Угадаем с тобой, или Курортный тет-а-тет

Дело было в девяносто пятом. От меня наверняка несло перегаром и слишком большой уверенностью. А она... Была идеальна.  

Налакаться в Сочи—это очень милое дело. Иногда, конечно, выходит боком. Но душа так и просит! В тот раз я ей не отказал.  

Лето, разумеется. И разумеется, ноги несут в ресторан. И как-то, я уж не помню точно, но из тёмного чуда вечерней набережной меня занесло туда.  

Все было знакомо и мило сердцу. На сцене вся группа пропотела насквозь. От накуренности их было видно скверно, но, конечно, они получали удовольствие—по-другому тут просто не играют.  

Вообще говоря, одному в ресторане делать нечего. Можно было догнать тот алкоголь, что уже был во мне. Стало совсем жарко, и пришлось оставить свой единственный выходной пиджак и остаться в столь же одинокой рубашке.  

Помню, в тот день я был с перебором угрюм. Я ещё и сел у окна, такая вот проволочка в жизни случается. Ресторан магическим образом оказался не под завязку, и место у выхода—моё. А потом вдруг засмотрелся на парочку одну... Это надо рассказать.  

Я, в общем-то, в отпуске тогда был. Связь моя с женой была по-телепатически явственна и ощущаема, оттого никаких злодейств совершать не  

хотелось. (Да ну я и не такой вообще. ) И вот от неё, видимо, мне и передали этот момент, эти переживания. Так вот. Чёрное море чернее некуда, и вот выходит он. Кавалер, значится. На руках гордо возлежит девушка. А вот молодой человек очень негордым образом трусится всеми своими членами и все ищет площадку для посадки. Море зовёт упасть в себя, само еле стоя на ногах, катаясь то туда, то сюда. Тяжело молодому, ох тяжело. Я заказываю второй графин и продолжаю наблюдать. Сердцу неспокойно.  

Парню, конечно, сейчас вообще ни о чем не думается. А девушка смеётся, ей легко, у неё жизнь идёт! А у кого-то она может и закончиться, если дорогой человек прямо сейчас бухнется на асфальт. Я шепчу: "Держись, старина" и накаляю градус напряжения из вновь прибывшего графина. Воздух пахнет костром и шашлыками. Я верю в удачный исход.  

Я чувствую, что ему нужна моя помощь, но все никак не могу поймать его взгляд. Парень идёт вслепую! Это высшая степень плавания по течению. Он отдал свое счастье Сочи. Только оно его и спасёт.  

И оно спасает. Под ногами у них шуршит песок, и я успокаиваюсь. Дальше можно... Да, точно. Он сверху, она под ним. Но теперь-то! Теперь это он просто так задумал. Я отпускаю его в добрый путь. Кавалер спас свою честь.  

Моя мужская солидарность рвётся наружу в надежде обрести какую-то ощущаемую форму. Смотрю на сцену—удивляюсь, как музыкантов ещё не хватанул удар. Зато людям вокруг хорошо. И хорошо как-то по-особенному. Ощущение, что то, что с ними сейчас происходит, будет в их жизнях всегда. Этот ресторан, эта музыка, это лето. Счастье временной петли, о как!  

Но пока что мне как-то не чувствовалось. (Сейчас оглядываюсь и понимаю—и не должно было. Почувствуешь—потеряешь. Просто я захотел чего-то большего, чем в тот момент заслуживал. ) Было одиноко есть, пить. И я даже не успел подумать о своём одиночестве как следует, как вдруг...  

Лесоповал. Дело плохо. Мне он сейчас одному был ну никак не нужен. Глаза забегали, заискали. Вдруг вижу угол. Непростой такой.  

—Мадмзель, вы поспособствуете утолить одиночество молодого повесы? (Мне 34, и я, уж конечно, не повеса. Та моя реплика была, безусловно, неудачна. Но я так почувствовал. )  

Платье у неё было такое интересное. Ужасно синее. В моей голове как-то сложилось, что синий цвет—эмблема одиночества, и оттого лишним для неё я не буду. И, что самое смешное, я угадал.  

—Пожалуй, что позволит.  

Подумав, что не зря все-таки я надел свою парадную рубашку, я подал даме руку и отправился в путь. Попутно в голове набегали лагерные медляки, подталкивали меня, улюлюкали и в один голос заверяли, что я, конечно, сейчас опозорюсь. Но во-первых, я был далеко не так пьян. Во-вторых, я все же был одинок в тот вечер. И некоторые глупости мне были позволены.  

Итак, белый лебедь на пруду. (Хотя скорее красный гусак. ) Талия падшей звезды у меня в руках. И я ее, значится, качаю. Пытаюсь рассмотреть причину её столь быстрого согласия. Вижу глаза—голубые. Вижу волосы—блондинка. Вижу её целиком—роковая женщина. Вопрос остался не разрешен.  

Кладёт голову на плечо. Такое даже жена у меня делает нечасто. Ну а я что? Руку с талии на макушку, вторая на подстраховке. И от её волос в мою жизнь наконец просачивается счастье. Боюсь спугнуть и слушаю песню. (Танец не контролирую вовсе—оно само. ) Про самому мне не надо это, кстати, правда. Зря шансон не любят, ох зря.  

Наконец вечер течёт так, чтобы я чувствовал. Становится неловко, что я для этого использую женщину в своих целях и шепотно спешу загладить свою вину:  

—Могу ли я вам быть как-то полезен? Вы только скажите.  

—Просто танцуйте. И молчите.  

Но злобы в её словах не было. Скорее отдушина. (Об этом я подумал уже много позже, конечно. Тогда я был слишком нагл и пользовался моментом. За что прошу прощения. )  

Меня вконец укутало. Я почему-то задумался про шестой номер, но понял, что ждёт меня от этого лишь ещё одна пошлость. Оттого поспешил воспользоваться советом дамы. И замолчал.