Медвежий край

Он стоит ко мне спиной, растасовывая в багажнике вытащенную из «Магнита» жрачку. Этот человек, если к этой жирной скотине применимо это определение, меня, конечно не помнит. Зачем ему помнить одного из потерявших всякую надежду найти работу рабов, которого он «нанял» на строительство полгода назад? Спустя три месяца труда по 12-13 часов в сутки, откладываемая за последний месяц работы зарплата так и осталась отложенной от них. Контора по найму закрылась без извещения работников; телефон, отзывавшийся автоответчиком, заглох навсегда; помещение агенства по найму заперто и сдаётся.  

Отставник- охранник здания в бывшем заводоуправлении третьего по величине бывшего «градообразующего» завода грозил вызвать ментов, если пять обескураженных ходоков от бригады не уйдут из «помещения» коридора перед железной дверью в бывший офис на втором этаже. Тот же охранник присовокупил, что все ключи забрали и никаких телефонов не оставлено, да и давать никому не положено. Может и врал, но не пытать же его было?  

Дюжина рабов, посовещавшись, решили идти в ментовку сами: не то чтобы даже искать справедливости, но хоть причитающиеся получить! И контору-то навестили то потому, что второй день никаких материалов не подвозили, бытовка – на амбарном замке, бригадир, кормивший «завтраками» на предмет оплаты как в воду канул... Ясно было, что кинули. Всех.  

Ремонт почти закончили, Серёга Грошин из бетонщиков предложил было поломоть всё к чертям, кто-то вроде и согласился, что «за такие дела – неплохо бы», да только к трём часам полицаи те заявилась, сами, да с парой АКМ-ов, закатили на «козле», крашеном в какие-то мутные цвета. То ли УФНС, то ли сразу УФСИН...  

Разбираться, кто пожаловал, не пришлось: махнув какими-то корочками, лейтенант, чуть помельче того «козла» испросил: кто такие перекурщики и почему ошиваются на объекте? На возражения сразу нескольких глоток, что да мы, мол, этот объект и строим, а вот начальнечки... На то мент, недослушав, объявил чтобы выметались, потому что здание подлежит консервации по какому-то решению мохнатой ноги мэрии, работ тут никаких проводиться не может вообще, ещё с той недели. Удаляемся короче, опечатываю. А если кто тут работал, тот... Кто такой «тот» лейтенант не доопределял, оценив, видимо, близость злых нехилых бетонщиков и неудобство разворота за спину с автоматом. Вы, сказал широкий, кинув взгляд на приятеля, толкущегося у досок, в суд идите, раз такое дело. Иск подавайте. Завтра. В отделении. А пока – удаляйтесь с объекта.  

На этом великосветском предложении разговоры с народом были закончены. Ломать что-то в присутствии ментов не решился ни Серёга ни остальные обманутые. Аргументы славного оружейника, придерживаемые ментами за стволы, на дебош не вдохновляли. По мокрым после утреннего дождя улицам в ямках посреди пятнистых пятиэтажек, разбрелись, матеря жизнь и свою доверчивость, до завтрашних девяти в ментовке на Калинина.  

Город не первый год кормился с вахтовых отъездов до ближайшего миллионника. Кто подался и подальше... Капитального строительства не велось ещё с начала века, тогда случилась череда топотливых «маски- шоу» – передач «из рук в руки» завода ЖБИ и площадки станкостроительного гиганта.  

Площадка бывших станкостроителей встала почти сразу – перетарабанились все цены на сырье, выпускать станки стало не выгодно. Рабочих и инженеров отпустили, выплатив кому как удалось. Три года назад, в подразрушенные цеха запустился какой-то «херр-инвест» и стал клепать, почему-то, кондиционеры. Обрадовавшиеся было горожане рванули в отдел кадров, но оказалось, что херр-инвесту нужно всего то 80 рабочих и полтора десятка разных менеджеров. Это при том, что раньше... Да мало что был раньше!  

Железобетонный перепрофилировался в асфальто- бетонный. Который потихоньку клепал пеноблок, а в остальном снабжал городское хозяйство. И то – с простоями, сокращениями и с прочим разложением. Две трети цехов завода ветшали, а одна треть занимала производством человек двести. Владел этим строительным «гигантом», в итоге передач и простоев, китаец кавказского происхождения Иса Курбачиев. Для себя кавказский китаец выстроил в коттеджном посёлке на холмах трёхэтажный особняк с ротой садовников- охранников и, по слухам, с личным борделем.  

Третее предприятие пошивочное с заводоуправлением, отданным под невнятные офисы невнятных фирм. Пошивочные цеха накрылись заамурским ширпотребом первыми. Швеи пошли кто куда... И то правда: в белогвардейском Харбине организовали такие перевалочные базы, что можно засыпать всю Россию шмотками в три слоя. Поехал, скупил, привёз, распределил, получай свои накрутки... Бизнес! Хоть братве и доху беспереч... Поди поперечь. Кто с гонором молодецким, были такие, делиться не хотел, тех было – да и не стало. Закатывали по оврагам да по перелесочкам, Сицилия курила как Курилы.  

