Архимаг льда

Не зря прожитые годы считают по зимам. Зима – время суровое, и даже если ты можешь позволить себе согреться в доме, наслаждаясь заранее запасенными припасами, иногда при взгляде на погоду за окном в тебе просыпается память предков. Да, им в это время года было куда сложнее, и да, вовсе не до веселья с праздничными пирогами, однако же, какая она прекрасная! Те узоры, что мороз оставляет на стекле, блестяще-белая округа, тропинки следов – людских и не только – все это можно встретить лишь зимой.  

Размышляя об этом, Инга вышла во двор и направилась к колодцу с коромыслом на плечах. С рассветом ей предстояло натаскать немало воды – для теста, для коровы, и конечно же для бани, что ждала их с матерью вечером. Она игнорировала взгляды парней, не то что другие девушки, толпившееся у колодца (был он один на все их селение). Еще отец учил дочь: не ведись на пустые обещания свадьбы, мехов и золота. Викинг может быть женат лишь на одной, а вот наложниц будет сотня – хоть привезенных, хоть из соседнего дома. Ну, а поскольку жили они небагато, было несложно догадаться, что без приданного ее в жены никто не возьмет.  

А ведь когда-то отец был славным воителем. Приносил он матери немало украшений и нарядов со своих походов, и семью хотел большую, так что рождение первенца-дочери его не сильно расстраивало. Может, он тоже умер зимой, в один из таких же прохладных дней, но дурные вести пришли только на весне.  

Из похода на Нортумбрию вернулось всего два драккара, и те побитые английским королем. На сей раз он был готов к нашествию варваров и дал им достойный отпор, оставив Ингу сиротой. Золото матери быстро закончилось, в жены с ребенком ее брать не хотели, а в наложницы женщина не пошла – гордость не позволяла. Вот и остались они вдвоем, перебиваясь скромным заработком. Сложно было думать о завтрашнем дне – когда пройдут девечьи года и выбирать супруга уже не прийдется, сложно, да и не хотелось, ведь в сегодняшнем было немало работы.  

Обычно в доме был длинный зал с очагом, где жили и большая семья, и скот, а уж подальше отдельными покоями спальня хозяина и хозяйки. Однако, в этом поместье, что отец построил для своих детей, были только двое, так что большой зал остался корове, за которой и принялась ухаживать Инга. Закончив с нею, она уж было взяла ведро, чтобы отнести к очагу, где мать обычно тесто замешивала, женщина, как обычно в такое время, раздувала оставшиеся с ночи угли, но лицо у нее было каким-то отстраненным.  

– Зима холодной будет. – Протянула старя Фрейя, кидая очередное полено в костер.  

– А когда же она тепло приносила? – Пожав плечами, спросила девушка.  

– В этом году уж очень, того гляди, к нам айстролкарл наведался.  

– Айс-трол-карл, что это, волшебник какой или дух? Я никогда прежде не слышала.  

Они зарабатывали на жизнь охотой, хоть и лежала их деревня у торгового пути. Из-за обилия торговцев днем, звери в лес в основном выходили по ночам, только вот тогда здешние викинги не вылазили – боялись всяких нечистых сил. А вот мать Инги осмелела со вдвоством, и повидала, и услышала немало. Она-то знала, какие существа выдуманные, а какие и правда тут обитают, и как защититься от них тоже ведала.  

– Это не просто колдун, а слуга Стихии. Таких хускарлы часто держат в своих домах – чтоб вино лилось рекой, чтобы скот родил, чтобы ветер доносил шепот врагов... Но айстролкарлов – избранников льда – никто не жалует. Бездушные и холодные, да они сами давно уже обратились в лед! Другой прийдет да скажет – я к вам на службу с тем-то и тем-то, и если соблюдать договор, прослужит до самой смерти, а эти того знай предадут, нет у них цены, а что в голове лишь Асам ведомо.  

