Агластия. Дворянка.

Гребень мягко приглаживал кудри. В солнечном свете они отливали золотистым, хотя на самом деле были каштановыми. Из зеркала на нее смотрела девушка. Пухлые губы взволнованно приоткрылись, покрытые матовой нежно-розовой помадой. Тонкий слой пудры делал и без того светлую кожу совсем белоснежной. В темно-зеленых глазах притаился страх. За ее спиной стояла эльфийка – ростом немного выше нее, но гораздо стройнее. Ее каре пшеничного цвета на фоне  

каштаново-золотистых волос хозяйки выглядело мило, но блекло. И одета она была в неприметное  

желтоватое платье.  

– Агластия! – послышался властный высокий голос.  

Агластия невольно вздрогнула. Уголки губ опустились, как перед плачем. Застучали каблуки и в комнату ворвалась женщина. Ее не очень большие, но выразительные глаза словно поблескивали  

красным цветом, что в сочетании с  

угольно-черными волосами придавало ей зловещий облик, словно вампирессе или колдунье. Увидев дочь, она сердито поджала тонкие, горящие  

ярко-красные губы. Затем перевела взгляд на служанку. Та не смутилась, не отвела взгляд, лишь смотрела на нее широко распахнутыми глазами.  

– Феленна, поторопись!  

Кивнув, Феленна добавила к прическе несколько ленточек. Агластия взглянула на себя – наряженную и разукрашенную... проданную. Стоило ей об этом подумать – отчаяние захлестнуло ее с головой.  

– Мама, пожалуйста... Я не хочу этого!  

– Не начинай! – стремительно приблизившись, та сжала плечо дочери.  

Та дернулась, из груди вырвался то ли всхлип, то ли стон, ещё немного – и у нее останутся царапины. Их глаза встретились в зеркале – одни наполнены ужасом, вторые гневом.  

– Не понимаю, зачем ты это делаешь! Сама ведь знаешь, что на меня твои капризы не действуют! И я не позволю тебе и дальше бездельничать!  

Рука с плеча переметнулась на локоть. И она повела ее. Агластия и сама понимала, что это должно было случиться. Но все равно – больно, обидно, страшно и унизительно. Корсет стягивает, точно доспех, тяжёлые полы бьют по бёдрам, явно не предназначенные для столь быстрой ходьбы.  

Солнце ласково пригревает, но от волнения ей казалось, что в груди застряла ледяная глыба.  

Однако Агластия не ответила на это, продолжая  

изучать его. Густая черная шевелюра, серые внимательные глаза, тонкие губы, средний рост...  

Было в нем что-то такое, что вынуждало держаться настороже.  

Ощущая спиной взгляды родителей, девушка медленно приблизилась к нему. Аккуратно взяв ее руку прохладной тонкой ладонью, он нежно  

прикоснулся к запястью губами – казалось, словно бабочка слегка щекотнула ее крылом.  

Разогнавшись, представился:  

– Норберион Ардесс де Ласафан.  

– Агластия Венфириэн де Арансэ, – медовым голосом представилась она и легонько коснулась его щеки.  

Впрочем, эти жесты не означали каких-то особых чувств, скорее проявление вежливости. Агластия перевела взгляд на стоящую за его спиной женщину.  

Ее волосы хоть и были рыжими, но какими-то блеклыми. Встретившись с Агластией взглядом, она робко улыбнулась, ее карие, цвета молочного шоколада глаза потеплели.  

– А это моя матушка – Илдея Алинкия де Ласафан.. Черноволосый мужчина смерил ее взглядом холодных, словно предгрозовое небо, глаз. Его сходство с сыном поражало. Он слегка коснулся пальцев Агластии – она отметила, что его рука горяча, суха и крепка. Невзирая на привлекательность, в отце и сыне ощущалась некая угроза.  

– Раммил Кемстрон.  

Широко улыбаясь и лукаво блестя большими зелеными глазами, к ней подошла девушка. Ярко-зеленое платье подчеркивало рыжину ее волос. Она и сама казалась огнем.  

– Кальвирна Эребера, – проворковала девушка, коснувшись ее руки горячими пальцами.  

Брови Агластии взлетели:  

–Вас назвали в честь демоницы?  

Раздался негромкий, похожий на урчание кота, смех. Удивленно повернувшись на звук, девушка встретилась взглядом с будущим свекром.  

–Уверяю, у вас еще будет возможность убедиться, что наша Каль еще та демоница!  

–Папа! – девушка густо покраснела, невзирая на  

пудру.  