Но всё ж рынок, надежды были, что всё как-то станет, грели.  

Вроде так закрутилось, в рост пошло... Да и кончилось ничем. Выжали с рынков крепкие молодцы. Так прямо и сказали «Жить хочешь? Вышёл! И дверь придержал. Чтоб не хлопнула». Накопилось что того, всё в хату ухнуло. Можно было, наверное и вложить да куда там. Тут Ирина Валерку то и родила...  

Какая же сволочь... Всё у них куплено, раскатывает по городу, никого не стыдится. Мне даже ударить его нечем... Вот – чем? Пальцем? Подойти. И что? «Здраствуй», сказать «ворюга»? И что дальше? Ну врежу. Ну кулаком... Ничего же под рукой нет. Или ригельным ключём с груди биться? Ключ да крест – оружие лоха... А здоров менеджер по кадрам. А если сразу не вырублю? В глаз... А если отдаст?  

Да ничего нельзя, дурак. Тут же камеры понатыканы и прямо сюда смотрят. Знал, где паркануться. По телеку было, когда тут мутузили бойцы курбачивечкие какого-то дохода. Так тогда и сказали – по съёмке с камер наружнего наблюдения, опознаны- отпущены. Попаду в глаз, всё зафиксируют, и поеду. К фонтану с дельфином.  

Ничего я с этим уродом сделать не могу! Ничего. Вон какие боки банкрот наел...  

Всё, багажник опустил. Даже не оглянулся... Продумал я свой шанс. Думал- думал- передумал. Ну и грузовик у него... Хоть номер запомнить, на край. Хотя какой уж дальше край? Менты сказали, мол, сами мы лохи, что ждали полмесяца. Так мало ли сколько задерживают? Кто ж знал... На заднем сидении кто-то виднеется. А если бы ступил да врезал – вот бы я влип... Со свидетелями то. Одна непруха. Мягко взял, покрышки толстые... Сука.  

Надо это загасить. Не могу больше. Встреча такая. И даже выпить не с кем. Сопьюсь? Но загасить – надо. Вон в парке, над речкой нашей дохлой. Всё равно на вахту подаваться, как чурка, оттуда кататься раз в два месяца может и то накладно будет. Ирка... Тут без меня... Заблядует ведь как... Нет, надо залить. Этот боров толстый. Сам дурак чего стоял? Камер бы не было, а так...  

Что за парк такой культуры и отдыха, что с одной стороны мемориал павшим, а с другой стороны – мэрия? Кто же такое придумал? Хоть дубов насадили... Дорогое всё... Что ни неделя то цены выше. Или месяц? На маршрут вроде осталось...  

И главное во всём что? То, что выбор не правильный. Выбор всего неправильный.  

На-аперво – профессии... Вон Лёха выучился на жестянщика, так и крутится по автомастерским. Тоже не всё гладко – и банкротились эти мастерские, и наезды были, и работа по 10 часов не редкость, но всяко лучше, чем наладчиком станков, которые век уже как не выпускаются. Неправильный выбор жены, страны, неправильное время. – Дрянь ухнула в онемевший желудок, как в яму без касания. Зелень подёрнулась кристалликами мошек. Порыв шума налетел со звездатого мемориала, разворошив волосы, забрался внутрь и освежевал там. –Что вы, Ва-адим Корнилович, из себя представляете? – спросило ветром. – Неудачника. Даже Ирка так и говорит. Любила ли она меня вообще? Казалось. Вполовину. Главное, что ей было – отца Валерке... Сын какой-то весь не в меня – плакса. Как осталось дрянцы на полстакана? Да, всё проходит и выливается. Даже река мелеет и мелеет. Скоро вся мелями покроется... Встать со скамейки – уже проблема. Опять Ирка начнёт душу травить...  

Берег несёт. Или меня шатает.  

От спиртяги так не колбасит. Намутили какой-то дряни, хоть выливай... Плотве потраву.  

Надо голову проветрить, так домой не пойдёшь. А что дома то?! Что дома? Жрать нечего скоро будет, одни макароны. Огорода нет, бабки какой в селе нет – померли все, давно в землице, что мать что... Переставились... может и к лучшему. Гектар брать в тундра? Якутам тоже шмотки возили. Лена то – вода... Не то что Уська – курам по колено. Что ж это меня под локоть? Дрянь какую делают! И ботинки промочил. Вода хлюпает. Плюх- хлюх. Дурацкая река, блять. Мелкая, а ноги мокрые. По воде пойду – на склон не выбраться. До моста телепать... Тут вброд перейти – по пояс не окунёшся. А вода то тёплая. Нажарило, сушь... Всё, кончилась, плыви бутылка! Сука. Не плывёт. Пустая бутыль и та – не плывёт... Какая жопа в жизни!... Вода стоящая. Всё – болото. Скользкое то какое! Тут же камни! И звенит чего? Вот стали дрянь то вместо водки гнать...  

Откуда здесь, блять, столько глины?! Что я, блять, делаю в этой луже? Что, что – стою раком. Медведем. К мосту надо. На берег не вылезу – скользко. Пропадет дурак без отца то. Без мокрого, блять, медведя раком.