– И что же, мне теперь и на охоту не ходить? – Фрейя была уже стара для таких дел, все ложилось на дочь.  

– Ступай, куда нам деваться? – Благословляя ее сказала мать. – Только помни, что нельзя им переходить дорогу. Разгневаешь – беда на всю деревню.  

Оказалась старуха права: через неделю пришли такие заморозки, каких уже полвека не видали. Но все же охота не поле – ждать не будет. Так что направилась Инга в лес, и то делать это надо было не в темень, а с наступлением девятого часа ночи, тобеж спустя несколько часов после захода солнца.  

Она направилась по дороге, которую местные проклятой считали, там на зайцев стояли селки. Один пустой, другой – сломан, в третьем был еше быстроногий, с перебитыми-то лапами. Быстро окончив его страдания ножом, девушка двинулась дальше – запах крови привлекал волков, так что возвращаться она будет другим путем. В четвертом силке еще один заяц, и будет им сегодня ужин, а в пятом... Какая-то несуразица!  

Тушка лежит давно омертвевшая, задубелая, и снегом покрытая. Такая уже никуда не годится – разтерзана, толи диким зверем, толи человеком, следов нет, а раны больно аккуратные, словно ножом. Говорила ей мать, в таком случае лучше оставить зверя и уйти поскорее – кто бы того не сделал, не твоя добыча, и даже сейчас дочерь слушает наставления, что эхом откликаются в памяти.  

Она ступает к поляне, где пару раз в месяц охоту устраивает. Там и косули водятся, и кабаны, а у нее зимовка есть, откуда все видно. Вот засядет туда охотница и наблюдает – снег, луна, хорошо все видно. И за ней словно смотрит кто-то, не по себе становится.  

Как вдруг видит – олень, да какой! Шубка бархатистая, рога ветвистые, хоть и небольшие, молод еще. Да в такое время, еще и один, а волков рядом нет – удача какая. Шкуру с такого сними так и на приданое сгодится, главное, стрелять метко.  

Но рогатый не спешит раскапывать землю (зимою тут можно раздобыть кореньев от простуды). Он оглядывается, нюхает воздух, ниужели, заметил ее? Трудно сказать, а если волки? Ну, будь это стая поменьше, и до конца зимы охотиться не прийдется, а побольше – так и бежать надо со всех ног. Однако волков тут нет, и не слышно их воя, что обычно содрогает сосны.  

Осмелев, охотница стреляет. Попадает в глаз, но не убивает – раненый зверь несется прочь, оставляя кровавый след. Дева пускается по нему, местами проваливаясь в сугробы. Сперва кажется, что добыча убежит, ведь олень пропал с поля зрения, однако Инга продолжает преследование, и вскоре уж видит его на горизонте, и боле рогатый не скачет. Продолжает свое тихое преследование, добыча падает мертвой как раз у скалы – хорошее место чтобы развести костер, разделать тяжелую тушу, взять все самое необходимое, а за остальным вернуться завтра, если останется. В конце концов, такой тяжелый вес она долго будет тащить, а ведь утром матушке надобно и воды принести.  

Так сперва охотница достает топорик и рубает сухие ветви деревьев, у нее в катомке за спиной достаточно хвороста, чтобы развести костер. Когда становится понятно, что огню слегка отсыревшие ветки не по чем, освежевываются кролики, а пока мясо с них жарится разделочный нож вонзается в большую тушу.  

Работая с ней, охотница прислушивается к звукам вокруг. Со временем она слышит шаги, да не звериные, а вполне себе человеческие! Оглянувшись по сторонам, никого не видит, лишь улавливает дуновение ветра, как вдруг прямо перед ней, метрах в двух от огня, появляется мужчина.  

Лицо у него юное, а волосы будто седые, одет в дорогой белый шелк, но настолько легкий, что даже летом можно в таком замерзнуть. И глаза у него голубые, блестят, а губы почти неподвижны.  

