уже сдался. Нет, еще раньше, когда увидел его на улице, я уже простил его тогда. Неужели я снова могу чувствовать его? Ходзё повалил меня на футон и начал раздевать, не переставая жадно целовать и ласкать мое тело. Было чертовски больно, но даже эта боль доставляла удовольствие, потому, что Ходзё вновь был моим.  

– Почему ты вдруг бросил меня? – спросил Такуя, когда мы лежали и отдыхали после бурного воссоединения.  

– Ты ходил на омиай и даже не сказал мне об этом, – спокойно ответил я, разглядывая потолок своей комнаты. – А потом твой деловой обед оказался банальным свиданием с невестой. Мне показалось, что я был лишним в этой ситуации.  

– Даже если и так, ты должен был сначала поговорить со мной, а потом убегать, – недовольно проворчал Такуя.  

– Какой смысл, если ты и так все решил без меня? – резонно спросил я, пожав плечами.  

– Скажи, откуда ты узнал про омиай?  

– Твой брат Миядзаки пришел в тот день в компанию и все выложил, в том числе и свою неприязнь ко мне, – честно ответил я.  

– Этот идиот вечно вмешивается, куда не следует! – раздраженно воскликнул Ходзё, но потом более спокойно продолжил. – Дело в том, что на омиай я отказался от предложения, а семье объяснил все прямо, что люблю тебя, Исигава, и никто кроме тебя мне не нужен и не интересен. Миядзаки не смирился с этим и подстроил этот обед. Отказаться я не смог, пришлось пойти. Хотя Мизуки, та девушка, которую ты со мной видел в ресторане, тоже не хотела выходить за меня, потому что была влюблена в другого. Тогда ты все неправильно понял. Когда менеджер ресторана передал мне твой сотовый и ключ от квартиры, я понял, что ты видел нас и хотел все объяснить, но ты исчез, словно испарился.  

Ходзё на минуту замолк, думая о чем-то. Я не стал его беспокоить, потому что и сам был поглощен в свои мысли.  

– Прошло столько времени, – вздохнул Такуя. – А я не переставал искать тебя. Я так боялся, что с тобой что-то случилось. И вот недавно мне улыбнулась удача. Ко мне на встречу напросился некто Сугимото, профессор истории в университете К. Сначала я не понял цели его визита, но когда он показал мне альбом с рисунками и попросил разрешения сверить эти рисунки с историей семьи Ходзё, я осознал, что альбом как-то связан с тобой. Я поступил как последний эгоист, забрав себе твой альбом, но я щедро заплатил, выписав чек. Я надеялся, что ты получишь его и будешь ждать меня.  

– Я всегда ждал тебя, Такуя – сан, все это время, – вымолвил я, сглатывая ком в горле и чуть не плача. – Прости меня, что сбежал, как трус.  

– Нет, это я должен просить прощения, – успокоил меня Ходзё, поцеловав за ухом. – Я не хотел лишний раз волновать тебя и решил справиться со всем в одиночку, и действительно чуть не остался один. Но теперь я сделаю все, чтобы ты больше никогда не сбежал от меня. Во-первых, я привез с собой документы об усыновлении.  

– А? – не понял я.  

– Тебе нужно будет только подписать их, и мы официально станет настоящей семьей, – невозмутимо говорил Ходзё повседневным голосом, чуть улыбаясь. – И не знаешь случайно, хозяин этого магазинчика не будет против продать его мне? Я готов заплатить двойную цену, и даже тройную.  

– Чего? – удивленно раскрыл я рот.  

– Ну да, я решил обосноваться здесь, рядом с тобой, Исигава. И не делай такого лица, иначе я решу, что ты не рад.  

Я смог лишь улыбнуться и прижаться к нему всем телом.  

– Я люблю тебя, Такуя-сама, – прошептал я.  

Сказать, что я был рад, значит, ничего не сказать. Нет, я был безумно счастлив!  

Конец.