О бабушках и традициях

Своих дедушек я видела только на фотографиях: так уж случилось, что папа остался сиротой, когда ему было семь. А мамин отец ушел за год и двадцать дней до моего рождения. В нашей семье принято говорить именно так — ушел от пневмонии, ушел от язвы, ушел молодым…  

Зато бабушек у меня был полный комплект. Они были одного возраста, но разных вероисповеданий, что хоть и не сделало их врагами, но стало причиной снисходительно-брезгливого общения на «вы» и по имени отчеству. Благо, жили они в четырехстах кілометрах друг от друга и за более чем тридцатилетнее знакомство, закончившееся уходом одной из них, виделись от силы раз десять.  

До моих 12 лет мы жили с бабушкой отца в маленькой комнате о девяти квадратах. У нее было 11 внуков и дети моей матери относились к категории наименее любимых ибо рождены были католичкой, а для ортодоксальной православной дамы, которую местный батюшка именовал не иначе как «благочестивая София», такая ситуация была, что называется, из ряда вон.  

Но надо сказать, что мы не были обижены или напрочь обделены ее любовью, это было бы нечестно, просто любовь к детям ее четверых сыновей была разная, ну вроде как всех люблю, но некоторых сильнее.  

Бабуля была невысокого роста, полная, с крючковатым носом и седыми кучерявыми волосами- ярко выраженная еврейская внешность, украшенная, правда, горбом, который все ниже клонил ее к земле и к 70 годам бабушка Соня смотрела исключительно в землю и лица выросших внуков она видела только тогда, когда они присаживались напротив нее.  

Дважды в год — на Рождество и на Пасху — бабушка за большим столом собирала все свое огромное семейство. Не прийти можно было только если ты ушел в мир иной. Представляете себе: четыре сына, четыре невестки и 11 внуков, а потом уж и правнуки (13 правнук родился уже после ее ухода)!  

Баба Соня топила печь, пекла коричные кренделя и маковые пироги, которые складывались в детскую ванночку для купания. Вот бывает в рецептах «столовая ложка сахарного песка с горкой», а у нас была целая ванна вкуснейших ароматных булочек с горкой. Бабушка делала жидкое тесто, обмазывала им большущий свиной окорок и запекала в той же печи, стоявшей посреди кухни. Обязательным был таз оливье, уложенная на большие овальные блюда сельдь под шубой, огромная ведерная кастрюля вареной картошки, с десяток соленых селедок чищенных-нарезанных-украшенных колечками лука, сладкий компот из сушеных груш. А на Рождество к этому великолепию добавлялся еще и постный борщ с ушками -это такие жареные пельмени с грибами.  

Все четыре невестки приносили к столу свои блюда, кто фирменные, кто новые, неопробованные и по этой причине на столе было столько еды, что места хватало только для маленьких тарелок, расставлять которые поручалось нам, внучкам.  

А еще бабушка никого не отпускала с пустыми руками: каждый из сыновей уносил с собой тяжелую торбочку с припасами.  

Вот такая вот традиция, которая тоже ушла. Вместе с бабушкой.  

Мамину маму в деревне называли Маня Боса, потому как она всегда ходила босиком, даже по снегу и надевала обувь только когда ездила в город или ходила в костел. Она была худенькой, маленькой и круглолицей и жила в деревне с милым названием Куколки. К сожалению, она не имела счастья собирать семью за одним столом в праздники, потому как жили мы все в разных городах, а бабушка вела одинокую жизнь в маленьком домике, который моя прабабушка, уезжая с дочерьми в Польшу, продала собственному сыну и очень даже не задешево. Зато внуки приезжали к бабушке на лето и эти три месяца были для нее огромным счастьем.  

– У всех внуки как внуки, а у меня с русскими именами, -вздыхала бабушка, мечтавшая, чтобы ее восьмерых внуков звали Казиками, Лёдями, Крысями… Меня она любила сильнее всех, я была ее радостью и ее надеждой. Увы, несбывшейся, потому как при всей моей огромной любви к бабушке, я не хотела стать католической монашкой, хотя послушно ездила с ней в костел каждое летнее воскресенье.  

По утрам бабушка вставала до восхода солнца, доила корову, приносила парное молоко, доставала из-под курей свежие яйца и, как она это называла, пекла яечню. Со шкварочками. К ней прилагались оладьи, гордо именуемые «пшонными» или драники. Третьего не дано. Чем не традиция? А?  

О бабушках я могу рассказывать вечно. Было бы кому слушать… И ваше счастье, что дедушек я видела только на фотографиях...