– Не позволите ли разделить с вами трапезу? – Спрашивает он голосом, от которого в душе пробуждается доселе неведомое, жуткое и в то же время приятное чувство.  

Инга задумывается, что бы ей ответить, чтобы не обидеть духа и не стать его пленницей. Но едва ли он обрадуется отказу, а уж в гневе колдуны страшны.  

– Берите из моей добычи то, что посчитаете нужным. – Так ее учила мать, коль заберет то лишь животных, а ее не тронет. В разговорах с другим миром каждое слово имеет значение.  

– Я не могу стоять подле огня, а лишать вас единственного источника тепла мне бы не хотелось.  

– Разве, – она берет одну из тушек, шагая на встречу незнакомцу, – вас из снега создали? Неужто растаете?  

– Чтобы работать со льдом нужно быть к нему очень близко. – Отвечает на это айстролкарл, – от того в моем теле едва ли найдется искра тепла, да и то последняя, что держит во мне жизнь. Ни зелья сварить, ни еды приготовить, знай только что мороженое да сушенное мясо, так ведь и с ума сойти можно!  

Она почти готова отдать ему зажаренную тушку, как вдруг останавливается, глядя на дымящуюся плоть. Маг понимающе кивает, взмах рукой и порыв легкого ветерка касается ее обжигающим холодом. Теперь мужчина берет явство, Инга мимолетом чувствует его руки – ледяные, гладкие, лишенные изъянов, будто сами боги-асы изваяли их из глины, но в месте с тем и аккуратные, он касается ее мимолетом и чрезвычайно осторожно, после чего позволяет вернуться к костру.  

– Дух или человек, а у вас должно быть имя. – Говорит она, вновь почувствовав себя в безопасности.  

– Давно никто не спрашивал. – Сделав шаг назад, он садится на невесть откуда взявшийся ледяной трон. – Я не могу сказать того, которым меня зовет Стихия, а при рождении меня назвали Торольвом.  

Они трапезничают молча, но девушка то и дело поглядывает на него. Интересно ведь, что архимаг льда забыл в их деревне, надолго ли он тут, почему все еще жив, а холоден как мертвец? И спрашивать страшно, говорила ведь мать, горе тем, кто перейдет дорогу айстролкарлам.  

Вспоминает охотница о своем деле и возвращается к оленю, думая, что гость вскоре уйдет, но он все так же наблюдает за ней, и невозможно понять, что за чувства играют в тех голубых глазах. Когда же вдали завывают волки, им в ответ подвывает вьюга и серые тут же замолкают. Колдун хмурит брови, и взгляд его вмиг стареет, обращаясь в серьезность.  

– Ступай домой да не ходи сюда больше до весны. Не переживай за дрова и пищу, поверь, цена, что заплатишь ты за свою охоту, будет высока. Не мешай же моему делу, как и я не мешаю твоему.  

С этими словами он пропадает, девушка идет домой. И хотя на душе спокойно – нет то рядом хищников – ноги дрожат, в торопях перескакивая сугробы. Что бы тут он не делал, а уж точно не зря такие заморозки пришли. Уже стоя на окраине леса, снова смотрит по сторонам – нету его здесь, наверно, пошел дальше проводить ритуалы. Но все же думает, что колдун ее услышит, или вьюга слова донесет.  

– Меня Ингою звать... – Шепчет она в пустоту.  

Через день, как пора идти на охоту, находит у порога мясо, по виду кабанье, все льдом покрытое, но вполне съестное. Это и напоминание, и угроза – будет блюсти договор, без еды не останется, нарушит запрет, такой же льдинкою станет.  

Чтобы с матерью не ссориться сказала, что с охоты принесла, а сама то время под домом просидела. Ну а морозы с каждым днем становились все сильнее, уже и не только мясо, а и дрова стали заканчиваться, и пришлось Инге снова в лес идти, на сей раз хотя бы на окраину, чтобы деревьев срубить.  

