Валерка

"Кормят мам нас хорошо. Даже отлично. Фрукты, овощи, ну всё как ты любишь. Я поправился на четыре килограмма, увидишь, не узнаешь. Мордатый стал. Ребята здесь все как на подбор. Отличные товарищи, коммунисты. Командир наш – майор Морозов, кадровый военный. У него ещё царские награды имеются. Седой, а на полосе препятствий его не догонишь. Наша застава вообще является показательной. Недавно к нам даже приезжал сам Лаврентий Павлович. Да, да Берия. Серьёзный мужик, въедливый. Всё сам лично обошёл, проверил кухню, казармы, медчасть, даже секреты. Велел Сан Санычу, ну то есть командиру нашему, на позиции – в окопы, траншеи и блиндажи больше боеприпасов и лекарств притащить. На всякий случай. В общем, мам, всё у меня отлично. Здоров, весел, ноги в тепле. Как задождило, так сразу твои шерстяные носочки одел. Спасибо большое. Знаю, что там у вас говорят, но если немец рыпнется накидаем ему по первое число.  

Да, чуть не забыл, не ругай Светку и Сережку. Пусть берут мой велосипед и мяч. Ну чего им без дела лежать. Целую вас всех и обнимаю. Твой сын Валерка".  

Накидаем по первое число. Легко сказать. Ладно, не буду маму расстраивать. Ну не смог я правду написать, не смог! Найдут меня, так может хоть это письмо, последнее, но будет хорошее. Пусть последнее будет хорошее. Правда, я кое-что не дописал... попозже.  

Кто ж мог подумать, что нас и самолётами и артиллерией, спящих? Нет, ну мы-то, не спали. Пограничники никогда не спят. Но других? А потом танками, пехотой и снова танками. Спасибо Лаврентий Павлович за добрый совет. Патроны, медикаменты и жрачка пригодились, пятый день гады наши позиции взять не могут. Морозова жалко, героически погиб мужик, когда на правом фланге пехота прорвалась. Полчаса втроём вели огонь из пулемёта и винтовок. Никак мы им помочь не могли, нас тут самих знатно развлекали. Да и потом у нас было три "весёлых" дня.  

Эх! Пожить-то ещё охота конечно. Но видать конец. Один я остался. Вчера Сапожникова и Крылова лично похоронил. Приказа отступать не было, а значит, погибаем, но не сдаёмся.  

Так, что у меня есть? Шесть гранат. Винтовка и восемьдесят патронов к ней. ППШ, повреждённый, но вроде стреляет ещё. К нему шестьдесят патронов. "ТТ" нашего лейтенанта и два магазина. Лопатка, острая. Штык-нож, не раз уже мне жизнь спасавший. Нормально, повоюем ещё. Вот сейчас этих сволочей постреляем, и кое-что допишем. Мамка ругаться будет…  

* * *  

– Вот тут его тело и нашли. Я это отлично помню. Пацаном был, но помню. Здесь всё гильзами было усыпано, и там и вот там тоже.  

– Позиции менял.  

– Ага, точно. Он ведь как? Подкараулил немцев в этой балке. Склоны тут крутые, песок опять же, карабкаться неудобно.  

– А почему немцы по мосту не пошли?  

– Так Морозов приказал мост ещё двадцать второго июня взорвать. А сюда они пошли потому как брод здесь. Вот прямо напротив балки брод. Поди, думали обойти, думали, на заставе кто-то ещё выжил. А он один был.  

– Мам тебе плохо? Может пойдём?  

– Нет, нормально. Пётр Ильич, а как он выглядел, когда его нашли?  

– Как? Да нормально. Перевязан был в нескольких местах. Лежал на спине, улыбался, в небо смотрел. И знаете глаза такие голубые, голубые. Мужики даже расплакались. Он карандаш в руке держал.  

–… спасибо. Его последнее письмо нам переслали. Мама его прочла и хранила до смерти. Теперь мы храним.  

– А вы кто ему будете?  

– Я сестра. Светлана меня зовут. А это мой сын Алексей и мой внук Борис.  

– Извините, если чего...  

– Нет, всё нормально. Всё хорошо.  

– А как эта местность называется?  

– Как называется? Так, Алексей, так и называется – «Валеркина балка». Здесь же всё кровью его полито. Вы даже себе не представляете, сколько тут немцев мёртвых лежало. И там, и тут и на склонах, россыпью. А рядом с бродом, он два грузовика взорвал и бронетранспортёр, вместе с этими гадами. До корочки сгорели. Герой, настоящий герой.  

– А сколько?  

– Борис ну чего ты?  

– Пап ну интересно же.  

– Нет, нет внучок прав. Я сам тела не хоронил. Но отец говорил, что не считая сгоревших, насчитали шесть десятков или около того.  

– Мам не плачь. Ну чего ты? Пойдём. А то у тебя опять сердце заболит. Боря возьми у бабушки сумку.  

– Кхм, Светлана...  

– Владимировна.  

– Светлана Владимировна тут есть ещё кое-что…  

– Что?  

– Ну, в общем, я же говорил, что когда нашли тело, Валерий что-то писал.  

– Да, да, говорили. Мы получили то письмо.  

– Я понял, но тут другое. Там была ещё одна страница. Вся в крови, несколько строк, но не разобрать. И отец мой её не взял. А я сохранил...  

– Продолжайте, пожалуйста, Пётр Ильич.  

– Я её хранил, кровь героя… ну вы понимаете. В общем, сейчас её уже нет, но я разобрал те слова.  

– Что он написал?  

– А вы сейчас там же живёте? В той же квартире?  

– Да, там же. Ремонт недавно сделали.  

– Лёша, да что ты со своим ремонтом!  

– Мам, просто пояснил.  

– Брат просил прощения у вашей мамы за то, что продал парочку отцовских голубей, чтобы... чтобы купить вам на утренник розовые лаковые туфельки. К тому розовому платьишку, которое подарил отец, перед тем как умер. Он написал, что спрятал их в коробке за доской на полатьях. Наверное, они и сейчас там.