Губы Агластии растянулись в кривую улыбку. Пожалуй, если она подружится со свекровью, все будет хорошо. Взгляд девушки упал на кареты за спинами ее новых родственников. Белые, как и ее платье. Но если платье расшили серебристым узором, заметным лишь на солнечном свету, то карету украсили золотом. На одной оскалились волчьи головы, на другой  

горделиво раскрыли крылья чайки. На той карете, что с волчьими головами – яростно развевался темно-зеленый флаг с небольшими черными точками. На той, что с чайками – синева с белыми прямоугольниками.  

Это символизирует оба рода и их земли.  

Стремясь не заплакать, она прикусила язык. Это помогло, она даже выдавила из себя улыбку и, не глядя ни на кого, вошла в карету. Обшитые  

темно-зеленым бархатом подушки ждали её.  

3астучали копыта. Украдкой вздохнув, девушка уставилась в окно. Приветливо покачивались деревянные вывески, флаги трепыхались на ветру.  

Туда-сюда сновали простолюдины, почти все они несли в руках ящики, мешки, корзины... Не  

сдержавшись, презрительно фыркнула. Простолюдины.. Хоть они и пытаются казаться свободнее -но на самом деле рвутся к деньгам и власти намного сильнее обедневших, но но сохранивших честь и достоинство дворян. Дворяне хотя бы не гнушаются подкладывать своих дочерей в надежде получить бастардов. Мысли девушки переметнулись на Норбериона. Все-таки чего она боится больше – чтобы он уделял ей внимание или был холоден и изменял? Украдкой взглянув на мать, Агластия поняла, что с ней говорить на эту тему точно  

не будет. Все, что матери от нее нужно-беспрекословное подчинение. Мысли об этом пробудили в ней горечь и облегчение. Все же невестка- это другое положение.  

Несмотря на волнение, Агластия все же заставила себя выйти из кареты самостоятельно. Сердце замирало, солнце  

пригревало и даже полы платья уже не  

хлестали, а ласково приглаживали. Как будто обстановка смягчилась, увидев ее согласие. Из кареты вышел ее отец. Они редко общались, ведь он часто уезжал. И все же он относился к ней теплее, чем мать.  

Грустно улыбнувшись, он слегка хлопнув дочь по плечу – горячая крепкая ладонь мимолетно коснулась ее и он пошел в церковь.  

Агластию кольнуло ядовитое чувство вины.  

Ну в самом деле, могла бы хоть ради отца вести себя  

лучше. И в то же время злость жгла ее изнутри – что ее попросту продали. Даже несмотря на то, что выбрали  

хорошую партию. Не глядя ни на кого, гордо подняв голову, девушка вошла внутрь.  

Изнутри церковь оказалась просто огромной. Узкие  

окна располагались почти под потолком, через них  

виднелась лишь синева, украшенная облаками. Как будто нарочно – чтобы отгородиться от мирской суеты и видеть то, что вечно.  

Но, несмотря на это – здесь все равно царил  

полумрак. Впрочем, он лишь придавал  

таинственности. Скамьи, обычно простые, сегодня  

накрыли синим атласом. Цвет их рода.  

И даже переход в другую семью не заставит ее об этом забыть. Ободренная этой мыслью, девушка  

вложила свою ладонь в руку отца..  

Приглашенные музыканты начали играть, а она  

неспешно пошла вперед. У алтаря стоял священник.  

При взгляде на него Агластия с ехидством подумала,  

что он годится ей в прадеды. Его впалые щеки в полумраке отливали серостью, на лице торчали короткие белоснежные щетинки. И в целом он  

выглядел усталым, словно вот-вот уснет. Как ни странно, ее это развеселило. Что скрывать, ей хотелось, чтобы эта церемония побыстрее закончилась. Замечтавшись, девушка уставилась в одну точку, слова священника превратились в неразборчивый гул.  

– Леди Агластия, вы согласны?.  

Встрепенувшись, она выпалила:  

– Да!  

Норберион мягко повернул ее к себе. Его руки легли на талию. От этого Агластия невольно сжалась. Превозмогая страх, робко приоткрыла губы и закрыла глаза. Медленное прикосновение обдало ее нежным теплом. Левая рука Агластии сама собой поднялась и остановилась на затылке. Правая рука крепко обнимает его за плечи. Страх отступил и,  

повинуясь возникшему порыву, девушка впилась в его губы так яростно, что даже самой стало стыдно. Но она знала, что хочет быть с ним.