– Что же, тебе жизнь не дорога? – Строго спросил голос у нее за спиной.  

– Дорога, от того я здесь и стою. Очаг наш совсем прохудился от постоянных ветров, а дров, что заготовили на зиму, не хватает. – Набравшись смелости ответила девушка.  

Вдруг дерево перед нею пополам раскололось а на его месте сам колдун появился. Был он всего на голову выше, а смотрел так, как солнце с горной вершины.  

– Не хочешь ли ты мне приказать, чтобы я тут хозяйничать прекратил?  

– Не прикажу. – Сжимая крепче топор, отвечала охотница. – Я вам не хозяйка, но и надо мной хозяина нету, чтобы в дом загнал замерзать. Отступитесь. Снег ваш, а деревья-то наши.  

– Говорит так дерзко, как воительница какая, а у самой руки и в перчатках околели. Ступай домой, Инга, и поменьше слушай, о чем люди думают, а не знают.  

Сказал и исчез, а девушка заметила, что и правда пальцы уже не слушают. Собрала те дрова, что нарубила, вернулась в дом, решила завтра взять одежку потеплее и уж тогда при свете дня как следует порабоать.  

Да не пришлось – на утро лежали на пороге золотые монеты – увидишь, глазам не поверишь, какое счастье. На них у приезжих можно было и дров накупить, и пищи. Давно уже охотница не видела таких денег, радовалась и не могла нарадоваться. Только матери говорить не стала – может, и не права была старуха Фрейя, все же не таким плохим оказался айстролкарл.  

Но через пару дней пришли и дурные вести. Это ведь она сидела дома, а другие люди все же вынуждены были пойти за дровами в лес. Один поговаривал, что видел драугров, а другие не возвращались и вовсе, пропадали без следа, весною лишь кости найдут.  

– О, так вот зачем он сюда пришел. – Заговорила вновь о своем мать. – Стало быть, те купцы, что осели в соседней деревне, таки устроили Блот с плохими дарами, вот драугры и повадились в наш лес, ать чего бы там еще все травы целебные усохли?!  

– А что, разве драугры боятся холода?  

– Не так, как мы, дорогая моя. Они ведь мертвые, куда более стойкие, их только вот такими морозами и вытравливать, наверняка лишь сильный маг или доблестный воин смог бы такого в могилу обратно уложить.  

Тогда Инга всерьез задумалась. И о деньгах, что раньше купцам принадлежали, и о тех пропавших людях. Не соврал ведь Торольв: насмерть замерзли. Но ее он предупредил, и боле того сделал все, чтобы оставалась дома. Не каждому он золото носил и решила девушка отблагодарить нежданного союзника.  

От похлебки, что варила она по последним дням недели – на сей раз сытной с овощами и мясом – целый горшок вынесла во двор, поставив там же, где нашла золотые. Что еще она могла предложить великому магу, уж не древние книги и артефакты!  

В ту ночь ветер сильный поднялся, завывал свою колыбельную. Фрейя запретила дочери выходить из дома да и сама уснула у очага. А Инга слышит, вроде ветер а вроде и стук в окно. Осмелела да и вышла – ни снежинки за порогом, снег лежит себе спокойно, а под окном на лавке сидит Торольв, поправляя серебристые волосы.  

– И не знаешь ведь ты, кто завел их в снега, и не ведаешь, кто тебе золото дал...  

– Знаю, все то твоих рук дело.  

– Не боишься? – Удивляется маг.  

– И чего мне бояться? Что в холодном доме без дров и еды, что в лесу посреди льда, все одна участь. Не понятно мне только, за кого так печетесь. Я ведь не ярлова дочь, да и магов в роду моем нет, и приданного не берегу, какая вам с того польза?  

Не ответил на то ничего, встал уж было и к ней шагнул, но в лицо подул холодный ветер. Как открыла Инга глаза только снег осыпался к ногам.  

А уже к середине зимы, на праздник, постучался ледяной маг в дверь дома да так, что разбудил старуху Фрейю. Удивленная, она попросила дочерь открыть дверь, да и та едва не оторопела, увидев его не в сопровождении снега и ветра, а стоящего смирно на пороге.  

– С чем вы к нам пожаловали? – Спросила она не зная, как позвать гостя к очагу, и как матери его представить.  

– Хочу узнать, ждала ли ты прихода моего. – Последовал странный ответ.  

И вмиг вернулось то чувство с их первой встречи, что теперь не страхом отдавало, но алой краской на щеках. Опустила взгляд свой охотница, да все таки сказала то, что было на уме.  

– Ждала.  

Он поднял ее личико, заглянув в глаза, но как она не глядела в голубизну его сапфиров, не могла понять, что же блистит там, за холодными льдинками. И улыбка была такой же загадочной – толи радости, толи коварства.  

– Так возьми же, и впредь меня на вы не называй.  

Он отдал ей свой амулет, невиданной красоты фиолетовый камень. С шеи снял и вручил, как когда-то отец дарил из походов подарки. А тогда и исчез, но на этот раз не осталось незамеченным сие деяние.  

– То-то мы не голодаем, когда вся деревня концы с концами еде сводит. – Догадалась Фрейя.  

– Он лишь попросил меня в лес не ходить, не мешать его работе. А с чего это вдруг на подарки расщедрился, того я не знаю. – Призналась Инга.  

– Не иначе как нашел себе невесту. Знай же: с весною уйдет нечистивый, и дарами его не брезгуй, будет приданое, будет и жизнь хорошая. Второй дар прими, а третий не принимай – на третий раз подарит кольцо, так и женится, а что дальше будет того сама Хель не знает.  

От слов матери стало страшно молодой охотнице. Не хотела она в ледяной дворец, и замуж не хотела. Те-то парни с деревни они глупые, они ее так прямо и звали, а этот вот каким подлецом оказался, все какими-то окольными путями и своими ритуалами сделал. И сидела она на лавке, и глядела на тот подарок – уже второй, после золота. Глядела, а выкинуть не могла, ведь глядя на камень вспоминала Торольва.  

И чего он ей так запал в голову? Не иначе, приворожил – утверждала матушка. Глаза его и днем и ночью преследовали, а уж от улыбки той загадочной сердце стучало быстрее. А вместе с тем доносились и слухи – о людях, что их тела нашли в лесу смельчаки. Все замерзали в сосульки, как тот заяц в силках, и ее туда же спровадит, вот только перед этим еще и обманит.  

Так, когда начинался последний месяц зимы, повстречала у колодца мага снова, но не дала ему и слова сказать, взыграла кровь отца-воина.  

– Ты забрать меня хитростью решил, заигрался в свои игры, а я тебе не лед, чтоб из меня формы ваять. Королям будешь льдины в спины втыкать, ну а меня оставь в покое. Коль решишь колдовать так вперед, только знай: я по доброй воле тебе не отдамся!  

И тогда вдруг лицо его словно ожило, да исказила его такая гримаса боли, что сама Инга тут же пожалела о своих словах. Но боле сказать ничего не успела: маг исчез, а вместе с ним прошли и напасти. Морозы пошли на спад, пропали бури, люди стали чаше выходить из домов, радоваться и смеяться. Быть может, из-за нее они все страдали, что никак не могла отвадить проклятого ведьмака?  

Так и мать говорила, и сама охотница была уверена, пусть сердце и щемило от столь жесткого отаказа. Будто бы здесь ее ждала лучшая жизнь? Может, и ждала бы, с таким то камнем и со шкурою оленя, да с золотом кто-то и женится. И все же не могла она больше смотреть на воителей молодых, вспоминая каждый раз блеск его глаз.  

В один из таких дней – не больше десятка до конца зимы оставалось – посватался к ней приезжий, и так же был отослан, но заметил странный кулон на шее и понимающе закивал.  

– А, вижу, кого ты ждешь. Ну, значит не судьба.  

Что же нашло на Ингу? Сложно сказать. Все то, что неделями болело, и то, что на уме было, и то, что на сердце лежало. Рассказала она тому незнакомцу, что не ждет никого, и как та история с магом обернулась.  

– Да уж, печальный конец. Хорошо, что я не пошел по зову Стихии и не стал айстролкарлом, не то так же закончил бы.  

– Так что, не ушел он?  

– Скорее всего так и остался в лесу, да не колдует больше. Чтобы стать магом льда надо от огня отречься, и тело твое станет холодным, тогда и лед к нему потянется, но есть у них один последний источник огня – это сердце. И вот если оно обратится в лед, больше он не жилец.  

– Ведь их сердце и так изо льда...  

– Люди говорят одно, на деле другое. Не каждый учил магию льда, но все почему-то об этом знают.  

– О, боги-асы, что же я его на гибель обрекла. Умоляю, скажи, как мне найти Торольва, хоть живого хоть мертвого да поскорее!  

– Этот самый камень тебя приведет, если захочешь найти, но учти, когда маг умирает, Стихия по нему горюет, и уж никому не унять того горя.  

Но теперь... Разве было дело ей до того? Инга бросилась в лес, и сама не знала, как же ноги ее вели по совершенно незнакомой дороге. Оказалась она у горы, где когда-то жгла костер, только с другой стороны. Там была пещера, где всюду валялись битые флаконы из-под зелий, а по стенам расползался иней. Там содрогались стены от жутких завываний метели, что теперь словно плакала. И там лежал Торольв, на своем привычном ложе из мягкого снега, лежал и непонятно было, жив или мертв.  

Она взяла его руки, столь же идеально гладкие и холодные, как обычно. Она знала, что он может просто растаять от ее тепла, и все равно позволила упасть горячим слезам.  

– Не успела, ну что за напасть! Зачем же я слушала, кто там что говорит, ведь мое сердце знало, всегда знало, как надо было сделать!  

– Сердце... Своего я почти не слышу. – Открыв присыпанные инием веки едва слышно прошептал ее маг. – Прошу, уходи от сюда, оно остановится, уже скоро, и тогда все тут покроется льдом.  

– Я заставлю его стучать вновь, слышишь! – Сев на край ложа, охотница убрала прядь волос с лица возлюбленного, что пленил ее с первого взгляда.  

– А если поздно?  

– Тогда останусь рядом.  

Наклонившись, она поцеловала его, и тогда маг словно ожил на мгновение, обнял ее своими руками, такими холодными, но в то же время нежными. Девушка упала на него, ощущая, как ее сердце пытается поделиться теплом, увы, от того только собственное тело охлаждалось.  

И он ослабил хватку, собираясь отпустить, но она только сильнее прижалась, продолжая поцелуй. Тем не менее, его сердце обратилось в льдинку, и теперь крепкий лед разползался по телу, сковывая обоих. Как две прекрасные статуи, что их похоронил под собою иней.  

А на весне лед растаял, все же, какой бы холодной не была зима, она отступила. Да, драугры все еще бушевали, но успокаивать их пришел маг ветра – веселый и добродушный, ему даже ворчливые старики были рады. Разгоняя нежить наткнулся он на последний холодный ветер, что уносился до зимы в глубины земли, и рассмеялся, вспоминая, как они вместе учили трансфигурацию у старого риксгоди.  

– Что, Торольв, снова в путь? О, я вижу, на этот раз не один. Ну, поздравляю.  

А проводив холодные порывы, добавил про себя:  

– Побери тебя Локи, да хоть бы позвал на торжество, эти айстролкарлы... Они неисрпавимы.